Вика

Игорь Стенин
    Подушка была мокрой от слёз. Сегодня они расстались. Полчаса на вокзале, поезд уехал, а потом пришла ночь, которая не кончается.
   
    Далёкий южный город Сочи. Новый адрес Коли. Писать письма, ждать ответа, жить надеждой на встречу. А ведь они были единственной парой в классе, кому все прочили счастливое будущее. Эта волшебная ночь на набережной перед разведенным мостом… Как упоительна она была для выпускников. Полна особым смыслом, грёзами и планами. Дождавшись рассвета, они прошли по сомкнувшемуся мосту вдвоём первыми — прямо в лето. Лето пригрело. Расслабившись, они забыли про всё, впереди открывалась большая жизнь, которую им было суждено прожить вместе. Прошлое оставалось позади, настоящее было прекрасно и вдруг, как гром среди ясного неба, это известие. В Сочи обнаружился родственник — кооператор, зовущий разделить с ним блага дозволенной новой сладкой жизни. Семья Коли, кочевая душой — не зря сам Коля так походил на цыгана — поспешила откликнуться. Родительская воля, короткие сборы и — в дорогу. Коля пытался протестовать, она — тоже, но всё было бесполезно. Разлуку можно было испугать клыками взрослой любви, молочных зубов первой она не боялась.
   
    На вокзале мама Коли, сочувствуя, пригласила Вику в гости. Так, без конкретной даты, в любое время года. Смотря в Колины глаза, Вика была рада и этому.
   
    Он уехал в последний день августа. Лето кончилось. Это был настоящий затянувшийся во времени выпускной.
   
    …В ближайшие выходные брат и его девушка Илона собрались в гости к деду, на залив, в Репино. Пригласили с собой. Долго уговариваривать её не пришлось.
   
    По случаю приезда молодёжи несказанно обрадованный Серафим Греков поспешил устроить застолье. Когда плодами его суеты стол был накрыт и все начали занимать места за ним, дед устроился как и подобало — между барышнями.
 
    Пытаясь успокоиться, он открыл бутылку домашней наливки, разлил жидкость по трём рюмкам и, не дожидаясь традиционных тостов и чокания, опрокинул свою рюмку в рот. Илона и Степан последовали его примеру. Вика поддержала их глотком привезённой с собой пепси-колы.
 
    Наливка вызвала испарину. Горячая картошка и разогретая в сковороде тушёнка добавили жару. Общее настроение взыграло. Вика пыталась присоединиться к нему, но безуспешно. В самый разгар застолья она незаметно отделилась от компании и исчезла в комнате. Здесь, сидя в полумраке, наедине с бабушкиным портретом, ощутила потребность выговориться. Пользуясь отсутствием постороннего внимания и тишиной, стала облегчать душу. Выговорилась. И, обретя опору, избавленная от тяжкого груза вернулась на кухню. Когда дед, оторвавшись от оживленной беседы, обратился к ней с вопросом о Коле, она даже не вздрогнула — сработала защита. Не моргнув глазом, ответила:
 
  — В гостях — у родственников.
 
   Предвосхищая дальнейшие расспросы, подняла палец и помахала им в воздухе.
 
   — Заноза. Глубокая была, еле достала.
 
   Дед уставился было на палец, но она тут же поспешила спрятать его. Сжатым кулачком стукнула по столу:
 
   — Не буду плакать!
 
  И, устремив взгляд в дедовы глаза, со сталью в голосе повторила:
 
   — Не буду!
 
   Дед откинулся назад и расплылся в улыбке.
 
  — Молодец. Капни-ка ей, Стёпа, в рюмку вишнёвки — в награду за храбрость.
 
  — Не надо, — отмахнулась Вика. — Рана — пустяковая. И, вообще, прошу без опеки. Я почти совершеннолетняя.
 
   — Почти не считается, — сказал дед.
 
  — Это дело поправимо, — вмешалась Илона. — Я добавлю лет. Сколько тебе не хватает, Вика? Не стесняйся — бери и пользуйся.
 
  — Слышал, дед? — торжествующе засветилась Вика. — Я уже совершеннолетняя.
 
   — Сговорились? — прищурился дед.
 
