Ранняя Груша. Часть третья, глава вторая

               
  Отменная закуска: икра чёрная и красная, французский сыр, заливная осетрина, маринованные миниатюрные грибочки и огурчики – временно влюблённые ели и глазами, и ртом. Пока жевали и глотали, хмель овладевал рассудком. Глубоко чувственный половой аппетит уже бродил по телу Василия. Взглянув на гостя, Агриппина потянулась к бутылке коньяка.

– Ну, что ты, Груша. Позволь мне. Ты же не официантка. Ты – гетера.  Давай выпьем за тебя. Уж больно ты мне симпатична. За тебя!
– Спасибо. А я хочу задать вопрос, как опытному москвичу, на тему вечера. Почему и зачем Бог пожаловал человеку долгое половое желание, если хотите, влечение.
– Вот это вопрос. Впервые слышу его в такой интерпретации. Сходу затруднюсь ответить. Интересно, какая у вас новелла на эту тему?
– Создатель, я думаю, когда творил людей по образу и подобию своему, был универсален. Он заложил ген влечения мужчины и женщины друг к другу, чтобы крепче скрепить их союз. Постоянное ожидание приятной близости закрепляет их альянс. И, как продукт этого, рождаются дети, заплетая туго косу их отношений.  А правит всем этим труднообъяснимое чувство – любовь. Причём любви равной. Только удовольствия и страдания от неё разные.

– Не ожидал, прямо скажу, не ожидал такого умозаключения. Мне приятно, Груша, сказать тебе, что редко встретишь женщину, у которой внешняя красота гармонировала бы с умом. Редко. Пожалуй, соглашусь с тобой, но с оговоркой. Нашу встречу, конечно, бог не планировал. А как, скажи, унять возбуждение к другой женщине? Это как шампанское: чем больше трясёшь, тем труднее устоять пробке. Мораль и похоть скрестили свои шпаги ещё в глубокой древности. И до сих пор их звон слышится повсюду. И никакие наставления о праведной жизни, молитвы и слова не помогают. Не мы сказали: «Запретный плод сладок», и не мы его сорвали.

– У каждого, Василий, человека своя правда, но истина одна,- сказала Агриппина и посмотрела на бутылку коньяка. Вдруг у неё мелькнула мысль: совсем недавно по телевизору она смотрела передачу о Григории Распутине. В ней один из собеседников выдвинул идею, а вернее причину, по которой царский духовник, съев столько отравленного торта, остался жив: вино «Мадера» и коньяк нейтрализовали яд. «Надо наливать ему только шампанское, чтобы таблетки возымели действие» – чётко решила она.
– О чём ты задумалась, милейшая?
– Знаешь, коньяк быстро пьянит. Давай выпьем шампанского. Оно приятно кружит голову.
– Согласен.
– Я сварю пельмени, ты не против горячего?
– Нет, конечно, надо основательно подготовиться к буре и натиску.
– Как утончённо ты шутишь. В Москве много таких.
– Мне трудно говорить за всю Москву, но, думаю, шутников хватает. Чего стоит только один Жванецкий с его крылатым афоризмом: «Если есть домашние хозяйки, значит, где-то бродят и  дикие».
  Агриппина засмеялась: «Это оригинально он придумал».
–  Наливаю твоё любимое шампанское.
  Когда они выпили, она краем глаза зацепила его лицо. Веки чаще положенного закрывали его глаза.
– Пойду, принесу пельмени, наверное, уже сварились.
– Через минуту раздался голос Василия:
– Ты скоро, дорогая?
– Иду, иду, уже накладываю.
– Когда она без халата предстала перед его взором, он встал от удивления. Глаза его расширились, рот приоткрылся. Не найдя, что сказать, Василий Васильевич схватил бокал с вином и опорожнил одним махом.
– Такого я не ожидал. И ты всё время скрывала под броским халатом такие красивые формы своего тела? Созерцаю подобное впервые. Честно, не вру. Вот это настоящая спелая груша. На тебя можно смотреть, как на Мадонну Рафаэля не отрываясь. Эх, жаль, что не владею таким искусством. Зато я могу надкусить и даже отведать этот зрелый плод. Разреши, богиня, притронуться к твоим стопам.
– К стопам уже не модно, а руку вам даю.
– Я не буду есть, я буду смотреть на тебя, чтоб навсегда запомнить твой образ. Присядь, Венера.

Агриппина села в кресло и для пущего азарта закинула ногу на ногу. Московского кота аж передёрнуло от такого неожиданного подарка.
– Неужели такое небесное творение скоро будет принадлежать мне? Действительно, женщина – венец природной красоты. Не зря столько достойных сынов России  погибали за них на дуэлях. Ох, не зря. Я им завидую.
– Ну, полно тебе, Василёк. А то мне неловко.
– Я, я…, – не договорив, гость зевнул и закрыл глаза.
– Хорошо, хорошо, – сказала она, подумав про себя: «Началось. Слава Богу».
– Я что-то захмелел. Меня кто-то приятно убаюкивает…

– Это твои страстные слова помутнили разум.
– Возможно, возмо…
– Ложись, Василёк, ложись, мой гость московский. Может, мне снять с себя…
– Не…, не… Я люблю сам.
 Его руки потянулись к её ноге, но так и замерли. Полежав рядом с засыпающим кавалером пять минуть, она тихо встала, накрыла старого кота одеялом. Затем, накинув на себя пышный халат, взяла тарелку с пельменями: «Однако я сильно проголодалась с этой любовной игрой», – подумала Агриппина.
  Ровно в семь утра Груша сильно хлопнула дверью. Гость заворочался и открыл глаза.
– Ты уже уходишь, Груша?
– Спасибо, Василёк, за прекрасную бурную ночь. Ты – настоящий мужчина. Меня уже ждёт такси. Завтрак на кухне. До свидания, дорогой.

    (Продолжение следует)