(полный перевод)
Перо фламинго. Главы 7 -10
Глава 7
Читта становится семинолом
Чтобы объяснить присутствие каноэ, которое Ренэ и Хас-се мельком заметили, когда оно мелькнуло среди черных теней кипарисового леса на большом болоте, мы должны вернуться к ночи, последовавшей за праздником Спелой Кукурузы.
После того, как Читта нанес Хас-се удар, от которого тот, оглушенный и истекающий кровью, упал на землю, он прыгнул в лесные дебри и, быстрой тенью скользя среди стволов величественных сосен, направился к реке. На ее берегу лежало множество каноэ, которые Читта окинул беглым, но опытным взглядом. Через мгновение он выбрал то из них, которое обещало сочетать в себе легкость со скоростью, бесшумно спустил его на воду и шагнул в него. Схватив весло, он направил украденное судно вниз по реке и быстро скрылся в тумане, поднимавшемся с ее поверхности.
Пока несчастный юноша в одиночестве плыл вниз по реке, не зная и не заботясь о том, куда и зачем он направляется, пока он сохранял дистанцию между собой и теми, кто, как он знал, вскоре будет искать его, его разум был полон горьких размышлений. Ему казалось, что он ненавидит всех мужчин, но особенно Хас-се и белого парня, который, как он был уверен, научил первого приему борьбы, с помощью которого было выиграно состязание.
Уничтожая большой амбар с зимним запасом провизии своего племени, он хотел причинить вред не столько своему собственному народу, сколько белым людям, которые, как он знал, также зависели от него в плане продовольствия, а друг Хас-се был одним из тех белых. Он думал избежать разоблачения после совершения этого злодеяния, и предполагалось что все подумают, якобы пожар произошел в результате несчастного случая. Эта надежда была разрушена неожиданным появлением Хас-се, который подслушал его бормотание с угрозами. Теперь он понимал, что должен навсегда стать изгнанником из своего племени, и что его постигнет ужасное наказание, если он когда-нибудь попадется.
Из всех его мрачных мыслей самым главным в его голове засело желание отомстить кроткому, но пылкому Хас-се, который не только отвоевал у него желанный статус, но и которому он только что нанес такой жестокий и трусливый удар.
Так уж устроен мир - как с белыми, так и с красными, как с мальчиками и девочками, так и со взрослыми людьми. Чем больше мы обижаем человека, тем больше горечи испытываем по отношению к нему, и чем больше мы помогаем ему и делаем добра, тем добрее мы к нему относимся.
Гримаса глубокой ненависти не сходила с лица Читты, когда он направил свое каноэ к берегу у подножия высокого утеса, на котором адмирал Рибо воздвиг каменный столб с выгравированным на нем французским гербом. Вытащив свое каноэ и тщательно спрятав его от тех, кто мог бы пролыть мимо, Читта по узкой тропинке через спутанный подлесок направился к вершине. Отсюда, при дневном свете, ему открывался вид на реку на многие мили в любом направлении, и он был в состоянии заметить приближение любого, кто идет за ним, на значительном расстоянии.
Поскольку была еще ночь и более ничего не было видно, кроме того что освещала луна, молодой индеец собрал и выложил себе ложе из мха и листьев и, натянув на голову покрывало, улегся, чтобы поспать несколько часов.
Несмотря на усталость, Читта заснул почти мгновенно. Через час после того, как он заснул, высокий индеец вдруг беззвучно поднялся из зарослей кустарника, за которыми он все это время наблюдал за неподвижно лежащей фигурой, и осторожно приблизился к ней. В руках он держал тонкий шнур, вырезанный и скрученный из оленьей кожи, на одном конце которого была петля.
Без движения, которое могло бы потревожить самый чуткий сон, он опустился на колени рядом с Читтой и с большой ловкостью накинул петлю на обе его ноги в мокасинах, не разбудив его. Затянув петлю так туго, как только это было возможно, высокий индеец привязал другой конец к молодому деревцу, и уселся рядом со спящим, терпеливо ожидая его пробуждения.
Наконец, как раз в тот момент, когда солнце показалось на востоке, Читта беспокойно пошевелился, зевнул, сбросил с головы накидку-покрывало и сел. Когда его взгляд упал на неподвижную фигуру рядом с ним, он издал что-то вроде задыхающегося крика и хотел было вскочить на ноги, но петля сделала свое дело, и он тяжело рухнул на землю. Высокий индеец тоже вскочил на ноги и теперь стоял над распростертым телом своей жертвы, и жестокая улыбка осветила его смуглые черты.
Хотя Читта и был злобным парнем, но он не был трусом, и, оказавшись таким образом в ловушке неизвестного врага, он хладнокровно спросил, не пытаясь более встать:
"Кто ты такой и что я тебе сделал, что ты ловишь меня петлей, словно Пет-че? (голубь).
Вместо ответа высокий индеец сказал:
-- Сначала я объясню тебе, кто есть ты такой. Тебя зовут Читта. Не далее как вчера на празднике Спелой Кукурузы ты был повергнут парнем, который носит в волосах То-фа чат-те (красное перо). Ты - тот, кто поджег зернохранилище. Главное, что ты теперь - как и я - навеки изгнан из своего племени, ибо знай, что я - тот самый семинол по имени Кат-ша (тигр).
