Девушка Алёна рыдала в торговом зале финансовой компании посреди полнейшего офисного бардака. Страдалицу окружали огромные мерцающие мониторы дорогих мощных компьютеров, разбросанные в беспорядке стулья, атмосфера, перенасыщенная едким сигаретным дымом. На выставленном в центре большой комнаты столе громоздились полупустые бутылки с коньяком при нехитрой закуске. Столешницу «украшали» шкурки от лимона, обрывки упаковки, шоколадные крошки, рассыпанный сахар, полупустой чайник, грязные пепельницы и чашки с недопитым кофе.
Истерически всхлипывала Алёна, натужно дышала. Полностью отдавалась постигшему её несчастью. Нервно вздрагивала в бесполезных попытках убрать волосы, беспорядочно разметавшиеся по её красивому лицу. При этом время от времени она успевала до неприличия глубоко затягиваться ароматным дымом от сигареты, крепко стиснутой между пальцев её дрожавших рук. Мало того, вперемежку с затяжками Алёна часто и без устали глотала коньяк из большого бокала, куда трейдер Серёга постоянно подливал ей очередную дозу.
От навалившейся внутренней опустошённости Алёна даже не могла толком разговаривать. Правда, до своего горестного онемения девушка успела кое – как рассказать друзьям о случившейся с ней беде, после чего попросту отрешилась от всего и захлёбывалась собственными слезами вприкуску с hennesy. Трое парней, составлявших ей компанию, задумчиво сидели возле стола и поддерживали страдалицу деликатным молчанием. Ребята тоже пребывали в совершенно безрадостном настроении, которое им не повышало даже обильно поглощаемое виноградное зельем.
Время от времени один из парней подходил к компьютерам, изучал биржевую обстановку на мерцающих экранах мониторов, горестно вздыхал и возвращался назад. Экраны показывали текущие торговые котировки на финансовых рынках всей нашей огромной планеты. Там было много чего - постоянно колеблющиеся цены акций, облигаций, мировых валют, нефти, золота и прочих биржевых товаров. Всё мерцало, цифры стремительно менялись, графики движения котировок автоматически строились и тут же перестраивались. К великой печали ребят на экранах мониторов быстро разливался красный цвет...
Это не было привычном символом наших минувших побед под красными стягами, нет. Красное на капиталистической бирже давно уже символ снижающегося, падающего рынка. Цвет биржевого пессимизма, оттенок откровенной печали для тех «инвесторов», а правильнее сказать биржевых спекулянтов, которые прикупили акции, по - детски веря в чудеса и в надежде на быстрый рост цен. Лёгкое, утопающее в багрянце тоски коррекционное мерцание зелёных фигур на экране сигнализировало лишь о кратковременном повышении цен какой – нибудь из акций. Это совсем ненадолго сглаживало общую унылую картину биржевой паники. Рынки валились, сходящие с ума спекулянты продавали по любой цене всё, что только могли продать, уходя от греха подальше в хоть какие – нибудь ещё остающиеся на рынках деньги.
На дворе стоял холодный ноябрь 1997 года, время, когда мощное цунами азиатского финансового кризиса накрыло собой весь мир. Тридцатилетние парни, работавшие трейдерами, стали одними из первопроходцев российского фондового рынка. Они впервые столкнулись с настоящим биржевым крахом. Как вести себя – не знали, потому что два года до этого существовали в комфортных условиях постоянно растущего рынка, снимали с него немалые прибыли. Жизнь казалась незыблемой, перспективы светлыми, потенциал роста котировок – неисчерпаемым. Теперь вот такое. Как затрещина обухом по голове, как хук слева от Майка Тайсона, как буравящий удар танков Гудериана в июне 41 – го по войскам Западного фронта. Это был явный нокаут.
Костя первым не выдержал установившейся гнетущей тишины, прерываемой только угасающими всхлипами Алены. Она немного успокоилась благодаря опустошению большого бокала благотворно действующего напитка. Снова налил себе полную меру коньяка, залпом выпил добрую её половину, вгрызся зубами в дольку лимона после чего, отдышавшись, сказал:
- Заливают, суки, по самые гланды. Всё подряд льют буржуи проклятые. Чувствую, завтра у нас весёлое открытие рынка будет, с хорошим таким вертикальным падением.
Удрученный Серёга поддакнул коллеге:
- Хоть на работу не приходи с утра. Продали бы всё вчера, так сегодня сидели бы на бабках и откупались на минимумах.
- Чего же не продал, кто тебе мешал – то на своих позициях ? - с усмешкой спросил Павел, такой же трейдер, как и Серёга с Костей.
Павлу было куда как легче рассуждать, потому что он оперировал на рынке облигаций ГКО, откровенно воровских государственных бумаг образца 90 – х. Облигации те всегда давали стабильный процентный доход и редко когда падали в цене. Ещё Павел умело размещал на банковских депозитах свободные денежные остатки конторы. Причём всегда - под высокую доходность. Он раньше в нескольких банках успел поработать, многих начальников казначейств знал, легко договаривался с ними о хорошей процентной ставке. Разумеется, за копейку малую для банкиров от своей конторы.
Косте с Серёгой приходилось куда как хуже. Они отвечали за корпоративные бумаги, то есть торговали акциями крупнейших отечественных предприятий, «голубыми фишками» на биржевом языке. Но часть денежного торгового лимита была им выделена и под высокорисковые бумаги «второго эшелона», то есть акции региональных компаний, которые по оценкам аналитиков могли когда – нибудь иметь перспективы для мощного роста.
Серёга оказался предусмотрительнее, судьбу свою решил на прочность не испытывать, накупил только «голубых фишек», да ещё как хороший куркуль в деньгах резерв приличный оставил под возможное падение рынка. Костя же наоборот - рванул рубаху на груди и набрал на весь свой рисковый лимит акций предприятий региональной энергетики. Теперь он сильно переживал, потому что рынок по этим бумагам просто пропал – ни одной реальной котировки на спрос с утра не наблюдалось, одни предложения по продаже бумаг нависали над рынком чёрным крылом ворона, ледяной горой, такой огромной и холодной в своей незыблемой безнадёге. Беда состояла ещё и в том, что лимит Кости был чуть ли не вдвое выше, чем у Серёги. Костя считался опытным трейдером, хорошо разбирающимся в техническом анализе со всеми премудрыми цифрами Фибоначчи. Был уверен игрок, что всегда сможет предвидеть любое движение рынка. Только вот биржа считала иначе, не хотела она вписываться в стройные цифровые теории.
О разворачивающейся прямо на глазах катастрофе ещё не знал Димыч, начальник конторы, доверенное лицо всех акционеров и кредиторов. Как донести до директора печальную весть – об этом никто не ведал, даже думать не хотелось о неизбежном принесении покаянных голов на плаху гнева шефа конторы. Хорошо ещё, что Алёнка прискакала из своего банка и истерику устроила. Хоть повод появился за коньяком сбегать, утешить, приголубить девчонку, да и самим зарядиться антистрессом, проверенным годами.
Алёнку личная печаль настигла ближе к обеду, когда её торговую позицию принудительно закрыл банк, чтобы не плодить свои растущие потери. Общий убыток в итоге составил около ста тысяч долларов. Неудачно девчонка зашла на валютный рынок, купила немецкие марки за доллары, надеясь на укрепление курса главной европейской валюты. Вот только в рост пошёл зелёный американец. Естественно, руководство банка такое положение дел cовершенно не обрадовало, к Алёне сразу же возникли вопросы, и хоть какие - то ответы на них она прибежала искать у своих старых друзей. Димыч, Костя, Павел и Серёга когда – то работали вместе с ней в этом же банке, но потом Димыч организовал свою финансовую компанию, быстро сманил за собой приятелей, а Алёнку не стал даже и приглашать. Хотя сам к ней дышал не очень ровно, но девчонка только недавно вышла замуж, а потому тоже была неравнодушна, но только к своему мужу. Время ещё у неё не наступило для мелких адюльтеров, так что Димыч решил не брать на борт судна такой хоть и соблазняющий, но ужасно отвлекающий от дел балласт.
