Приключения де Лицыных за границей

Сергей Бояринов
ПРОЛОГ
       Пусть читатель не судит слишком строго сие повествование, кое посвящено светлой памяти одной молодой персоны, преуспевшей в поучительных науках аглицких и искусных затеях франков.
 
ЗНАКОМСТВО
       Солнечным майским утром 1786 года в царствование несчастного короля Людовика XVI через арку Сен-Мартен въехала карета. В карете находился молодой человек, который с интересом рассматривал улицы Парижа, сдвинув в сторону штору с окна. Вскоре карета остановилась у дворца князя Александра Михайловича Голицына, русского посла во Франции. Из въехавшей на территорию дворца кареты вышел внебрачный сын князя от венгерской графини Клюпфель,  Александр Александрович де Лицын. Это был стройный молодой человек приятной наружности. В обращении с людьми он был галантен, порой изящен. Казалось, что его лицо было вылеплено рукой античного мастера, - настолько оно было пропорционально сложено. Особенно притягивали взгляд постороннего его выразительные серо-голубые глаза и милая улыбка, располагавшая к нему собеседника. По-юношески розовощекий кавалер вызывал невольное желание у своего визави прикоснуться рукою к его щеке. Он сразу прошел к князю и с ним по-семейному обнялся. Князь потрепал по щеке своего сына и спросил его о старшей сестре, с  которой тот обещал пожаловать к нему в гости. Александр Александрович походил на свою старшую сестру Каролину-Екатерину Александровну.
       - Каро приедет чуть позже. А я к тому времени, с вашего разрешения, побываю на водах в Биаррице. Я слышал, его прозвали «градом на серебряном берегу».
       - Саша, ты, что, один поедешь отдыхать на воды?
       - Нет, здесь, уже в Париже, мои друзья. Вы их знаете: Алешка Бестужев и Ваня Лопухин. Я решил не терять времени и записаться на следующий учебный год в Сорбонну на третий курс. А в июне, когда начнется сезон, поеду с друзьями на воды на лечение.
       - Милый мой мальчик, ты думаешь, так просто учиться в таком ученом месте, как Сорбонна? От твоей сестры я слышал, что ты закончил кое-как второй курс в нашем петербургском университете. Если ты хочешь учиться, то надо серьезно подойти к такому делу. Что тебя больше интересует в науках?
       - Меня интересует современная философия и точные науки Альбиона, а еще я люблю здешнюю изящную словесность.
       - Если бы ты сказал, что тебя к тому же интересует и опера, и театр, то я подумал бы, что из Каролины вышел превосходный учитель.
       - Да, вы правы, папочка, Каро мне здорово помогла.
       - Как, ты назвал меня? «Папочка»? В последний раз я это слышал, когда тебе было четырнадцать лет.
       - Неужели? Видите ли, papa, Каро меня так заболтала, что я стал говорить ее словами.
       - Что ж, в этом я ничего плохого не вижу.
       - Вы так думаете? Хорошо. 
       - Ну, что ж, если так обстоят дела с твоими научными интересами, то я рад за тебя. А почему ты решил отправиться на лечение? Ты что заболел? – переспросил князь своего сына и подозрительно посмотрел на то, как княжич поправляет на груди камзол. – Ты что-то поправился в груди, да и… впрочем, ладно.
       Заметив на себе пристальный взгляд батюшки, Александр смутился и залился краской как девушка. На это князь не преминул отреагировать иронической ухмылкой, говорящей нечто вроде: «Знаю я вас»! Невольно отец с сыном оказались виновниками немой семейной сцены. Повисло тягостное молчание. Молодой человек, помедлив, вынужден был ответить на реакцию своего родителя.
       - Прошел уже месяц после дуэли, в которой мы участвовали втроем. Если Ваня отделался царапиной, то нам с Алешкой прилично досталось. Я думаю, грязевые ванны Биаррица снимут боль и затянут раны.
       - А куда тебя бедного ранили и кто именно? – участливо спросил Александр Михайлович.
       - Меня укололи в плечо. А вот мой обидчик, князь Иван Трубецкой, пострадал больше. Я задел ему колено, так что он до сих пор не может ходить, не хромая.
       - Обещай мне впредь сначала думать, а уж потом принимать решение о таких важных делах, как дуэль. Такими вещами не шутят и настоящие мужчины не рискуют попусту своей жизнью и жизнью своих друзей. Нашли негодники себе забаву.