Услышав это имя, Читта вздрогнул от удивления, потому что, хотя он никогда раньше и не видел этого индейца, имя Кат-ша было знакомо ему с детства. Им пользовались индейские матери, чтобы пугать своих непослушных детей и заставить их слушаться, поскольку он принадлежал к самым жестоким, дерзким и внушающим страх семинолам, объявленным «вне закона».
Будучи еще юношей, Кат-ша в припадке неуправляемого гнева нанес одному из своих товарищей удар, от последствий которого тот скончался. За это он был изгнан из своего племени, и с того дня он был изгоем, чья рука была поднята против всех людей, и который прославился и внушал страх своими деяниями, граничащими с дикой жестокостью. Он собрал отряд и стал вождем той банды семинолов, о которой Хас-се рассказывал Ренэ раньше, и под его руководством она быстро становилась бедствием для всех мирных жителей этой страны. Зная все это, неудивительно, что Читта вздрогнул от удивления, смешанного с тревогой, когда узнал, в чьи руки он попал.
Явно довольный впечатлением, которое произвело на пленника простое упоминание одного только его имени, Кат-ша продолжил:
-- Много дней я наблюдал за местом бледнолицых из-за великих вод. Я ненавижу их и с радостью загнал бы обратно в море, откуда они пришли. Именно для того, чтобы узнать их силу и выяснить, каким способом на них можно было бы наиболее успешно напасть, я и пришел в это место. Я тоже видел твой народ, его пиршество и танцы, и я думал собственноручно совершить то, что ты совершил прошлой ночью. Поскольку ты освободил меня от этого труда, я благосклонен к тебе и сохраню тебе жизнь при условии, что ты навсегда отречешься от своего племени и станешь одним из моего отряда.
-- Стать семинолом! -- воскликнул Читта тоном, выражавшим неприязнь и презрение. Ему никогда не приходило в голову, даже в самых смелых своих планах отомстить тем, кого он считал своими врагами, став одним из этой группы отверженных.
-- Ун-ках! (да) -- яростно ответил Кат-ша, разгневанный тоном собеседника. -- А почему бы и нет? Разве ты уже не изгой и не беглец от своего народа? Покинув их таким образом навсегда, к кому еще ты можешь обратиться, как не к храбрым и воинственным семинолам? Кроме того, если ты не присоединишься к нам, я убью тебя здесь на месте, и никто никогда не узнает о твоей судьбе. Мы, семинолы, признаем только два типа людей: тех, кто с нами, и тех, кто против нас!
Таким образом, у Читты не оставалось выбора между вступлением в банду разбойника, чье имя было предметом порицания у всех добропорядочных индейцев, и встречей с жестокой смертью, от которой он желал бы уклониться. После минутного молчания он принял решение и сказал:
-- Пусть будет так, Кат-ша. С этого часа зови меня Читта Семинол. С этого часа мудрость Змея будет принадлежать тем, с кем он таким образом соединит свою судьбу, и отныне его клыки будут наготове для всех, кто является их врагами.
Смуглое лицо Кат-ша снова осветила жестокая торжествующая улыбка, когда он услышал эти слова, потому что он знал, что один из представителей змеиной природы станет ценным дополнением к его группе. Он развязал своего новобранца, помог ему подняться на ноги и обнял его.
-- Читта Семинол, я с радостью приветствую тебя в наших рядах. Придет время, когда мы превратимся в великое и могущественное племя, и тогда имя, данное нам нашими врагами, будет почитаться всеми людьми. Пойдем!
Глава 8
По следу
Кат-ша, вождь семинолов, очень радовался тому, что заполучил в свой отряд такого многообещающего молодого воина, как Читта, который настолько навлек на себя вражду как белых людей, так и своего собственного народа, что был вынужден бежать от них, спасая свою жизнь.
После совместного ужина из вяленой оленины, которую вождь достал из своей сумки, оба семинола уселись, спрятавшись за густыми зарослями кустарника, наблюдая за рекой, пытаясь заметить какие-либо признаки преследования и строя планы дальнейших действий. Кат-ша сказал Читте, что он оставил свой отряд в их самой неприступной цитадели среди проток и глубоких трясин великого болота Окифеноки. Он также сказал, что, если бы не присутствие такого большого количества дружественных индейцев в непосредственной близости от форта Кэролин, он привел бы своих воинов для атаки на него, ибо он решил, что шансы были на его стороне в этом деле.
-- Ха! -- воскликнул Читта, прерывая своего вождя на этом месте.
-- В таком случае я смогу быть тебе полезен, хотя я еще не испытан в бою.
Затем он поведал Кат-ша секрет, который был известен лишь немногим из его народа и который он сам открыл лишь случайно. Это было то же самое, что Хас-се отказался доверить Ренэ, когда тот расспрашивал его о способе его побега из форта, и это действительно был секрет, имевший величайшую ценность для врагов белых людей.
Кат-ша внимательно выслушал, и когда Читта закончил, он воскликнул:
-- Молодец, мой юный храбрец! Твоя змеиная мудрость уже доказывает свою ценность для нас. То, что ты мне только что рассказал, дополняет наш план нападения на это гнездо бледнолицых и устраняет одну из главных трудностей на нашем пути. Располагая этой информацией, я считаю, что форт и все, что в нем находится, уже в нашей власти. Нам остается только ждать своего часа. Пусть белый человек трепещет, ибо не пройдет и нескольких дней, как тигр, ведомый змеей, вцепится ему в горло!