Внезапно пришедшая в себя Алёнка тихим, жалобным, но всё ещё дрожащим голосом спросила:
- Вот скажите мне, парни, какой упырь придумал этот валютный рынок, FOREX проклятый ? Пара минут сегодня всего - то прошло после открытия позиции, а уже банк в таком диком убытке и я, похоже, без работы останусь. Нехеровая такая лотерея вышла, да ?
- Чего это ты без работы ? – удивлённо вскинулся Серёга.
- Будто не знаешь, как у нас в банке кары всегда быстро происходят, - печально ответила девушка.
- Не факт ещё, - успокоительно произнёс Павел, - со всяким случается, на то валюта и рисковый инструмент. Сама же знаешь - есть прибыли, есть убытки, главное чтобы баланс был плюсовой.
- Ладно, утро покажет, может и не выгонят, успокоила себя Алёнка уже более – менее спокойным, хорошо размягчённым коньяком голосом.
- Опять заливать начали, сволочи, - буркнул Костя, подойдя к мониторам.
- Не рви сердце, - порекомендовал ему Серёга, - оно одно у тебя, а ты, дура, чего ради на FOREX полезла ? Сидела бы, как и раньше, на облигациях, да валюту клиентам по заявкам покупала. Чего приключений себе на задницу пошла искать ?
- Расти хотелось, развиваться, - снова всхлипнула заплаканная девушка.
- Ну хорош тебе уже выть, тоску нагонять, - с явной жестью в голосе произнёс Павел, - давай, Серёга, ещё по коньячку и хрен с ними, этими злыми буржуями. Пусть и дальше заливают. Они явно до дна рынка пошли, так давайте и мы этим сволочугам коньяком ответим, по самое что ни на есть дно всех бутылок наших.
Возражений не было, зелье шло хорошо, но магнетизм мониторов всё равно не отпускал, и скоро все разместились возле мерцающих цифровых колонок, графиков, котировок. Красный цвет неприятно бил ребятам в лицо. На грустных глазах всех присутствующих стремительно таяло благосостояние конторы, нажитое ранее двумя годами немалых усилий. Никто уже не сомневался в том, что завтра и на нашей, российской торговой площадке в момент открытия будет беда, потому что отечественный рынок бегал тогда за американским фондовым индексом Доу – Джонса как ослик за морковкой. Если старина Доу падал хоть на пару процентов, то всенепременно жди в России обвала, а если уж по американцу случался обвал, то и подумать было страшно о дне завтрашнем, не говоря уже о непрогнозируемом днище нашего хилого рынка.
Алёнка допила свой второй бокал, вздохнула и грустно выдавила из себя:
- Ладно, мальчики, хорошо с вами, но и честь пора знать. Сейчас муж подъедет, меня заберёт. Спасибо, родные, за поддержку.
- Да не кисни, старушка, - улыбнулся Серёга, - кто нам обещал вечное счастье в конце концов ? Работа у нас такая. Нервная, но почему – то без молока за вредность.
- Да похеру, будь что будет, жизнь не останавливается. Банков в стране много, устроюсь где – нибудь если что.
- Нам места забей, - хмуро отреагировал Костя.
- Куда же я без вас, оглоедов ? - впервые за вечер улыбнулась такая красивая, румяная от коньяка и наконец то успокоившаяся девушка, - пристрою, если только сама за вторым ребёнком не надумаю пойти.
Алёнка накинула плащ и упорхнула из офиса в стылую ноябрьскую темноту.
Парни после её ухода пребывали в какой – то прострации от всего происходящего. Особенно их огорчало поведение индекса Ханг Сенг биржи Гонконга, который никак не мог остановиться в своём пикирующем сваливании. Допили ребята назло злым буржуям коньяк до самого дна последней бутылки , но всё никак не могли оторвать глаз от экранов. Будто гипнотизировали их взглядами, а усилием воли, желанием своим пытались перекрасить мерцание в зеленый цвет – цвет надежды, роста, процветания, высоких зарплат с премиями и сопутствующих жизненных благ. Но магия сосредоточенных взглядов никак не помогала – экраны продолжали источать из себя красную кровь грозящего разорения конторы, нищеты, костлявой руки голода.
- Sic transit Gloria mundi, - мрачно заметил Серёга, - проходит наша слава былая на наших же глазах. Обидно, что ничего сделать не можем против этого цунами.
- The show must go on, - не менее хмуро подтвердил Павел, - досмотрим это шоу до конца, до счастливого, надеюсь, финала.
- В самом деле, ещё не вечер, - оживился Костя, - глядишь, откупимся на низах, усреднимся, убьём цену, на отскоке выскочим, дай Бог.
- Знать бы ещё, где они теперь, те низы, - справедливо возразил Павел, - а ты, злодей, ещё региональной энергетики хапнул, её теперь года два не продашь никому. На что усредняться – то будешь, чудо ?
- Ну облигаций твоих продадим, остатки из банков вытащим, - предложил Серёга.
- Херушки вам, ребята, - ответил Павел с металлическим отливом в голосе и яростно надавил на дно пепельницы, туша сигарету, - последний хрен пилить не будем, да и Димыч не даст. Так что шортите, играйте в псевдокороткие позиции, откупайтесь, освобождайте хоть какие – то бобы для себя, а там уж и усредняйтесь. Нам сейчас те бабки очень нужны будут. Костя, ну зачем ты в ту энергетику провинциальную полез, ну чего тебе в том Саратовэнерго, каким шоколадом намазано было ?
- Так ведь кто не рискует, тот не пьёт шампанское, - растерянно ответил Костя, ошарашенный мощным и, как ему казалось, совершенно несправедливым напором коллеги.
- Теперь зато обопьешься воды из – под крана да чёрным хлебом закусишь, - недобро парировал Павел. Затем тяжело вздохнул и добавил:
- Хорошо хоть, что я квартиру успел купить, обставить да переехать. Теперь долго лапу сосать придётся.
- Короче, хватит страдать, давайте разбегаться, - встрял в перепалку коллег Серёга, - мы тут ничего не высидим и не поправим, а погрызться всегда успеем. Путь будет что будет, как уж карта наша теперь ляжет.
Карта к утру легла очень плохо. Примерно как в преферансе – расклад четыре на четыре или два туза в прикупе на мизере. Рынки мировые за ночь ещё больше обвалились, российский же открылся в анабиозе непонимания происходящего и с утра ожидаемо полетел вниз без всякой поддержки.
Алёну на следующий день из банка не выгнали, но сразу же сильно понизили в должности. Отодвинули от операций на рынке. Директор Димыч пришёл в контору мрачнее тучи и при этом выглядел очень помятым. Он уже с вечера из теленовостей всё узнал, понял и сразу же зверски напился для успокоения души. Как человек, прочитавший немало интересных, содержательных книг и по этой причине обладавший неплохим воображением, шеф конторы прекрасно осознавал меру надвигающейся лично на него катастрофы. Потому выражений особо не выбирал:
- Чего делать – то будем, дармоеды ? Встретить обвал в бумагах – это, конечно, верх мастерства трейдеров. Нахер вы мне здесь такие «профессионалы» нужны ? У нас по текущим котировкам уже минус в капитале компании, а всё дальше падает. Как я долги - то людям раздавать буду ? – метался Дима по офису, хватаясь периодически за не до конца опохмелённую голову.