       - Обещаю, papa, поступать обдуманно и не рисковать понапрасну своей и чужой жизнью.      
       - Вот и славно. А теперь иди, отдохни с дороги. Да, кстати, я сегодня вечером должен быть в бенуаре короля в Королевской Опере. Если хочешь, поедем со мной, я тебя представлю королю.
       - Прекрасно. А что там дают?
       - Кажется, «Армиду» Глюка или, постой, вспомню, гм… «Ипполита и Арисию» Рамо.
       Наш герой, поблагодарив своего родителя, вышел из кабинета и пошел к себе в покои. Вскоре князь услышал звуки клавесина и хорошо поставленный певучий и звонкий голос, исполнявший арию из трагедии Люлли «Персей». Он отвлек его на время от чтения дипломатической переписки и заставил погрузиться в музыкальную стихию. В конце концов, князь Александр Михайлович произнес сакраментальную фразу: «Вот чер…» и уже с хорошим настроением взялся опять за утомительную переписку.
       Вечером Александр де Лицын оказался вместе с князем Голицыным в Версальской Королевской Опере и был представлен французскому королю Людовику XVI в качестве молодого человека, в судьбе коего посол принимает участие. Надо сказать, что Александр имел сходство с князем, и было трудно не заметить, что между ними есть близкое родство. Королю внешность молодого человека внушила симпатию, и он спросил, поет ли Александр. Сын посла ответил на вопрос короля утвердительно. И вот тогда король спросил, может ли Александр что-нибудь спеть?
       - Конечно,  ваше величество. Я недавно разучивал оперу Рамо «Ипполит и Арисия».
       - Хорошо. Ну, так спойте что-нибудь из этой оперы. Напомните нам о том, что мы будем сегодня слушать.
       Александр взялся исполнить фрагмент арии Ипполита «О, зачем мне дано в один день потерять всё, что люблю». Он запел в полголоса. Вскоре люди в партере и в ближайших ложах стали прислушиваться  к его пению и одобрительно высказываться о качестве его пения. Пение контратенором Александра особенно понравилось королеве Марии-Антуанетте, которая во время пения вошла в Королевскую ложу. В это время королеве шел тридцать первый год. Но выглядела она еще моложе. Это была красивая женщина.   Особенно бросалась в глаза белизна ее кожи. Создавалось такое впечатление, что королева вся светится естественным светом доброй и великодушной души. Тот же свет излучали ее большие темно-синие глаза с фиолетовым отсветом в глубине. В отношении к людям королева была сама Вежливость. Когда Марии-Антуанетте представили де Лицына, то она выразила свое желание видеть его у себя в Малом Трианоне в качестве личного певца. Говоря это, королева подошла ближе к Александру, и он почувствовал еле уловимый запах, его невольно взволновавший. Этот запах, как потом он имел возможность убедиться, сопровождал королеву, когда она проявляла к нему повышенный интерес. То ли это был ее естественный запах, когда она волновалась, то ли в такие особые моменты своей интимной жизни она прибегала к удивительным благовониям, полезным для ее чувствительного носа. Знак внимания со стороны королевы к его особе почему-то вызвал у Александра некоторую неловкость. Странное дело, господа. Ведь обычно мужчине бывает приятно, когда им интересуются красивые женщины. Других, видимых признаков женского интереса к Александру было трудно заметить со стороны королевы. Молодой человек поблагодарил королеву и обещал по первому ее зову приступить к пению. И тут вступил в борьбу за Александра сам король.
       - Дорогая Мари, мне приятно, что ты окружаешь себя хорошими людьми, - с поклоном в адрес своей супруги сказал король и затем, обращаясь к молодому человеку, спросил, - Александр, а вы читали роман нашего покойного писателя Дидро «Племянник Рамо»?
       - Да, ваше величество, приходилось читать еще в России.
       - Я слышал, что императрица Екатерина привечала этого энциклопедиста.
       - Совершенно верно, ваше величество. Что до романа, то мне он показался интересным. В нем автор умело раскрывает сложный характер героя, разрывающегося между погоней за удовольствиями и критической оценкой своего поведения, предполагающей заметное умение пользоваться своим умом. Однако рефлексию он больше тратит на то, чтобы оправдать свой легкомысленный образ жизни.