Пока они разговаривали, их внимание было приковано к темной движущейся массе, плывущей вниз по реке, недалеко от ее берега. Вскоре Кат-ша объявил, что это флотилия каноэ, наполненных людьми, и они наблюдали за ними с жадным любопытством.
Это действительно было племя, от которого бежал Читта. Лодки под предводительством своего вождя Микко плыли в сторону земель алачуа, где их ждала пища в изобилии. В начале своего путешествия они держались как можно ближе к речному берегу, чтобы избежать наблюдения со стороны белых людей из форта Кэролин, которые, как они опасались, могли воспротивиться их отъезду, если бы узнали об этом. Только когда они достигли отвесного утеса, с вершины которого два семинола наблюдали за их продвижением, они почувствовали, что находятся в безопасности от наблюдателей форта и могут смело двигаться дальше по реке. Здесь же, пользуясь полной силой отлива, они быстро поплыли к ее устью.
Увидев, что в каноэ, которые таким образом проплывали под ними, находились, помимо воинов племени, его женщины и дети, а также все их движимое имущество, Кат-ша заключил, что это было общее движение людей Микко в какое-то отдаленное место, и по направлению, в котором они двигались, он догадался что их пунктом назначения была плодородная земля племени алачуа.
-- Это твоих рук дело! -- Сказал вождь Читте, который в горьком молчании наблюдал за уходом своего народа, к которому его все еще тянуло по старой памяти, несмотря даже на то, что он недавно сделал и кем он стал. -- Это твоих рук дело, мой юный семинол. Ты уничтожил их запасы пищи и таким образом вынудил их отправиться на поиски новых. Теперь давай последуем за ними, а когда они будут на безопасном расстоянии, мы поведем моих храбрых воинов в атаку на белых людей, запертых вон в той сусликовой норе!
Когда уходящее племя почти скрылось из виду ниже по реке, двое семинолов, вытащив украденное Читтой каноэ из его укрытия, пустились в погоню. Они так организовали свои собственные передвижения, что у них не было никаких шансов быть обнаруженными теми, кто шел впереди них, хотя они никогда не отставали слишком далеко. Они тщательно осматривали каждое место стоянки кочующего племени, чтобы убедиться, что позади не осталось никого, кто мог бы их обнаружить, и всегда размещали свой собственный маленький лагерь так, чтобы он был полностью скрыт от глаз тех, за кем они следовали.
Кат-ша был очень рад обнаружить, что следуя таким образом за племенем Микко, он также направлялся и к своему собственному отряду, который ждал его в глубине большого болота. Он даже обдумывал нападение на своих врагов-индейцев, пока они путешествовали со своими женщинами, детьми и багажом, прежде чем повести своих воинов обратно в сторону форта Кэролин.
Получается, что именно эти двое так озадачили Хас-се, когда он и Ренэ де Во, в свою очередь, последовали по их следам, и именно их каноэ мальчики мельком увидели на большом болоте.
-- Смотри! -- воскликнул Хас-се, чей острый глаз первым заметил исчезающее каноэ. -- Это либо мои соплеменники, которых мы уже догоняем, либо те, кто, как мы знаем, преследует их по пятам. Вот работа для нас, Та-лах-ло-ко, или, скорее, для меня, ибо мой долг - раскрыть смысл этой погони и предупредить мой народ, если опасность приближается к нему. В то же время, я обязан держать тебя как можно дальше от всяких неприятностей.
-- Чепуха, Хас-се! Тебе хорошо оберегать меня от опасности, пока ты сам остерегаешься ее, но поскольку я рискнул жизнью вместе с тобой, то твои друзья - мои друзья, а твои враги – это и мои враги тоже, и я хочу разделить с тобой все твои беды. Так что не говори больше о моей безопасности, за исключением разве, если это касается и твоей, но веди себя так, как считаешь нужным, и я последую за тобой так же верно, как если бы я был зачислен под твое знамя. Не то чтобы я предполагаю, что у вас, индейцев, есть такие вещи, как знамена, или вы понимаете их значение, но ты вполне мог бы заиметь их, и от этого тебе совсем не стало бы хуже!
Хотя Хас-се ничего не ответил на эту смелую речь, он воспринял ее как свидетельство истинной дружбы и одарил Ренэ благодарной улыбкой, которую тот воспринял не иначе, как означающую «Очень хорошо, Та-лах-ло-ко, я принимаю твое предложение о службе так же сердечно, как ты его предлагаешь».
При обычных обстоятельствах индейский инстинкт Хас-се не позволил бы ему пересечь открытую воду протоки среди белого дня и имея подозрения, что враг может подстерегать его на дальнем берегу. Однако в данном случае казалось настолько невозможным, чтобы обитатели каноэ, которое он успел заметить лишь мельком, оглянулись и заметили их в тот же миг, что он решил двигаться дальше и, если возможно, разузнать об этом деле как можно больше. Поэтому они с Ренэ пересекли открытую воду настолько быстро и бесшумно, насколько это было возможно, и когда приблизились к противоположному берегу, Хас-се пристально вгляделся в темные проходы между поросшими мхом кипарисами. Он не увидел и не услышал ничего, что могло бы вызвать у него тревогу, и поздравив себя с тем, что их не обнаружили, мальчики двинулись дальше, по воде другой, чрезвычайно узкой речки.