- Димыч, да ладно тебе, отрастет ещё, усреднимся на отскоке, все продадим хорошо, - неуклюже пытался успокоить его Костя мантрой про «отскок» и «усреднение».
- Молчи ты, вредитель, - взвился директор, - тебе вообще слова не даю, столько ты, гад, всадил бабла в неликвид. Куда теперь с твоей макулатурой вроде «Комиэнерго» полезешь, кто купит вообще ? На что усредняться то будем ? Тебя бы усреднить по самое не могу, а лучше – располовинить по линии шеи !
- Так ты ж мне сам лимит на риск установил, я же его не превысил - обиженно возразил Костя, - зато потом в десятки раз всё отрастёт.
- Мне бы теперь кто лимит на растерзание моей задницы ограничил, чтоб не сильно больно было. С удовольствием с вами, придурками, поделился бы теперешним моим безбрежным лимитом на мой будущий правёж. Только вот беда в том, что в гордом одиночестве страдать я буду, весь спрос акционеров с кредиторами теперь с неё.
- Да ладно, Дим, прорвёмся, - снова не к месту ляпнул Костя.
- Куда ты прорвёшься, вредитель ? – Дима метал глазами искры ярости, - книжки лучше читай про биржевую панику и ее механизмы, а не на свой технический анализ мастурбируй. Отрастёт у него в десятки раз… Если только хрен на твоём дурном лбу вскочет и вырастет многократно. Рынок теперь восстановится, дай Бог, только после дождичка четверг, когда рак на горе свистнет тремя зелёными свистками. Только я уже к тому времени буду лечить свою развальцованную филейную часть.
- Да перестань ты, - попытался успокоить шефа Костя.
- Чего перестать – то ? Ты поручишься за мое здоровье до трёх зелёных свистков рака на горе ? Нет ? Ну и молчи тогда.
Димыч еще раз взглянул в кровавое месиво, безумствовавшее на экранах мониторов, горестно махнул рукой и ушёл к себе в кабинет. Он на свою беду играл в биржевую игру по крупному. Кроме собственных и семейных денег, вложенных в контору, шеф привлек ещё огромные суммы от друзей и разных знакомых. Кого – то из них даже сделал акционером компании. Регулярно выплачивал кредиторам неплохие проценты, политическую линию вёл грамотно, с праздниками не забывал лично поздравлять нужных людей. Публичности не стеснялся, создавал в городском сообществе и СМИ образ компании как крупной успешной, состоятельной, защищённой финансовой цитадели. Весьма респектабельной. Только теперь под летящих вниз котировок его мечты и иллюзии таяли, как апрельский снег на солнце. Такая радостная и насыщенная ещё недавно жизнь теперь стремительно и прямо на глазах утекала от него в отчаянную неизбывность красноты экранов.
То, что Димыч взял деньги у друзей и хороших знакомых - это полбеды. С ними можно хоть как – то договориться, попросить подождать наконец. Гораздо хуже было другое - контора привлекла крупные займы под высокий процент у местного криминалитета, что со стороны директора было поступком в высшей степени легкомысленным. Бандиты ждать не любили, шуток не понимали, о мировом финансовом кризисе и вызванных им сложностях не ведали да и в общем – то знать не хотели. Зато легко могли достать деньги даже из пищевода и иных потаённых мест должника.
Димыч понимал, что своё лихие ребята будут извлекать быстро и больно, он прекрасно предвидел нерадостное для себя развитие будущих событий. Был готов собственными руками разорвать на части Серёгу и Костю, не сумевших предвосхитить крах, вовремя продать бумаги, спасти компанию. Хотя и ясно осознавал, что ребята не прорицатели, не дельфийские оракулы, не Нострадамусы, не Кассандры да прочие Ванги. Обычные парни из соседнего двора провинциального города, которым мало что дано предугадать в этой запутанной всемирной биржевой игре. Играть им, неопытным, неотёсанным крахами и потерями на одной площадке с мировыми финансовыми акулами это «как школьнику драться с отборной шпаной», как пел когда - то Высоцкий.
Да что проку от того понимания ? Теперь компания несла страшные убытки, доходов почти не было, остатков денег хватало ненадолго, даже если быстро продать все облигации, погрести по сусекам депозитов и остатков на счетах. При этом оговорённые c кредиторами проценты ложатся на весы обязательств компании без остановки, ежеминутно. Димыч быстро посчитал в уме сумму, которую отщёлкивает счетчик лихвы за каждый день и пришёл в ужас. Ноги подкосило, тело начало покрываться испариной, сердце застучало в режиме легендарного немецкого пулемета MG – 42. К горлу подкатила тошнота, непрекращающееся красное мерцание внутри торгового зала превратилось в какое – то наваждение. Изнутри засвербело, и он, сдерживая на ходу рвотные позывы, бросился в туалет, выплеснул наружу весь свой утренний завтрак, отдышался, умылся, немного пришёл в себя. После чего шеф, никому ничего не говоря, вышел из офиса и исчез.
Через два дня стало понятно, что Димыч ушёл в горестный беспробудный запой, вычеркнул себя из мира и социума. Трейдеры продолжали добросовестно ходить на работу, но вся их деятельность заключалась в том, что они тупо смотрели в мониторы и без конца дули растворимый кофе. Ближе к вечеру переходили на коньяк. Операций на рынке никаких не проводили, боялись навредить. Просто плыли без руля и ветрил в утлой лодке неопределённости по волнам мощного финансового шторма. День деньской рассуждали между собой на абстрактные темы технического анализа рынков, гипнотизировали взглядами по – прежнему красные мониторы.
Женщины конторы, то есть бухгалтеры и секретарь директора совершенно ничего не понимали, а потому только тихо, испуганно шептались, вели бесконечные пересуды и постоянно пили чай.
Бухгалтеров в штате числилось трое. Одна, Елена Дмитриевна, главный бухгалтер, степенная дама постбальзаковского возраста, но все ещё с большой претензией на соискание женских радостей жизни. Вторая, Вера, девушка лет двадцати восьми, свободная во всех смыслах, в том числе и от всяческих ненужных комплексов. По этой причине не раз и не два на праздничных вечеринках конторы Серёга предлагал своим коллегам сообразить на четверых – забрать Веру, увезти её куда – нибудь в гостиницу и устроить мощный сексуальный пир. Коллеги чего – то опасались и всегда отказывались. Зачем они нужны были Серёге в деле воплощения его эротических фантазий и почему он морально не готов был идти на приступ женского тела в одиночку – то оставалось для парней "загадкой, завёрнутой в тайну и помещённую в лабиринт", как говаривал старина Черчилль.
Третья девушка - Света, совсем малолетка лет девятнадцати, только что закончила бухгалтерские курсы и осваивала самые что ни на есть азы профессии. Обычная серая мышка. Последний представитель женской части персонала, секретарь директора Лариса выглядела эффектно, глазами хлопала красиво. Она владела неплохим словарным запасом и потому разговаривала вполне прилично. Ларисе было тяжелее всего в период запоя шефа, поскольку телефон разрывался и ей по многу раз каждый день приходилось отвечать на все вопросы внешнего мира, пребывавшего в недоумении из – за внезапного исчезновения Димыча. При том, что честно ответить девушка не имела права и плела откровенную ахинею. Вынуждена была умасливать всех негодующих собеседников лёгкой концентрацией эротики в томном голосе.
