От астрологии к космической биологии

Маргарита Каменева
“От астрологии к космической биологии” – так называется одна из глав книги А.Л.Чижевского “Космический пульс планеты” (1, с.496). На протяжении тысячелетий люди пытались установить связь между небесными явлениями и жизнью на Земле. Они замечали, что болезненные процессы, протекающие в живом организме, находятся под непосредственным воздействием космических сил благодаря их могучему и “таинственному” влиянию. А.Л.Чижевский пишет: “В умах астрологов за тысячелетия до начала опытного изучения природы сложилось глубочайшее убеждение в том, что жизнь представляет собой лишь трепет космических сил, поток космической энергии, направленной сверху вниз” (1, с.502).

Веками людей держали в страхе эпидемии. Появляясь внезапно, они уносили нескончаемое число человеческих жизней, а потом, утихая, порой десятки лет не появлялись в этих местах. Особую опасность представляют пандемии, когда эпидемии охватывают почти все районы земного шара.

Современники чумной эпидемии XVI века уверяли, что причиной всех бедствий, постигающих человечество, является грозное сочетание планет Юпитера и Сатурна. “Благодаря воскресшему платонизму, а в Германии неоплатоническому учению отца фармацевтической химии Парацельса (1493-1541 гг.), “неприязненные созвездия” снова приобретают силу. Те же идеи преподавал Кардан (1501-1586 гг.), который, будучи явным приверженцем астрологии, соединил свои знания с алхимией, математикой и медициной. Нострадамус (1503-1566 гг.) был также великим медиком своего времени и знаменитым астрологом. Даже крупнейшие врачи того времени боялись смертоносной власти Сатурна. Эпидемию чумы 1478 г. объясняли тем, что этот год был високосный. В Нидерландах к тяжелому игу испанской тирании присоединились разрушительные явления в природе и смертоносные эпидемии, а также “эпидемии” военного характера” (2,с.31).

Возможно, именно астрология явилась тем побудительным стимулом, “принудившим человеческую мысль к отысканию аналогичных принципов в сфере точного знания” (1,с.502).

Сто лет назад наш соотечественник А.Л.Чижевский, которому не было тогда и двадцати лет, наблюдая за пятнообразующей деятельностью  Солнца, обратил внимание на синхронность солнечных и земных явлений, даже не предполагая тогда, что из его юношеских сопоставлений возникнут новые науки.
 
Все начиналось в Калуге летом 1913 года. Его отец, родственники, старшие друзья были на фронте, а он, следя за ходом военных действий, флажками на карте отмечал перемещение войск. Вот как он сам об этом вспоминает: “Этим летом я получил возможность вести зарисовки солнечной поверхности, пользуясь мощным телескопом Секретана. Первые уроки зарисовки мне дал знакомый нашей семьи, профессор, специалист по переменным звездам. И вот в те дни, когда мне приходилось много возиться с перестановкой флажков на карте военных действий, приходилось и больше всего вести зарисовки возмущений солнечной активности… И по-видимому мною было подмечено и еще что-то неосознанное и невыраженное, что составляет область интуиции” (3,с.494). Но к кому бы не обращался юный А.Л.Чижевский за советом, все над ним только смеялись. “В тот год, – вспоминает он, - прочтя курсы астрофизики, капитальные по тому времени книги Юнга, Мюре, Аббота, Аррениуса и многих других ученых, я увлекся изучением циклической деятельности Солнца, причем увлекся до того крайнего предела, который может вместить в себя мозг юного человека. У меня была тысяча неразрешенных вопросов… В основном меня интересовало, как отражаются солнечные циклы на растительном и животном мире. Я много раздумывал над этим вопросом, но найти какую-либо энергетическую зависимость между солнечными циклами и биосферой не мог. Знал лишь, что Солнце определяет собою Жизнь и Смерть на Земле. А вот эти циклы? ... Полярные сияния и магнитные бури связаны с ними. А дальше? В этом заключалась вся суть вопроса” (3,с.44).