Речка эта, к удивлению Ренэ, текла, хотя и с почти незаметным течением, в том направлении, в котором они двигались, или в точности противоположном направлению реки, по которой они поднялись из солончаков на востоке. Поскольку Хас-се просил его соблюдать абсолютное молчание и ни в коем случае не говорить, он пока сдержал свое любопытство, но решил найти объяснение этому феномену сразу, как только представится возможность.
Впоследствии он обнаружил, что река, по которой они поднимались, и та, по которой они сейчас спускались - обе они берут начало в большом болоте, и что их верховья соединены судоходными протоками, но в то время как один из них течет на восток, в Атлантику, другой течет на запад - в Мексиканский залив.
Полагая, таким образом, что те, кто был впереди, не обнаружили их, мальчики совершили почти фатальную ошибку. Хитрый Кат-ша, привыкший искать опасность за каждым деревом и почти ожидавший услышать боевой клич своих врагов при каждом дуновении ветра, знал, что лучше не покидать открытые воды, не оглядываясь при этом. В этот раз быстрый взгляд, брошенный назад в тот момент, когда его каноэ вошло в тень кипарисов, уловил блеск мокрого весла, и он сразу понял, что за ним и Читтой следят, точно так же, как они следовали за Микко и его людьми.
Он не упоминал об этом, пока они не оказались в безопасности, и только тогда рассказал Читте о своем открытии. Последний посоветовал немедленно спрятаться и ожидать приближения своих неизвестных преследователей, но более опытный Кат-ша сказал «нет», потому что, если бы их тоже обнаружили, это было бы именно тем, чего от них и ожидали, и их преследователи проявили бы большую, чем обычно, осторожность в приближении к этому месту. Благополучно миновав его, они продвигались смелее, думая что их собственное присутствие осталось незамеченным. Поэтому он продолжал двигаться вниз по небольшому ручью почти милю, пока они не достигли места, где русло было настолько серьезно перегорожено нависающими лианами и выброшенными на берег корягами, что оставался открытым только проход, едва достаточный для прохода одного каноэ.
Здесь они вытащили лодку из воды и тщательно ее замаскировали. Затем они заняли позиции по одному на каждой стороне ручья и, спрятавшись за завесами из переплетенных лоз, держа стрелы наготове, чтобы быстро наложить их на тетивы, терпеливо ожидали появления своих неизвестных преследователей.
Навстречу этой хорошо спланированной засаде, которая, казалось, гарантировала им гибель, Ренэ и Хас-се продвигались, конечно, осторожно, но без всяких подозрений о том, что их ожидало. Наконец они приблизились к засаде на расстояние четверти мили, и можно было бы сказать, что ничто уже не могло помешать им попасть в нее.
В этот момент Хас-се прошептал:
-- Держи широко открытыми не только глаза, но и уши, Та-лах-ло-ко. -- И Ренэ ответил также шепотом:
-- Они уже так широко открыты, что ни малейшее жужжание комара не ускользает их слуха. Что это?
Внезапный треск ветки, под какой-нибудь птицей или мелким животным, заставил их вздрогнуть и на мгновение прислушаться, подняв весла. Предоставленное таким образом самому себе, неуправляемое каноэ отнесло в сторону и на мгновение оно уперлось об торчащий конец затонувшего бревна. Ренэ опустил руку вниз, чтобы оттолкнуться от препятствия, но внезапно отдернул ее со сдавленным криком боли и испуга. В тот же миг большая водяная змея, известная как мокасиновая, скользнула прочь и исчезла под илистым берегом.
Florida Water Moccasin Snake
Глава 9
Племя Микко
Услышав крик Ренэ, каким бы подавленным он ни был, Хас-се быстро обернулся и как раз вовремя, чтобы увидеть, как мокасин скользит прочь по воде. Он также заметил пятнышко крови на пальце своего спутника, на которое тот смотрел с выражением ужаса.
Не сказав ни слова, молодой индеец подскочил к Ренэ, выхватил из ножен маленький острый кинжал и решительно разрезал им крошечную рану, оставленную клыками змеи, пока из нее не потекла кровь. Затем, поднеся руку к своему рту, он высосал все, что было возможно, из отравленной крови, несколько раз останавливаясь во время операции, чтобы прополоскать рот водой.
Когда это было сделано, он взял пригоршню склизкой речной грязи и приложил ее к раненому месту, попросив своего друга подержать ее там. Затем, схватив весло, он повернул нос каноэ вверх по течению в том направлении, откуда они пришли. Он поплыл обратно к небольшой лагуне, которая впадала в ручей, и в которой он заметил растущий там необычный вид водяной лилии, когда они проплывали мимо нее по пути вниз. Вырвав растения с корнем, он выбрал одну из прикрепленных к стеблям луковиц и растер ее, пока она не превратилась в волокнистую массу, и, смыв речную грязь с раненой руки, заменил ее этим составом.
Рука уже распухла и боль причиняла беспокойство, но нанесение на рану растертого корня лилии подействовало так волшебно, что на лице Ренэ мгновенно отразилось облегчение, и он выразил свою благодарность Хас-се.
-- Ничего лучше не придумать -- ответил тот. -- Это надежное средство моего народа от подобных вещей.