       - Так вы осуждаете его за это?
       - Нисколько. Каждому свое. Если вам угодно знать мое мнение на сей счет, то я, ничтоже сумнешеся, полагаю, что условный, литературный «племянник» композитора Рамо сам тяготится своей участью баловня судьбы.
       - Интересное мнение. Я думаю, что мы еще поговорим об этом, например, послезавтра. Или вы будете заняты?
       - Нет, я приехал к вам во Францию иметь честь быть у ваших ног, ваше величество.
       - Вот и славно. Князь, как вы считаете, полезным будет для вашего протеже знакомство с нашими учеными мужами в моем присутствии?
       - Ему будет полезно, ваше величество. Тем более, что он приехал с намерением учиться в Сорбонне.
       - Вот как? Это хорошо.
       На этом разговор с гостями из России был закончен. К тому времени началось оперное представление. Во время представления так получилось, что Александр сидел рядом с Марией-Антуанеттой и ее фавориткой, эксцентричной графиней де Полиньяк. Близость королевы взволновала нашего героя. Он чувствовал, что королева им заинтересовалась. И этот интерес непроизвольно передался ему. У него стала высоко вздыматься грудь. Но он почувствовал стеснение в груди и стал задыхаться. Это произошло перед самым антрактом.
       Графиня де Полиньяк взяла княжича за руку и вывела его из бенуара в галерею, а из нее на балкон, выходящий на разбитый парк у Дворянского крыла Версальского дворца. Только здесь, почуяв свежий воздух вечернего мая, напоенный запахами луговых трав и цветов с парковых клумб, Александр пришел в себя. Однако близость прелестной фаворитки, ласковое прикосновение ее нежной руки, согревшей руку кавалера, не то, что уняли его чувственное возбуждение, сколько придали ему чувствительный настрой. Этому способствовала и сама внешность графини. Она была среднего роста, стройна как ближневосточный кипарис. У нее был прямой римский нос, выразительные глаза серо-голубого цвета, как у кавалера де Лицына. Только у последнего они меняли свой цвет в зависимости от освещения, подстраиваясь под гамму окружающего соцветия. А у Иоланды де Полиньяк глаза оставались неизменно серо-голубыми. Особенно аппетитными выглядели сочные как клубника губы очаровательной графини. Удобным местом остановки мужского взора была приоткрытая высокая грудь Иоланды. Именно на нее обратил внимание Александр, про себя подумав, что у других она может быть не ниже.
       Графиня была одета в двойное платье по моде «англез». Верхнее платье было застегнуто на нижние пуговицы, оставляя открытым весь перед платья. Такое платье создавало изогнутый профильный силуэт с помощью полисона или подвязанной к низу корсета волосяной прокладки, составляя облегающий фигуру лиф и прямую сборчатую юбку. Декольте у графини не было прикрыто. Рукав жакета был украшен небольшим манжетом. На платье сидел передник из тонкой ткани, украшенный оборкой. Ее голову украшала большая шляпа с голубыми лентами. 
       Графиня, почувствовав, что, наконец, на ее прелести обратили внимание, сказала: «Вот видите, кавалер де Лицы, я правильно произнесла ваше имя»?
       - Графиня, говорите проще «Александр». А фамилия у меня звучит так: «де Лицын», но можно произносить ее на французский манер, как «де Лиц».
       - Хорошо, я буду вас звать Александер де Лиц.
       - Графиня, я прошу вас, зовите меня просто «Александр».
       - Но для такой простоты нужно знать больше человека. У нас не было времени близко познакомиться.
       - Но что нам может помешать оказаться ближе друг другу? Только время, да и то ненадолго. Но именно для этого и нужно сделать шаг навстречу и назвать друг друга по имени, - сказал Александр и сделал шаг навстречу графини.
       Графиня последовала его примеру.
       - Вы видите, Александер, я пошла вам навстречу.
       - Иоланда, это очень хорошо. Но если мы сделали один шаг навстречу друг другу, то получилось уже два шага. А где есть два шага, там есть место и для третьего. Давайте перейдем на дружеское общение.
       - А что скажет королева?
       - А зачем ей об этом говорить? Это же касается только нас, а не королевы. С королевой у нас могут быть такие же отношения, если она пожелает сделать нам шаг навстречу.
