Беломорская повесть гл. 2
Традиционным местом сбора, отъезжающих с Ярославского вокзала, считалась прилегающая к главному зданию «малая» площадь. Центром привокзального архитектурного ансамбля был каменный массив статуи вождя мирового пролетариата В.И.Ленина.
Безмолвный автор попытки создания общества всеобщего благоденствия, возвышался посреди площади над снующими у его подножия толпами уезжающих, приезжающих и встречающих советских граждан.
Большая «Плешка», так именовалась в народе площадь трех вокзалов - являлась географическим центром всей страны. Перемены, произошедшие за послереволюционный период в архитектурном облике «плешки», безусловно были, но...!
Так и не смогло всесильное время, ни существующая новая форма государственности, в лице Советской власти, принципиально подменить содержание и дух сего места. Когда то образно выписанного в романе известным московским дореволюционным бытописателем Москвы дядюшкой Гиляем (Гиляровским).
Когда-то на месте Комсомольской площади была низина, и непроходимые топкие болота. Смрадный, тяжелый дух испарений и газа властвовал в этом овраге.
Мрачные легенды, а может, и не легенды донесли до нас - отнюдь не доброе предупреждение от предыдущих поколений о «нечистом» месте.
Ежедневно, междугородние поезда приносили и приносят в Москву по железнодорожным артериям разнообразный человеческий материал. Столица, подобно сердечной мышце, прокачивая этот самый материал через себя, распределяет его по дальнейшим географическим направлениям.
При этом осадочные взвеси от этого материала, в основном «маргинального» состава, задерживаются и как микробы устойчивыми спорами концентрируются, оседая в самых уязвимых частях городского организма.
Три вокзала всегда числился в «передовиках» по содержанию в своем чреве «осадков» многонационального генофонда. Криминальные столичные сводки начинались с происшествий на площади или окрестностей некогда «нечистого» места.
Все участники прибыли точно в назначенное время, отягощенные туго набитыми заплечными туристическими рюкзаками и одетыми по «походному».
*****
Поезд «Москва-Архангельск» отправлялся с платформы Ярославского вокзала около полуночи. Шесть купейных номеров оказались на удивление очень приличными, и не характерными по комфортности для данного направления следования.
Обычно северные направления, в отличие от западных, не славились ухоженностью и сервисом. Валерка занял место на нижней полке, а я соответственно над своим другом.
- «Томас Ибраев, город Казань» - представился один из наших соседей, высокий парень в облегающей его крепкую спортивную фигуру майке и со стриженной под «ноль» головой.
Другим соседом по купе оказался студент пятого курса МЭИ по имени Володя. В дальнейшем, он получил кличку Володя-вологодский.
Вологодским он был наречен по причине его рождения и проживания в этом старинном русском городе. Кстати, который находился по пути следования нашего поезда.
Так что Володька считался почти местным. Хотя Вологду и Онегу разделяло расстояние в пятьсот верст. Однако его характерный вологодский «прононс», с четким северным акцентом на букву «о», роднил с природными поморцами, которыми являлись Онежцы.
В Вологде планировалась остановка на 10 минут и ему предстояла встреча с родными.
Предложение отметить знакомство с традиционным - на «ход ноги», было принято единогласно! Содержимое рюкзаков стало перекочевывать на столик.
Но ужину, состояться, не удалось. Александр-бригадир, он же руководитель нашей экспедиции с неформальным лидером Володей - из Капотни, совершали обход личного состава. Попутно знакомили убывающих с нормами и правилами предстоящего общежития. А именно с первым пунктом Декларации - сухим законом!
Алкоголь, категорически исключался из рациона рядового «ватажника». Позволительно было принятие веселящей жидкости только руководителям, да и то в исключительных случаях! При неформальных контактах с потенциальным работодателем.
В случае нарушения коллективного устава, виновного ждало наказание в виде денежного штрафа или вплоть до расставания.
В категорической форме всем было предложено немедленно сдать «преступную» жидкость ответственному лицу - до лучших времен, которые должны были наступить после получения заработанных средств.