Затем он добавил с какой-то особой гордостью:
-- Бледнолицые мудры во многих вещах, о которых мы, бедные краснокожие, ничего не знаем, но мы, по крайней мере, знаем о том, что от любого зла есть средство под рукой и что везде, где водятся ядовитые змеи, растет растение, которое может обезвредить их яд. Через короткое время твоя рука будет такой же здоровой, как до того, как она схватила Читта-веву, великого водяного змея.
-- Это чудесно! -- воскликнул Ренэ. -- И если бы ты вернулся со мной во Францию, захватив с собой несколько этих целебных образцов и свои знания об их применении, ты стал бы великим знахарем и снискал бы большую славу у моего народа!
Хас-се только покачал головой и улыбнулся на это предложение, после чего заметил:
-- Некоторое время ты должен лежать совершенно спокойно и держать этот компресс на своей руке, смоченной прохладной водой. Тем временем я приведу в исполнение план, идея которого у меня только что возникла. Неподалеку, от устья этой лагуны, проходит узкая тропа, которая пересекает большой изгиб ручья и ведет к месту, расположенному гораздо ниже по течению. Если ты останешься здесь и будешь ухаживать за своей рукой, я перейду к низовьям ручья по этой тропе и, возможно, таким образом я быстрее получу информацию о тех, за кем мы следуем.
Ренэ сразу же согласился с этим планом, и вскоре его оставили одного нянчиться со своей рукой и размышлять о своем теперешнем странном положении. Из дикого окружения его мысли вернулись к дяде, которого он оставил в форте Кэролин бороться с болезнью, а возможно и с голодом, и с упреками в его адрес. Сердце мальчика было полно нежности к храброму старому солдату, который так быстро взял на себя роль отца по отношению к нему, и если бы его не сдерживало сознание жизненно важной миссии, которую он взял на себя, он был бы склонен немедленно вернуться и разделить с шевалье все испытания, выпавшие на его долю. От него мысли мальчика перенеслись во Францию и в старый замок, в котором он родился. Он чуть не рассмеялся вслух, представив, с каким ужасом посмотрел бы на него старый Франсуа, если бы мог сейчас увидеть его, лежащего в одиночестве в утлом суденышке! Такого старый слуга и представить себе не мог: его, Ренэ - посреди ужасной пустыни из огромных, поросших мхом деревьев, необычного вида растений, посреди черных вод, и еще более черной грязи!
Из этих раздумий его внезапно вывел звук легкого всплеска воды и приглушенный человеческий голос. Очень осторожно приподняв голову над бортом каноэ, Ренэ мельком увидел в устье маленькой лагуны, в которой было спрятано их судно, другое каноэ, в котором сидели два индейца. Она направлялась вверх по течению, но его обитатели прекратили грести и, судя по их жестам, обдумывали возможность исследовать то самое место, в котором он лежал, скрытый от них зарослями. В одном из них Ренэ сразу узнал неприветливое лицо Змеи Читты, но другого он никогда раньше не видел.
С громко бьющимся сердцем и почти не дыша, он наблюдал за ними, благодарный укрытию из широких листьев лилий, которые воздвигали перед ним свой зеленый барьер. Он полностью отдавал себе отчет в том, что от результата разговора, который эти двое вели таким тихим голосом, что он не мог разобрать ни слова, зависела его собственная судьба. Из того, что сказал ему Хас-се, он знал, что Читта считает его врагом, и он знал также, что для своих врагов индеец уготовил только одну судьбу: он убьет их, если сможет.
С чувством того, что он избежал смертельной опасности, и с протяжным вздохом облегчения он увидел, что разговор индейцев подошел к концу, а странное каноэ продолжило свой путь вверх по течению. Оно исчезло в том направлении, откуда они с Хас-се пришли до того, как наткнулись на мокасиновую змею. Затем ему захотелось немедленно покинуть место, которое казалось таким полным опасностей, и он с нетерпением ждал возвращения Хас-се.
Хотя Ренэ с тревогой наблюдал за Хас-се, он также часто бросал взгляды в сторону ручья, опасаясь, как бы Читта и его спутник снова не появились. Поэтому он не заметил, когда его друг вышел из леса, и не услышал легкой поступи его ног в мокасинах. Он также не заметил чьего-либо присутствия рядом с собой, пока тихий смех, который так напугал его, что он чуть не опрокинул каноэ, не возвестил о возвращении его друга.
- О, Хас-се! -- воскликнул он хриплым от волнения голосом. – Я рад тебя снова видеть. Читта преследует нас, и с ним самый зловещий на вид индеец, какого я когда-либо видел, но при этом высокий и могучий.
Затем он рассказал обо всем происшествии с появлением странного каноэ, и Хас-се выслушал его с серьезным вниманием.
Когда Ренэ закончил, он сказал:
-- Хас-се тоже есть что рассказать. Далеко вниз по реке, на стороне, противоположной концу тропы, я услышал звук множества голосов и понял, что мои люди там. Давай пойдем к ним.
-- Но если мы рискнем войти в ручей, разве Читта и тот, кто с ним, не увидят нас?
-- Если они это сделают, когда мы поплывем по реке, то они должны будут доказать, что они быстрее Ху-ла-лах (ветра), чтобы поймать нас прежде, чем мы доберемся до друзей. Как твоя рука? Укус Читта-вевы все еще болит?
