Глава 39
Итак, Шевретта пообещала, что де Шале будет обладать ей, если убьёт кардинала Ришельё. Тем самым она эксплуатировала не только его чувства к ней, но и его гордость, поскольку если дворянин добивается любви знатной дамы, и эта дама указывает ему путь, которым он может достичь желаемого, отступить невозможно, даже если заветный приз уже не привлекает, или же привлекает, но не настолько, чтобы имело смысл приносить подобные жертвы. Никто не хотел бы оказаться трусом в глазах женщины, которой только что признался в любви. Тем более, если эта женщина – герцогиня, а ты – всего лишь граф, какой бы большой фактической властью ты ни обладал. Тем более, что де Шале постоянно ощущал, что его власть имеет пределы, которые положил ей его благодетель кардинал Ришельё.
Де Шале ни на минуту не усомнился в том, что кардинал должен быть убит, и если его что-либо смущало в этой миссии, то лишь способ, которым можно было бы достичь желаемого и по возможности сохранить жизнь, чтобы воспользоваться обещанным за это призом в виде любви и благосклонности герцогини де Шеврёз.
Если бы де Шале задумал попросту подкараулить Ришельё и убить его, кинжалом или пулей, он, вероятнее всего, преуспел бы в этом, поскольку кардинал в те времена ещё не слишком сильно опасался за свою жизнь, часто ходил вовсе без охраны, или с охраной небольшой, которую можно было отвлечь. Но у инфантильных заговорщиков, каковыми были все эти принцы, герцоги и герцогини, заговор был скорее увлекательной игрой, неведомой и авантюрной, нежели чётким планом действий для достижения предельно конкретных целей. Поэтому они излишне увлеклись созданием сообщества заговорщиков, увлеклись совместным обсуждением всех своих планов, составлением программы действий, которую должны были бы одобрить все участники. При этом зачастую далеко не все, кого приглашали на подобные сборища, разделял взгляды наиболее радикальных инициаторов этой затеи. Возможно, на одном из таких сборищ случайно оказался шпион кардинала, а может быть и так, что у кое-кого из заговорщиков сдали нервы. Мария сказала, что господин де Валансэ, родственник де Шале, которого, конечно, не следовало втягивать в этот заговор, и уж тем более приглашать на совещание, усомнился в нравственной стороне дела, когда узнал, что речь может идти о покушении на жизнь Ришельё. По-видимому, когда он дал согласие присоединиться к заговорщикам, он полагал, что речь идёт лишь о подготовке петиции к Королю с просьбой об ограничении полномочий Ришельё, или, быть может, об отставке кардинала с поста первого министра. Услышав о том, что заговорщики собираются добиваться своих целей путем насилия, он возмутился, сообразив, что его втягивают в деятельность, которая является формально преступной, так что за это участники могут поплатиться жизнью.
— Осознаёте ли вы, граф, что в случае неудачи вас отправят на эшафот? — спросил Валансэ у молодого графа с глазу на глаз после очередного совещания.
— Я готов к этому, — твёрдо ответил де Шале.
— Граф, вы молоды, и видимо, никогда ещё не задумывались о том, что такое смерть, — продолжал де Валансэ. — Смерть страшна сама по себе, а в столь юном возрасте — тем более. Подумайте, чем вы владеете сейчас и кем вы являетесь, сопоставьте это с тем, чего вы стремитесь добиться, и положите не чашу весов свою жизнь. Стоит ли оно того? Ведь за гробовой доской нет ни богатства, ни власти, ни пиров, ни вина, ни соколиной охоты, не бряцания оружием, ни гарцевания на коне, ни восторженных взглядов дам, ни благосклонности Его Величества. И там не будет герцогини де Шеврёз, чьей любви вы пытаетесь добиться таким способом. И, кроме того, поверьте мне, юноша, женщина, которая требует пожертвовать или хотя бы рискнуть жизнью для того, чтобы её добиться, не любит вас и никогда не полюбит. Истинная любовь не требует жертв, а приносит их сама.