  — Да, — в один голос откликнулись обе.
 
   Дед развернулся к Илоне.
 
 
  — Раз так, тогда давай, красавица, сговариваться до конца. Хватит особняком ходить. Бери фамилию нашу.
 
   От неожиданности Илона потеряла дар речи.
 
   — Вступай в наши ряды, — загораясь, продолжил дед. — Будь Грековой, люби Степана, оставайся красавицей навек. Как глава династии благословляю.
 
   Наступила пауза. Илона обвела Грековых взглядом, увидела родню, своё место между ними, почувствовала единое притяжение. И, приходя в себя, поспешила уклониться от искушения.
 
   — Я возрастом ещё не вышла. Пусть красота созреет. Дождёмся совершеннолетия, дед Серафим.
 
   От такого ответа дед угас. Вика, беззвучно смеясь, пригубила пепси-колу. Степан перевёл дух. Дедовский капкан не сработал. И хорошо. Иначе в собственных глазах было бы не оправдаться.
 
   — Вот так, дед, — обратился он к нему. — Красота требует жертв. И династия твоя ей не указ.
 
   — А пускай, — махнул рукой дед. — Мы пленных не берём. Всему своё время.
 
   — Выпьем за мой диплом, — предложил Степан.

    И, разряжая обстановку, поднял рюмку.
 
   — О, — оживился дед.
 
   Наполнил рюмку Илоны до краёв, плеснул наливки себе и, не слушая протестов красавицы, заставил её разделить радость за внука до дна. Предложил закусить. Жуя, посмотрел на Степана.
 
   — Решил, кем будешь теперь?
 
   — А я уже есть, — ответил Степан. — Молодой специалист.
 
   Дед перестал жевать, пригляделся, помотал головой.
 
   — Гудок.
 
  И назидающе продолжил:
 
   — Береги пар для работы. Это главная заповедь твоего диплома.
 
   — Слушай деда, — вступила в разговор Вика. — Станешь передовиком производства, будешь зарабатывать, приумножать общий достаток. Нашей семье лишние деньги не помешают.
 
   — Ты особо на лишние деньги не рассчитывай, — отозвался дед. — Ваша мама в ответе за всю семью. Она найдёт им нужное применение.
 
   — Пожалуйста, — пожала плечами Вика, утрачивая интерес к разговору.
 
   — Деньги — это зло, — продолжил дед. — Рассада соблазнов. У труда должен быть другой эквивалент.
 
   — Какой? — спросил Степан, улыбаясь.
 
   — Проживи жизнь — узнаешь.
 
   — Без денег нет счастья на свете, Серафим.
 
   — Всё моё счастье со мной, — сказал дед. — Да был бы в добром здравии друг мой Грюндик. И гори всё остальное ясным пламенем.
 
   — Грюндик — это кто? — спросила Илона.
 
   — Приёмник иностранный с антенной, — ответил Степан.
 
   — Он самый. — Дед взглянул на часы. — Кстати, уже полночь. Время сматывать удочки.
 
   — Опять будешь слушать вражий голос, дед? — спросил Степан.
 
   — Вражий голос, — передразнил дед. — И-эх, — со вздохом он повернулся к Илоне. — Очередной сеанс связи у меня. Мы — два берега океана. Ему там главное — речь не забыть, мне здесь — услышать. SOS.
 
   — Как же так? — растерялась Илона. — Он ведь на родину клевещет. Подрывная агитация.
 
   — Пережитки прошлого, — заявил дед. — Как Горбачёв глушилки отменил — сразу исправился. Вот намедни узнал я, как наша лодка подводная тонула. Об этом ведь ни в газетах, ни в новостях — ни гу-гу.
 
   Дед внезапно посерьёзнел.
 
   — Всё, молодёжь, потешились и ладно. Дайте старику простора. Эфир ждёт.
 
   На следующий день все вчетвером они отправились в лес за грибами. Рой пропадал в посёлке. На случай неожиданного возвращения пса дед, уходя, оставил калитку открытой.
 
