Глава 44
Далее произошли события, которые Атос описал в своих мемуарах, озаглавленных «Воспоминания графа де Ла Фер о некоторых событиях, происшедших во Франции к концу царствования короля Людовика XIII и в начале царствования короля Людовика XIV».
Пожалуй, в отношении событий, которые уже описаны Атосом, я лишь добавлю то, чего он не описал.
Д’Артаньян поселился в доме бакалейщика Бонасье по моей рекомендации, поскольку Мария просила меня подобрать постояльца из числа мушкетёров. Хотя д’Артаньян ещё не был мушкетёром, по всем остальным требованиям от отвечал требованиям Марии, поскольку ей был нужен храбрый воин, способный защитить Констанцию в случае преследований со стороны шпионов кардинала. Я не сообщил д’Артаньяну о тех особенностях хозяйки этой квартиры, которые знал сам, поскольку таково было условие Марии. Я полагал, что д’Артаньян сам разберётся с этими проблемами, и так оно и вышло. Впрочем, если бы он не влюбился в Констанцию и не погрузился с головой в её проблемы как в свои собственные, едва ли мы отправились бы в Англию для того, чтобы доставить Королеве её бриллиантовые подвески, которые она столь опрометчиво подарила Бекингему, даже не задумавшись о том, что подобных бриллиантов у неё было не так много, чтобы эту потерю можно было бы скрыть.
Не кажется ли вам странным, что Королева, узнав о том, что Ришельё проведал о передаче подвесок Бекингему, смертельно испугалась, в особенности после того, как Король назначил бал, на котором попросил Королеву быть в этих подвесках?
Я и сам удивлялся этому. Действительно, стоит вспомнить, что хранительницей драгоценностей Королевы была господа де Шеврез. Так что стоило Королеве заявить, что она не знает, куда запропастились злосчастные подвески, и вопрос этот был бы переадресован Марии, которая едва ли могла бы отвести от себя подозрения, заявив, что подвески передала сама Королева Бекингему. Во-первых, Король и кардинал в это время уже очень плохо относились к Марии, и были бы только рады обвинить герцогиню в пропаже. Во-вторых, кому должен был бы поверить Король – собственной супруге, Королеве Анне, или какой-то там герцогине? В-третьих, ведь известно, что Шевретта ездила в Англию, так что даже в том случае, если бы выяснилось, что подвески находятся у Бекингема, это лишь усилило бы подозрения в отношении Марии, и лишний раз очистило бы Королеву от подозрений. В-четвёртых, ведь считалось, что Бекингем не посещал тайно Парижа, так что Королева, казалось бы, и не имела возможности подарить подвески герцогу. Таким образом, в ответ на вопрос «Куда девались двенадцать бриллиантовых подвесок?» она могла бы ответить: «Спросите хранительницу моих драгоценностей, она должна знать». Что бы в этом случае ни говорила Мария, ей бы никто не поверил, если бы Королева настаивала на том, что она не причастна к пропаже подвесков.
Объяснение этому странному жертвенному поведению Королевы, которая вовсе была склонна к самопожертвованию, состоит в том, что существовали мотивы или пружины этих событий, которые Атос далеко не все понял и описал. Действительно, вернуть бриллианты было не столько в интересах Королевы, сколько в интересах герцогини. Именно по этой причине я не стал объяснять моим друзьям, что мы отправляемся в путь не для того, чтобы спасти Королеву, а для того, чтобы спасти герцогиню де Шеврез, которая, между прочим, в это время уже официально находилась в Англии, и лишь немногие её друзья и некоторые из многих её врагов знали о том, что она тайно пребывала в Париже. Суть состояла в том, что Королева долгое время была слишком дружна с Марией, и по этой причине поведала ей вследствие излишней доверчивости слишком много собственных секретов и тайн, которые позволили Марии держать её на крючке, даже не объявляя вслух о возможности шантажа. Королева понимала, что лучше спасти Шевретту, чем использовать для собственного спасения, то есть выйти сухой из воды, оклеветав свою бывшую подругу. Анну Австрийскую в этом отношении сдерживали не моральные принципы, а страх разоблачений. Мария могла разоблачить Анну перед Королём, что непременно привело бы к разводу. В этой ситуации Королеве лучше было бы взять вину на себя, чем приобрести такого врага, как герцогиня де Шеврёз. А ещё лучше было бы оправдаться, то есть вернуть подвески. Но всё же я убеждён, что если бы Королеве грозил бы развод вследствие отсутствия подвесков, она предпочла бы свалить вину на герцогиню, а там будь что будет, нежели признаться в том, что подарила их Бекингему, ведь Король в этом случае расценил бы такой подарок как залог любви, чем он, возможно, и был. Никакие разоблачения Марии не сделали бы ситуацию хуже. Атос не вникал во все эти тонкости, и если бы кто-то и открыл ему глаза на характер Марии, то уж точно не я. Я видел, что под старость он стал сентиментальным, и не хотел быть тем человеком, который бы наносил ему душевные травмы, разоблачая характер герцогини де Шеврез и её прагматичный и меркантильный подход к любым отношениям, даже к самым дружеским, как она их называла. Мне представляется, что Шевретта не знала смысла понятия дружбы и любви, поскольку главной её чертой был крайний эгоизм. Однако, вспышки благородных устремлений в ней иногда происходили, в результате чего её можно было счесть одной из самых благородных и самоотверженных дам двора.