Де Шале крепко задумался, но ничего не ответил, или ответил что-то в том духе, что он уже всё обдумал и ничего не боится, поскольку иной ответ ему не позволила бы дать его гасконская гордость.
— Если бы я даже и передумал, отступиться ведь уже поздно, — сказал Шале с сомнением, по-видимому, признав, наконец, правоту де Валансэ.
— Всё потеряно для вас будет тогда, когда топор палача опустится на вашу шею, — ответил де Валансэ. — Точкой невозврата станет момент, когда вы совершите то, на что согласились.
— Разве я могу отказаться после того, как дал согласие и моему обещанию доверилось такое большое количество людей? — спросил Шале.
— Это ваша жизнь, и это ваш выбор, — продолжал де Валансэ. — Я бы посоветовал во всём признаться кардиналу и покаяться. Кардинал – священник, а все священники обязаны прощать, тем более что преступление ещё не совершено. Замысел, который отброшен и не исполнен, это ещё не преступление. Покайтесь, и он простит вас.
Всю ночь Шале провёл в размышлениях. К утру он полностью осознал, насколько сильно он привязан к жизни, и насколько жаль было бы ему с ней расстаться. Кроме того, он осознал и то, насколько велика опасность, которой он подвергает свою жизнь, в сущности, из-за пустяков. Поэтому он отправился прямиком к Ришельё, признался ему во всём, после чего Ришельё обещал ему полное прощение при условии, что Шале полностью раскаялся. Подтвердить полноту своего раскаяния предлагалось тем, чтобы он целиком и окончательно встал на сторону кардинала и для доказательства своей верности назвал всех своих сообщников. Шале назвал всех, кроме герцогини де Шеврёз, надеясь, что она оценит это. Кардинал догадывался, что герцогиня замешана в этом, но сделал вид, что поверил Шале и даже пообещал ему вознаграждение. Впрочем, Ришельё не сомневался в том, что все остальные названные заговорщики были действительно заговорщиками.
После разговора с Шале, кардинал сразу же отправился к Гастону Орлеанскому и изложил ему всё, что знал о заговоре, называя всех его участников.
Перепуганный насмерть Месье согласился на всё, лишь бы спастись самому, поэтому он тут же подтвердил участие в заговоре всех, кого назвал Ришельё, признал справедливыми и точными все обвинения, так что он приложил все усилия, чтобы из обвиняемого стать свидетелем обвинения всех своих единомышленников по заговору. Он признал, что в планы входил также арест Короля, что развязало руки кардиналу. С показаниями Гастона Орлеанского Ришельё отправился к Королю чтобы получить от него самые широкие полномочия по пресечению заговора и наказанию заговорщиков.
— Ваше Величество, я чрезвычайно огорчён и разбит! — воскликнул Ришельё. — Мыслимое ли дело? Столь знатные и именитые особы сговорились чтобы осуществить государственный переворот!
— О каких особах идёт речь, и в чём состоял по их планам этот самый переворот? — спросил Король.
— В этом-то всё и дело! — воскликнул Ришельё, демонстрируя крайнюю степень огорчения. — Если бы речь шла лишь о недоверии ко мне, и заговорщики запланировали бы лишь сместить меня с того высокого поста, на который Ваше Величество меня определили, я бы сей же момент просил у вас отставки, дабы удовлетворить желания этих знатных лиц, стоящих столь близко к трону, что для меня эти лица почти священны, а их желание – почти закон. Я говорю «почти», потому что даже мнение десятка принцев для меня ничто в сравнении с мнением Вашего Величества, единственного и полномочного властителя Франции. Но горе моё состоит в том, что они злоумышляли не только против меня, с чем бы, как я уже сказал, я бы с покорностью смирился. Их дерзость простиралась до того, что они вознамерились арестовать Ваше Величество.
