Его разбудил сильный удар в бок. Открыв глаза, от вгляделся в туманный утренний сумрак и похолодел от страха:
- Ты?
- Я, как видишь. Вставай, Марк, пойдём.
- Куда? - Лежащий под раскидистым дубом солдат опасливо покосился на нацеленный на него пистолет, затем перевёл взгляд на человека, которого никак не ожидал, да и не хотел увидеть здесь, в шести десятках километров от линии фронта.
- В плен, конечно, - ухмыльнулся стоящий над ним худощавый, но изящно сложённый лейтенант военно-воздушных сил Синей Коалиции: об этом свидетельствовали нашивки на воротнике его кожанки.
- В какой плен? - едва владея похолодевшим от ужаса телом, промямлил Марк.
- В наш плен, разумеется.
- Послушай, Йон...
- Молчи, гад! - прервал его человек с пистолетом. - Ты, собака паршивая, теперь военнопленный. И я не только дойду до своих, но и приведу к ним тебя. Уяснил?
Марк ничего не ответил. Он сел и прислонился спиной к стволу дуба.
- Уяснил? - рявкнул на него Йон.
- Ты велел мне молчать...
Йон рассмеялся, и в его потемневших от злобы глазах сверкнули искорки человечности. Но они тут же погасли, и он скомандовал сухим голосом жестокого вояки:
- Встать! Живо!
Марк подчинился. Стараясь не гдядеть лейтенанту в лицо, оправил на себе шинель, надел шапку.
- Где твои знаки отличия, солдат? - спросил Йон. - Спорол?
Марк кивнул и опустил голову.
- Неужели дезертировать хотел?
Марк молчал. А Йон опять засмеялся, но теперь ядовито и натянуто, после чего сказал:
- Я всегда знал, что ты трус. Убийца и трус. Только с гражданскими воевать горазд. Все вы, оранжевые, трусы и маменькины сынки. Поэтому мы вас скоро в порошок сотрём.
Он сплюнул, закурил сигарету и продолжал:
- Что молчишь? Ответь хотя бы что-нибудь достойное солдата.
Марк робко глянул ему в глаза, но сразу же вновь потупился.
- Если б ты знал, - сказал Йон, не дождавшись ответа, - как зудят у меня руки! Пристрелить бы тебя здесь да оставить на съедение одичавшим собакам. Ты же... - Он умолк, увидев, какими глазами взглянул на него Марк: в них уже не было страха, не было и вызова - лишь мольба прекратить эту пытку.
- Нет, - после минутного раздумья проговорил Йон, качая головой, - убивать тебя я не стану. Скорая смерть будет благом для тебя. Помучайся сперва в плену. А если выживешь там, я пойду по твоим следам и всё равно убью. Но и тогда не надейся издохнуть быстро. Буду убивать тебя медленно, по частям. Отомщу за все свои страдания. Руки за спину! Повернись задом! Живо!
Марк выполнил приказ, и Йон связал ему руки куском бечёвки, который по случаю оказался в кармане его куртки.
- Вот так, - удовлетворённо произнёс он, обыскав пленного. - А теперь пошёл, пёс смердючий! - Он толкнул Марка в спину, тот вышел на грунтовую дорогу, и они медленно побрели на север, туда, где располагались войска Синей Коалиции.
Долго шли молча. Над поросшей сочным бурьяном равниной, бывшей когда-то пшеничными полями, поднималось майское солнце. В небе разливался радостный голос жаворонка. Ветер шелестел в торчащих из придорожной канавы плюмажах прошлогоднего тростника.
Наконец Йон не выдержал молчания:
- И тебе не стыдно?
- За что?
- За то, что убивал безоружных людей.
- Я не убивал безоружных людей.
- Врёшь, собака! - Йон толкнул его кулаком в спину, и он сделал несколько быстрых шагов, чтобы не упасть.
- Я не вру!
- Ты что, издеваться решил? - Йон подскочил к нему и, схватив за плечо, резко повернул лицом к себе. - Ты же знаешь, я не люблю слизняков и предателей.
- Оказывается, я тебя совсем не знаю, - ответил Марк, глядя себе под ноги. - Впрочем, как и ты меня.
- Вот уж нет! Как раз я-то знаю тебя преотлично! Ты дрянь, пустышка, болтливая обезьяна...
- Раньше ты так не ругался, - заметил Марк.
- Раньше! Раньше и ты казался приличным человеком.
- Я и был им... Пока этот мир не...