Да, я должен признаться, во время этих событий я намного более положительно относился к Марии, недели впоследствии. Атос же во время этих событий с подвесками не был с ней знаком, но в то время, когда он писал эти воспоминания, относился к Марии слишком необъективно, я бы даже предположил, что он любил её, если бы я мог допустить, что Атос способен на любовь к женщине. И уж во всяком случае, Атос был благодарен Марии за рождение их общего сына Рауля, виконта де Бражелон.
В отношении этих мемуаров Атоса я также должен обратить внимание вот на что. Мемуары разделены на три отдельные книги, одна из которых имеет подзаголовок «Три мушкетёра». Из чего должно было следовать, что Атос как бы не писал историю д’Артаньяна, а писал историю нас троих, свою собственную, Портоса и меня. Но при чтении этой книги видно, что она скорей является описанием похождений д’Артаньяна, нежели наших, или уж во всяком случае он является в ней главным героем. По этой причине я считаю, что название этой части его мемуаров не отвечает содержанию. Вторая книга мемуаров Атоса называется «Двадцать лет спустя». Атос выпустил из своего описания двадцать лет своей и нашей жизни. При этом вторую книгу он старался ещё больше отделить от изложения своей собственной жизни, сосредоточив описание на жизни д’Артаньяна. Те двадцать лет, пока он растил и воспитывал Рауля, он решил исключить из своих мемуаров. Но в этот период произошло слишком многое, чтобы можно было игнорировать эти события. Кроме того, собственные мотивы для участия в движении Фронды он совсем не изложил, зато уделил много внимания мотивам поступков д’Артаньяна. Наконец, третья книга его воспоминаний, которую он назвал «Ещё десять лет спустя, или виконт де Бражелон», вызывает наибольшие удивления. Ведь в этой книге мемуаров Атос умудрился описать собственную смерть, а также события, которые произошли после неё. Я раскрою секрет этой книги здесь, на этих страницах. Дело в том, что события, описанные Атосом, несколько отличаются от истинных, что он сделал преднамеренно, надеясь, что эта книга будет когда-то прочитана потомками, которые не будут знать всего того, что знаем мы четверо. А именно, они не должны будут знать, что некоторое время, а вовсе не только одну ночь и один день, престол Франции занимал вовсе не Людовик IV, а его брат-близнец Луи-Филипп, которого на этот престол возвёл вовсе не я, а наш друг д’Артаньян. Изложения Атоса существенно отходят от истины, начиная с того места, когда он описывает, каким образом Король был похищен, по каким причинам д’Артаньян разгадал мой план и понял, что они реализован, каким путём и почему он возвратил Короля на его место, и, наконец, почему затем по прошествии некоторого времени Людовик вернулся на свой трон, а Луи-Филипп был устранён с трона. Также он не описал, куда именно был устранён Луи-Филипп. Всё это я попытался описать в том же стиле, в каком Атос описал наши приключения, и эти описания прилагаются здесь, они подшиты к моим мемуарам в самом начале. Я озаглавил их «Д’Артаньян и Железная Маска, или ещё два года спустя». Вместе с мемуарами Атоса, которые, как я уже говорил, называются «Воспоминания графа де Ла Фер о некоторых событиях, происшедших во Франции к концу царствования короля Людовика XIII и в начале царствования короля Людовика XIV», эти рукописи представляют собой довольно детальное и точное описание тех событий, о которых я уже теперь писать не буду. В последующих главах я опишу лишь то, что произошло после событий, описанных Атосом в первой книге, до событий, описанных им во второй книге, а также, разумеется, напишу и о том, что произошло после тех событий, на описании которых оканчиваются мои приложения.