Весной 1914 года, воспользовавшись приглашением К.Э.Циолковского, с которым тот обратился к ученикам выпускного класса реального училища, после прочтения своей лекции, юный Александр, не откладывая, в первое же воскресенье поспешил к нему в гости. Вот как вспоминает А.Л.Чижевский эту встречу: “Я рассказал Константину Эдуардовичу, что меня привлекало в его работах, и попросил разрешения изложить ему свои идеи космической биологии. Он долго не отвечал на мой основной вопрос: могут ли циклы солнечной активности иметь влияние на мир растений, животных и даже человека. Он думал. Затем сказал: “Было бы совершенно непонятно, если бы такого действия не существовало. Такое влияние, конечно, существует и скрывается в любых статистических данных, охватывающих десятилетия и столетия. Вам придется зарыться в статистику, любую статистику, касающуюся живого, и сравнить одновременность циклов на Солнце и в живом”. “Так просто” – наивно переспросил я. “Просто, но не так, как вы думаете. Вам придется много поработать, но мне кажется, что в этой области можно обнаружить много самых удивительных вещей”. Я ушел от Константина Эдуардовича с добрым советом и с твердой уверенностью, что стою на правильном пути. Я унес от него десяток его брошюр с дарственными надписями” (3,с.47).

А потом была работа  в Московском археологическом институте
(1914-1917 гг), учеба на физико-математическом факультете Московского университета (1915-1919 гг), учеба на медицинском факультете Московского университета (1919-1922 гг) – это тот фундамент, на котором закладывались будущие исследования. Расшифровка наблюдений древних летописцев, изучение анналов и хроник позволили ему собрать богатейший материал, который он подверг тщательному анализу с использованием математических методов. Эпидемии холеры, гриппа, дизентерии, возвратного и брюшного тифов, дифтерии, скарлатины, бешенства – вот неполный перечень заболеваний, которые были проанализированы им по совпадению с солнечной активностью. Анализ эпидемий чумы охватывает промежуток от 480 г. до н.э. до 1900 года (2,с.138-140). Конечно, только при охвате такого колоссального количества данных А.Л.Чижевскому удалось установить четкую зависимость эпидемий от активности Солнца. Он пишет: “Чем больший статистический материал мы имеем, чем большие территориальные зоны и промежутки времени мы охватываем, тем все яснее вырисовываются закономерности в движении эпидемий и тем все больше и больше стушевываются случайные явления, стоящие в зависимости от местных и временных условий. Тогда на сцену выступают лишь общие универсальные закономерности” (2,с.183).

Проведенные А.Л.Чижевским исследования показали, что на максимумы солнечной активности падают такие заболевания, как холера, возвратный тиф, цереброспинальный менингит, дизентерия. На минимумы приходятся весьма часто: чума, дифтерия в определенных местностях. С промежуточными годами стремится совпадать грипп. Некоторые эпидемии отвечают этой закономерности в такой мере, что возможны прогнозы на многие годы вперед. Другие эпидемии такой закономерностью не обладают и требуют более тщательного изучения.

Результаты этих исследований были изложены А.Л.Чижевским в многочисленных статьях и докладах, опубликованных как у нас в стране, так и за рубежом. “По прошествии двадцати двух лет от начала моих работ, а именно в 1937 году, - пишет Чижевский в воспоминаниях, - Парижская академия наук обратилась ко мне за разрешением собрать в единую монографию мои основные работы по медицинской космобиологии, опубликованные во Франции и Германии, и издать их в Париже под грифом Парижской академии медицины”(3,с.535). 

В нашей стране эта монография впервые была опубликована в 1973 году (спустя почти 10 лет после кончины автора) под названием “Земное эхо солнечных бурь”, затем переиздана в 1976 г, и совсем недавно в 2014 г вышло ее третье издание под названием “Земля и космос. Земное эхо космических бурь”. В начале 60-х годов А.Л.Чижевский подытоживает результаты работ всей своей жизни, обстоятельно анализируя солнечно-земные связи. Но эти его труды увидели свет лишь спустя тридцать лет в 1995 году. Перечень публикаций А.Л.Чижевского, а также неизданных его работ приведен В.Н. Ягодинским в его книге о Чижевском (4,с.462-471).