Дамы ежеутренне приходили в установленное время, ковырялись весь день в бумажках и в урочный час покидали помещение. Жизнь остановилась, сделки не совершались, трудовой энтузиазм день ото дня угасал...
Димыч не вылезал из запоя, обложившись в своей холостяцкой берлоге мощным боекомплектом из бутылок текилы, лимонов с солью и видеокассет. Ушёл директор в параллельную реальность, отключился от забот такого непредсказуемого бытия.
Девушки иногда наведывались к трейдерам узнать про дела текущие. Больше всего их интересовал один вопрос - скоро ли наступит процветание на рынках, и их жизнь войдёт в прежнюю, спокойную, благостную колею ? Трейдеры витиевато отвечали загадочными фразами про всего лишь временную техническую коррекцию и вынужденно обещали всенепременный новый виток процветания. Надо только ночь простоять да день продержаться, как тем мальчишам. Девушки почему – то верили коллегам, а после получения ценной политико - биржевой информации и вдохновлённые на короткое время, радостные убегали к себе, к своим бумажкам, болтовне и непрекращающемуся чаепитию.
Понятно, что долго так продолжаться не могло. Акционеры с кредиторами, в отличие от запившего шефа конторы, жили в мире реальном и были прекрасно и осведомлены о происходящем на рынках безумии. Разумеется, в урочный срок они начали проявлять тревожное беспокойство. Каждый из них всё отчетливее понимал, что на кону стоят большие деньги, причём свои, кровные, и что угроза их потери выросла неимоверно. Первые дни «вкладчики», вдруг почувствовавшие себя обманутыми лишенцами, постоянно просто звонили, спрашивали про Димыча, но «утешительным призом» для них оставался лишь обворожительный голос Ларисы. Некоторые, особо беспокойные товарищи, наведывались самолично, но, не обнаружив директора, удалялись восвояси огорчёнными, с постными выражениями лиц.
Димыча вытащил на свет Божий и суд кредиторов родной папа, Николай Иванович или просто Иваныч, как все его за глаза все называли. Папа был главным акционером и крупным кредитором конторы. В случае краха концессии он рисковал всем своим состоянием. К тому же у Иваныча под боком постоянно зудела молодая жена, лишившаяся вдруг разных походов по магазинам и прочих радостей жизни. Душевному спокойствию Иваныча никак не способствовали ежевечерние стенания благоверной над его ухом, доходившие иногда до приличных скандалов. В общем, имелись весьма немалые резоны для отцовской активности. Нервничающий папаша вырвал непутёвого сына за шиворот из томной неги потустороннего бытия. Вернул его крепкой отцовской дланью в живой мир с его острыми углами нерешённых задач.
Хмурый, с дрожащими руками и неуверенным голосом предстал директор в один из понедельников перед поникшим персоналом компании. Сказать ему было нечего, светлых мыслей за время запоя не появилось. На самом деле Димыч, как и все сотрудники конторы, был совершенно не обстрелян в настоящих финансовых боях. Он очень хотел, чтобы кто – то его самого наставил и направил на верный путь, подсказал варианты спасения от неминуемо надвигающейся катастрофы. Но на этот отчаянный подсознательный запрос никто не давал ответа. Выплывать предстояло самому…
Персонал компании, естественно, желал услышать от Димыча хоть что – то внятное, по привычке надеясь на него, как на волшебника в голубом вертолёте, который разгонит тьму, нависшие свинцовые тучи превратит в светлые облака надежды и обязательно всё расставит по местам. Но маг где – то потерял свою волшебную палочку, а красный цвет безысходности так и не исчезал с экранов.
Скудные остатки денег конторы продолжали таять ежеминутно. Фиксировать стремительно нараставшие убытки никому не хотелось, особенно Димычу. Такое логичное в сложившейся ситуации решение полного выхода хоть в какие – то деньги требовало воли и духа, но как решиться на это ? Пока ты сидишь в бумагах, пока у тебя на балансе акции монстров вроде Лукойла, Сургутнефтегаза и РАО ЕЭС, тебе кажется, что всё дурное, происходящее вокруг, ненадолго. Плохой сон обязательно пройдёт, котировки вырастут, жизнь выровняется. Но вот если продать с убытком, причем большим, остаться с уполовиненной суммой денег от первоначальных вложений, то иначе как банкротом и неудачником даже сам себя воспринимать уже не сможешь. Не говоря уже об окружающих. Примерно так, вне всяких критериев рационального, рассуждал наедине с собою шеф конторы.
Эти ненужные рефлексии неопытного бойца не дали Димычу вовремя принять единственно правильное решение. Акции каждый день стремительно обесценивались, и уже через неделю продавать их не было никакого смысла – настолько низко всё упало. Ошарашенный и плохо соображающий шеф велел Павлу полностью распродать облигации, вернуть все деньги, вложенные в банковские депозиты. Этим он хоть как - то начал затыкать рты самым строгим и беспощадным кредиторам, то есть криминалитету. Хотя бы на лихих парней хватило тех денег, а коммерсанты разные и прочие барыги в рассуждениях Димыча должны были терпеть да ждать у моря погоды. Судьба у них такая, высокорисковая, искренне полагал он.
Оставшаяся после расчётов с бандитами жалкая сумма скоро должна была закончиться, ведь конторе тоже нужно на что – то жить. Как быть с другими вкладчиками, директор не знал и даже боялся думать об этом. Хотя отдавал себе отчёт в том, что не получив причитающееся, кредиторы неизбежно станут весьма беспокойными и наверняка найдут способы передать лично ему своё беспокойство...
С неумолимой неизбежностью пришло время сокращать затраты компании. Лариса долго не могла понять – за что сокращают, куда выгоняют её, верой и правдой отслужившую шефу два года. Ушла в слезах и великой обиде. Павел тоже был в искреннем недоумении. Ведь он то вообще не принёс конторе ни рубля убытка, скорее наоборот, но логику ошалевшего от невзгод Димыча в то смутное время осознать было нелегко. Просто с Костей директору было проще, несмотря на все трагические ошибки трейдера, да и Серёгу шефу отпускать не хотелось.
- Паша, ты классный парень, мы с тобой много лет знаем друг друга, но извини. Сейчас для тебя просто нет задач в компании, - пытался объяснить директор своё вынужденное решение.
- Дим, но времена меняются. В чём я – то провинился ? Сколько бобов я тебе принес на облигациях и депозитах, а сколько эти мудаки проклацали в акциях – считать не пробовал ? Теперь меня же под раздачу первым ?
Задёргался было Дима, заелозил, руки его ходуном заходили от нервного напряжения. Но собрался, натянул усилием воли на лицо маску спокойствия и сосредоточенности. После чего чеканным голосом ответил:
- Паш, тем дуракам предстоит долго расхлебывать свои чудачества на рынке, а ты выходишь из этой дурной игры быстро, чистым и с нетронутой репутацией. Ты обязательно найдёшь себя. Потом ещё спасибо скажешь, что весь в белом остался и можешь смело, с поднятой головой предлагать свои услуги. Ну нечего мне тебе предложить, нет на ближайшие месяцы работы. Уходи по собственному желанию, чтобы трудовую тебе не портить сокращением, пока у нас конторе замес не начался. Останешься – и на тебя ляжет тень того, что скоро произойдёт.
- Ладно, начальник, я понял. Но обратно потом не зови.
- Как будет, так и будет, - завершил общение Димыч загадочной фразой.