       - А вы как я погляжу учитель. Александер, - сказала Иоланда, заглядывая в его глаза, опершись на подставленную им руку, и затем добавила, - ты можешь быть опасен.   
       На мгновенье, потеряв чувство опоры под волнительной тяжестью тела графини, наш кавалер притронулся своими губами к губам Иоланды, запечатлев на них свой поцелуй. Иоланда, о, это нельзя было предвидеть, ответила ему более смело, - открыв свой рот и высунув свой язычок, провела им по губам кавалера так, что тот схватил ее в нежные объятия и прислонил к колонкам балкона. Его рука невольно коснулась колен графини, чтобы приподнять низ юбки, но запуталась в сборках юбки и передника, чем вызвала веселый смех графини.
        - Какие вы мужчины неловкие, - прошептала дама на ухо своему кавалеру и прикоснулась своей рукой к мужскому месту Александра, стала его щупать, но не найдя там ничего примечательного, отстранилась и вопросительно посмотрела на него, обиженно спросив - как, я вам безразлична?   
       - Что вы Иоланда, но у меня от волнения…
       - Можете не продолжать, Александер де Лиц. Я на вас обиделась. Но я вас понимаю. Вот что значит поторопиться. Но вы сами виноваты, - ответила она, залившись жемчужным смехом, и, отбежав от него на несколько шагов, сказала, - Прощайте, пылкий друг.
       - До завтра, моя милая Иоланда, - только и мог сказать в ответ в смущении кавалер своей даме.   
       Когда графиня покинула нашего героя, он с облегчением перевел свой дух и окинул взглядом окрестности в поисках любопытных взглядов. Но, не приметив там ничего достойного его опасений, развернулся и направился в ложу. Однако там никого уже не было. Только вдалеке, в галерее, он заметил своего батюшку и пошел скорым шагом к нему.
       - Александр, где ты пропадал? – спросил с досадой князь.
       - Я был на балконе с графиней и пытался там отдышаться, - стал извиняться княжич.
       - Какой ты, право, неловкий. Король и королева о тебе спрашивали и пожелали доброго здоровья. Мария-Антуанетта сказала, что если завтра ты придешь в себя, то можешь пожаловать после обеда, часа в четыре, к ней в Трианон. А король попробовал объяснить проявленную тобою слабость здоровья трудностями переезда из Петербурга в Версаль и высказался, что тебе необходимо время для того, чтобы акклиматизироваться. Да, он так и сказал. Любит король Луи язык энциклопедистов, - сказал князь и потом добавил, - да, и еще: Александр, ты и так строен, так что незачем излишне перетягивать себя. Возможно, из-за этого ты и почувствовал себя дурно.
       Сказанное князем напоследок повергло сына в такое нервное состояние, что он с волнением провел дрожащими длинными пальцами своей красивой белоснежной руки по пышным волосам, весь покраснел как неопытная девушка, сделавшая неприличный поступок, и с надеждой посмотрел на отца, ожидая, что тот все еще остается в неведении относительно его намерений. Но у князя было непроницаемое лицо, по которому было трудно судить о его проницательности.
 
КОНФУЗ В МАЛОМ ТРИАНОНЕ
        На следующий день кавалер де Лицын разоделся в самую красивую одежду, чтобы привлечь к себе внимание, как королевы, так и ее фаворитки, которую он уже вчера успел разочаровать. На нем были серые атласные кюлоты или панталоны с белыми носками, голубой жюстокор или кафтан без воротника из хлопка с  прилегающим по талии силуэтом с узкой и покатой линией плеч и расширением к бедрам и низу. Жюстокор украшали роскошная вышивка по борту, манжетам рукавов и клапанам прорезанных карманов, металлические и обтянутые основной тканью пуговицы, и краевые фестоны. Костюм дополняли шейный батистовый платок, льняная рубашка, бежевый камзол, расшитый цветным шелком и серебряной нитью, голубая треуголка с серебряным галуном, серые туфли с серебряными пряжками  на высоких каблуках и легкий  редингот прилегающего силуэта с двубортной застежкой от набежавшего дождя. На боку кавалера висела на поясе шпага с витиеватым эфесом.
