– Товарищи офицеры, разрешите познакомиться с вашими конспектами, – обратился старший группы к коллегам.
Группа слушателей академии, сидя в классном помещении, готовилась к сдаче экзамена по марксистско-ленинской философии и политэкономии. До недавнего времени читаемые раздельно, эти предметы, как шампунь и кондиционер от известного производителя моющих средств, в переводе означающего «Голова и плечи», теперь были слиты в единый флакон некой синтетической дисциплины. В этой странной аналогии, пришедшей на ум Олегу, было что-то символичное: если сознание, согласно марксизму, определяется бытием, то голова, порождающая всяческие смыслы, должна прочно покоиться на плечах экономического базиса. Следуя этому принципу, курирующая общественные дисциплины кафедра марксизма-ленинизма тоже получила такое же длинное название. Так казалось на первый взгляд. На самом деле перестройка, затронувшая многие аспекты жизни общества, кажущимися незыблемыми, добралась и сюда. Процесс, что называется, пошёл…
Обращение Коношенкова к коллегам прозвучало несколько необычно. Формально шеф был их начальником, но он никогда не прибегал к чисто административному стилю управления, выступая в качестве посредника между одногруппниками и командованием. И вот – на тебе, предъявите конспекты.
Недовольно переглянувшись, товарищи протянули ему тетради. Он бегло полистал конспекты и вернул их владельцам. Комментариев не последовало. Недовольство сменилось недоумением.
На перекуре шеф подошёл к Кондратьеву с Зюзликовым и, с заговорщическим видом оглянувшись по сторонам, огорошил их странным предложением.
– Хочу привлечь вас в испытательную партию.
Лица у приятелей вытянулись.
– Что будем испытывать? – поинтересовался Олег.
– Вот это.
Шеф вытащил из внутреннего кармана тужурки пару шестигранных ручек и протянул их товарищам. Олег взял одну из них – ручка как ручка.
– Ты на свету внимательней её рассмотри.
Олег повертел шестигранник в руках. Ух ты – при определённом ракурсе на его бликующих гранях начинали чётко проступать мелкие, нацарапанные чем-то слова. Каждая грань содержала пару строк, текст в них изобиловал сокращениями и непонятной аббревиатурой.
Шеф вытащил из кармана пригоршню таких ручек.
– На каждой из них зашифровано содержание одного экзаменационного вопроса, – пояснил он.
– Ве-е-ещь! – оценивающе протянул Зюзликов.
Действительно, проявленная смекалка и мастерство автора впечатляли. Олег в глубине души даже позавидовал неизвестному творцу этого изделия, посетовав, что раньше не додумался до этого сам – настолько всё здесь буквально лежало на поверхности. Да-да, на поверхности ручки, которую он ежедневно вертел в руках, не догадываясь о возможности с её помощью не только фиксировать, но и хранить информацию. Причём, достаточно скрытно. Наверное, творение наших предшественников по кафедре.
– Прекрасно. За тебя можно не беспокоиться. А мы то тут при чём?
– Для нашего брата это уже не актуально – наука шагнула вперёд. Разве что как эталон, образчик для подражания при изготовлении нового комплекта. У вас рука твёрдая и почерк разборчивый. Поэтому мне хотелось бы испытать в этом ваши силы. Так что, решайте.
Шефу эти изделия учебно-прикладного искусства достались от старшего курса, как и предполагал Олег. В былые времена это прокатило бы и так, и шеф не стал бы прибегать к помощи «испытателей», но за последний год ситуация в дисциплине изменилась. И если философию и научный коммунизм изменения не затронули, то экономический блок требовал творческой доработки – его следовало расширить и углубить. С ударением на вторую «у», как это звучало у автора выражения, инициатора перестройки.
Затеянная Горбачёвым трансформация общества велась масштабно. Где-то взвешенно и настойчиво, как с попытками повсеместного внедрения элементов демократизации, местами по-большевистски бескомпромиссно, как с вырубкой виноградников. В экономике она зачастую протекала чуть ли не с чистого листа, буквально на ощупь. Едва приуроченный к принятию новой стратегии пленум КПСС закреплял прогрессивные принципы хозяйствования, как тут же альтернативная школа экономистов брала верх в борьбе за влияние на генсека, и линяя партии приобретала очередной излом. Поэтому при подготовке к экзамену тратить время на освоение столь зыбкой и нестабильной материи представлялось неоправданной, расточительной роскошью. А использовать его было на что. На худой конец, посвятить его другой партии – в нарды или в шахматы. Всяк приятнее. Но это – на самый худой.