Однако, предвидя законные возмущения и вероятный «народный» бунт, в связи с неожиданной «продразверсткой», в этот вечер были допущено временное послабление.
Экипаж из четырех человек имел право на сегодняшний вечер оставить для употребления одну единственную бутылку алкогольного напитка, исключительно в целях сплочения трудового коллектива. Далее в действие вступал принятый устав - со всеми вытекающими последствиями.
Томас открыл бутылку водки и разлил по граненым стаканам. За разговором, вскоре емкость опустела, и мы как законопослушные члены общества улеглись спать. Тем более что время уже было около двух часов ночи.
*****
На станцию Онега поезд прибывал по расписанию, к вечеру следующего дня. После непродолжительной стоянки должен был проследовать дальше, в столицу поморов – город Архангельск.
За время следования мы успели перезнакомиться и определиться в своих симпатиях-антипатиях внутри коллектива.
На Томаса я обратил внимание еще в беседке, на организационном собрании нашей «шабашки». Наверное, существует некая тайна бытия, когда одни люди тянуться друг к другу, их пространства соединяются им становиться уютно и комфортно вместе, или какая-то неведомая сила, наоборот, отталкивает одного человека от другого, с которым уже с первых минут невыносимо находиться в одном общем пространстве.
Томас был старше меня на три или четыре года. Он успел уже поучиться в Казанском университете. Но не доучился и был отчислен. Причине отчисления я не придал значения, хотя он ее и не скрывал.
ОН был ярым националистом и участником молодежных националистических манифестаций в Казани.
После очередного выступления его арестовали, и несколько месяцев содержали в следственном изоляторе (СИЗО) города Казани, где он подвергался усиленным допросам.
Следователи КГБ безуспешно пытались установить связь Ибраева с зарубежными националистическими центрами.
Томас, физически был очень крепким молодым человеком и упрямо-волевым, как настоящий татарин. Так что следственные действия не дали результатов.
Он был выпущен из СИЗО, с пометкой в личном деле, о политической неблагонадежности.
После чего был выдворен из рядов комсомола и отчислен из университета.
Томас мог по памяти цитировать целые главы из Корана и в течение дня соблюдал правила, которыми должен руководствоваться истинный правоверный мусульманин. При этом он с великим почтением относился к христианству, уважительно отзываясь об Иисусе Христе, признавая его божественную суть.
Однажды я случайно застал Томаса и его соплеменников, за ритуалом исполнения молитвы. Уединившись, в укромном месте они сидели на ковриках с закрытыми глазами, стриженые головы были покрыты тюбетейками, и что-то шептали на арабском языке.
«Платой» за мое любопытство стало возникшее чувство растерянности и внутренней неловкости от увиденного эпизода, который по своему идеологическому смыслу не помещался в гармоничную композицию моего тогдашнего комсомольского видения картины окружающего мира.
Искренняя симпатия, которую я, почувствовал к Томасу, идентифицировала его как «своего» и пробивала брешь в твердыне идеологических позиций, истинность которых были для меня неоспоримым.
*****
На станции Онега нас уже ожидал старенький автобус марки «ПАЗ», который был наполнен тошнотворным запахом от газов отработанного топлива.
По грунтовым ухабистым онежским улицам мы двинулись в направлении местной гостиницы.
Асфальтовым покрытием были облагорожены только присутственные городские места: привокзальная территория и площадь, где размещалось партийно-административное здание.
Остальные внутригородские транспортные коммуникации были грунтовыми, по обеим сторонам которых тянулись пешеходные тротуары-мостки, сбитые из деревянных щитов.
Минуло несколько веков с той поры, когда поморские мастеровые люди изготовили эти сооружения, которые в период дождей и распутицы спасали город от вынужденного замирания жизни.
На самом деле стоило случиться мало-мальски серьезным атмосферным осадкам, и
транспортные артерии мгновенно наполнялись бурными дождевыми потоками,
несущими свои мутные воды куда-то, при этом водная стихия поднималась почти на уровень с пешеходными мостками и зловеще плескалась в щелях между досками.