       В послеобеденное время, когда солнце уже стало клониться к закату, наш герой подъехал к Малому Трианону. Только почему то он отправился в гости к королеве в карете не из дома своего отца, а из Отеля Le Meurice на улице Риволи. Он нашел королеву в Театре Королевы, где она играла на чембало в окружении своих доверенных фрейлин. Королева была рада появлению Александра. Она взяла его за руку и присела за инструмент. То, что Мария-Антуанетта обрадовалась кавалеру, привело его в неописуемое волнение. И в этом волнении он был на седьмом небе от счастья не столько от того, что к нему проявила интерес сама королева, сколько от того, что им заинтересовалась красивая женщина, которая ему нравилась. Тем более она взяла его за руку, передав ему свое влечение. Королева указала ему место рядом с собой, чтобы он переворачивал ноты. И вот когда она, казалось, невзначай прикоснулась к его коленям своим левым округлым коленом, прикрытым шелковой бледно-голубой юбкой, наигрывая на клавесине короткие чарующие мелодии прошлого под бубен, в который стучала графиня Иоланда де Полиньяк, наш герой потерял голову и чуть не упал от томительного головокружения.
       Королева разожгла в теле молодого человека жгучий огонь любовного желания. Однако сама музыка и невозможность затушить костер страсти ответными прикосновениями к телу королевы ввиду присутствия дам придали его любовному пылу задушевную интонацию. Когда королева перестала играть, то Александр, сказал, что музыка и ее исполнение королевой поразили его в самое сердце. Но из сыгранных мелодий он знает только одну и это песня Гаспаро Занетти “La Mantovana”.
       - Шевалье, может быть, вы нам споете? - спросила графиня.
       - Жижи, не настаивай. Видишь, как наш кавалер побледнел, - перебила свою фаворитку королева и участливо посмотрела на гостя из Московии, добавив, - вы что-то похудели, Александр. Вам опять нездоровится?      
       - Нездоровится? Нет, что вы, ваше величество. Но у меня сел голос. Лучше я вам сыграю что-нибудь на лютне.
       - Хорошо, Александр, сыграйте нам на лютне что хотите, - слегка разочарованно сказала королева.
       Александр де Лицын взял в руки поданную младшей фрейлиной басовую лютню, называвшуюся теорбом, и легким мановением руки проверил, как она настроена. Затем он задумался и, наконец, что-то вспомнив, заиграл на этом задушевном инструменте. Это была печальная сюита Робера де Визи. Когда он закончил игру на теорбе, королева еще долго задумчиво смотрела в окно на майские яблони, покрытые белыми цветами. В оперном зале царила полная тишина.
       - Милый Александр, зачем вы нам сыграли такую печальную мелодию. Мне хочется плакать. Вы меня расстроили.
       - Хорошо, но что мне делать? А, давайте, я вам станцую. Если графиня мне подыграет, например, вы знаете в «Атис» Люлли есть сцена сна Атиса, я могу вас развеселить.
       - Странный у вас способ, Александр, развеселить меня сном Атиса, который не менее, если не более, печален. Ну, да, ладно, делайте, что хотите. Жижи, ты помнишь тему?
       - Я помню, - вызвалась одна из старших фрейлин. Это была хорошенькая брюнетка.
       - Хорошо, Мари. Напомни мелодию графине.
       Мария-Терезия, принцесса де Ламбаль, стала играть на лютне, а Иоланда, графиня де Полиньяк, через некоторое время ей стала вторить на гобое. Через минуту Александр, встав в позицию, стал исполнять грациозный танец, так любимый  покойным королем Людовиком XIV. Все слышали о пристрастии «короля-солнца» к танцам, но прошло уже около ста лет, и поэтому каждый танцор что-то добавлял в рисунок танца и от себя, и от той эпохи, чьим дитем он был. И все же наш герой попробовал следовать установившейся  традиции классического исполнения танца, принятого в лирической трагедии.
       Он так хорошо танцевал, выразительно исполняя всем своим телом условные па, передающие тончайшие душевные движения, как уже никто не делал, чем вызвал  неподдельный интерес к своей персоне у придворных дам.
       - Что ж, шевалье де Лицын, вы понравились моим дамам, - с улыбкой сказала королева, поднимая руку для того, чтобы унять беглые разговоры и смешки своих фрейлин. – Мы вам приготовили сюрприз. Вы его вполне заслужили, -  сделала свой вывод королева под сладострастный смех своих фрейлин.
       - Шевалье, вы любите сюрпризы? – спросила загадочно фаворитка королевы.