Профильная специальность, которую осваивал Олег и сотоварищи, славилась обилием насыщенных математикой дисциплин. Физики там тоже хватало: теория скрытности морских объектов базировались на фундаментальных законах природы, и слушатели по праву гордились тем, что у истоков их специальности стояли маститые учёные и даже академики. Поэтому потратить время на вывод уравнения свободных колебаний струны или на вычисление тройного интеграла в сферической системе координат было более чем разумно. Правда, иногда, погрязнув в дебрях формул, кто-то недовольно бурчал. Знали бы эти мудрецы простую истину: если хочешь что-то спрятать – положи на самом видном месте, не стали бы городили весь этот огород.
И вот теперь, глядя на ручки, товарищи оценили открывающиеся перспективы. Ещё бы – не только уберечь серое вещество от загрузки в него громоздкого и быстро теряющего актуальность идеологического аппарата, но и сэкономить время. Как тут не согласиться!
Задумка шефа привлечь помощников была вполне разумна. Как показал опыт, выцарапывание второй производной дисциплины – конспекта конспектов – занятие кропотливое и трудоёмкое. Работая в одиночку, «гравёр» убьёт на три десятка ручек всё время, отведённое на подготовку к экзамену. Это в известной степени лишало работу смысла. Да и распределить громоздкий комплект знаний тоже правильнее среди нескольких человек. А, поскольку в аудитории обычно присутствует не более четырёх экзаменуемых, один из которых занимает внимание комиссии ответом по билету, шеф решил «сообразить» это дело на троих.
За пару дней до экзамена троица закупила «сырьё» в нужном количестве и приступила к освоению навыков «игло-царапии». Через некоторое время Олег уже довольно разборчиво заполнял каждую грань ручки тремя строками текста, не прибегая к заумной аббревиатуре. Хотя, часто встречающиеся слова и их сочетания, типа «перестройка» и «ускорение социально-экономического развития», он заменял на П и УСЭР, соответственно. Названия стран соцлагеря – их тоже использовали часто – заменило двухсловное сокращение БоГеВе и ПоЧеРу. Это сочетание он позаимствовал у предшественников. По взаимной договорённости схожим образом поступали и остальные.
Привыкая к сокращениям, они подшучивали друг над другом.
– Говоря про ускорение социально-экономического развития, смотри, вместо «ускориться» не брякни: «УСЭРится».
– Сам не смути педагога своим «Заебпом»!
Под кодом «Заебп» у них шёл гегелевский закон единства и борьбы противоположностей.
Ручки, или дружки, как их называли приятели, раскладывались в специально изготовленные газыри, вшитые в подкладку тужурки. Обмен «шпаргалками» особо не легендировался: каждый знает, что паста в стержне всегда норовит закончиться в самый неподходящий момент. Поэтому оказание «невинной» помощи товарищу не должно было вызвать подозрений. Запрос на нужную ручку предварялся демонстрацией комбинации пальцев, обозначающей её номер. Перечень вопросов с номерами содержало отдельное пластиковое стило, предписывающее, «где искать дружка», или просо ГИД. Гид имелся у каждого из совладельцев пакета.
Отработка передачи носителей знания проходила за день до экзамена и напоминала сцену из кинокомедии «Операция Ы» – «Билет номер восемь, при нём задача». От непроизвольного проговаривания номеров в первый момент было трудно избавиться: это и в самом деле облегчало ориентацию в шеренге газырей. Вскоре от подозрительного бормотания всем удалось избавиться, и процедура была доведена до автоматизма. Даже гид показался лишним, и его исключили. А зря…
Главный риск схемы заключался во внезапной смене формы одежды, объявляемой непосредственно пред экзаменом. В случае жаркой погоды тужурки могли отменить, а остаться в одних рубашках означало бы катастрофу. Но шеф и здесь нашёл выход. Он приказал под тужурки надеть рубашки без погон. Отсутствие знаков различия для военных – нонсенс, поэтому остаться без тужурок им не грозило.
Это распоряжение в очередной раз вызвало недоумение у коллег, но шеф пояснил, что неважно себя чувствует и боится окончательно слечь. И что всю ответственность берёт на себя. С виду он был совершенно здоров, но после сказанного многие стали его сторониться. Кроме посвящённых.
Настал день экзамена. Отягощённая пластиковым знанием тройка вытащила билеты и заняла места за соседними столами. После небольшой суеты подельники благополучно обменялись ручками и приступили к подготовке.