Света восприняла решение о своем сокращении легко и просто, с детским инфантилизмом. Мало ли контор на свете, а бухгалтеры, да еще молодые, да со смазливыми личиками нужны везде. С этим настроением лёгкости бытия она и ускакала в неизвестность.
До следующего глубокого запоя Димыч глубоко ушёл в себя, закрылся в кабинете и с утра до вечера раскладывал пасьянсы на компьютере. Жизнь всё равно остановилась. Всякий раз, выходя на кухню за кружкой кофе, он заглядывал в комнату Серёги и Кости, тяжело, почти со стоном вздыхал, удручённый непрекращающейся экспрессией красного цвета, который стал уже его личным наваждением. После чего опять удалялся в своё личное пространство, в скорлупу стильно оформленного дорогого кабинета.
Время шло, и начало декабря дало наконец то слабую надежду на жизнь. Рынок приободрился, снова начал расти, экраны мониторов живительно позеленели, трейдеры повеселели и даже начали строить какие – то прогнозы на основе так любимого ими обоими технического анализа.
К Новому году часть потерь была отыграна. Появилась хлипкая надежда на то, что скоро всё будет как раньше, а ненастный ноябрь просто нужно вычеркнуть из памяти, чтобы не травмировать самих себя дурными воспоминаниями...
Новый 1998 год оставшийся персонал конторы встречал в более – менее приподнятом настроении. Ближайшие выплаты кредиторам по процентам приходились на конец января, так что целый месяц относительно спокойной жизни был гарантирован. Наметившийся рост рынка сулил перспективы на полный отыгрыш хотя бы по каким – то позициям. С новогодней вечеринки в офисе Димыч в приподнятом настроении уехал к себе домой вместе с Верой, опьянённой коктейлями и неожиданным вниманием шефа.
Не сложился, однако, пасьянс радостных ожиданий. Начало года принесло
очередной обвал рынков. В длительные выходные торговые площадки в стране не работали, из - за чего продать что – либо из подросших акций было невозможно. Димыч рвал на себе волосы от того, что опять не решился ни на что перед праздниками. После чего загрустил сначала в своём кабинете наедине с любимой текилой, а затем по старой схеме ушёл в длительный запой и в неожиданно приключившийся, зато гармонично сопутствующий его настроению роман с Верой.
Серёга с Костей по – прежнему пребывали в анабиозе и тупом созерцании вновь покрасневших экранов мониторов. Переменчивый мир снова окутался в чёрные цвета. Серёга даже стал постоянно напевать песню «Painted black» обожаемой им группы «Rolling stones». Исполнение легендарной композиции обрело для него ежедневно – ритуальный смысл, будто этим он отгонял злую силу от рынка.
Директор не просыхал, Вера робко просилась за него замуж, но даже в пьяном виде Димыч всячески увиливал от обсуждения такой опасной для него темы. В апогее запоя он завис на неделю в элитной сауне. Еду, девушек по вызову и обожаемую текилу Димыч заказывал через охрану, пока у него не кончились все имеющиеся при себе наличные деньги. Счётчик услуг банно – публичного заведения начал щёлкать в кредит, но завершать праздник жизни шефу категорически не хотелось.
Встревоженная происходящим администратор сауны позвонила в офис конторы, и Серёга, быстро вникнув в суть происходящего, выматерился громогласно. Потом он полез в сейф с неприкосновенным запасом наличности и поехал вытаскивать незадачливого шефа из трясины порока.
В комнате отдыха сауны Серёга увидел утомлённого текилой и негой, широко улыбающегося пьяного Димыча. Вокруг него тонкой змейкой обвилась типичная банная марамойка, притворяющаяся блондинкой. Она гладила шефа в разных нежных местах и что – то нежно ворковала ему на ухо.
- Сколько он тебе должен ? - без предисловий поинтересовался Серёга у барышни.
- Я за любовь денег не беру, - загадочно отвечала та.
- Ну тогда ты отлюбила своё. Свободна, вали отсюда, мы собираться будем, - рявкнул Серёга.
- Друг мой, - простонал Димыч, - ты не понял. Это Настя, мы с ней решили пожениться.
Задумавшись на мгновение, Димыч добавил:
- Ты Вере только пока ничего не говори, я сам… Потом.
Настя, разместив на груди у Димыча свою голову с жутко покрашенными в белый цвет волосами, исподлобья, немного испуганно, но тем не менее горделиво сверкала своими огромными глазами, глядя в лицо ошарашенного трейдера. Часто хлопала при этом накладными ресницами. Веки девушки были оформлены в стиле боевого окраса вождя папуасского племени. Комедию следовало немедленно заканчивать, и Серёга ласково, но настойчиво проводил брыкающуюся жрицу бескорыстной любви к выходу.
После этого он кратко, ёмко и на круто замешанном фольклором родном языке высказал Димычу всё, что он думает о творящемся паноптикуме. Размякший от запоя и недавних ласк глянувшейся ему шлёндры Насти, быстро назначенной в невесты, директор в тот момент был на всё согласен, как тот фольклорный Герасим. Глупо улыбаясь, он оделся, собрал все свои пожитки, с грустью окинул взором помещение, в котором так душевно провёл предшествующие дни, отрешившись от тревог и мучавшего беспокойства. Не хотелось, очень не хотелось Димычу возвращаться в настоящую жизнь. Но Серёга уже рассчитался с администратором заведения, а таксист ждал на улице. Волей - неволей Димыч вынужден был подчиниться насилию, творимому над ним его же подчинённым. Уже возле своего дома, пошатываясь и прощаясь, он ещё раз попросил Серёгу:
- Ты только Верке на самом деле ни слова, ладно ? Разберусь я со своими бабами. Настя хорошая, у нее просто отец дурак, вот она из дома и сбежала, помощь девчонке нужна. Мы с ней правда пожениться решили.
- Ну давай вместо работы достоевщиной и толстовщиной займёмся, всех ****ей города будем со дна жизни подбирать и чистить. Контора гибнет, начальник, а ты сбежал с фронта. Ты же дезертир форменный, - зло ответил Серёга, не считая нужным быть хоть немного деликатным.
- Вернусь в строй, обещаю тебе, - очень тихо и с грустью в голосе пообещал шеф.
- Ждём, - сказал как отрезал трейдер…
Серые, безрадостные будни продолжали тянуться. Серега с Костей по - настоящему устав от безделья, время от времени решались на то, чтобы продать что – то из бумаг на падающем рынке, затем откупали то же количество, но уже по более низкой цене. Освободившиеся в результате такой нехитрой операции деньги шли на простое поддержание штанов, чтобы хоть какая - то зарплата людям платилась. Дни летели однообразно, незаметно. К концу лета в воздухе финансового мира отчётливо запахло грозой. Тучи сгустились, все чувствовали и понимали неизбежность страшного исхода, но только вот какого, где, когда ?
Наконец небо разверзлось, и разразился давно ожидаемый «идеальный шторм» на рынках. Произошло то, чего все так боялись и чему до последнего не хотели верить.
В пятницу, 14 августа 1998 года президент страны Ельцин на время вышел из перманентного запоя и суровым голосом обещал народу, что экономическая ситуация под контролем, ничего плохого не случится. «Твёрдо и чётко», подчеркнул он с таким делано уверенным выражением лица, что для полноты картины не хватало только порванной им на груди рубахи. Умные люди сразу же всё поняли, приняли должные меры, побежали в банки и пункты обмена валюты. Деньги свои спасать. Они не ошиблись, продвинутые и проницательные.
Начальник Родины, отговорив положенное по должности и ничего не поняв из, из сказанного, явно написанного кем - то из помощников, опять нырнул в свою привычную сорокаградусную нирвану. Правительство же тем временем подготовило публике большой сюрприз, о котором изумлённые соотечественники узнали только после выходных.