Деревянные мостки напоминали речную пристань, которая тянулась вдоль бревенчатых домов с торчащими из них печными трубами. Они вплотную примыкали к пристани и отделялись от нее деревянными заборами-штакетниками.
С тротуара, отворив калитку, можно было совершенно свободно попасть в палисадник хозяйского двора. Каждый из домов имел свои индивидуальные и
неповторяющиеся декоративные оклады оконных проемов. Содержащие в своих рисунках-вязях - некое смысловое значение, близкое для семьи, обитающей в этих стенах.
Время остановилось, по меньшей мере, на отметине где-то начала восемнадцатого века. Когда наш Великий соотечественник и уроженец «Беломорья» - Михайло Ломоносов, будущий академик и гордость всей России, поклонившись на прощание родимой северной сторонушке, с котомкой за плечами двинулся в направлении города Москвы.
Гостиница, где предполагалось провести ночь, перед тем, чтобы завтра отправиться куда-то дальше - в поморскую глушь - была двухэтажным бревенчатым строением. Она даже не имела своего идентификационного определения, типа «Онега», «Северная» или что-то в этом роде, а именовалась просто - «Гостиница».
Мы поселились на первом этаже, в двух общих номерах, друг напротив друга, разделенных коридором со скрипучими крашенными деревянными половицами.
Удобства размещались в конце коридора. Когда кто-то перемещался по нему, можно было безошибочно определить маршрут его движения, который начинался от открывания скрипучей двери номера, и завершался пунктом назначения.
Пунктами назначения, собственно, было всего два: один - выход из гостиницы, другой помещение туалета.
Откровенные звуки человеческого происхождения и не менее шумные – от сантехнических приборов отчетливо прослушивались всеми обитателями этажа.
Процедура завершалась истошным звуком спускаемой воды. Затем все затихало, и обратная поступь по скрипучему маршруту определяла «лежбище» нарушителя ночного покоя.
Крашенная голубым цветом дверь с вывеской «Буфет» была следующей за дверью с обозначением «М/Ж». Буфет функционировал, почему-то по сокращенному графику только в утренние часы от семи до десяти.
Валерка, бросив свой походный рюкзак на металлическую кровать, устланную полосатым матрацем – известным как предмет шуток и наиболее часто задаваемых загадок советской эпохи.
Кстати, каждый советский школьник вне зависимости, от географии нашей необъятной Родины не задумываясь, разгадывал эту загадку: «кто же такой уссатый, да еще и полосатый?».
Конечно же это был наш советский матрац.
- «нет это не Рио Ди Жанейро» - произнес Валерка сакраментальную фразу из известного романа, которая вполне соответствовала окружающей действительности.
- «не пойти ли нам изучить объективную реальность, данную нам в ощущениях» - продолжил он свои мысли цитатой из настольной книги каждого сложившегося или начинающего свой путь коммуниста, автором которой являлись Отцы идеи создания общества всеобщей справедливости - Карл Маркс и его друг Фридрих Энгельс.
Валерику, так ласково называли мы его с Колькой, еще одним нашим близким другом и одноклассником, не надо было, как говорят - «лезть за словцом в карман», оно всегда было у него на «языке», и этим природным талантом он был наделен, пожалуй, даже с «походом».
Я вспомнил случай из нашего школьного прошлого. В буфете, где мы с Валеркой коротали время перед киносеансом, в единственном в городе кинотеатре «Мир» - было полно народу.
Выстояв очередь, «остаканившись» сокоподобной жидкостью и коржиком, выполненным в форме солнечного диска, я направился на поиски свободного столика. Валерка же задержался у прилавка и внимательно стал изучать приобретенную выпечку.
Не торопясь уступать место следующему покупателю.
Общественность зароптала и настоятельно потребовала от нарушителя порядка немедленно освободить место у прилавка.
Валерка к своим шестнадцати годам достиг внушительных физических параметров. Со ста девяноста двухсантиметровой высоты своего роста он безмолвно взирал на роптавшую очередь и на щекастую буфетчицу.