При этих словах кардинал приложил правую руку к левой стороне груди и показал, что едва может сдержать биение сердца и почти задыхается от отчаяния.
— Успокойтесь, монсеньор, вам нельзя так волноваться, поберегите себя, — сказал Король с деланной озабоченностью. — Каковы бы ни были цели заговора, и кто бы ни был заговорщиком, я благодарю Бога за то, что вы своевременно раскрыли этот заговор, и я убеждён, что вы сможете подрезать крылья всем злоумышленникам. Так что же, собственно говоря, они замышляли? Арестовать меня, вы говорите? Кто же это может дерзнуть на такое преступление?
— Пощадите, Ваше Величество! — взмолился кардинал. — Уста мои не раскрываются для того, чтобы назвать священные для меня имена ваших ближайших царственных родственников.
— Вы, вероятно, говорите о принце Конде? — спросил Король.
— Вы правы, Ваше Величество, — скромно ответил Ришельё. — Но, к большому несчастью, это лишь незначительная персона в сравнении с другими заговорщиками. Самых опасных заговорщиков следует искать намного ближе.
— Неужели речь идёт о братьях Вандомах? — догадался Король.
— Да, Ваше Величество! — воскликнул Ришельё. — Я располагаю всеми доказательствами, достаточными для того, чтобы обвинить их в подлом вероломстве.
— В таком случае их следует арестовать, и я даю вам на это моё согласие, — ответил Людовик.
— Благодарю вас, Ваше Величество, но к моему величайшему сожалению, этими людьми не ограничивается круг заговорщиков, — ответил Ришельё.
— Не ограничивается, вы говорите? — насторожился Король. — Кто же ещё? А! Я, кажется, понимаю! Вы говорите о моей матушке? Что ж, мы отправим её ещё дальше от Парижа!
— Боюсь предположить, что вы, как всегда, правы, Ваше Величество, и Её Королевское Величество сыграли определённую роль в составлении планов этого переворота, но, к несчастью, круг злоумышленников не исчерпывается и с присовокуплением к ранее указанным заговорщикам и её высочайшей персоны. К несчастью, заговор ещё ближе, чем вы соизволили предположить.
— Ещё ближе, вы говорите? — с удивлением воскликнул Король. — Но куда уж ближе? Ведь не будете же вы утверждать, что в заговоре участвовал мой брат Гастон?
— Увы мне, Ваше Величество, вот, взгляните, его собственноручное признание! — ответил Ришельё, передавая Королю бумагу, озаглавленную «Список заговорщиков, соблазняющих меня к устранению моего высочайшего брата Его Величества Короля Людовика XIII и его первого министра».
— Да здесь столько имён! — воскликнул Людовик. — Никак не ожидал от Гастона такого коварства! Погодите-ка, здесь же!.. Не может быть! Анна? Королева? Моя супруга злоумышляла против меня? Господи!
— Позвольте мне порвать этот список и подать в отставку, Ваше Величество! — воскликнул Ришельё.
— Погодите! Что вы такое говорите! —возразил Король. — Вы хотите меня оставить тогда, когда я узнаю, что вокруг меня нет ни одного надёжного человека кроме вас? Что же я тогда буду делать? С кем же я останусь?
— Ваше Величество, прикажите арестовать прежде всех прочих меня, недостойного первого министра, который излишней доверчивостью своей и недостаточной бдительностью попустительствовал вызреванию столь коварных планов подле самого блистательного трона Европы! — воскликнул Ришельё с таким отчаянием, что можно было подумать, что он и вправду хотел бы, чтобы его арестовали.
— Что же мне делать, кардинал? — спросил Король. — Прикажете арестовать моего брата и мою супругу? С кем же я останусь?
— Этого делать ни в коем случае нельзя, Ваше Величество, — ответил кардинал. — Ваш брат уже раскаялся, он обещал не повторять впредь этой ошибки. Ваша супруга также раскается, я уверен.
— Это негодяйка герцогиня де Шеврёз настраивает её против меня, — догадался Король.