- Ты? - Йон расхохотался, но Марк отметил, что тому совсем не весело - самому страшно. - Послушай, драный пёс, ты можешь побыть честным хотя бы несколько минут? Давай так сделаем: ты говоришь правду - и я веду тебя к своим, в плен, и забываю о твоём существовании; обещаю: мстить не стану. А если будешь врать да увиливать - расстреляю.
- Мне нечего от тебя скрывать, - сказал Марк.
- Хорошо, проверим. Пойдём вон туда, к тем деревьям. Там, кажется, овраг и, возможно, течёт ручей. Посидим в тени, подкрепимся, и я кое-что узнаю о тебе. Чтобы развеять последние сомнения. Что уставился бараном? Вперёд, пошевеливайся! И молись своим оранжевым чертям, чтобы тебе повезло и я поверил хотя бы одному твоему слову.
В том месте в самом деле был овраг, по дну которого протекал едва заметный ручеёк, сочась между мшистыми камнями. Старые, изогнутые непогодами вербы давали приятную тень.
Йон велел Марку сесть и сам опустился на землю в метре от него.
- Сухари, - сказал он, вынув из бокового кармана куртки пакет с сухарями. - Всегда беру их с собой, куда бы ни летел. Никогда не знаешь, что случится. Вот и сейчас...
- Тебя сбили?
- Да, я удачно катапультировался. Думал, ваши меня схватят, но всё обошлось.
- Им было не до тебя.
- А что так?
- Вирус.
- Какой вирус?
- Не знаю. Тысячи уже слегли с горячкой. Многие погибли от этой болезни. И не думаю, что лекарство изобретут - война высосала из страны все соки.
- Вирус? Не шутишь?
- Это правда. Я не успел его подхватить: был в разведке, потом мы с месяц блуждали по лесам. А когда вышли на дорогу, там стояла санитарная машина. Медбрат рассказал нам о вирусе. Мой напарник поехал с ним, а я сразу смекнул, что лучше к своим не соваться. Сказал, что доберусь пешком - благо машина была полнёхонька заражёнными, места для меня всё равно в ней не было, - а сам дал дёру.
- Чёрт возьми, значит, эта зараза и к синим может перекинуться, - раздумчиво говорил Йон. - Уж наверняка перекинется... Постой, так значит, ты не дезертировал? То есть не с фронта бежал, а от вируса?
- Именно так.
- Прости, что назвал тебя трусом. Я бы тоже ноги сделал от такой пакости. Одно дело - враг в виде человека, а другое - опасность от самой матушки-природы.
- Послушай, Йон, и давно ты стал таким нетерпимым?
- Каким был, такой и перед тобой сижу.
- Нет, раньше ты не делил людей на трусов и храбрецов. Неужели они и тебя сделали роботом?
- Каким ещё роботом! Ешь лучше! - Йон ткнул сухарь Марку в губы.
- Рязвяжи меня.
- Нет уж, так поешь. Я покормлю...
- Как тогда?
- Молчи! Не напоминай! Это была неправда! Одна видимость... Глупость, одним словом.
- Но как это было красиво!
- Заткнись! Жри давай! Мне не нужен обессиленный от голода пленный. Не собираюсь тащить тебя на горбу. Лучше пристрелю.
- Да, это ты можешь, - кивнул Марк, жуя кусок сухаря.
- На что ты намекаешь? - Йон пихнул его ладонью в плечо. - На то, что я похож на тебя? Я солдат, а не убийца, понял?
- А сам хочет, чтобы я был искреним с ним. - Марк отвернулся в сторону.
- И ты будешь, когда поедим. Иначе убью.
Когда они поели и выпили воды, которую Йон набрал из ручья в складной свой стаканчик, Марк сказал:
- Развяжи меня.
- И не подумаю.
- Мне отлить надо.
Йон вскочил на ноги.
- Чёрт! Этого ещё не хватало. Поднимайся! Отойдём отсюда.
Они отошли на несколько шагов в сторону. Йон сел на корточки перед Марком и расстегнул ему штаны. Но тотчас встал и отвернулся:
- Нет, только не это!
- Чего ты испугался, герой? - с грустной иронией в голосе проговорил Марк.
- Ничего я не боюсь! - Йон помог Марку, и они снова сели.
- Рассказывай, - велел Йон.
- Что рассказывать?
- Зачем ты убил моего отца?
- Во-первых, я хотел отомстить...