А.Л.Чижевский доказал, что закономерность распределения эпидемий сообразно с эпохами солнцедеятельности действительно существует. И его слова “и человек, и микроб существа не только земные, но и космические”, следует всегда помнить при рассмотрении тех или иных явлений.

В шестидесятые годы А.Л.Чижевский пишет: “Теперь можно говорить об этом, говорить смело, не боясь, что автора примут за … мракобеса. Мировая литература по данному вопросу насчитывает уже около тысячи биологических и медицинских исследований, передовые академии наук не боятся печатать в своих анналах труды, посвященные изучению биологических явлений, зависящих от солнечных бурь, биологи публикуют монографии, посвященные этому вопросу. Ученые уже перестали стыдиться этой темы и сердиться, когда кто-либо в их присутствии позволяет себе говорить на эту тему. Все эти “прелести”, свойственные консервативному миру ученых, пришлось пережить мне в полном объеме, ибо я с независимым видом распространялся о своих исследованиях в присутствии “признанных” ученых. Я не боялся их, презирал отсталые точки зрения, и провозглашал новые истины, которых они боялись как огня” (3,с.502).

Солнечную активность, как правило, оценивают по количеству пятен. Первые исследования пятен на Солнце начаты в 1610-1611 гг. (2,с.46-59). Число пятен очень изменчиво от 0 до 200 и более. Количество пятен на Солнце принято обозначать числом Вольфа. Солнечная активность периодически меняется, длина среднего периода составляет 11.1 г. (5,с.78).

Интервал между годами максимальной (или минимальной) солнечной активности довольно сильно менялся от 7 до 17 лет между максимумами и от 9 до 14 лет между минимумами. И все же 11-летний цикл оставался неизменным. По мнению исследователей, причина 11-летних циклов заключается в самом Солнце и не связана с воздействием других планет, как считали ранее (5,с.84). Ученые рассматривают и другие циклы, но особенно выделяют 80-90 летние циклы (5,с.96-100).

Солнечная активность (пятна, протуберанцы) вызывает изменение магнитного поля Земли, уровня ультрафиолетовой радиации, радиоактивной эманации в воздухе, колебания атмосферного электричества, уровня озона в воздухе, количества гроз и северных сияний и множество других факторов (2,с.78-79).

В годы повышенной солнечной активности усиливается и магнитное поле Земли и вследствие увеличения магнитной защиты, интенсивность космического облучения Земли снижается, и, наоборот, наибольшая облученность Земли космической радиацией наблюдается в годы спокойного Солнца (6,с.10).

Уникальными по объему, длительности наблюдения (1926-1942 гг.) и скрупулезности выполнения были опыты, проведенные бактериологом, директором бактериологической лаборатории инфекционной больницы г.Казань С.Т.Вельховером с сотрудниками (2,с.126-132). Наблюдения вели за окрашенными зернами валютина у дифтериодных коринобактерий с одновременным учетом количества пятен на Солнце. Выполнено 85 тысяч анализов. Отмечена зависимость окраски валютиновых зерен от солнечной активности. При возрастании солнечной активности зерна становились более яркими, а микробы менее патогенными, но при снижении солнечной активности валютиновые зерна бледнели и коринобактерии все больше  походили на возбудителей дифтерии, и в это время увеличивалось количество заболеваний дифтерией у людей.

Впервые было отмечено, что изменения в микроорганизмах при солнечных возмущениях наступали раньше, чем их фиксировали астрономические приборы. Это явление получило название “’эффекта Чижевского-Вельховера” (2,с.205). Описание его внесено в краткий справочник по космической биологии и медицине. Этот эффект приобрел значение как средство предвидения солнечных вспышек, особенно опасных для человека за пределами земной атмосферы. Первыми разведчиками трасс будущих полетов космических кораблей были микроорганизмы, а именно, кишечная палочка E.coli K-12 (лямбда). Это лизогенная культура, несущая в своем геноме профаг. При индукции профаг переходит в вегетативное состояние, размножается в клетке, разрывает ее, и взвесь микробов превращается в прозрачный раствор.  В роли индуктора могут выступать различные факторы, а также поток солнечной радиации (8,с.20-21).
 