   Путь до настоящих грибных угодий был неблизок. Дед шёл впереди опытным и неутомимым проводником. Следующая за ним в компании занятых друг другом брата и Илоны, Вика поначалу держала дистанцию. Затем, чувствуя себя не в своей тарелке, оставила пару наедине и решительным порывом присоединилась к старшему. Дед сбавил шаг, превращаясь на ходу в воспрявшего духом и статью джентльмена. Юность и старость, рука об руку, двумя сомкнувшимися полюсами одиночества пошли вместе.
 
   — Коля надолго уехал к родственникам? — спросил он её.
 
   — Насовсем, — ответила она, смотря себе под ноги.
 
   — Вот оно как, — протянул дед.
 
   — Мы ещё встретимся. Обязательно. Я ему письмо пишу. — Вика улыбнулась, постучала по голове. — Вот здесь.
 
   — Что же это за оказия приключилась?
 
   — Судьба, наверно, такая.
 
   — Да-а.
 
   Некоторое время они шли молча.

    — А ты слышала когда-нибудь легенду о грибах? — вдруг спросил дед.
 
   — Нет.
 
   — Слушай. Однажды затеяли небо и земля спор — кто из них главнее. Спорили между собой, спорили, пока не разрешился спор. Деревья, травы и цветы вступились за небо. Осталась земля в одиночестве, загоревала и в этой горести настигла её страшная засуха. Восстала угроза всему живому. Опомнилось небо, заплакало, да так, что дошла небесная влага до самых глубоких земных недр, пробудила их и родила на свет грибную рать. Вышла она наружу, заполонила всё и, озарённая светом молний, выбрала царя под стать себе — белого. Встречай, радуйся мать сыра земля, отныне и навек мы с тобой, твоя преданная защита и опора. С той поры дожди и молнии каждый год начало грибной жизни дают. И небо с землёй между собой мирятся.
 
  — Интересно, — заслушавшись, откликнулась Вика. — А вдруг это правда?
 
  — Конечно, правда. На прошлой неделе дождь проливной был. Молний, правда, не припоминаю. Но это не беда — сейчас самое грибное время.
 
   В поисках грибов день прошёл незаметно. Илона и Степан брели по безжизненному ковру из мха, отмерших сучьев и хвои, потерянными в пространстве и времени странниками. Этот бесконечный лесной лабиринт был для них чужим. В отличие от них дед, казалось, обрёл свою настоящую природу. Ведомый каким-то удивительным сверхъестественным чутьём он находил дары леса один за другим. Едва поспевая за ним, Вика складывала добычу в большой полиэтиленовый пакет. Грибы попадались обыкновенные — грузди, сыроежки, серушки. Большей частью перезревшие, изъеденные насекомыми. Грибная рать, потерявшая царя.
 
   В сумерках дед успокоился. Руководствуясь опять внутренним чутьём, двинулся на поиски выхода и вскоре вывел всех в редколесье, а затем и к самому заливу. Признаков дома поблизости не было, но дорога, усеянная песком вперемешку с камнями — открытая и доступная твёрдая опора — обещала скорую встречу с ним.
 
   Было по-летнему тепло. Впереди за песчаной косой в лучах заходящего солнца блестела вода. Бесконечная, манящая дорогой в обратную противоположную дому сторону. Какое сказочное искушение для утомлённого многочасовой ходьбой пловца! Некоторое время Степан колебался, наконец, не в силах удержаться, свернул с общего пути и поспешил искушению навстречу. Не слыша предостерегающих криков девчонок и деда, сбросил с себя одежду, покинул берег, с шумом вошёл в воду и поплыл.
 
   Дед замер, напряжённо следя за его движениями. Движения были уверенными. Настолько, что можно было расслабиться. Дед оторвал взгляд от воды и уселся на песок — рядом с уставшими Илоной и внучкой.
 
   — Откуда у него столько сил осталось? — спросила, недоумевая, Вика.
 
   — Вода — его стихия, — ответил дед. — Сызмальства, как только я его плавать научил. Тебя тогда ещё и в помине не было.
 
   — А он случайно не в воде родился? — спросила Илона.
 
   — Не-ет, — засмеялся дед. — У него роды были как у всех — земные.
 
   — Это ничего не значит. Я подозреваю, связь между ними всё-таки есть.
 
