Эс-Кю-лапное

Александр Георгиевич Белов
               
   Всем тем, в белых халатах, кто, хоть и не всегда с нами вместе, но всю жизнь - рядом. В особенности…Ей…
 

               
                Анамнез.

  “Случайная связь, молодой человек - это ещё не повод для знакомства,-  скабрезная студенческая шуточка как бы сама собой трансформировалась у меня в голове,- ага, а диагноз психиатра - это не повод отказаться от лётной карьеры…”

   Очевидно, что-то подобное крутилось и в голове у председателя приёмной комиссии, но его реакция была куда ярче моего юношеского нервного хихиканья.

 - Молодой человек, да что же вы мне голову морочите-то,-  форменные фуражки на вешалках, уже влажнеющая, в предвкушении жаркого денёчка, бирюза рубах; за распахнутой  дверью кабинета - бесконечность коридоров УТО, заставленная макетами авиадвигателей,  плакатами лётных наставлений и списками абитуриентов,- да где ж это видано-то чтоб с вашими диагнозами…; председатель  зашевелил губами, пытаясь проникнуть  в вязь малознакомых слов:-…суицидальные наклонности, маниакально-депрессивные психозы…а тут что?” Справка для поступающих в ВУЗы” сплошь была покрыта вязью  древнешумерского, ныне известного как “медицинский“ почерка: -…рекомендованные препараты… антидепрессанты какие-то…реланиум… хоссподя…и вы ещё в лётчики собираетесь?

   Меня, начинающего завидовать наглости, упорству и силе духа будущего  авиатора (читай - незадачливого пациента психбольницы), колотила нервная дрожь. Я был следующим на очереди к столу приёма документов,  и совесть моя была тоже не совсем чиста…



                Армейское несостоявшееся.

…Новенький сияющий  “Икарус” выгрузил будущих полковников и майоров во двор  областного военкомата в восемь утра за полгода до прощальных звонков, выпускных аттестатов и  первых взрослых рассветов. Рядовой состав пойдёт завтра, сегодня - день, посвящённый офицерству.  Для избранных - офицерству будущему. Для остальных - потенциальному. Россыпь проспектов военных училищ на столах, фотографии армейских будней, суровые воинские приветствия в коридорах. Училища военно-морские, танковые, десантные, артиллерийские…ракетные. Все дороги хороши, выбирай на вкус!

  Толпы тощих полуголых абитуриентов демонстративно, как что-то постыдное, обходят стенд, зазывающий в начпроды и начфины  (штааа? меня, офицера, - в тыловую крысу!? ); неудобное, вращающееся белое кресло в кабинете отоларинголога моментально превращает будущего лётчика- истребителя в (по меткому выражению военкома)  “обметальщика самолётных хвостов”.

   Комиссар не зря носил майорские звёзды и получал довольствие. Отеческий взгляд, трогательное “мне надо с тобой поговорить, сынок, Армия  нуждается в тебе”…суровый кабинет… постепенно  распухающая папочка “МО СССР”  с фотографией, звездой и рябью печатей…выход есть всегда, вот оно, продолжение заветной военной карьеры…есть же инженерные авиационные училища, можно с космосом в будущем работать…там потребуются твои знания…распишись вот тут…тут…вещевой аттестат…денежный…билеты получишь в военкомате, в июне, как сдашь выпускные, сразу приходи…

  На странице с диагнозом ЛОРа жирная клякса:”Не годен”, рядом с подписью армейского эскулапа, не шибко мучившегося  выбором формализованных вариантов:”сужение зрачков …головокружение…тошнота…нистагм…рвота…потеря сознания…”


               Есть такая профессия, сынок, Родину….

   Несмотря на открыто демонстрируемую  в среде будущих защитников Отчизны,  непопулярность военно-снабженческого и бухгалтерского (читай - готовящего “тыловых крыс”) училища, наиболее продвинутые из моих сотоварищей,  вроде моего соседа-тихушника, правильный выбор-таки сделали.  Его армейская  карьера просияла как ярко, так и недолго, реализовавшись во вполне осязаемом виде материальных благ, и, вполне ожидаемо, завершившись за стенами малоприметного кирпичного здания,  единственным украшениям коего служат лишь великолепный вид на излучину реки и плакат “На свободу - с чистой совестью!”




                Работа над ошибками.

   - Ясно, с наскока в авиацию не попадёшь, тут серьёзный подход требуется,- научные  изыскания и примеры старших привели меня, насколько возможно глубоко  проштудировавшего необходимую медицинскую литературу, к креслу пианиста, единственной требуемой  особенностью коего была его способность вращаться, вращаться точно так же, как вращалось кресло в кабинете ЛОРа областного военкомата, низвергнувшее меня, в своё время, с небес на землю.Единственной же музыкой, которой я внимал, крутясь  по утрам до рвоты в этом кресле, был знаменитый “Распутин”.