Особый интерес представляет изучение лизогении у патогенных микроорганизмов (9,с.88). После описания токсигенной конверсии у дифтерии в 1951 г. (переход нетоксигенной культуры в токсигенную при лизогенизации фагом и, наоборот, потеря профага приводит к утрате токсигенности), этот феномен был неоднократно воспроизведен другими исследователями и не только для дифтерии, но и для возбудителей ботулизма, стафилококков, стрептококков и ряда других микробов (10,с.20-24), (11,с.411-418). К настоящему времени, вряд ли кто будет оспаривать положение, что синтез токсинов, факторов патогенности, антибиотиков и других биологически активных веществ детерминирован фагом, непосредственно связанным с бактериальной хромосомой (профагом). Профаг может сохраняться в клетке на протяжении многочисленных делений, при этом микробная клетка сохраняет приобретенные при лизогенизации этим бактериофагом свойства. Потеря профага (исцеление) лишает микроб приобретенных свойств. При индукции профаг переходит в вегетативное состояние, размножается в бактериальной клетке, клетка погибает, продуцируя большое число зрелых фагов, которые могут внедряться в клетки, не содержащие профага. Это та же схема лизогении (рис.4) только при токсигенной конверсии внедрившийся в клетку фаг (профаг), придает ей способность продуцировать токсины и других биологически активных веществ. Для дифтерийного токсина доказано, что одна из его субъединиц кодируется геном из ДНК лизогенного фага “лямбда ” (12).
 
Явление лизогении широко распространено в природе. Одна микробная клетка может содержать в своем ДНК несколько профагов, но лишь некоторые из них ответственны за патогенность. Если удалить из клетки профаги, это будет обыкновенный сапрофит, не представляющий никакой опасности. Не в этом ли секрет нетленных мощей, когда высокая энергетика святых не допускает “опасных профагов” к микробам, а без этого нет ни гниения, ни разложения? 
 
В лизогенной культуре связь ДНК микроба и профага очень динамична и обуславливает разное поведение микроба. Вот откуда такая чувствительность лизогенных культур к внешним факторам. Без признания этой динамичной связи трудно объяснить волнообразный характер изменения патогенности бактерий, а, следовательно, и эпидемий. Подобным образом, ведут себя вирусы человека и животных. В определенные промежутки времени они могут “дремать” (латентная фаза) в отдельных тканях, как, например, вирус герпеса на губах, а при определенных условиях “пробуждаться”, вызывая болезни.

Двадцатилетний опыт работы с патогенными бактериями в производстве анатоксинов (1968-1974 гг. с одним из возбудителей газовой гангрены Cl.oedematiens, а в 1975-1993 гг. с золотистым стафилококком) позволил автору наблюдать как циклические, так и сезонные изменения токсинообразования у этих бактерий. Следует отметить, что в 1968, 1970, 1971 годах была использована казеиново-кислотная среда с кукурузным экстрактом (колебания активности от 4 000 до 20 000 Dlm/мл), а в последующих сериях кукурузный экстракт был заменен экстрактом кормовых дрожжей (колебания активности от 15 000 до 60 000 Dlm/мл) (10,с.80,80а). Изменение состава питательной среды способствовало резкому повышению активности токсина. Однако сезонность токсинообразования сохранилась, и максимум токсинообразования приходился на август-октябрь. Такой характер сезонности характерен для кишечных заболеваний (холера, дизентерия и др.), за что эпидемиологи их называют болезнями “грязных рук и немытых фруктов”. Но в условиях производства, где все параметры строго регламентированы, приходится искать другую причину. Интересно отметить, что осенью 1971-1972 гг., когда токсинообразование было столь велико, что пена не входила в реактор (показатель высокого уровня токсинообразования, видимый даже визуально), в южных районах нашей страны повсеместно отмечали вспышки холеры, которая в те годы дошла даже до Уфы. В 1974 г. активность токсинов значительно ослабела. Продолжить наблюдения не представилось возможным, так как с 1975 г. производство было переключено на выпуск другого препарата – стафилококкового анатоксина.