-- Ой! Моя рука? Да я уже и забыл про нее! Благодаря твоему волшебному средству боль и опухоль, похоже, совсем исчезли!
-- Тогда поплыли, и если дойдет до встречи с Читтой, мы посмотрим, сможем ли мы сделать его укус таким же безвредным, как укус его тезки Читта-вевы.
Очень осторожно мальчики вывели свое каноэ из лагуны и направили его вниз по узкой протоке к тому месту, где они надеялись найти друзей.
Благополучно добравшись до ручья, они уже собирались поздравить друг друга со своей удачей, как вдруг дикий крик, подобный тому, который издает разъяренная пантера, разнесся по темной лесной поляне позади них.
-- Это крик Тигра Кат-ша, вождя семинолов! -- воскликнул Хас-се. -- Что касается Змеи, то если он с Тигром, то нам одним с ними не справиться. Если в твоих белых руках есть сила, сейчас самое время доказать это, Та-лах-ло-ко!
С этими словами оба мальчика склонились над веслами и принялись грести ими с такой энергией, что их легкое суденышко со свистом рассекало воду и стрелой пролетало мимо серых неподвижных колонн кипарисов. Не отставали и их преследователи, тоже напрягая каждый мускул и уже ликуя по поводу добычи, которая была так близко от них.
Кат-ша и Читте надоело ждать в своей засаде тех, кто так долго не появлялся, но кто, как они уже точно знали, следовал за ними следом, и они, наконец, решили осторожно вернуться, чтобы выяснить, что с ними стало. У входа в лагуну, в которой Ренэ ожидал возвращения Хас-се, они на мгновение остановились в нерешительности. От той самой тропы, по которой шел Хас-се, ответвлялась другая, которая вела к далекой крепости семинолов в самом сердце большого болота. Кат-ша сначала подумал, что им не мешало бы осмотреть эту тропу, ибо, если это окажется кто-то из его собственной группы, чье каноэ он мельком заметил, он наверняка обнаружит здесь их следы. Читта, однако, сказал, что те, кто следовал за ними, могли пройти незамеченными, пока они были в лагуне. У них будет достаточно времени, чтобы осмотреть тропу после того, как они вернутся к протоке и убедятся, что между ними и ней никого нет. К счастью для Ренэ де Во, этот совет возобладал, и враги отправились дальше вверх по течению.
Возвращаясь с протоки, они увидели двух парней, только что выплывших из лагуны, и тогда Кат-ша издал свой боевой клич.
Даже на таком расстоянии, на котором они находились, и он, и Читта увидели перо фламинго, вплетенное в волосы Хас-се, а также узнали необычную одежду, который носил тот, кого они знали как сына великого белого вождя.
Все быстрее и быстрее летели два каноэ в своей гонке не на жизнь, а на смерть вниз по узкому ручью. Одно, с двумя мальчиками на борту, было полегче, но другое, подгоняемый мощными ударами гигантского Кат-ша, с самого начала не отставало от него и, наконец, начало медленно его догонять. Шаг за шагом, все ближе и ближе, враги приближались, и по мере того, как тяжелые вдохи запыхавшихся мальчиков становились все короче и быстрее, а пот крупными каплями катился с ихних лиц, казалось, что они двигаются со скоростью улитки, и они знали, что неравная борьба эта долго продолжаться не сможет.
Внезапно Хас-се на мгновение оторвался от весла и, приложив руку ко рту, издал долгий, дрожащий крик, такой дикий и пронзительный, что эхо от него разнеслось по лесу на многие мили вокруг.
Едва он взялся за весло снова, бросив быстрый взгляд назад и отметив, что другое каноэ находится в опасной близости от них, как на его крик ответил точно такой же, раздавшийся совсем недалеко от них.
В следующую минуту стрела сзади просвистела так близко от головы Хас-се, что срезала красное перо с его волос и, пролетев дальше, вонзилась в плечо Рене. В то же мгновение каноэ, наполненное воинами Микко, появилось из-за поворота впереди них, и двое загнанных и измученных мальчиков, увидев это, наконец поверили, что они спасены.
Глава 10
Мятеж в форте Кэролин
В ходе захватывающих событий, описанных в предыдущих главах, в форте Кэролин, расположенном на берегах Великой реки Мэй (Great River of May), настали неспокойные времена. Над фортом нависли три черные тучи - голод, мятеж и война.
Перед внезапным отъездом Ренэ де Во в его путешествие в поисках припасов, Лодоньер отправил группу из десяти человек исследовать местность к югу от форта и обнаружить, если возможно, «горы золота», которые, как предполагалось, там находились. Больше месяца они пересекали широкие песчаные пустоши, пересекали глубокие реки и кружили в лабиринтах темных болот. Они обнаружили редких птиц с великолепным оперением, странные и красивые цветы и множество диких животных, природа которых была им неизвестна, но никаких следов золота, которое они искали, нигде не было.
Глубоко разочарованные, оборванные, больные и голодные, они, наконец, пришли в деревню индейцев, которые никогда не видели и не слышали о белых людях, и сразу сбежали при их появлении. Изголодавшиеся солдаты бросились в хижины, забрали все, что смогли найти съестного, и разведя костер, принялись готовить себе угощение. Пока они предавались этому занятию, искры из их небрежно разведенного костра перекинулись на одну из похожих на трут - по своему составу - пальмовых хижин, и к их всеобщему ужасу, уже через несколько минут вся деревня была объята пламенем.