  -Как ты можешь эту мерзость слушать и зачем тебе, вообще, всё это надо? - в недалёком будущем сбежавший  от маменькиной опеки в сержанты Советской Армии юный сноб-пианист, прошедший школу жизни от драк с татарами в Зимнике до  PhD в Институте Нильса Бора, затягиваясь неизвестно где добытым “Мальборо”, распечатывал бутылку «Агдама»,  знаменуя сим актом торжественную передачу вышеупомянутого приспособления для укрепления вестибулярного аппарата.   

  -Нижайший поклон Вашей мамочке, Саша, да дай ей Бог доброго здоровья, за её плюшки и порожки, коими она, в своё время, потчевала весь двор, да взяла бы меня Евгения Ханаановна в детский хор, коим всю жизнь руководила, да таки разве пошёл бы я в лётчики…?

 …”При условии физической целостности органа тела человека, любая  функция организма может рассматриваться как тренируемая, хотя и в определённых границах”…строчки из какой-то медицинской статьи, пролистанные  на много раз журналы “Авиация и космонавтика” ”Гражданская Авиация”, “Крылья Родины”, с рекомендациями тренировок вестибулярного аппарата, сила воли плюс характер, военком с ворохом денежных, вещевых аттестатов и неиспользованных билетов МО СССР в кармане - всё позади, а сейчас, за спиной - вдохновляющий юношеский баритон психотика, возжелавшего стать лётчиком, а перед носом - неприметная, и, с виду, совсем нестрашная белая дверь с надписью “Отоларинголог”…попытка номер два…”Следующий!” дверь распахивается, и я тону во взгляде её серых глаз на фоне белого халата…   



                Попытка номер два. Восточная…
 
… проходила довольно разухабисто. “Финляндию” я шлифанул “Кромбахером”; урчащий аппарат под пиджаком, и шипящие, время от времени шевелящиеся шланги под рубашкой, совершенно не препятствовали русской народной забаве. Даже Риккардо со своей спутницей, присев ко мне за столик, сие приспособление  разглядели не сразу; разглядев же, не поверили глазам, а, поверив, - пришли в ужас.   

   Впрочем, впечатлений у них и так было более, чем достаточно, чтобы ещё задумываться о странном русском, рискнувшим пройти суточное мониторование сердца не оставляя своего национального развлечения. У них позади был многочасовой перелёт через океан, полсуток разницы во времени, восхождение на Великую Стену, посещение Пантеона Великого Председателя, местная утка и все прочие нямочки, и вкусняшки,  коими щедрые агентства потчуют перспективных кандитатов.

   И позади у всех у нас  - была попытка “Номер Раз”! 

   Попытка проскочить в Клондайк, Эльдорадо, намыть хотя бы малую толику тех пиастров,  что живописуют сладкоречивые агенты; позади были перелёты и переезды : самолёт, терминал-визовая нервотрёпка, отель, поезд и шикарный, мраморный, с  натуральными репродукциями из Сикстинской капеллы, до одури  пропахший хлоркой и экскрементами вокзал, такси, госпиталь - нечто среднее между скотобазой и концлагерем,  полсотня полуголых ополоумевших  мужиков в мертвлено - бледном зале, неприступные ориенталы в некогда белых  (скорее всего - только во времена их культурной Революции) халатах; ржавая игла впивается в мою вену, на просьбу обработать рану сестра извлекает из под-полы какой-то оборванный махор…

  холёные голландцы, поджарые французы, заметные издалека жители Анд , “Эль Кондор Паса”? точно, оказалось - перуанец; - Привет, как дела? - Знаешь Марио, мы его звали Супер-Марио?  - Си, Сеньор, Марио удачно женился на своей курсантке, дочке богатого каудильо, теперь он - большой босс! - Передавай привет от Алекса из Сибири! - Си, Сеньор…

  …бессонная ночь, нервотрёпка с визами и экзаменами не проходят даром, ставшие давно уже привычными таблетки не помогают, стрелка тонометра устремляется в космос, сестра после третьей, безуспешной попытки, отправляет меня на верхний  этаж в другой конец коридора. Там тишина и покой, и нет никаких одуревших охотников за сокровищами; устланный коврами пол и пение незнакомых птиц в саду за распахнутыми окнами…



                Восток - дело тонкое….очень тонкое…

  …и её глаза, в которых я бы утонул, но не успел, потому что моментально, по одному только её взгляду, понял, что не получить местный медицинский допуск у меня получится теперь только в состоянии полной кремации. Я давно уже привык к тому, что (не знаю уж почему) пользуюсь вниманием местных дам,  и научился, совершенно беззастенчиво,  извлекать из данного факта вполне осязаемую материальную выгоду, получая немалые скидки на том самом, знаменитом, с подозрительным  для русского уха названием, рынке, под вывесками “Сеня шуба” , “389 Карго Северный Кавказ” и “Гоя торговый центр”; на том рынке, что у англоязычных коллег, почему-то носит название “русский”.


  - Тебя как зовут? “Ся-ся?” ( Понятия не имею, что это означает на местном наречии, но очень нравится местным жителям). “Ся-ся”!  Что нужно, Ся-ся? Футболка, шуба Гон-Конг, лекарство “и-па-ца”, Ся-ся, “и-па-ца”?  Синеглазка - водка “Ант” недорого, сколько ящиков?