При культивировании стафилококка таких резких скачков в уровне накопления токсина (почти в 20 раз) не наблюдалось, и сезонность была более сглажена, хотя стабильностью процесс токсинообразования не отличался. В условиях планового производства, при нормировании сырья – это создает большие трудности. В 1978 г. пришлось расширять производственные мощности, чтобы хоть как-то выполнить план, а в 1984 г. они оказались лишними. Особенно высокий уровень токсина был в апреле-мае 1985 г., а потом опять токсин пошел на убыль. Единственно, чего мы старались избегать при культивировании стафилококка – это дней с повышенной солнечной активностью. То, что было хорошо для Cl.оedematiens было плохо для St. aureus. Но, когда в 1994 г. НПО “Биомед” освоил выпуск лечебных бактериофагов, о всякой периодичности и сезонности можно было забыть.

Лечебные фаги содержат только вирулентные фаги – “пожиратели бактерий”. Получать их удивительно просто: чувствительные микробы плюс фаг, 4-6 часов инкубации, и от микробов не остается и следа, а только спасительный фаг. За десять лет работы не было замечено ни одного случая отклонения от регламентированных норм. Такова особенность вирулентных фагов, которые отличаются от умеренных тем, что в них заложена лишь одна программа – проникнуть в клетку, размножиться в ней и разрушить ее. У умеренного фага в лизогенной культуре два пути: либо оставаться фрагментированным в ДНК на протяжении множества клеточных делений, либо под воздействием внешних факторов (индукции) размножаться в клетке, как вирулентный фаг, и разрушить ее.
 
При работе с фитопатогенными бактериями (лизогенные культуры), проводя ежемесячные опыты в течение 1977-1985 гг. с использованием в качестве индуктора литомицин С и УФ-лучи было установлено, что продукция умеренных фагов зависела от сезонности и каких-то других невыясненных факторов (13, с.42-43).
 
Выраженная сезонность характерна не только для инфекционных заболеваний, продуктивности микробов, но она была обнаружена Дж.Пиккарди и в поведении водных (коллоидных) растворов некоторых солей. Пиккарди высказал мысль, что такое поведение растворов связано с движением Солнца и Земли вокруг центра Галактики. Движение Земли в межзвездном пространстве сложное. Оно складывается из ежегодного обращения Земли вокруг Солнца и совместного полета вместе со всей Солнечной системой вокруг центра Галактики.  “Ежегодно в марте Земля летит почти прямо к центру Галактики с максимальной скоростью 45 км/сек. Осенью же, в сентябре, скорость Земли направлена почти перпендикулярно к прежнему, “мартовскому” направлению, и при этом достигает минимума – 24 км/сек”. Не на эти ли изменения реагируют лизогенные бактерии в своем замкнутом цикле изменчивости?
 
Сто лет назад почти одновременно были сделаны два величайших открытия XX века: открытие А.Л.Чижевским солнечно-земных связей и открытие бактериофага Д’Эреллем. Первое открытие стало успешно развиваться в связи с освоением космоса. Бактериофаги же, помимо использования их в качестве лечебных препаратов, оказались удобной моделью в молекулярной генетике. И только эпидемиологи остались глухи к этим открытиям. При анализе эпидемий основное внимание они уделяют взаимоотношению микроба и человека, его ответной реакции – иммунитету и все ставят в зависимость от социально-бытовых факторов. Но это не позволяет объяснить волнообразный характер заболеваний. Д’Эрелль и его последователи перенесли центр тяжести в проблеме инфекций на взаимодействие бактериофага и бактерий (15,с.82-86), отдавая фагу ведущую роль в течение инфекций. Человек лишь среда, в которой развивается этот процесс. Как в опытах так и при наблюдении естественного инфекционного заболевания у человека и животных Д’Эрелль неоднократно замечал, что в случае выздоровления всегда присутствует фаг, а при летальном исходе болезни фаг обнаружить не удавалось.

