- Есть простая истина, - сказала вечером Татка, после того, как я, грустно пощипав ужин, пригорюнилась на своей кровати. – Надо радоваться тому, что есть. А ты сейчас живёшь наоборот.
- Это как? – я подняла голову.
День рядом с князем и расставание с ним дались мне, как всегда, тяжело. Когда, благополучно покинув Лабиринт, мы вышли под вечереющее небо, весёлые и оживлённые, у меня уже начало сжиматься сердце. Он ещё был рядом, ещё заглядывал мне в лицо, а сердце уже холодело от близкой разлуки. Вот сейчас он сверкнёт своей невероятной улыбкой на прощанье, повернётся, и я увижу лишь его спину – весёлую ярко-красную независимую спину человека, которому всё нипочём. Он не сразу потеряется из вида, ещё будет сиять пленительным огнём издалека, пока не сольётся с толпой. А из меня тихо будет уходить жизнь, а потом тяжёлая мгла накроет душу…
- Ты страдаешь по тому, чего нет, - сказала Татка. - Это неправильно. Ну, нет рядом твоего князя. Значит, живи тем, что есть. Ты вспомни, как ты совсем недавно даже на свидание идти не хотела – так была захвачена своими расследованиями.
- Тогда впереди была встреча. Она давала силы. Знаешь, - грустно пожаловалась я, - как расстаюсь с ним – словно часть жизни уходит. Половина меня пропадает. Словно с ним уходит.
- А ты не можешь эту половину оставить у себя? – практично поинтересовалась Татка.
- А как?
- Ну… - Татка задумалась. – Сказать ей: ку-уда пошла? Ну-ка, брысь на место!
Я засмеялась против воли, а Татка села рядом со мной, уютно, с ногами.
- Слушай, - спросила она заинтересованно. – А у тебя так всегда с ним было? Прямо с первого взгляда? Увидела – и всё?
- Ну, нет, конечно. Когда я его увидела, я просто очаровалась как-то. Мне стало пятнадцать лет. Мне пятнадцать, я на школьном вечере, мальчик на меня смотрит, не отрываясь. И тень от ёлки на стене.
- Красиво, - тихо сказала Татка.
- Да, очень.
- А потом?
- А потом мы пошли танцевать. Я почувствовала власть. Силу, нежность, тепло. Поняла, что он прекрасно танцует. И подумала…
- Что ты подумала?
- Подумала, как же хорошо… Провались всё пропадом.
Татка засмеялась.
- То есть, сначала ты не тосковала?
- Нет, не с чего было. Хотя уже не хотелось расставаться.
- Вот! – значительно сказала Татка. – Не с чего было. Надо найти, с чего. Ищи этот момент – когда это началось? Когда ты начала терять себя?
- Потом мы гуляли, - послушно начала вспоминать я. – Тут я была сама собой. Иронизировала всё время. Дурачилась. Мне было приятно дурачиться, я как бы отдыхала от своих проблем. Я чувствовала свою силу. Он был просто мальчиком и был покорен мне. В танце я была ему покорна, а в общении – он мне.
- Да, уж, в общении мальчикам лучше с тобой не состязаться, - заметила Татка, – голову вмиг откусишь.
- Он мне тоже сказал: Ты умеешь жалить умным словом.
- Ещё как умеешь. Ну, а дальше?
- Дальше… - я запнулась. - Дальше мы подрались в подъезде. Ну, вот, наверное, после этого. Началась какая-то другая жизнь, где я себя не узнавала. Я всё время о нём думала.
- Ну вот и всё, - сказала Татка. – Момент истины нашли. Теперь думай, что произошло в подъезде.
- Дрались и целовались, - сказала я хмуро. – Я сломала каблук. И в какой-то момент попала в другой мир.
- Короче, - сказала Татка. – Он тебя поцеловал – и всё изменилось.
- Ну… фигурально да… - я задумалась. - Я словно проснулась. До этого всё было тускло, только я этого не понимала. А после подъезда поняла. Он ушел, я осталась проснувшаяся. И что теперь делать одной без него в этом другом мире - непонятно. Ещё похоже на стереокартинки. Вот ты смотришь обычные картинки – и думаешь: ой, красота. Ведь думаешь же?
- Ну да, - Татка кивнула.