   На четвёртом  этаже госпиталя, расположенного, кстати, недалеко от вышеупомянутого рынка, невероятное существо в накрахмаленном, ослепительно белом халате, не скрывавшем изящных форм и движений, выработанных то ли многочасовыми занятиями кунг-фу, то ли иными практиками Шаолиня, безусловно, не обещало  мне ни “шуба Гон-Конг”, ни “футболка”, а также и не делало никаких иных, не менее двусмысленных предложений. Явно - мешал статус.

   По многочисленным иероглифам на её табличках и по тому, как к ней обращались время от времени забегвшие коллеги, те, что носили халаты мясников и обрабатывали публику на третьем этаже, я понял, что она у них была вроде заведующего отделением, а, может  быть, даже - главврач.

   “Эль Кондор Паса” сменяется  местными заунывными напевами откуда-то из-под потолка, стакан чая с растворёнными то ли змеями, то ли ящерицами, то ли просто  растениями, ласковая манжета вокруг предплечья, восточная размытость её глаз совсем рядом…  - с вашим давлением можно хоть в космос… как вас зовут,  “Ся-ся”? Какое чудесное имя, Ся-ся, понимаете, моя работа тоже подконтрольна, Ся-ся, вы уже занесены в базу данных с вашими проблемами, но мы можем всё исправить, вы же не против круглосуточного мониторирования сердца, уверяю вас, вы его прекрасно пройдёте с вашими данными, Ся-ся!


                Окончательный диагноз.

    Развязный агент, ввалившись в ресторан, кое-как затащил под уздцы  свою спутницу. Она, точно так же, как и я, провела свою молодость в знаменитом каждому авиатору  городе на белом холме, и, уж не знаю зачем, довольно успешно, хотя и не без труда, скрывала своё знание русского языка.  Плюхнувшись ко мне за стол и отодвинув Риккардо с евонной бабой на край, они принялись за меня,- Алекс, вываливай, мы тебя потеряли, где ты был, что с тобой?
 
   Слушая меня в полуха, роясь в файлах, переглядываясь,  перемигиваясь,  путая кантоноский с мандарином,  и перескакивая на английский, они, похоже. так и не поверили ни одному моему слову.  - Алекс, ну что ты нам рассказываешь, тут такого просто не бывает, ты просто не понимаешь, где находишься, какие тут предложения и какой тут “крутится бабос”, отсюда “разворачивают” за малейший промах,  что это за новости, что за суточное мониторирование, у нас никто ни о чём подобном не слышал,- пугливый взгляд в сторону  почти пустой бутылки “Финляндии”;  Алекс, как ты этого добился, с кем ты разговаривал…а ты уверен, что тебе это не помешает?

  - Н-н-ет, ему уже ничего не помешает, - заплетающимся языком ответил из угла  Риккардо, заказывая очередную кружку “Кромбахера”. И он был прав: диагноз, пришедший в отель на следующее утро, позволил бы мне, при желании, занять  хоть командирское кресло звездолёта, если бы потребовалось.




                Эпикриз.


   …я чувствовал её взгляд из-за распахнутой двери кабинета, раскладывая на столе председателя свои верительные грамоты:
 - Ты и  ЛОРа уже прошёл?
 - Прошёл,- кое как выталкиваю через навязчивую тошноту.
 -А зачем в штурманы собрался, штурман - это вчерашний день! - недрогнувшая рука затирает карандашное ВН и рисует поверху ЛЭ. Лётная эксплуатация, - давай, дуй на экзамены, с твоим аттестатом и оперативностью, тебе - только в лётчики!  Надо же,  уже и ЛОРа прошёл в первый день, тут такое нечасто  бывает, ты просто не понимаешь, где находишься, и  как отсюда “разворачивают” за малейшую зацепку!

   
       
                Выписка из истории болезни:


   “Ну вот же, в справочнике для поступающих в ВУЗы написано: для абитуриентов  лётных училищ требуется справка из психоневрогического диспансера!!! - упорный соискатель лётных должностей по-прежнему не унимался, - тут же не указано, какие диагнозы должны быть, или  не быть!” На стол приёмной комиссии, с уверенным “а чего, нельзя что ли?“ выкладывались из пухлого портфеля  всё новые и новые справки, таблетки и рецепты.  Я бы не удивился, увидев смирительную рубашку, кожаные наручники, или её что-то в этом духе. Председатель в мокрой, к концу рабочего дня, форменной рубашке, тоже не проявлял никакого удивления:- Молодой человек, а может вам в институт Гражданской Авиации, да на юридический факультет? Там такие нужны….

    Я не дослушал их полемики. Я уже стоял во дворе УТО,  мало что осознавая; во рту стоял непреходящий комок, окружающая вселенная плыла, раскачанная  атропином, закапанным дотошным окулистом. Но знал, что она смотрит на меня из окна своего кабинета, и знал, что она  будет смотреть  ещё долго…