- Кому отомстить, собака? Моему отцу? Да он и мухи за всю жизнь не обидел!
- Я хотел отомстить тебе. За свою Эллу.
- Эллу? Причём здесь Элла?
- Помнишь ту девочку четырнадцати лет? Ты её задушил...
Йон побледнел и отвёл взгляд.
- Откуда ты это знаешь?
- Мне рассказал один из ваших, пленный по имени... Чёрт, не помню, как его звали... То ли Якоб, то ли Ян...
- Яр, - погасшим голосом уточнил Йон.
- Точно.
- Но я не знал, что это твоя сестра.
- Не лги, ты не мог не узнать её, даже спустя три года.
- Честно, не знал. Она была так худа, вся в синяках и ссадинах... Да на ней живого места не было...
- Зачем ты убил её?
- Акт милосердия. Её бы замучили до смерти. Подозревали в помощи оранжевым.
- Но ты ведь мог спасти её! - Глазами, полными слёз, Марк вглядывался в лицо Йона. - Скажи правду: ведь мог?
- Вообще-то мог, конечно...
- Так почему же не спас? Хотя бы имя её спросил... Ведь она, наверняка, узнала тебя... просила о помощи...
- Она совсем обезумела от издевательств, матери родной не узнала бы... - Йон помолчал, ударил кулаком в землю и медленно проговорил: - Да, признаюсь, я мог бы вести себя иначе. Но и ты пойми меня: таких девочек, мальчиков, женщин и мужчин там было столько...
- И всех ты убивал? Из милосердия?
- Нет, не всех. Некоторых. Немногих. Но никого не обижал, клянусь. А эта девочка... твоя Элла... Мне стало её особенно жалко.
- Странная форма жалости.
- Да, жалко! Потому что она мне вдруг напомнила тебя... нас... прошлое... Нет, я не узнал её, но, видимо, какие-то флюиды уловил...
- А ещё меня называет мразью! - воскликнул Марк. Слёзы лились по его лицу, но он не мог вытереть их.
- Но я не мстил тебе, не убивал твоих родителей! - возразил Йон.
- Ну да, зато хотел убивать меня по частям.
- Но я не знал, кто она... Зато ты не мог не узнать моего отца.
- Да, Йон, это так. И хотел убить его. Но...
- Что «но»? Решил выкрутиться? Не лги!
- Я не лгу. Я в самом деле не знаю, смог ли бы выстрелить в него...
- Что ты несёшь!
- Я говорю правду. Когда наш взвод прочёсывал посёлок, твой отец вышел на крыльцо. И я подумал: вот он, случай отомстить негодяю, убившему Эллу! Но на душе стало так тяжело. А когда он повернулся ко мне и мы встретились глазами, у меня похолодели ноги, а руки отказались повиноваться. Но тут из кустов вынырнула ваша соседка, ну, та бабища с квадратной башкой...
- Анна?
- Ну да, она. И стала вопить, что Тодор - отец вражеского офицера и шпион синих. Его схватили, и капрал велел мне охранять его. И ждать остальных на перекрёстке, там, у магазина. Они ушли, а Тодор попросил меня застрелить его. Он знал, как мы умеем пытать людей.
- Только это вы и умеете, - язвительно заметил Йон.
Марк покачал головой.
- Я сейчас не об этом. Твой отец сказал мне, что не хочет последние дни жизни страдать. Я ему честно ответил, что сам хотел сперва пристрелить его, но вряд ли смогу сделать это. А он мне: «Помоги мне, старику, ради всех святых! Убей меня!» И напомнил мне тот случай: как вы с ним нашли меня в лесу, как принесли к себе домой, долго лечили, как ты кормил меня из ложечки, а сам он, Тодор, ночами сидел у моей постели... Вот что говорил мне твой отец, когда мы стояли у магазина. А потом он сказал: «Я сейчас побегу, а ты, если не из сострадания, то хотя бы в оплату за добро, которое мы сделали тебе, выстрели мне в спину». Я отказался. Тогда он упал передо мною на колени. И я согласился. Он побежал, и я убил его...
Марк упал на бок и зарыдал. А Йон замер, словно окаменел. Только взгляд его сквозь слёзы ощупывал лежащего на земле друга, ставшего врагом.
- Почему так? - прошептал Йон. - Во что же мы превратились! Я не хочу... Я больше так не могу!
Марк попытался сесть. Йон помог и ладонями протёр ему лицо. Затем вынул из кармана нож и перерезал путы на его руках.