В тот день, в понедельник, 17 – го августа был объявлен «роскошный», доселе не виданный в истории страны дефолт при стремительной девальвации рубля, и многострадальный российский народ обогатил себя знанием этих новых, до того неслыханных заморских слов, так больно теперь ударивших по чахлым карманам сограждан…
Обрушилась родная валюта, государство отказалось платить по своим обязательствам. Уже не только биржевые спекулянты, но и вся страна по – настоящему почувствовала, что такое истинный финансовый кризис при капитализме, с чем его едят и как периодически класть зубы на полку. Потому что при предстоящем неизбежном сосании лапы зубы элемент совершенно излишний.
Да и то сказать - по сравнению с началом осени 1997 года котировки акций к моменту дефолта упали в десятки раз, а рубль по отношению к мировым валютам за несколько дней ослаб четырёхкратно. Ещё недавно всё было так хорошо, жизнь вроде налаживалась. Экономика начала подрастать, отовсюду из официальных уст звучали жизнерадостные прогнозы. Впереди замаячило «светлое» капиталистическое будущее. Рынки устремились вверх, а тогдашний министр финансов - непотопляемый аферюга и жулик Чубайс, аккурат перед случившимся был назначен мировым буржуйским сообществом лучшим в мире в своей должности. Заслуги смотрящего за Россией буржуи хоть как то оценили, а на руинах и черепках рассыпавшихся ожиданий благоденствие всего – то годовой давности вспоминалось гражданам как сладкий потусторонний сон.
Потрясённые происходящим, кредиторы накинулись на Димыча со всех сторон, а его родной папа стал ежедневно заезжать в контору, навещать трейдеров. Он с невыразимой печалью в глазах смотрел на инфернальную красноту экранов. Неизменно пил кофе с коньяком и время от времени грустно крякал, произнося в стиле Кисы Воробьянинова его нетленное «да уж».
Иваныч не в силах был осознать, а уж тем более принять произошедшее. Выходило так, что всё его годами накопленное благосостояние каким – то непонятным образом, по чьей – то злой воле мгновенно сжалось в десять раз, как какая - то шагреневая кожа.
Настала наконец пора как – то определяться. Акционеры решили провести собрание, пригласить туда всех кредиторов и выпотрошить из Димыча хоть какое – то видение будущего. Вытащить слова и фразы, объясняющие его действия, получить ответы на извечные русские вопросы о виноватых и путях исправления случившегося.
Важные персоны забили собой конференц - комнату в полном составе в назначенное время. Димыча не было, и все какое – то время ждали его, переговаривались между собой о вещах поверхностных. Где – то на пятнадцатой минуте ожидания повисло тягостное недоумённое молчание, скрашиваемое изредка натянутыми, хотя и с претензией на юмор репликами присутствующих. Напряжение от непонимания происходящего нарастало, но вскоре в комнату влетела какая – то неприбранная, вся расхристанная и очень возбуждённая Вера. Она протянула Иванычу листок бумаги, смущённо молвив при этом тихим голосом:
- Вот, Николай Иванович, Дима просил Вам передать.
Иваныч, предчувствуя недоброе, привычно крякнул, развернул сложенный вчетверо лист и начал внимательно про себя читать:
«Отец, прости меня, другого выхода уже не было. Знаю, что виноват, знаю, что всё проморгал и упустил, но теперь точно не в моих силах что – то исправить. Уезжаю, пока не ищи. Как всё утрясется, дам тебе знать где я и что со мной. Попробую начать всё сначала, жизнь всегда дает новые шансы. Понимаю и осознаю, что в родном городе моя личная Gloria mundi задержалась у меня в гостях очень ненадолго и теперь уже ушла безвозвратно».
Закончив чтение, не осознав до конца и внутренне не приняв суть изложенного в записке, потрясённый отец посмотрел на присутствующих, закашлялся, извинился и быстро вышел из комнаты. Листок бумаги с посланием от сына он сознательно оставил на столе. Больше Иваныч не возвращался, да и что ему было сказать собравшимся ?
Присутствовавшие сами ознакомились с текстом послания. Ошеломлённые, они какое – то время не находили слов. Потом постепенно пришли в себя и учинили оживлённую дискуссию о том, как теперь быть, кто всё - таки виноват в случившемся, кому что причитается и в какой очерёдности. Кто за это в конце концов должен ответить. Страх и жадность преобладали в эмоциях, всякий пытался установить приоритет собственных прав над интересами других. Часовая перебранка ни к чему хорошему не привела, все разошлись переругавшимися, в потрясении и недоумении, но никто при этом не хотел брать на себя хоть какую – то ответственность за произошедшее. Конечно же, ни один из присутствовавших не предложил хоть какого - то вменяемого решения. В мысли каждого громко стучались только жуткая тревога за судьбу вложенных денег и опасения никогда их больше не увидеть.
Узнав об исчезновении Димыча на необъятных просторах Родины, Серёга с Костей нисколько не огорчились. Наоборот – они даже испытали чувство облегчения. Теперь в случае чего им было на кого свалить собственные глупости по формированию торговых позиций. Вскоре они уже и сами почти убедили себя в том, что действовали только в соответствии с указаниями прежнего директора.
Елена Дмитриевна даже приободрилась от такой благой лично для неё новости, поскольку интуитивно почувствовала, что теперь в силу обстоятельств у обретёт нового, куда более интересного начальника, вполне подходящего ей по возрасту. Жизнь открывала перед стареющей женщиной широкие горизонты для воплощения радостных грёз. Грустила одна только Вера, вынужденно попрощавшаяся со своими романтическими иллюзиями и мечтами о замужестве...
На следующий день после незадавшегося собрания Николай Иванович на правах мажоритарного акционера взял на себя управление конторой и объявил об этом сотрудникам. Все облегчённо выдохнули – раз появился новый директор, значит жизнь на какое – то время продолжится. Главный бухгалтер, кроме прочего, порадовалась ещё и за свою интуицию. Вдохновилась дама возникшими накануне грёзами, появились у неё новые смыслы и личные перспективы.
Затем новоиспеченный шеф пригласил Веру в кабинет и с тяжёлым, печальным вздохом спросил прямо:
- Вера, где он ?
Конечно же, Вера была внутренне готова к такому повороту, скрывать ей было нечего, а потому ответила девушка совершенно спокойно:
- Николай Иванович, я знаю ровно столько же, сколько и Вы. Мне он тоже обещал позднее сообщить о себе, когда где – то устроится.
Затем вдруг всхлипнула, но пока ещё сдержалась и продолжила:
- Хорошо хоть, что с прошмандовкой своей банной развязался, а то я уж подумала, что совсем человек с ума сошёл.
- С кем развязался ? - удивлённо спросил Иваныч.
- Давайте не будем пока, ладно ? Больно. Потом как – нибудь.
Вера шмыгнула носом, отвернулась и вдруг разрыдалась по – настоящему, водопадом слёз. Потрясённый отец Димыча подошёл, крепко обнял размякшую девушку, погладил по голове. Усадил в кресло, испытывая настоящую жалость, какое – то отцовское чувство к несчастной и невыносимый стыд за дела своего отпрыска.
- Вера, давай просто поговорим, - мягким, ласковым голосом предложил Иваныч.
- О чем, Николай Иванович ?