Из своих укрытий в окружающем лесу дикари, ставшие свидетелями того, что они считали бессмысленным уничтожением их собственности, пребывая в полнейшей ярости, выпустили в белых людей тучу стрел, в результате чего один из них был подстрелен насмерть, а еще несколько ранены. Бегом сорвавшись с места, несчастные солдаты направились к форту Кэролин, преследуемые по пятам своими невидимыми врагами, от которых они не оторвались до той поры, пока еще четверо не поплатились жизнями за свою беспечность. Когда же несколько дней спустя, пятеро несчастных, уцелевших в этой неудачной экспедиции, притащились в форт Кэролин, то смогли лишь сообщить новость о том, что им не удалось найти золото, и о смерти их товарищей, и еще о том факте, что они, похоже, подняли всех южных индейцев на войну с белыми.
Лодоньер, который принял отъезд Ренэ слишком близко к сердцу и горевал о мальчике так, словно тот был потерян для него навсегда, также испытывал большое беспокойство из-за нехватки провизии в форте. Теперь к этим неприятностям добавились последние известия о болезни, и в результате лихорадка, с которой он боролся, одолела и его самого, и теперь он был прикован к постели.
Многим в форте Кэролин тяжелая болезнь их начальника принесла большое горе, но другие, видя в этом возможность для осуществления своих собственных планов, только возрадовались. Эти другие были теми, которые были недовольны нынешним положением дел и, отчаявшись ожидать перемены к лучшему и оставаясь в форте Кэролин, тайно планировали мятеж. Его целью было заставить Лодоньера покинуть форт и Новый Свет, и отвезти их обратно во Францию на корабле, который они предполагали построить из тех материалов, которые были у них под рукой.
Мятежников возглавлял не кто иной, как старый друг Ренэ по имени Симон, оружейник. Он всегда был склонен ворчать, и его чувства были глубоко уязвлены тем, что его арестовали, продержали на гауптвахте один день и, наконец, совсем уволили (из-за отсутствия необходимости в его услугах) с резким выговором от Лодоньера за то, что он, хотя и невольно, но все-таки способствовал побегу Ренэ. Старый ворчун всегда тайно был на стороне мятежников, а после этого случая открыто присоединился к ним, а вскоре стал и их лидером.
Случилось так, что однажды утром, когда добрый Ле Мойн, который во время болезни Лодоньера и большинства других офицеров исполнял обязанности лейтенанта, командовавшего фортом, сидел за столом и что-то писал, когда к нему пришел оружейник Симон, а за ним следом большая часть гарнизона. Старый солдат отдал военный салют, на который Ле Мойн ответил тем же, а затем сказал:
-- Мы пришли, мастер Ле Мойн, вот эти добрые люди здесь и я, чтобы сделать определенные предложения, которые мы хотели бы представить его превосходительству коменданту.
-- Что ж -- ответил Ле Мойн с легким удивлением в голосе – говорите без дальнейших проволочек и быстрей возвращайтесь к своим обязанностям.
-- Возможно, что мы вообще не вернемся к ним! По крайней мере, не в том смысле, в каком вы употребляете это слово. Мы умираем с голоду.
-- У вас не так уж много еды, это правда - сказал Ле Мойн - но все мы надеемся на лучшее.
-- Мы умираем от лихорадки.
-- В определенной степени это тоже верно.
-- Нам угрожает враг…
-- И у нас есть крепкие стены, за которыми мы можем защищаться!
-- Мы брошены и забыты, и наши тела будут гнить в этом месте, прежде чем нам пришлют помощь.
-- Адмирал Жан Рибо никогда не был тем человеком, который бросит или забудет тех, кому он обещал помощь - ответил художник, и его бледные щеки при этом залились румянцем.
-- В этой стране нет золота и она непригодна для проживания людей.
-- И все же, люди Микко живут и процветают здесь, и на их земле выращено много полезного. Что касается золота, то один только факт того, что оно не обнаружено, еще ничего не доказывает против его существования.
Не отвечая на это, Симон продолжил:
-- Таковы наши претензии, и чтобы удовлетворить их, мы просим его превосходительство разрешить нам построить здесь как можно быстрее судно, которое сможет доставить нас туда, откуда мы пришли. Мы также просим, чтобы он лично вывез нас из этого злого места обратно в нашу страну. Всегда надеемся, что здоровье позволит ему это сделать.
Добрый Ле Мойн был сильно встревожен этим смелым заявлением, и попытался было убедить солдат отказаться от своего безумного плана, и вновь вернуться к исполнению своих прямых обязанностей, терпеливо ожидая прибытия обещанного подкрепления из Франции. Однако они настаивали на том, что не уйдут, не выслушав самого коменданта, и Ле Мойн в конце концов был вынужден выполнить их просьбу и передать их послание Лодоньеру.
Получив донесение о случившемся, шевалье пришел в сильное негодование, и если бы не крайняя слабость, вызванная лихорадкой, он встал бы и вышел к мятежникам. Но поскольку это было невозможно, он отправил им ответ, что ни на минуту не согласен на рассмотрение их предложения. Он и они были посланы своим королем захватить эту страну и удерживать ее во владении, и здесь он должен был оставаться до тех пор, пока не получит другие инструкции из Франции. Что касается их, то он приказал им немедленно приступить к своим обязанностям и приложить все усилия для укрепления форта и подготовки к отражению нападения, которое в любой момент могло быть предпринято на него дикарями с юга.