- Но вот ты надеваешь стерео очки – и понимаешь: не было раньше никакой красоты, красота-то – вот она, оказывается. И у меня было чувство: настоящая полноценная жизнь – вот она. С ним. Его нет – все картинки обычные, хоть и красивые. Он появляется – и вот он, истинный объём и истинная красота. И как теперь без этого? Как? Возвращаться в обычный плоский мир? В эту рутину после праздника? Когда ты уже поняла, что есть другое?
- Это нормально для жизни: возвращаться в рутину после праздника, - рассудительно сказала Татка. – Тут единственный выход – раскрасить рутину. Кстати, я тебе сейчас как раз раскрашу. Вспомнила одну вещь!
Она соскочила с кровати и пустилась рыться в своей тумбочке. А я положила голову на руки и очутилась в темноте подъезда. Тёплое, щекочущее чувство охватило меня с головы до ног. Тепло – вот что было тогда. Что-то большое, тёплое, уверенное вокруг тебя, и ты в нём, как котёнок за пазухой… Но и это не главное. Главное в губах. И они тоже теплы. И сильны, и повелительны… И это нужно ежеминутно… А Милка... Уехала так спокойно. Мы деликатно отошли от них на вокзале, чтобы они простились. Я подумала: обнимутся и замрут. И будут так стоять. Нет. Клюнули друг друга наскоро, и Милка прыгнула в вагон. А могла бы ещё стоять и стоять… Получается, ей не нужно это? Тёплое, сильное, повелительное - не нужно?.. Ясень… Когда я назвала его так? Он мне рассказал, что его так звала Белка… А Белке сказала та колдунья Богорада… Придёт Ясень ясный… Да нет, нет! Это я сначала его звала так во сне… В том сне, где был камень. Ясень… князь… Ясень…
- Вот! – победно объявила Татка, плюхаясь обратно ко мне на постель, и магия нашей близости исчезла.
- Нашла! – Татка помахала общей тетрадкой. - Здесь про мировые деревья. Представляешь, вспомнила, что брала к экзаменам готовиться у третьекурсников. Да и не вернула. Это с первого курса лежит, когда мы мифы изучали. Тут и рисунки есть.
Рисунки были и большие, во всю страницу, и маленькие, просто шариковой ручкой и цветными карандашами, чрезвычайно детальные и аккуратные, явно перерисованные с книжных иллюстраций. Мы сдвинули головы над распахнутой тетрадью.
- Древо Эдема… - бормотала Татка, медленно листая страницы. - Кстати, ты знаешь, что до сих пор нет вывода про древо жизни и древо познания добра и зла? Это два дерева или одно? Описано в Библии, как два, но упоминается только одно. Та-ак, древо жизни у славян… находится на острове Буяне, в центре мироздания… связь с предками, внизу тёмное царство, Чернобог, Марена… ясно… Изображали в виде разных пород… дуб, вишня, сосна…
- У него как раз сосна получилась, – я полезла за своим блокнотом, вытащила рисунок.
- Сосна получилась, да… и принцип такой же. Предки внизу, мир богов, высшие сферы – наверху. Я же говорю: всё одинаково, – Татка перевернула страницу. - Так… Иудейское древо… Каббала… Интересно… не столько дерево, сколько схема мира. Десять сфирот. Сфер, наверное... Ладно, потом посмотрим. Что тут ещё… двадцать два пути…
- Что-что? – я повернулась к Татке? – Сколько?
- Двадцать две линии символизируют двадцать два пути между сфиротами. Сефиротами, тьфу ты, господи…
- И что они означают?
- Они означают… так… чёрт его знают, что они означают, сейчас... Ага, вот! Пути – это символ духовного преобразования. Пути соответствуют буквам еврейского алфавита. 22 буквы, 22 аркана в картах таро. Вот.
- Ничего не понятно, но интересное совпадение… Подожди, я запишу!
Я оживилась, полистала блокнот, нашла страничку с большой цифрой 22 наверху, подписала внизу: пути в Каббале – 22 аркана.
- С Каббалой мы точно запутаемся, - сказала Татка. - Давай про Каббалу потом. Дальше. Кельтские мифы. Древо Иггдрасиль… исполинский ясень…
- Что?! – я почти крикнула это, Татка даже примолкла удивлённо.
- Ты сказала: ясень? – я смотрела на неё во все глаза. - Точно ясень?!