Из всего сказанного ясно, что исключать фаг из инфекционного процесса нельзя, также как и “дыхание Космоса”, а, следовательно, учебники по эпидемиологии следует переписать и как можно скорее. Исследование экологии фагов могло бы осветить некоторые скрытые стороны эпидемий, и не исключено, что именно бактериофаг мог бы стать индикатором этого процесса, регуляция которого далеко уходит за пределы Земли.

По мнению А.Л.Чижевского: “Космическая эпидемиология – это особый раздел общей эпидемиологии и, по-видимому, наиболее важный, ибо большинство эпидемий и пандемий инфекционных заболеваний теснейшим образом связаны с солнечной активностью” (3,с.530).

Многие идеи А.Л.Чижевского еще ждут своего воплощения в биологии, медицине, эпидемиологии, биофизике, биохимии, психологии, социологии, геофизике и других науках, потому что ритм Солнца – основа всего.

Пора уже, по примеру древних астрологов, принять во внимание и другие планеты. Ведь уже Клавдий Птолемей (100-178 гг. н.э.) писал: “Хотя сила Солнца преобладает в общем управлении качеством, другие небесные тела оказывают помощь или противостоят ему в частных деталях” (16,с.15). Может быть, это поможет построить более четкую систему связей между космическими телами и процессами, происходящими на Земле? 

Человечество только начало приоткрывать тайны Космоса, и какие бы трудности не встретились на этом пути всегда надо помнить слова А.Л.Чижевского: “Как бы ни были ошибочны наши пути, как бы ни были неверны наши гипотезы, мы не имеем права складывать наше оружие и в бессилии коснеть на одном месте. Из боязни ничего не узнать впереди мы не должны бросать исследование” (2,с.187).

Опубликовано в журнале "Дельфис" в 2015 г.

                ЛИТЕРАТУРА

1.Чижевский А.Л. Космический пульс жизни. М. Мысль. 1995.
2.Чижевский А.Л. Земля и космос. Земное эхо космических бурь. М. Академический проект. 2014.
3.Чижевский А.Л. На берегу Вселенной. М. Мысль. 1995.
4.Ягодинский В.Н. Александр Чижевский. М. Институт русской цивилизации. 2015. 
5.Витинский Ю.В. Солнечная активность. М. Наука. 1983.
6.Лузин А.М. Невидимые лучи вокруг нас. М. Наука. 1980.
7.Стент Г. Молекулярная генетика. М. 1974.
8.Левашев В.С. Влияние медленно меняющихся во времени магнитных полей на продукцию фага   E.coli К12. ЖМЭИ. 1974. №2. стр.20-21.
9.Тимаков В.Д., Петровская В.Г. О проблеме лизогенности. ЖМЭИ. 1957. №12. стр.82-89.
10.Каменева М.А. Некоторые аспекты получения высокоактивных токсинов Cl. oedematiens типа A на казеиновых средах. Канд. дисс. биол. наук. Пермь. 1974.
11.Cornelis G. Approche genetiche de la virulence des bacteries. Ann.biol.clin. 1983. 41. №6. p.411-418.
12.Murphy J.R. The diphtheria toxin structural gene. Genet. Approaches Microbial Pathogenicity. Berlin. 1985. p.235-251.
13.Гвоздяк Р.И., Самойленко В.И. Влияние сезонности на продукцию фагов штаммами Pseudomonas syringae и Xanthomonas campestris. Микробиол. журнал. 1990. т.52. №1. с.42-43.
14.Зигель Ф.Э. Виновато Солнце. М. 1972.
15.Казарновская С.С. Бактериофаг. Л. 1933.
16.Птолемей К. Тетрабиблос. Фундаментальный труд по классической астрологии. М. ТХО “Юпитер”. 1991.