Через несколько минут после передачи ручки шефу Олег почувствовал на себе его недоуменный взгляд. Глаза шефа, нередко вызывающие у врачей ложные подозрения о наличии у того проблем с щитовидкой, казалось бы, и вовсе вылезали из орбит. Он вертел в руках стило и отрицательно покачивал головой. Края губ скривились в гримасе разочарования. Похоже, он получил «гранату не той системы».
Олег снова полез в карман и проверил арсенал. Недоставало ручки с требуемым номером – в счёте он, похоже, не ошибся. Но тут же осознал суть проблемы. Нужно было воспользоваться газырём с противоположной стороны тужурки! Эх, был бы гид…
Олег прошёлся рукой по правильной шеренге, отсчитал нужного дружка и замер в нерешительности. Повторно передавать ручку было бы подозрительно. Он положил её на стол и, как бы невзначай, смахнул в сторону шефского стола. Но – вот же неудача, – она зацепилась за выступ на краю стола и, утратив импульс, упала посередине прохода, не достигнув адресата.
Прогуливающийся между рядов преподаватель обернулся на звук, сделал шаг в сторону упавшей ручки и поднял её. Повертев в руках, замер на секунду.
– Чья это? – Он поднял глаза на сидящих.
В голосе слышался оттенок подозрительности. Олег замер. Он догадывался, что тот, якобы, разминая ноги, своим видом пресекал использование шпаргалок. Собственно, это и была его основная задача. Ведь уловки в изготовлении и использования «шпор» отличались особой изощрённостью. Чего стоили одни только «бомбы» – полномасштабные заготовки ответов. Олег всегда гадал, почему их так называли – не то за гигантский размер, не то за большой риск работы с ними. Мастерство незаметно вытащить «бомбу» и сделать это вовремя было сродни искусству минёра. Появись она на столе раньше времени, «взрыва» было не миновать.
Всё это было хорошо знакомо педагогу – сам был таким в своё время. Интересно, а знал ли он про ручки?..
Лёгкий холодок пробежал у Олега по спине. Неужели, открылось? Горе-маскировщики... Что делать? Чувствовать себя уличённым в жульничестве было гадко. Была – не была, сознаюсь. Если сойдёт с рук – этот эксперимент будет последним.
Он уже стал приподнимать руку, но шеф опередил его.
– Моя, – выдавил из себя Коношенков, понимая, что терять ему нечего. – Стартовое волнение.
– Да вы не волнуйтесь, вы же всё знаете, – педагог улыбнулся и протянул ему шпаргалку. Шеф перевёл дух. – Кто-нибудь готов отвечать?
Олег поднял руку, теперь уже с облегчением.
В конце ответа один из экзаменаторов задал Кондратьеву неожиданный вопрос.
– В законах диалектики вы разбираетесь неплохо. Правда, допустили странную оговорку в одном из их названий.
Олега прошиб пот. Неужели?
– Но это ладно. А какие страны входят в состав СЭВ? – продолжил преподаватель.
За доли секунды из памяти всплыла уже ставшая привычной скороговорка.
– В состав Совета Экономической Взаимопомощи входят Болгария, Германская демократическая республика, Венгрия, – Олег продолжил перечисление.
– Вопросов больше нет, – повернулся экзаменатор к членам комиссии.
Те удовлетворённо закивали.
Апробация схемы прошла успешно, но дальнейшего применения в практике она не получила. Во всяком случае, для Олега. Слово есть слово. Но вот что странно: мысленно возвращаясь к экзамену, он вспомнил, что при подготовке к ответу на вопрос, который он выгравировал на ручке, он так и не доставал её из кармана. В этом не было надобности. Содержание её граней, странным образом запечатлённое в сознании в момент изготовления, нужный момент автоматически появлялось перед глазами. Наверное, так же было и с каменными скрижалями Моисея, разбитыми им и вновь воссозданными по памяти.
Как показало время, память хранила эти «снимки» достаточно долго. Открытие это не раз сослужило ему добрую службу: впредь, когда что-либо требовало запоминания, оно с хитрыми сокращениями и стенографическими уловками тщательно наносилось на бумагу, словно на грань гипотетической ручки. И в таком виде «фотографировалось» или запоминалось на слух. Удивительно, но это работало.
Ну а словосочетание «богеве почеру» с тех пор на некоторое время устойчиво вошло в лексикон приятелей, напоминая о произошедшем с ними на экзамене. Как знать, может быть, это словосочетание и по сей день перекочёвывало бы с одного комплекта шпаргалок в другой, не случись всего того, что произошло со всеми нами чуть позже. Когда страны соцлагеря вместе с длинным названием кафедры канули в лету.
Впрочем, и сейчас в ходу, наверное, другие, не менее забавные «находки», которым суждена своя, долгая или не слишком, жизнь.