— Ваше Величество изволит видеть, что имени герцогини нет в этом списке, — ответил Ришельё. — Поверьте, если бы у меня были основания подозревать герцогиню, я бы уже арестовал её.
— Не может этого быть! — воскликнул Король и стал внимательно просматривать список сначала сверху вниз, затем снизу вверх. — В самом деле, её здесь нет! Как же так?
— Я приставлю к ней своих людей, дабы знать о каждом её шаге, Ваше Величество, и если только у меня будут хотя бы малейшие сведения о её заговорах, я немедленно прикажу её арестовать, — ответил Ришельё.
— Хорошо, с этим мы разобрались, — ответил Король. — Итак, что же вы предлагаете в отношении тех, кто указан в этом списке?
— По вашему приказу, Ваше Величество, я прикажу немедленно арестовать принца Конде, обоих братьев Вандомов, и всех тех, кто стоит ниже. Но я прошу вас поговорить с Её Величеством Королевой Анной и образумить её, а также поговорить с вашим братом Гастоном, строго пожурив его, а затем прошу его простить. Также я прошу простить Её Величество Королеву-мать. Имена членов вашей царственной семьи не должны звучать в связи с разоблачением заговора, иначе тень заговора чрезмерно сильно омрачит ваш царственный дом.
— Хорошо, действуйте, как вы предлагаете, — согласился Король. — Но я не желаю обсуждать этот вопрос с моей женой, с братом и с матерью. Я поручаю вам, кардинал, от моего имени пожурить их и наставить на путь истинный. Ведь вы же являетесь духовным наставником Королевы. Вам, как духовному лицу, проще будет призвать всех троих к раскаянию. Это, поверьте, не моя тема. Мне проще было бы поскакать в атаку против сотни врагов и подставиться под пули, нежели объясняться с Королевой-матерью, или с Королевой. Я это не люблю, поверьте, это выше моих сил.
Кардинал молча поклонился и вышел.
Он не успел арестовать Конде, который, будучи предупреждён, сам первый пришёл к нему с таким же списком заговорщиков, искренне раскаялся и заключил с кардиналом мир, основанный на признании им первенства за Ришельё во всех вопросах. Мария Медичи была вынуждена подписать покаянный документ, в котором отрекалась от любых претензий на власть и признавала первенство Людовика XIII, обещала во всём беспрекословно ему повиноваться, хранить ему верность и не вступать ни в какие союзы против него. Нечто подобное проделали и с Гастоном, и с Анной, так что Ришельё как бы привёл обратно в семью заблудших агнцев. Братья Вандом поспешили скрыться из Парижа, но кардинал с помощью писем, написанных другими разоблачёнными заговорщиками под диктовку кардинала, заманил их в Париж, где их арестовали и бросили в тюрьму.
Кардинал начал действовать активно и широко. Он задействовал все источники сведений и выяснил, что в планы заговорщиков входило убийство самого Ришельё и похищение Людовика XIII, после чего планировалось поднять на восстание весь Париж, а также этому плану была обещана полная поддержка Австрии и Испании. Разведка Ришелье, возглавляемая отцом Жозефом, проследила нити заговора, добыла письма, в которых его участники обсуждали планы не только убийства Ришелье, но и при необходимости убийства самого Людовика XIII. В руках Ришельё была корреспонденция для Шале из Мадрида, Брюсселя и Вены.
Пока Ришельё выполнял поручения Короля по пресечению заговора и аресту заговорщиков, Людовик вызвал к себе де Тревиля.
— Скажите, де Тревиль, кто, по-вашему, мог бы арестовать меня? — спросил он.
— Только безумец, которого немедленно растерзали бы мои мушкетёры! — ответил де Тревиль.
— Даже если бы это была весьма высокопоставленная персона? — спросил Король.
— Во всей Франции, да что там, во всём мире нет настолько высокопоставленной персоны, чтобы она могла позволить себе отдать или исполнить такой приказ, — ответил де Тревиль, не моргнув глазом.
