На вопрос: «Писал ли Чехов сказки?» - не все почитатели творчества Антона Павловича сразу ответят утвердительно. Но ведь писал, и сам называл их «новогодними сказками». В январе 1888 года в «Новом времени» была опубликована первая из них. Обычно литературоведы ставят кавычки («сказки»), описывая произведения такого рода, не типичные, не обычные, не характерные для писателя, выходящие за рамки привычных представлений. Это для того, чтобы читатели не подумали, что Чехов, имеющий хорошую репутацию и статус уважаемого литератора, занимался несерьезными вещами.
А если без предубеждений прочесть - чем не сказка? Непривычно - да. Но язык вполне подходящий, да и сюжет тоже. Есть интрига, есть пара резких поворотов развития событий, есть мастерство умелого рассказчика. А чудес, таких явных, с неожиданными превращениями героев в различные существа - нет, это так. Нет и моральных наставлений, только констатация фактов. Забегая вперед, можно сказать, что по прочтении хочется назвать эту сказку притчей.
История начинается с идиллического описания природы: «каждое утро вставало солнце и каждый вечер оно ложилось спать. Утром, когда с росою целовались первые лучи, земля оживала, воздух наполнялся звуками радости, восторга и надежды, а вечером та же земля затихала и тонула в суровых потемках. День походил на день, ночь на ночь. Изредка набегала туча и сердито гремел гром, или падала с неба зазевавшаяся звезда…» Помилуйте, господа, да Чехов ли это! Все так волшебно-красиво, завораживающе прекрасно, созерцательно. И происходило все давным-давно, и почему-то в пятом веке.
Место действия - монастырь, по некоторым признакам - католический. Скромно и праведно за непреступными стенами мирно живет община. «Кроме диких птиц и зверей, около монастыря не показывалась ни одна душа. Ближайшее человеческое жилье находилось далеко и, чтобы пробраться к нему от монастыря или от него в монастырь, нужно было пройти верст сто пустыней. Проходить пустыню решались только люди, которые презирали жизнь, отрекались от нее и шли в монастырь, как в могилу».
Настоятелем означенного монастыря был человек замечательный во многих отношениях: он играл на органе (размещенном непостижимым образом в его келье), сочинял стихи на латыни, обладал даром красноречия и невероятной силой эмоционального воздействия на ближних. «Его музыка, голос и стихи, в которых он славил бога, небо и землю, были для монахов источником постоянной радости. Бывало так, что при однообразии жизни им прискучивали деревья, цветы, весна, осень, шум моря утомлял их слух, становилось неприятным пение птиц, но таланты старика настоятеля, подобно хлебу, нужны были каждый день».
И вдруг (в сказках всегда бывает это неслучайное «вдруг») у стен монастыря появляется «человек, который оказался горожанином и самым обыкновенным грешником, любящим жизнь». Но он пришел не каяться, не молиться, а уличать монахов в неправедности. Пришедши нетрезвым, он еще больше усугубил свое неподобающее состояние непомерным возлиянием и разразился таким монологом:
«Ничего вы не делаете, монахи. Только и знаете, что едите да пьете. Разве так спасают душу? Подумайте: в то время, как вы сидите тут в покое, едите, пьете и мечтаете о блаженстве, ваши ближние погибают и идут в ад. Поглядите-ка, что делается в городе! Одни умирают с голоду, другие, не зная, куда девать свое золото, топят себя в разврате и гибнут, как мухи, вязнущие в меду. Нет в людях ни веры, ни правды! Чье же дело спасать их? Чье дело проповедовать? Не мне ли, который от утра до вечера пьян? Разве смиренный дух, любящее сердце и веру бог дал вам на то, чтобы вы сидели здесь в четырех стенах и ничего не делали?» Очень трезвое рассуждение для беспробудно пьяного пришельца.
«Пьяные слова горожанина были дерзки и неприличны, но странным образом подействовали на настоятеля. Старик переглянулся со своими монахами, побледнел и сказал: «Братья, а ведь он правду говорит! В самом деле, бедные люди по неразумию и слабости гибнут в пороке и неверии, а мы не двигаемся с места, как будто нас это не касается. Отчего бы мне не пойти и не напомнить им о Христе, которого они забыли?»
И настоятель отправился в город в благородной миссией. Три месяца не было от него никаких вестей. Да и какие вести в пустынных местах! А потом старик вернулся. И семь дней пробыл в уединении в келье, не ел, на органе не играл, только слезы лил. Проплакав неделю, настоятель вышел к братии, чтобы рассказать о злоключениях в городе.
Впечатления старика автор передает от имени рассказчика, а не прямой речью персонажа: «Никогда в жизни он не видел, даже не дерзал воображать себе то, что он встретил, войдя в город. Только тут, первый раз в жизни, на старости лет, он увидел и понял, как могуч дьявол, как прекрасно зло и как слабы, малодушны и ничтожны люди. По несчастной случайности, первое жилище, в которое он вошел, был дом разврата. С полсотни человек, имеющих много денег, ели и без меры пили вино. Опьяненные вином, они пели песни и смело говорили страшные, отвратительные слова, которых не решится сказать человек, боящийся бога; безгранично свободные, бодрые, счастливые, они не боялись ни бога, ни дьявола, ни смерти, а говорили и делали всё, что хотели…» А главным источником зла была женщина древнейшей профессии, о которой рассказчик говорит: «Трудно представить себе и найти в природе что-нибудь более прекрасное и пленительное. Эта гадина, молодая, длинноволосая, смуглая, с черными глазами и с жирными губами, бесстыдная и наглая, оскалила свои белые, как снег, зубы и улыбалась…»
Описывая ужасы городского разврата, настоятель говорил «вдохновенно, красиво и звучно, точно играл на невидимых струнах, а монахи, оцепеневшие, жадно внимали его речам и задыхались от восторга… Описав все прелести дьявола, красоту зла и пленительную грацию отвратительного женского тела, старик проклял дьявола, повернул назад и скрылся за своею дверью…» Как явно тут слышится голос самого Чехова, с его неповторимыми ироническими нотами!
Потрясенная братия, вероятно, застыла в изумлении и от услышанного, и от того, с какими горящими глазами рассказывал об этом их наставник. Автор никак не описывает этого смятения, предоставляя читателю самостоятельно вообразить его. Но известно, что разволновались праведники, слушали жадно и от восторга при этом просто задыхались. Как же умудренный опытом настоятель не углядел дьявольских происков, заводя такие речи? И надо ли удивляться дальнейшему развитию событий. «Когда он на другое утро вышел из кельи, в монастыре не оставалось ни одного монаха. Все они бежали в город».
Конечно, не сам Чехов сочинил эту историю. Но ведь и не Пушкин придумал сюжеты своих сказок, источники их давно найдены. Но мастерство подачи материала несомненно в обоих случаях. Этот «конспект» истории приведен мною исключительно для того, чтобы распалить интерес моего благосклонного читателя и побудить его прочесть этот небольшой прекрасно написанный текст и в очередной раз удивиться неисчерпаемости чеховского таланта. А еще попытаться ответить на вопрос: что это - сказка, притча, литературно облагороженный анекдот, пародия? Как бы то ни было, удовольствие от прочтения гарантировано. Как называется текст? Никак. Чехов так и написал: «Без заглавия».