Наконец молодой недоросль, не без актерствующих ноток в адрес буфетчицы произносит фразу, от которой у меня пробежал легкий озноб испуга от предполагаемых для нас последствий:
- «сколько стоит в вашей харчевне этот сухарь?» - произнес он, после чего неожиданно запустил прямиком в продавщицу изрядно подсохшее кондитерское изделие, потерявшее свою первозданность.
Сценка без сомнения была разыграна с успехом и по всем правилам искусства лицедейства. Даже нетерпеливая очередь вдруг как-то притихла и оцепенела от произведенного исполнителем эффекта.
Буфетчица от возмущения «обезмолвилась» и «обездвижилась», но постепенно природные рефлексы стали возвращаться и активироваться в ее существе.
Конвульсивные движения толстыми пальчиками, которые потянулась через прилавок к обидчику, свидетельствовали о возвращении деятельности мозговых функций к оскорбленному торговому работнику.
Валерка не стал ждать оваций, зрительских симпатий и завершения сцены, его рослая фигура, метнулась между столиками, еще до того, как обиженное щекастое существо вышла из состояния «ступора».
Вслед за своим другом пришлось покинуть «сцену» и мне. Долгое время после этого мы не посещали кинотеатр «МИР».
Мы долго бродили по онежским улицам, и от зрелища этой «объективной реальности», позитива в душе не прибавлялось. Даже, так называемый «гормон радости», которым Создатель одарил каждое молодое естество - с трудом нейтрализовывал потоки серой и унылой действительности.
Можно бесконечно долго и проникновенно говорить о любви к Родине, рассуждать о патриотизме, восхищаться красотами Беломорья, с гордостью вспоминать об историческом прошлом северного края, но невозможно было избавиться от щемящей атмосферы уныния, безысходности и заброшенности края.
«Застывшая» история, которая замерла перед нами в состоянии своего угасания и на пороге исчезновения - совершенно не пробуждала благоговейных патриотических чувств.
А ведь когда-то, в этой северной сторонушке кипела жизнь! Основные торговые пути-дороги, связывающие Россию с Европой, проходили через Архангельский порт.
Мы являлись для Старого Света эксклюзивным и основным поставщиком продукции различного назначения.
Но, очередной «пассионарий», с нездоровой энергией сомнительных преобразований, в конце семнадцатого века, в перманентном состоянии хмельного куража – вдруг опрометью бросился «прорубать окно в Европу».
«Великий» Петр I, решил «осчастливить» Русь и открыть ей глаза на то, что сложившееся в нас веками и тысячелетиями – оказывается являлась ошибкой.
Все надо было решительно порушить, изменить и через пробитую «брешь» дышать «свежим» воздухом европейской цивилизации. Которая к тому времени сама задыхалась от спертого воздуха «просвещения».
Этот Реставратор, заложил в качестве основания фундамента для памятника собственной гордыни - город Санкт-Петербург, в невских непроходимых болотным топях. Угробив сотни тысяч соотечественников, при этом кардинально перекроив северные торговые маршруты.
Архангельский путь по всем экономическим показателям, в масштабе страны, был наиболее выгодным по сравнению с Балтийским портом.
«Великий» Петр, даже издал указ, о применении штрафов к коммерсантам, в случае предпочтения ими торгового пути через Архангельский край.
Постепенно старый маршрут «захирел», пришел в упадок. Край превратился в северную имперскую окраину.
Нам от души было очень жаль тех, кому случилось родиться в этих местах и особенно тех, кому так и не удалось вырваться из этого тоскливого края на «материк». Кто так и остался в этих местах накрепко «заякоренным» к этой нерадостной и застывшей в своей прошлой истории действительности.
Время было позднее, и мы двинулись обратно в гостиницу. По пути попадались случайные прохожие, жители городка Онега, а мы с юношеским искренним сочувствием и пониманием вглядывались в лица наших соотечественников.
*****
В гостинице мы появились, в самый разгар дебатов на вечернем собрании трудового коллектива. Незаметно пристроившись за широкой спиной моего нового товарища - Томаса, я попытался проникнуться содержанием обсуждаемых проблем северной экспедиции.