Когда Ле Мойн вернулся к солдатам с этим ответом, Симон, все еще выступавший в качестве представителя остальных, сказал:
-- Ваше послание от коменданта во многом соответствует нашим ожиданиям, мастер Ле Мойн, и в ответ вы любезно передайте ему еще раз, что ради сохранения наших жизней мы непременно приложим все усилия, чтобы отразить любое нападение, которое может быть предпринято на форт. В то же время мы, несомненно, примем активные меры для того, чтобы обеспечить наш собственный, и его тоже, скорейший отъезд из этой несчастной страны, в которой мы до сих пор не имели ничего, кроме зла.
Произнеся эту речь и еще раз отдав Ле Мойну чопорный военный салют, старый солдат повернулся и зашагал прочь, сопровождаемый остальными мятежниками.
Как только Ле Мойн остался один, он доложил о переговорах Лодоньеру, и больной опять так разволновался, что его лихорадка внезапно усилилась, и вскоре он уже лежал в бреду, и умолял Ренэ де Во не уходить к врагам индейцам.
Тем временем снаружи события развивались настолько быстро, что в тот же день был заложен киль небольшого судна, на котором мятежники надеялись пересечь океан и добраться до родины, а за поиски подходящих материалов для постройки корабля взялись с яростной энергией людей, которые верили, что работают ради спасения своей жизни.
Эта работа велась настолько активно, что менее чем через месяц корпус маленького судна был закончен, и оно было готово к спуску на воду.
В это время отряды расходились в нескольких направлениях от форта: одни добывали смолу в сосновых лесах для просмолки судна, другие искали в болотах среди кипарисовых зарослей подходящие рангоуты, а третьи предпринимали робкие усилия, чтобы раздобыть хоть какую-нибудь дичь и рыбу, как для текущего использования, так и для засолки, чтобы обеспечить необходимым продовольствием корабль во время предполагаемого путешествия. Эти последние были самыми неудачливыми из всех, кто отсутствовал в форте, из-за их ограниченных знаний в области охоты и рыбной ловли. В то же время, они больше всех стремились преуспеть в своих поисках, ибо запасы кукурузы в форте были теперь полностью исчерпаны, и гарнизон питался исключительно рыбой и листьями капустной пальмы, которые они научились готовить.
В день, когда исполнился месяц со дня отъезда Ренэ де Во, рабочие группы, чьи обязанности снова привели их в лес, были внезапно атакованы большим количеством дикарей и в величайшем смятении отброшены обратно в форт, понеся серьезные потери убитыми и ранеными. Продвижение дикарей, следовавших за ними по пятам, вплоть до самых ворот, было остановлено только сильным артиллерийским огнем, который так напугал их, что они в панике бежали под прикрытие леса и не останавливались до тех пор, пока не отступили на почтительное расстояние.
Ближе к вечеру были замечены вражеские войска, собравшиеся на виду у всех на большом холме из ракушек, на котором несколько недель назад устраивался праздник Спелой Кукурузы. Вид их так взбесил оружейника Симона, который теперь был общепризнанным комендантом, что он решил выступить во главе сильного отряда и устроить решающее сражение, которое, он не сомневался, приведет к победе белых.
Хотя он смог собрать всего около пятидесяти здоровых людей, так как, к сожалению, лихорадка и недостаток надлежащей пищи заметно опустошили гарнизон, старый солдат, который с большим презрением относился к боевым качествам индейцев, счел это число вполне достаточным для своей цели и уверенно двинулся вперед во главе отряда. Они не встретили сопротивления, пока не добрались до ракушечного холма, где приготовились атаковать дикарей, которые все еще оставались собравшимися вокруг него.
Но внезапно белые оказались полностью окруженными огромным количеством индейцев, которые, казалось, выскакивали, как по волшебству, из-за каждого куста и из-за каждого дерева. Их приближение было совершено настолько скрытно, что когда Симон и его люди заметили засаду, в которую они попали, сильный град из стрел и копий внезапно обрушился на их ряды. Атака сопровождалась леденящими кровь воплями, которые подействовали на белых людей почти так же устрашающе, как грохот их собственной артиллерии напугал этих индейцев утром.
Оправившись от первой паники, они предприняли отчаянную попытку пробиться обратно в форт и боролись как люди, которые знали, что их жизни поставлены на карту. Однако, несмотря на их храбрость и ужасное применение их мечей, индейцы были более многочисленны, и казалось невозможным, чтобы хоть один из белых спасся.
Совершенно измученные ужасной и неравной борьбой, они были уже готовы впасть в отчаяние, когда вдруг в их пользу кем-то был предпринят самый желанный и неожиданный маневр. За линией дикарей раздался громкий крик, и невидимый враг так внезапно и яростно атаковал их с тыла, что они в величайшем ужасе разбежались во все стороны.
Даже не думая, чтобы узнать кто оказал им эту столь своевременную помощь, солдаты поспешили вернуться форт и укрыться за его массивными воротами.
Когда они это сделали, то услышали, или им показалось, что они услышали, из глубины леса звонкий голос, кричавший:
-- Франция на помощь! Франция спешит на помощь!
Спасенные очень удивились этому.