- О Диме, о том, что нам всем вместе сейчас делать, как беды большой избежать. Ты же понимаешь, что Дима влез в серьезные долги перед значимыми людьми города и выбрал не лучший, трусливый, слишком лёгкий путь избавления от обязательств. Это его выбор, но долги на компании остаются, а я главный акционер, да к тому же с сегодняшнего дня ещё и директор. Это теперь мои долги, по – другому уже не будет. Иное положение дел общество не воспримет. Мне твоя помощь нужна будет !
Вера всё понимала, но на долги компании ей было глубоко наплевать. Девушка просто сильно любила, ей хотелось замуж, а там пусть будет что будет. Она ответила на всхлипе:
- Николай Иванович, всё понимаю, но что я могу, чем Вам помочь ? Мне – то самой теперь как быть ?
- Работай Вера, просто пока иди и работай. Хорошо работай, с пользой для компании, а жизнь сама всё по местам расставит, - со вздохом произнёс Иваныч, прекрасно понимая настроение девушки.
Не говоря больше ни слова, плачущая Вера выбежала из кабинета. В биржевых делах новый директор мало что понимал, но как управленец всегда был на высоте. Иваныч взял себя в руки и в течение короткого времени провёл ещё одно общее собрание акционеров, на котором окончательно закрепил за собой статус директора.
Внезапно Вера исчезла. Просто взяла и не вышла на работу после выходных. Испарились из папок с документами её трудовая книжка вместе с трудовым договором. Всем стало понятно, что хотя бы для Веры Димыч нашёлся. Елена Сергеевна осталась в гордом одиночестве единственной дамы в коллективе, а за бывшую коллегу по – женски даже искренне порадовалась. Николай Иванович очень расстроился, потому что надеялся хотя бы через Веру рано или поздно найти и зацепить своего непутевого блудного сына. Теперь вот и эта ниточка оборвалась.
Кредиторы, обрадованные тем, что Иваныч взял на себя груз ответственности за судьбу их денег, стали потихоньку со всех сторон окружать новоиспечённого директора. Cначала деликатно осведомлялись о том, как идут дела. Потом, когда Иваныч искренне старался более – менее разъяснить им происходящее в конторе, важные люди начинали интересоваться уже напрямую по поводу судьбы вложенных денег. Готовность Иваныча отвечать на вопросы убедила всех в том, что теперь есть человек, с которого можно спрашивать. Они быстро и с удовлетворением уверили себя в неизбежной ответственности нового директора за всё:
- Николай Иванович, дружба дружбой, а денежки счёт любят, - так примерно зазвучало со всех сторон от вчерашних друзей и товарищей, - ответствуй, когда расчёты с нами начнутся ?
Да и как иначе могло быть, если добрую половину вкладчиков Иваныч привёл Димычу самолично, красиво обрисовав им светлые перспективы растущей как на дрожжах конторы. Его слово в деловом сообществе что – то значило, человеку доверяли. В мире больших денег доверие бесценно. Но вот случилось такое непредвиденное и как теперь быть ? Всё распродать, вернуть друзьям - товарищам несчастную десятину от их вложений ? После чего сказать: ребята, извините, форс – мажор вышел. Так не поймут ведь, да и сам он, положа руку на сердце не понял , если бы оказался в шкуре кредитора...
Вечерами Николай Иваныч уходил в задумчивое забытье, спасая нервную систему только изрядными глотками коньяка. Супруга, хоть и встала в оппозицию такому гнусному с женской точки зрения времяпровождению, но вела себя не слишком жёстко. Всё – таки кое - что она в этой жизни понимала, умна и проницательна была не по годам. Мужик же мучительно думал. Что он не так сделал в прошлом, почему воспитал такого слабого, легкомысленного сына, у которого не хватило сил на борьбу ? Как он вообще мог с лёгкостью, ничтоже сумняшеся, сбежать с поля боя, бросить оружие, предать всех, кого приручил и перед кем взял на себя обязательства ? Да ещё и навесить на пожилого отца такой тяжёлый, непосильный груз ? Даже не столько финансовую ношу переложить, сколько терзающий изнутри гнёт собственной совести. Как дальше жить в относительно небольшом городе, где всем про всех и всё ведомо, как вылезать из этой ямы, продолжать работать ? Как общаться с людьми, каждому из которых стало стыдно смотреть в глаза ? Мирская слава Иваныча очень быстро блёкла, словно цветы в вазе.
Стыдно, опять невыносимо стыдно было отцу за сына. Минувшее вновь и вновь проходило перед глазами. Как справедливо заметил Довлатов, «жизнь только кажется бесконечной, а на самом деле воспоминаний на секунду». Бессонными ночами мужик очень глубоко копался в и нарыл столько всего нехорошего, что хотелось многое, очень многое из минувшего забыть, стереть нехорошие воспоминания. Да вот как такое вычеркнешь из памяти ?
Пришло честное признание Иваныча перед самим собой, в том, что сына он по - настоящему не воспитывал ни до того, как была жива его первая жена, мама Димы, ни после. Дима просто был, присутствовал в жизни отца, вернее даже на её задворках. Как фон, как прошлое, как тягло в более – менее наладившемся благоденствии при молодой жене. Отец, конечно, не полностью увиливал от родительских обязанностей, поддерживал Димыча, оплачивал его существование и учёбу, но не был Иваныч отцом в настоящем смысле этого слова. Сын часто болел, жил с бабушкой, рос в одиночестве, замкнулся в собственном пространстве. Настоящими друзьями Димы стали только книги, читал он много, часами, запоем. После школы парень быстро закончил какую – то шарагу, которых в то время расплодилось вагон и маленькая тележка, а потом сразу же устроился работать в быстрорастущий городской банк. Впрочем, в начале 90 – х любой банк стремительно надувался, как на дрожжах. Время такое было, жизнь тогда перевернулась с ног на голову, и процветали совсем не те, кто производил настоящий, общественно полезный продукт с реальной стоимостью. Судьбой на время оказались облагодетельствованы разные пронырливые, жуликоватые личности, которые только спекулировали и присваивали себе всё заработанное другими.
Николай Иванович, узнав о скором и удачном трудоустройстве потомка, искренне обрадовался, перекрестился и быстро снял сына со скудного отцовского денежного довольствия. Посчитал все свои обязательства родительские исполненными. Встречались они, конечно, но так, дежурно и без особой теплоты, больше для заведённого порядка. Потом вдруг какой – то коммерческий интерес привёл отца в банк, где Димыч работал, там сын ему чем – то помог, вот и зацепились они на этой основе. Даже наладили деловые отношения, стали совместно зарабатывать деньги.
Когда сын на свои скудные сбережения открыл контору и начал показывать неплохую прибыль, папа решил не оставаться в стороне. Предложил своё участие, в деле, деньги, связи. Стал главным акционером, ну а почему бы ему и не обрести хороший пенсионный фонд на способностях своего чада ? Потом целых два года всё шло как – то само собой, спокойно и благостно, пока вот Азию не накрыл страшный финансовый шторм.
Теперь Иваныч в одиночку болел похмельем от их с сыном недавнего общего пира. Хотя суммы на кону стояли большие, о своей рубахе мужик теперь уже думал в последнюю очередь. Прежде всего он хотел с долгами хоть как – то разобраться.
Между тем всё плохое на рынках понемногу совершилось, ситуация более – менее успокоилась. Трейдеры стали ещё активнее что – то проворить по своим позициям. Они научились «шакалить», как сами теперь определили свою деятельность. Ловили быстрые колебания рынка, покупали – продавали в течение дня. Не всегда с прибылью, но в целом баланс сделок был положительным. Появились небольшие деньги. Елене Сергеевне прибавилось работы по учету операций, чему она только радовалась.