Слава Богу, ничего трагического не случилось, если не считать тот факт, что мы в одночасье оказались безработными.
Заказчик из местного леспромхоза, где мы подряжались в качестве лесорубов прокладывать в лесном массиве просеку, под предполагаемые линии электропередач, вдруг по каким-то причинам отказался от наших услуг.
Огорченный неожиданным известием коллектив, с еще нерастраченной энергией обратил свой справедливый гнев на организатора предприятия - бригадира Александра. Однако тот пребывал в состоянии абсолютной растерянности и деморализации, вяло реагируя на откровенные и далеко не деликатные реплики в его адрес.
Суть обвинений сводились к тому, что организатор формально подошел к подготовке экспедиции. Он даже, как оказалось, в подготовительный период не удосужился прибыть на место для изучения объекта и проведения переговоров с работодателем.
«Подготовка» экспедиции осуществлялась по междугороднему телефону, а изучение местности по географической карте и энциклопедии.
Коллектив был возмущен не столько отказом работодателя от своих обязательств, и даже не формальным подходом организатора к подготовке экспедиции, а поступком, который из покон веков на Руси слыл одним из величайших и жестоко наказуемых грехов – воровство из общего «котла».
Вступительные взносы, собранные со всех поровну в «Общак», предусматривали затраты на командировочные расходы руководителя в подготовительный период, а также закупку провианта.
Выяснилось, что эта милая семейная парочка, с первого дня своего «руководства» не гнушалась украдкой «пошуршать» в общественном мешке, по-хозяйски, перекладывая оттуда приглянувшееся в свой семейный «рюкзачек».
Александр и Лиза, так звали его жену, совершили поступок, который, «мягко» говоря, не приветствуется, как в мире преступном, с их криминальными беспощадными «понятиями», так и в обществе руководствующимся правовыми общественными нормами. В «теневом» мире наказание следует вплоть до лишения жизни, а в гражданском обществе - всеобщим презрением и при случае наградой «тумаками».
- «Падла и сука» - произнес таксист, дав на обсуждение коллективу формулировку поступка, который единодушно поддержал и узаконил статус провинившихся.
Однако есть у нас, у русских национальная особенность – мы великодушны и отходчивы. Карать и мстить не в нашем духе, да и не приносит нам удовлетворения, тем более, если виновные покаялись в грехах.
В этом наша - сила, в этом наша и слабость!
Он и она прилюдно повинились, и общество их естественно простило, с традиционным вердиктом - «В первый и последний раз».
Никто не хотел «менять коней на переправе», тем более что, скорее всего, пришлось бы прервать нашу «шабашку» и вернуться в Москву.
На следующий день бригадир, получив очередной мандат доверия коллектива, направился в контору на предмет «реанимации» взаимоотношений со своенравным начальником леспромхоза.
Для пущей убедительности из «общака» были выделены дополнительные материальные средства, которые должны были послужить оздоровительной инъекцией для директора леспромхоза.
Предполагаемый диагноз, поставленный коллективным разумом, оказался верным. Конверт «клиент» принял, - и назначение было получено.
Через пару дней, леспромхоз обещал нам доставку на берег студеного Белого моря, где мы должны были нести трудовую вахту.
Чтобы не терять эти два дня «заботливый» начальник леспромхоза посоветовал нам обратить внимание на Онежский речной порт, где мускульная сила всегда была востребована и хорошо оплачиваема.
Желающих поработать оказалось несколько человек, включая нас с Валеркой и Томасом.
Мы решили не ждать завтра и сразу направились в порт.
Предложенная работа была незатейливой, но весьма тяжелой. Уложенные в штабеля сырые бревна необходимо было вручную переместить и складировать на палубе речной баржи.
Сколько тонн мы перетаскали, я не знаю, но к концу дня мы наломались основательно. Правда труд был оценен и по достоинству оплачен - тут же на пирсе наличными.
В портовом магазинчике мы отоварились пряниками, лимонадом и расположились среди бревен на берегу реки Онеги.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