- Ну, так написано.
- Не может быть! Покажи!
Я схватила тетрадь, прочитала, шевеля губами, с трудом разбирая мелкий бисерный почерк: Иггрдрасиль – ясень в скандинавской мифологии, гигантский ясень… образ Вселенной… мировой ясень… Нет, не могу разобрать! – я с досадой сунула тетрадь Татке. - Читай дальше!
Я вскочила, нашла сигарету, зажигалку. Села слушать, но мне не сиделось. Было странное чувство. Словно тебя разыгрывают и смеются исподтишка. Смотрят, как я себя поведу.
- Ясень имеет три корня, - читала дальше Татка. – Один корень ведёт в бездну…
- Что? – я опять подскочила. – В бездну? Так и написано?
- Так и написано. На, смотри! Что ты дёргаешься?
- Ну, просто невероятно... Слушай, это невероятно! Ладно, читай.
- Второй корень… так… у второго корня живёт богиня Норна…
- Норна?! Ты ещё скажи Элеонорна, - ядовито произнесла я. Чувство, что над тобой смеются из-угла, охватило меня ещё сильнее.
- Не веришь? На, сама читай! – обиделась Татка. - Пожалуйста.
- Я не могу это разобрать, - сердито отмахнулась я.
- Тогда сиди и не дёргайся! Значит, дальше слушай. Корни ясеня грызёт дракон. Ничего себе, драматургия… Так… на вершине сидит орёл, господи, сколько ж там живности… По ветвям ясеня скачет белка…
- Ты что, издеваешься?!
Я не выдержала. Вскочила и изо всех сил размахнулась подушкой. Татка ойкнула, отшатнулась, отмахнулась руками и ногами, тетрадь полетела на пол.
- Ты что?! С ума сошла?!
- А ты не издевайся! – со слезами выкрикнула я, схватила сигареты и вылетела из комнаты.
Куда я кинулась, не чуя ног? Сама не помнила от обиды. Влетела в кухню – там кто-то что-то варил, кухня была наполнена чадом, паром, меня замутило, я кинулась вон, к дальнему окну в коридоре. Распахнула створку. Чиркнула зажигалкой в трясущейся руке, ветер из окна немедленно погасил огонёк. Я бросила сигарету на подоконник и заплакала навзрыд.
Да, вот так лучше всего. Разрыдаться как следует, обидевшись на весь мир. Но зачем она так… лучше бы просто открыто поутешала, зачем вот так дразнить, зачем… Конечно, она свободна, она не влюблена, она не понимает, как можно заболеть от любви, от тоски… И Милка такая же… ничего не понимают, ничего не чувствуют, прагматички твердолобые…
Слёзы всё лились безудержно, жгли веки, щёки, горло, кажется всё моё существо было обожжено обидой, болью и несправедливостью…
Всхлипывая, я дошла до туалета, умылась, повздыхала судорожно, подумала – и залилась слезами опять, забившись в холодную щель у окна и изо всех сил стискивая лицо ладонями…
Кто-то входил, выходил, не видя меня, скрытую сломанной дверью последней кабинки. Наконец, очередной посетитель прошлёпал и остановился совсем близко. Я замерла. Знакомый голос горестно проговорил за моей спиной: ну, прости, заразу такую.
Я шмыгнула носом, оглянулась. Татка стояла рядом в накинутой куртке с моим плащом на плече. Я ещё раз шмыгнула, с обидой, не глядя спросила:
- Вот зачем ты? Вот зачем? Подруга называется…
- Я тебе клянусь! – немедленно заговорила Татка. – Я клянусь, ни слова не придумала!
- И там было написано «белка»?
- Клянусь! И не один раз. А ты подумала: я нарочно?
- Да, - сказала я, всё ещё чувствуя горечь обиды.
- Ну и дура. Пошли отсюда, - Татка потянула меня за руку. – Пойдём чай пить. И ты сама всё почитаешь. А лучше всего - завтра у Олега найдёшь литературу и сама всё проверишь по книжкам. Пошли. Забилась тут, как моль…
Я медленно выползла из своего угла. Сопя двинулась к двери.
- Плащ-то зачем принесла? – буркнула на ходу.
- Принесла... Я с ним по улице бегала. Думала, ты на улицу рванула, искала тебя там по кустам… чучу такую...
продолжение следует