       - Да, если они приятные, - с заминкой ответил де Лицын, гадая о том, что за сюрприз его ожидает.
       - Этот сюрприз заключается в пожаловании избранным права вступления в наше тайное общество любителей удовольствий. Смею вас заверить, Александр де Лицын, не все наши знакомые и друзья удостаиваются такого права. Но если принимают такое право, то неукоснительно следуют его уставу. В противном случае они навсегда отлучаются от удовольствий.
       - И как производится это отлучение?
       - Вы хотите отказаться от такого права? – с удивлением спросила Александра графиня.
       - Ни в коем случае. Просто если ты принимаешь сюрприз, то невольно задумываешься о том, какой сюрприз тебя ожидает. Какие последствия для тебя вытекают от подобного сюрприза?
       - Вы уклоняетесь от ответа, заговаривая нам зубы своим сюрпризом от сюрприза, - с раздражением повела свою речь графиня де Полиньяк.
       - Иоланда, не пугайте так шевалье, а то он невесть что подумает о наших невинных забавах, - со смехом предупредила свою фрейлину королева.
       - Ваше величество, я польщен предоставленным мне правом вступления в ваше славное общество. Это право я с благодарностью принимаю.
       - Хорошо, я так и думала. Что ж, а теперь мадам де Ламбаль вам объяснит, что необходимо делать. Мы же на время удаляемся, - с этими словами королева в сопровождении своих фрейлин покинула пределы своей оперы, оставив шевалье наедине с принцессой.
       - Шевалье, если вы согласны, то по уставу нашего тайного общества вам необходимо выпить бокал напитка удовольствия.
       - И все? – с удивлением спросил Александр.
       - Да, - просто ответила мадам, - вам не надо беспокоиться, - это чистая формальность.
       - Хорошо. Я готов пройти обряд посвящения.   
       - Вот возьмите, - сказала шевалье мадам Ламбаль  и подала ему бокал, налив  в него из кувшина, который стоял на столе в углу оперной сцены, напиток похожий на красное вино.
       Александр пригубил напиток. На его вкус это было простое вино, правда, оно слегка горчило. Если бы он не принимал его за напиток удовольствия, то объяснил бы вкус горечи виноградными косточками. Через минуту после пробы напитка с ним что-то стало происходить. Он побледнел, опустился на пол. А потом стал блаженно бормотать какие то несуразности.
       Принцесса взяла за руку Александра и вывела его из оперного зала. Она отвела его в беломраморную с розовыми прожилками купальню, где королева вместе с фрейлинами плескалась в бассейне с голубоватой водой, на поверхности которой плавали  лепестки роз и лилий. Подведя Александра к роскошному дивану, принцесса передала его в руки младших фрейлин. Они стали его раздевать и шевалье стал сквозь смех кричать, что боится щекоток. Мадам де Ламбаль, увидев все, что нужно, вдруг удивленно воскликнула: «Не может быть! Он, в самом деле, мужчина»!
       - Не может быть, -  виновато промолвила графиня, подплывая к королеве.
       - Не может быть! – передразнила ее Мария-Антуанетта и плеснула на нее водой, так что та чуть не захлебнулась, - и что теперь прикажешь делать?
       - Ваше величество, я все исправлю, - сказала с полной готовностью Иоланда де Полиньяк.
       - А тебе ничего не остается больше делать. Так что давай, милая, исправляй свой конфуз.
       Графиня подошла к Александру, который был явно не в себе, и с помощью служанки проводила его из купальни прямо к себе в покои.
       Спустя несколько часов наш герой проснулся в постели под балдахином в комнате фрейлины королевы. У него все еще шумело в голове и звенело в ушах от выпитой им отравы, которой его опоили прекрасные дамы. То, что он находился в раздетом виде в интимном месте, навело его на интересные размышления о превратностях судьбы. Он точно не помнил, как здесь оказался. Но был уверен, что это место было спальней графини. Его тело все еще помнило нескромные ласки, которыми его баловала фаворитка королевы. Удостоился ли он любовной связи самой королевы? Он не мог уверенно сказать. Хотя почему то чувствовал, что был с ней близок. Во всяком случае, он мог вспомнить ее ласковые руки и нежные уста. Однако у него не было полного ощущения обладания не только переживаниями симпатических движений души Марии-Антуанетты, но и ее роскошным и соблазнительным телом, которое ему показалось под прозрачным халатом.