— А если бы такой приказ отдала Королева-мать? — спросил Король.
— Она была бы арестована и доставлена к вам, Ваше Величество, — ответил де Тревиль.
— А если бы такой приказ отдал дофин? — спросил Король.
Дофином при отсутствии у Короля сына назывался его брат, Гастон Орлеанский, он же Месье.
— Как я уже сказал, ни Месье, ни Мадам, ни ваша супруга Королева Анна, никто во всей Франции и во всём мире не может отдать приказа о вашем аресте, — ответил де Тревиль.
— Ваши мушкетёры думают точно также, как и вы? — спросил Король.
— Разумеется! — ответил де Тревиль. — Они подчиняются непосредственно вам, а мне лишь постольку поскольку я представляю вашу персону в роте королевских мушкетёров. Ваше Величество, вы можете спросить их об этом сами.
Король позвонил в колокольчик. В кабинет вошёл секретарь Ла Шенэ.
— Ла Шенэ, пригласи ко мне кого-нибудь из мушкетёров господина де Тревиля.
— Пригласите Атоса, Портоса и Арамиса, — уточнил де Тревиль в ответ на вопрошающий взгляд Ла Шенэ. — Они сегодня на дежурстве, охраняют парадные двери.
— Зови, — подтвердил Король.
Мы вошли в кабинет Его Величества.
— Рад видеть вас, господа в добром здравии, — сказал Людовик. — Я хотел бы уточнить у вас, как вы поступите, если получите приказ арестовать кого-нибудь из знатных персон?
— Мы исполним его, Ваше Величество — ответил за всех Атос.
— От кого должен поступить такой приказ? — спросил Король.
— Мы обычно получаем приказы от господина де Тревиля, — ответил Портос.
— Хорошо, — ответил Король с кивком. — Если господин де Тревиль прикажет вам арестовать Месье, или Королеву-мать, или Королеву Анну?
— Нам будет весьма огорчительно выполнять этот приказ, — сказал я, — но мы выполним его в точности.
— Вы выполните такой приказ даже в том случае, если он будет отдан вам устно и не мной, а господином де Тревилем? — спросил Король.
— Мы солдаты, Ваше Величество, — ответил Атос. — Не мы выбираем форму, в которой отдаётся приказ. Устно или письменно, от де Тревиля, или от Вашего Величество, любой подобный приказ будет выполнен.
— А если господин де Тревиль прикажет вам арестовать кардинала? — спросил Король с радостной улыбкой.
— Позвольте исполнять? — спросил Портос.
— Нет-нет, господа, я всего лишь спрашиваю вас в гипотетическом смысле, — ответил Король с явным одобрением и со смехом.
— Мы арестуем его, — ответил я.
— А если я прикажу вам арестовать де Тревиля? — спросил Король.
— В этом случае господин де Тревиль будет немедленно арестован, но нам будет очень тяжело это сделать, — сказал я.
— А если господин де Тревиль прикажет вам арестовать меня? — не унимался Король.
— В этом случае господин де Тревиль будет немедленно арестован, — ответил Атос.
— Вы, господа, тоже так считаете? — спросил Король меня и Портоса.
Мы молча наклонили головы.
— Что ж, господа, я вижу, что я могу вполне положиться на моих мушкетёров! — воскликнул Король. —Постойте-ка! Вот что. А если я велю вам арестовать Короля какого-то другого государства? Короля Англии? Или Короля Испании?
— Да хоть Папу Римского! — ответил Портос со смехом. — Но мы попросили бы прогонные на то, чтобы доехать до места. Сами понимаете, конь, фураж…
— Ай да молодцы! — воскликнул Король. — Итак, если мне потребуется арестовать кардинала Ришельё, я могу на вас рассчитывать?! Отлично, превосходно, де Тревиль! Выдайте этим молодцам по десять пистолей от моего имени!