В настоящее время я располагаю временем, чтобы детально обдумать и описать всё, что хотел бы описать, и, как я уже говорил, освободить свою память от этих воспоминаний, или от неприятной части их, поскольку мне ещё многое следует помнить в связи с тем высоким постом понтифика, на котором я оказался волею Божьей и в некоторой степени собственными усилиями.
Мне будет о чём порассказать, не вмешиваясь в те описания, которые составил мой дорогой друг Атос. Даже в тех местах, где я нахожу у него заметные отклонения от истины, я, пожалуй, не буду излишне назойливым со своими поправками.
Очерчу лишь общую картину. Как я уже сказал, герцогиня де Шеврёз играла гораздо более значительную роль во всех событиях, нежели это можно подумать, читая воспоминания Атоса. Она, как я уже говорил, не столь уж категорично враждовала с кардиналом Ришельё, как это казалось внешне, и именно по этой причине кардинал всегда добивался для неё прощения, что и позволило ей надолго его пережить и остаться при дворе сначала Людовика XIII, затем Людовика XIV, который выделил ей специальные комнаты в Лувре, дабы она имела возможность проживать вблизи Короля и являться на все важнейшие дворцовые события, хотя она имела и собственный дворец, на содержание которого всегда умудрялась находить деньги. Людовику XIV, надо сказать, было за что благодарить её, а Людовик XIII терпел её как подругу и соратницу собственной супруги, Королевы Анны, и, кроме того, сохранил к ней остатки нежных чувств с тех времён, когда она ещё была герцогиней де Люинь и была одной из той весёлой четверки, в которую кроме неё входили её супруг, а также Король и Королева. Кардинал Ришельё был убеждён, что в случае, если готовится самое страшное для него, герцогиня его предупредит и не допустит этого. Так оно и было, поэтому непосвящённые думали, что сам Господь хранит кардинала от всех заговоров. Это был не Господь, это были его осведомители, среди которых герцогиня Шеврёз занимала третье место, поскольку первое место я безусловно отдаю Королеве, а второе – брату Короля, Месье, герцогу Гастону Орлеанскому. Все они с удовольствием вступали во всевозможные заговоры против Ришельё, но когда оставалось сделать самый последний и решительный шаг, предпочитали заручиться его прощением и поддержкой, выдавая ему все секреты заговора, нежели решиться довести дело до конца. Весьма примечательным был случай, когда кардинал по неосторожности приехал в самую гущу заговорщиков, которые прежде уже сговорились убить его. Гастону требовалось лишь отдать условный знак, чтобы кардинал был убит. Но он не подал этого знака, объясняя впоследствии, что находился под каким-то гипнотическим влиянием, испытывая животный ужас и скованность. На самом деле, разумеется, он попросту не решился довести дело до конца, понимая, что одним убийством кардинала дело не ограничится, вслед за этим могло произойти лишь одно из двух событий. Либо Короля Людовика также свергнут, в результате чего далеко не обязательно на трон взошёл бы Гастон, так как были ещё и принц Конде, и иные претенденты. И хотя у принца прав было меньше, но он был более решительным и мог, вероятно, собрать больше сторонников. В случае же если бы Король не был свергнут, он, разумеется, стал бы проводить расследование, и в этом случае вину Гастона скрыть бы не удалось, а заступиться за него было бы уже некому, поскольку лишь Ришельё всегда столь решительно становился на защиту Королевы и Месье, что Король лишь пожимал плечами и во всём уступал первому министру.
Атос проявлял безусловное доверие ко всем царственным особам, он боготворил Короля, Королеву и Месье, во всяком случае до того, как Людовик XIV совершил тот поступок, который заставил Атоса пересмотреть свои приоритеты в жизни. Действительно, все знали, как легко Короли Франции заводят любовниц из числа девиц, замужних женщин, и, в особенности, из фрейлин своих жён. Поэтому когда Луиза Лавальер получила должность фрейлины Мадам, то есть принцессы Генриетты, супруги Гастона Орлеанского, он должен был понимать, что она вошла в число тех дам, из которых делаются любовницы Короля или Принца. Атос же этого не желал понимать, и продолжал считать влюблённость своего сына Рауля в Луизу чем-то значимым, с чем Король, по его мнению, должен был бы считаться. Он, разумеется, жестоко ошибался. Король обращался с Луизой весьма деликатно, а мог бы поступить с ней так, как поступал со многими другими фаворитками. Он даже узаконил общих с ней детей. Но Атос видел в этом лишь оскорбление чести своего сына, и, следовательно, своей собственной чести, не придавая никакого значения тому факту, что основной виновницей случившегося была сама Луиза де Лавальер, её выбор, её влюблённость или даже любовь. Не испытывай Луиза тех чувств к Королю, которые она испытывала, как мне кажется, искренне, что ничуть не меняет дела, Король не стал бы делать из неё любовницу и мать своих детей. Ничего бы попросту не было. Итак, как я уже сказал, не ждите объективности в оценке действий и мотивов поступков Рауля, Луизы, герцогини де Шеврёз, Королевы Анны, Короля Людовика XIV и некоторых других участников тех событий, которые Атос постарался изложить объективно, но потерпел в ряде случаев полнейшее фиаско. Также не ждите, что описание смерти Атоса в воспоминаниях графа де Ла Фер имеют хотя бы какое-то отдалённое отношение к действительности. В последней части своей третьей книги Атос создавал миф о событиях тех лет, он описал не то, что было в действительности, а то, что он хотел бы, чтобы люди считали за события тех лет. Он хотел описать свою смерть от горя, и он её описал ярчайшими красками.