       Не дождавшись прихода Иоланды де Полиньяк, вероятно, намеренно его покинувшей еще в полубессознательном состоянии, Александр постарался отправиться восвояси к себе в отель в Париже.
       Естественно, у него не могли не возникнуть подозрения в том, что его использовали прекрасные дамы для своего женского удовольствия. Как вы догадываетесь, мой любезный читатель, он чувствовал себя обманутым и даже одураченным. Другой на его месте стал бы строить планы мести известнейшим особам королевства франков. Но наш герой был не таков. Он был человек благородный, доброжелательный и незлопамятный. Александр и сам был кое в чем виноват перед Иоландой и Марией-Антуанеттой. Поразмыслив, де Лицын счел пикантный случай, героем которого он стал, подарком, ниспосланным ему провидением для извлечения урока, как не попадать впросак с прекрасным полом.
       И все же для извлечения такого урока, необходимо вспомнить, насколько это было вообще возможно, что происходило в то время и в том месте, когда и где он был в невменяемом состоянии. Но как это сделать?  Он не нашел ничего лучше, как предоставить дело времени и дождаться встречи с графиней. Ведь не зря же у них была любовь?! А она не могла остаться без последствий. Шевалье надеялся на то, что они будут приятными.

ОПАСНЫЕ ОЖИДАНИЯ
       Любовь любовью, но нужно было позаботиться о том, чтобы где-то найти деньги на столичные развлечения. Князь Голицын на этот счет был строг и давал деньги только на жизнь и благие начинания.  У шевалье они никогда не задерживались. Это касалось и денег и начинаний, если они ограничивались добрыми намерениями. К такому намерению относилась и встреча с его горячо любимой сестрой, с которой он еще не виделся. Та ему писала о том, что с ней случилось во Франции накануне, как только он появился в Париже. За сестру он был спокоен. Она слыла ужасной недотрогой и за любой косой взгляд в ее сторону могла неосторожного воздыхателя вызвать на дуэль. Вечером они встретились и обсудили свои планы относительно пребывания в Париже. Шевалье по секрету рассказал Каролине, что он намерен совершить путешествие в Новый Свет. Его занимала карта, которая ему попала в руки, когда он вступился за одного незнакомца в Страсбурге. Двоих напавших на таинственного незнакомца Александр заколол своей шпагой, но третий серьезно ранил незнакомца в маске. Однако был вынужден под натиском шевалье ретироваться и исчезнуть. Раненный, представившись маркизом де Роаном, вскоре умер у него на руках, отдав самое драгоценное, что у него было, - морскую карту с видом острова со странным, но многообещающим названием «Сундук мертвеца».  На карте были отмечены места захоронения сокровищ.
       - Саша, можно я  с тобой поеду? – с надеждой попросила брата Каролина.
       - За кого ты меня принимаешь? Со мной поедут мои друзья. Это опасное предприятие и я не хочу рисковать твоей жизнью.
       - Но, Саша, - стала тянуть свое Каро.
       - Нет и еще раз нет. И не проси. Мне твоя жизнь дороже своей.
       - Тогда пеняй на себя.
       - Как? Каро, ты мне угрожаешь? - шутливо удивился Александр.
       - Я тебе не угрожаю, я тебя предупреждаю о том, что ты развязываешь своим отказом мне руки. Вот и все.
       - И что ты будешь делать? – уже серьезно спросил свою сестру шевалье.
       - Я? Я ничего не буду делать, что может повредить мне и тебе, - вовремя спохватилась сестра.
       - Спасибо и на этом. А то мне больше ничего не остается, как признать тебя девушкой, занятием которой является исключительно замужество и семейная жизнь.
       - Ты не можешь так поступить. Я умру в заточении.
       - А что мне прикажешь делать? Для твоего же блага. Если не можешь держать себя в рамках, сиди в своем тереме и жди, когда батюшка тебе выберет женишка. А он выберет… найдет старого пня и выдаст тебя за него замуж.   
       - Какой же ты все-таки деспот, Александр. Все вы мужчины одинаковы.
       - С таким же правом я могу сказать о вас – о женщинах: «вам имя – вероломство».
       - Ой, ли? А кто пустился волочиться за графиней? – спросила брата Каролина наклонив голову и сделав большие глаза.