Мы поклонились и вышли из приёмной.
— Мне показалось, что ваши молодцы только и ждут, чтобы я приказал им арестовать Ришельё, не так ли, де Тревиль? — спросил Король. — Я услышал большой энтузиазм в их ответах на эту тему.
— Ваши мушкетёры с энтузиазмом выполнят любой приказ Вашего Величества, а я лишь слежу за их постоянной боеготовностью и организую исполнение ими ваших приказов и ежедневных обязанностей по охране Вашего Величества, — скромно ответил де Тревиль, делая ударение на словах «ваши мушкетёры».
Король был весьма доволен.
Тем временем Кардинал имел беседу с герцогиней де Шеврез.
— Герцогиня, у меня есть достаточно оснований для того, чтобы немедленно заключить вас в Бастилию, и я не уверен, что вы выйдете из неё хотя бы через тридцать лет, — сказал он с мягкой доброй улыбкой.
— Ваше преосвященство, чем я разгневала вас? — спросила Мария с трепетом.
— Заговор Шале, — ответил Ришельё. — Мне известны все нити, и все они ведут к вам.
— Я ни в чём не виновна! — воскликнула Мария. — Вас неверно информировали.
— Я не обязан вам верить, поскольку мои источники информации весьма надёжны, — возразил кардинал. — Кроме того, они разнообразны и не подозревают о существовании друг друга. Так что я могу проверить их, тогда как они не могут согласованно обманывать меня. Но я готов вам поверить, знаете ли, при одном небольшом условии.
— Верьте мне, монсеньор! — воскликнула Мария. — Поверьте, что у вас при дворе нет лучшего друга, чем я!
— Нет лучшего друга, чем вы? — повторил Ришельё и весело расхохотался. — При всём дворе у меня нет лучшего друга, чем вы! Ну надо же! Какая наглость! Какая очаровательная ложь! Вы доставили мне живейшее удовольствие выслушать такую несусветную чушь! Но вы с сами не догадываетесь, насколько ваша ложь близка к истине. Точнее, она должна стать неимоверно близкой к истине, герцогиня, иначе я вас попросту уничтожу.
Мария вздрогнула и едва не лишилась чувств.
— Успокойтесь, герцогиня, вам ничто не угрожает при условии вашего послушания, — ответил кардинал, предлагая герцогине флакон с нюхательной солью.
— Благодарю, — ответила Мария, поблагодарив кардинала то ли за флакон с солью, то ли за заверения её безопасности. — Вы, кажется, хотели мне что-то ещё сказать? О каких-то условиях? Но имейте в виду, я ничего не знаю, и я невиновна!
— Если вы будете запираться и отрицать, герцогиня, мы ни о чём не договоримся, — ответил Ришельё. — Мне нужна ваша деятельная помощь, а для этого между нами не должно оставаться никаких недомолвок. Итак, либо вы помогаете мне защищать интересы Франции и Короля, либо вы проведёте остаток своих дней в Бастилии.
— Боже мой, разве самым главным моим желанием не является всемерная помощь Королю и Франции? — воскликнула герцогиня. — Ведь я только о том и думаю, что об интересах Короля, Королевы и Франции!
— Об интересах Королевы предоставьте думать мне, герцогиня, — ответил кардинал. — А вам я предлагаю выполнять мои дружеские советы, которые, поверьте, смогут вас уберечь от заточения в Бастилии, но лишь в том случае, если исполнение будет как можно более точным, и если об этом нашем с вами договоре не будет знать ни единая душа.
— Вы хотите, чтобы я подписала некий договор? — спросила герцогиня с трепетом.
— Ничего подписывать не надо, — успокоил герцогиню кардинал. — Мне нужно лишь послушание. Для начала вы сделаете так, чтобы Бекингем тайно приехал в Париж, и чтобы я знал, где и когда его следует искать.
Не дожидаясь ответа герцогини, кардинал встал и вышел.
(Продолжение следует)