В следующей главе я намерен перескочить те события, которые связаны с историей возвращения в Париж из Англии двенадцати бриллиантовых подвесков, о которых и без того слишком уж много сказано в воспоминаниях Атоса. Я не хочу и тревожить память описанием борьбы с Миледи, которую, как я сказал, я впервые узнал под именем маркизы де Бренвилье, и которую я впервые увидел в тот самый момент, когда она выстрелила мне в грудь. На её совести немало убийств, и убийство её супруга, маркиза де Бренвилье – в том числе. Она убила и свою собственную горничную лишь для того, чтобы все думали, что погибла она сама и, считая её погибшей, не стали бы её разыскивать. Она сошлась с графом де Рошфором, дабы помогать Ришельё и вредить нам, что, разумеется, я не стал бы ставить ей в вину, но она несколько раз покушалась на убийство всех нас четверых, а также на д’Артаньяна в отдельности. Она виновна в гибели Бекингема, а также в смерти Фельтона, которого она совратила с пути истинного. В общем, эту даму давно ждал Ад, и я ничуть не раскаиваюсь в том, что мы её туда отправили. Её сын был в точности таким же злым и коварным, как она сама, так что я весьма жалею о том, что друзья не дали мне пристрелить его, когда у меня была такая чудесная возможность для того, чтобы это сделать. Он виновен в гибели своего дяди, лорда Винтера, и многих других честных и порядочных людей, но если бы я его пристрелил, смертей на его совести было бы меньше, а люди эти могли ещё послужить верой и правдой своему отечеству. Всё это уже описано Атосом, и я не собираюсь это повторять. Итак, следующую главу я начну, как обещал, с момента нашего расставания после осады Ла-Рошели.
Для того, чтобы не возвращаться к этой теме, скажу лишь, что осада этой крепости была необходима Ришельё для того, чтобы покончить с раздробленностью страны и уничтожить последний оплот гугенотов внутри Франции. Жители Ла-Рошели вознамерились объединиться с Англией против Франции, Короля и кардинала. Ришельё сделал серповидную дамбу, мешавшую английским кораблям подойти к Ла-Рошели и оказать им помощь. Для этих целей он даже пожертвовал многими кораблями, хотя, впрочем, далеко не все из них представляли собой какую-то ценность. Большинство из них были уже довольно ветхими и устарели, так что идея затопить их и засыпать землёй была не плоха. Она позволила ему оставить город без поддержки с моря, в результате чего Ла-Рошель сдалась. Наш добрый Король Людовик XIII был не столь добр к гражданам павшего города, как его отец, Король Генрих IV к парижанам. Напомню, что когда Генриху IV сообщили, что Париж скоро падёт, поскольку парижанам нечего есть, он возмутился и сказал, что не хочет завоевать столицу своего государства с помощью такой жестокости, от которой может потерять значительную часть её населения. Он распорядился пропустить в Париж телеги с едой из сельских районов. Людовик XIII, в отличие от Генриха IV, не только не пропустил никакого продовольствия в осаждённую крепость Ла-Рошель, но и проявил большую жестокость по отношению к жителям побеждённого города-крепости, приказав не оказывать никакой помощи раненым и даже наслаждаясь видом умирающих голодных и раненных жителей, передразнивая их мученические стоны своими отвратительными гримасами, находя это забавным. Уже одним этим он дал основательное подкрепление слухам о том, что он вовсе не сын славного Генриха IV, и что Мария Медичи родила его от одного из своих любовников. Поскольку я достоверно знаю имя этого любовника, я готов подтвердить основательность этого мнения. Что ж, на этом я оканчиваю своё описание тех событий, которые предшествовали знакомству нашей отважной четвёрки мушкетёров, и пишу в конце:
Конец Первой Книге
(Продолжение следует)