   — Связь есть, — согласился дед. — Бог даст, никогда не утонет.
 
   Илона замолчала, нервно кусая губы и исподтишка наблюдая за пловцом. Тот тем временем плыл. Доплыв до бакена, повернул обратно.
 
   Вскоре Степан вышел из воды и направился к ним. Несмотря на сотрясающую тело дрожь, вид его был довольным.
 
   — Как водичка? — встречая его, поинтересовался дед.
 
   — Бр-р, бодрая!
 
   Глядя на брата, Вика обхватила себя руками и в поисках тепла прижалась к деду. Степан начал растираться рубашкой. Лицо его излучало блаженство.
 
   — Спасибо, что дождались.
 
   — Мы не ждали, — сказала Илона, глядя в небо. — Просто захотелось отдохнуть.
 
   — Ох, ёлки-палки, — спохватился Степан. — Зря я торопился. Надо было ещё поплавать.
 
  — За чем дело стало? — перевела взгляд на него Илона. — Вода за спиной. Возвращайся.
 
   Он вздохнул.
 
   — Я бы вернулся. Если бы не был в ответе за тех, кто здесь — на берегу.
 
   — Вспомнил? — Илона поднялась и начала отряхиваться. — Ай, да молодец!
 
   — А? — приставил Степан ладонь к уху, изображая глухого. — Не слышу, говори громче, у меня вода в ухе.
 
   — Больше ничего не скажу. Пусть она с тобой разговаривает — вода в ухе.
 
   — А?
 
   Время словесных баталий кончилось. Пытаясь вернуть ему потерянный слух, Илона размахнулась… Степан оказался настороже. Встречное движение, контакт, падение на песок и началась борьба, отчаянная и азартная, двух борцов, получивших, наконец-таки, возможность свести давние счёты друг с другом.
 
   Ошарашенный зрелищем бескомпромиссной схватки дед крякнул. Отводя глаза в сторону, поднялся.
 
   — Это пустая забава, — сказал он. — Судить вас некому. Мы ушли.
 
   В начале пути, прислушиваясь к шуму за спиной, дед посоветовал Вике:
 
   — Не оборачивайся. А то испортят ещё.
 
   — Чем это?
 
   — Запрещённым приёмом.
 
   — Ой, дед, — отмахнулась Вика. Но послушалась.
 
   В немом созерцании окружающей природы они прошли несколько сот метров. Чарующа была панорама залива. Провожая взглядом парящих над водой чаек, Вика случайно оглянулась. И остановилась. Дед последовал её примеру. Оставленная на песке пара догоняла их — Илона верхом на Степане.
 
   — И кто из них кого победил, дед? — спросила Вика, улыбаясь.
 
   Дед прищурился.
 
   — Кто знает, — сказал он. — Судя по всему, до финиша ещё далеко.
 
   На следующий день они встали поздно. Позавтракали подогретой жареной картошкой с грибами. Отдохнули. Больше дел не было. Пришло время собираться в дорогу. Попрощавшись с дедом, Илона и Степан вышли на дорогу. Вика задержалась у калитки.
 
   — Рой так и не появился, — с сожалением сказала она.
 
   — Гуляет, пока снега нет.
 
   — Дед, — она вытащила из кармана печенье, — передай ему. Пусть вспомнит обо мне.
 
   — А ты положи вот здесь у калитки. Обещаю, не трону.
 
   Вика подержала печенье в ладонях, подышала на него и согретым своим теплом положила на траву. Выпрямившись и смотря деду в глаза, замерла, словно ожидая последнего напутствия.
 
   — Насчёт будущего не переживай, — заговорил дед вполголоса. — Ты — цветок в поле. Расти и жди. Твоя судьба прилетит, найдёт тебя. Не зря же ты появилась на свет. Верь и надейся. Будешь любима и любить. Дед сказал.
 
   — Мгм, — радостно кивнула она, кидаясь ему в объятия.
 
  Освободившись спустя минуту и озорно размахивая руками, побежала догонять своих спутников. Два родных взрослых человека, встречая её, обернулись. И бег в одно мгновение стал полётом ветра, ведь она не просто бежала — расставалась с детством…

Фрагмент из книги "Constanta".