Только вот кредиторы продолжали повышать градус требований. В один из предновогодних дней состоялось очередное собрание, определившее смыслы будущих решений и действий. Но хоть какому - то согласию помешал рухнувший в четыре раза курс рубля к доллару. Несмотря на то, что по договорам займа обязательства компании фиксировались в родной валюте, никого из кредиторов уже не устраивало такое положение дел. Все предсказуемо хотели возврата своих вложений по новому курсу американской валюты.
- Николай Иванович, ну ты же понимаешь, - выразил на собрании общее мнение хозяин одного из городских рынков, - мы же тут не лохи с галошной фабрики собрались. Понятно, что договор есть, бумажка подписана. Да, рубли там предусмотрены. Но давай рассуждать понятийно, ведь мы же реальную стоимость тебе в контору занесли, так и ты возвращай нам реальную. Проценты можем пересмотреть, но получить своё хотелось бы по текущему курсу.
- Матвеич, - чуть не со стоном в голосе ответил Николай Иванович, - ну как я тебе верну по текущему то ? Мне хотя бы условия договора в рублях осилить и то, если рынок немного подрастёт.
- О том, дружище, надо было думать, когда ты опасные игры с бумажками затевал. Так что хочешь, не хочешь, а давай как – то подписывайся на возврат настоящих денег. Если завтра доллар ещё раз в десять вырастет то мне что, бритым всю жизнь ходить ? Ты извини, но я не баран и под ножницы не подписывался.
- Правильно говоришь, Матвеич, - поддержал его еще один незадачливый частный вкладчик, мелкий местный банкир, - пришло время уважаемому товарищу раскрывать личные потайные закрома.
- Ты где те закрома видел, вурдалак ? – взвился было Иваныч, но директор рынка его резко перебил.
- Давай, Иваныч, без распальцовок, другое время уже наступает. Лучше подумай хорошо. Не заставляй нас за тебя думать, да так, чтобы мысли наши в нехорошем направлении пошли.
- Уж ты не угрожаешь ли мне, товарищ дорогой ? - опять приподнялся в кресле Иваныч.
- Да уволь себя от глупых мыслей, думай только о правильном, - уклончиво ответил хозяин рынка спокойным голосом.
- Николай Иванович, ну сам посуди, ты же не с банками, ты с частными деньгами имеешь дело. То совсем другой коленкор. Тут надо отвечать по – настоящему, по - взрослому, - вставил свою реплику директор крупной страховой компании города, - ты же сам нас подтянул, золотые горы обещал.
- Тогда, мужики, ждите, - зло ответил Иваныч, - я – то в любом случае пойду колупать для вас рынок, только завтра все равно ничего не принесу. Послезавтра тоже. Как только – так сразу. В очередь записывайтесь и давайте ваши бумажки, что там про доллары переподписать хотите. Ознакомлюсь. Пока остаёмся в рамках того, что уже подписано.
В помещении нависло тягостное молчание, которое первым прервал хозяин рынка:
- Николай Иваныч, не истери. Мы вроде по понятиям вопрос ставим.
- По понятиям если, то вся страна раком встала, все в прогаре, все друг другу должны по кругу, как земля колхозу, а вы меня тут нагибаете в три погибели. Нашли крайнего что ли, да ? Когда деньги под драконовский процент в контору тащили и купоны барыжные стригли каждый месяц – о рисках думали ? Не, только урчали, как сытые коты над сметаной. Это, ребята, бизнес, тут каждый должен понимать и быть готовым рисковать. Все же вы хотели пить мадам Клико и закусывать лангустами, так ведь ? Теперь ждите и тащите для начала ваши бумажки с хотелками. Изучу, потом уж будем дальше разговаривать.
- Иваныч, - начал было банкир.
- Да хрен ли Иваныч ? Тащи бумагу, тебе говорю. От договоров не отказываюсь, а там посмотрим. Хотите в суд бежать – вперёд, мне же легче. Банкротьте, только спасибо скажу, вам, ребята, груз большой с моей шеи тогда снимете. Пока так – буду возвращать только основной долг и в рублях, о процентах и прочем поговорим потом. Всё, больше сказать мне нечего. Успеем еще наговориться, время впереди будет, у нас всё это надолго затянется.
Кредиторы ошарашенно смотрели на Иваныча, вроде бы загнанного ещё недавно в угол, а теперь внезапно, неожиданно распрямившегося, как до предела сжатая пружина. До них что – то начало доходить. Как верно заметил Экклезиаст – есть время собирать денежный урожай, есть время терять собранное. Есть время гнуть человека в дугу, есть время больно получать по сусалам от стремительно разогнувшейся жертвы.
- Не последняя встреча, - зло бросил директор страховой компании, покидая помещение.
- Обращайся, - парировал Николай Иванович.
Озадаченные кредиторы разошлись, Иваныч облегченно выдохнул, закурил, вытащил из тумбочки бутылку и плеснул себе полстакана коньяка. Главное для себя он уже решил.
Дошёл до мужика истинный смысл слов царя иудейского Соломона. О том, что всё суета и томление духа, а жизнь утекает быстро. Пусть даже Gloria mundi внезапно прошла, но что это в сравнении с простым душевным покоем ? Gloria – суета сует, покой души любых денег дороже, - убеждённо проговорил он про себя успокоительную мантру. Опять к месту вспомнилась ему неоднократно читанная великая мудрость царя Соломона, творившего под псевдонимом Экклезиаст.
Грехи прошлого всегда не пускают в рай настоящего и требуют своего искупления. Придётся отрабатывать. Понятно, что теперь уже не бывать тем безмятежным отношениям со знакомыми, что были прежде. С кем – то придётся рассориться, с кем – то по – настоящему закуситься. С друзьями он обязательно договорится и найдёт соломоново решение…
Мало всё же, ох как мало он уделял внимания сыну в детстве, экономил себя, берёг, в другом, пустом и мимолётном тешил собственное эго. Теперь вот прошлое догнало и больно ударило по затылку. Ну, ничего, решил для себя мужик, здесь вот сейчас разберусь, потом Диму найду, поговорим по – мужски. Покаюсь перед ним за своё незадачливое отцовство. Наладим настоящие отношения. Так что всё разрешим, разрулим мал - помалу, определил для себя Иваныч, хлопнул ещё коньяка и позвал в кабинет трейдеров. Раз у ребят по их позициям какой – то просвет наметился и рынок начал потихоньку оживать, то многое поправимо. Пора погружаться в рутину дел, по – настоящему вникать в обстановку, что – то придумывать. Елена опять же глазами стреляет и ведёт себя в личном общении весьма томно и загадочно, хотя какие тут загадки. Почему бы и не ответить ей взаимной симпатией для повышения собственного жизненного тонуса ? Барахтающаяся в кувшине с молоком лягушка обязательно спахтает под бойкими лапами масло и вырвется на волю. Много чего важного, ценного было у Иваныча в жизни, за что стоило держаться зубами любой ценой. Пусть теперь даже без этой легковесной и изменчивой мирской славы.
- Так, ребята, - сказал он вошедшим трейдерам, - берите листочки, ручки, включайте головы. К работе приступаем, к мозговому штурму.
- Что делать – то, Николай Иванович ? - недоумённо поинтересовался Серёга.
- Для начала – думать и светлые мысли свои наносить на бумагу, чтобы не забылись, не потерялись, - с улыбкой ответил шеф.
После этого наконец - то начался по – настоящему мужской, деловой разговор, обсуждение, обмен идеями. Листы бумаги заполнялись записями. Время горевать прошло. Наступило время всплывать на поверхность, спасать компанию и выбираться на волю.