       - Сама виновата, - не надо было рассказывать.
       - Саша, давай не будем.
       - Когда это тебя касается, так сразу: давай, не будем.
       - Ну, ладно, Саша. Езжай в свою Америку, ищу приключений себе на голову. Я буду тебя здесь слушаться.
       - То-то по твоей хитрой мордашке не скажешь, что будешь меня слушаться.
       - Разве? Ах, какой у нас есть знаток женских сердец. Где уж нам, бедным девушкам, за ним угнаться.
       - Ой-ой-ой!
       - Саша, скажи, а что послужило причиной того, что ты решил пуститься в путешествие за сокровищами? Неужели жажда приключений, соблазн богатства или что то еще?
       - Я мог бы, конечно, сослаться на увлеченность приключениями, но тогда погрешил бы против правды. Мне  нечего от тебя скрывать. Подспудно я нуждаюсь в деньгах для реализации своих нескромных возможностей и удовлетворения неистощимых желаний. Но основной мотив у меня другой – моя внезапно вспыхнувшая страсть к королеве. Я хочу сделать подарок королеве. Ты ведь слышала о деле “Collier de la reine”? Об этом ожерелье королевы мне напомнил де Роан перед смертью, сказав, что сокровища, которые  сулит карта, многократно стоят этого пресловутого ожерелья.
       - Родной, о чем ты задумался? Ты не все мне рассказал?! – заботливо спросила Каролина.
       - Нет, не все, - помедлив, ответил брат. – Я не сказал о том, что де Роан мне признался, что накануне, ночью, ему явился его старинный приятель граф Сен-Жермен и предсказал нашу встречу, на которой он должен сообщить мне, что когда я окажусь в затруднительном положении, то могу смело рассчитывать  на графа. Для этого достаточно в действительности попасть в такое положение и мысленно к нему обратиться. Вот что он мне сказал.
       - Да, но граф Сен-Жермен, как говорят, уже умер.
       -  Об этом я как раз хотел сказать маркизу, но он к тому времени уже тоже умер.
       - Ссылка на  погребенного графа увеличивает сомнение в подлинности карты сокровищ. Ты не находишь? – скептически выразилась Каролина.
       - Нет, не нахожу. Я полагаю, что это был вещий сон.
       - Я думаю, что человек, который жил под псевдонимами графа Сен-Жермен или графа Салтыкова, вряд ли является кем-то еще, а  не только человеком. Скрываться под различными именами это так свойственно авантюрным людям.
       - Каролина, не суди о других по самой себе. Что мешает думать о том, что граф Сен-Жермен являлся не только под разными именами или под разными масками, но и под разными лицами? Только здравый смысл, который весьма условен?
       - Когда ты намерен выехать со своими друзьями на воды, точнее, в Новый Свет? Кстати, где они?
       - Они уже на водах. Оттуда мы вскоре поедем в Новый Свет.
       - Хорошо. Ты собираешься посылать мне записки о вашем путешествии?
       - Да, но я обращусь к нашему тайному языку, чтобы избежать возможной опасности.
       - Куда именно вы едете?
       - На небольшой остров недалеко от Гваделупы.
       - Это и есть «Сундук мертвеца»?
       - Совершенно верно.
       - Ты можешь мне показать карту?
       - Разумеется. Только никому не говори о ее существовании, а то сразу найдется много охотников разыскать остров раньше нас или устранить нас с дороги на пути к сокровищам, - с этими словами Александр достал из кармана сюртука карту и развернул ее на столе перед глазами сестры.
       Каролина стала внимательно ее исследовать. Внезапно она насторожилась. Она почувствовала, что кто-то за ней наблюдает со спины и резко обернулась. На балконе за приоткрытой дверью Каро увидела прикрытый портьерой мужской силуэт. Она осторожно взяла за руку брата и приложила указательный палец к своим губам, а затем головой кивнула в сторону балкона. Александр быстро бросился к балкону, вынимая на ходу со свистом стали шпагу из ножен. Однако неизвестный соглядатай почуял неладное и, заметив движение по направлению к нему, перемахнул через перила балкона на втором этаже и оказался на земле. Когда Александр выбежал на балкон, то увидел, как таинственный свидетель их разговора садится в карету, которая тут же отъехала от отеля и лошади понесли ее прочь от опасного места. Он смог только рассмотреть мужчину среднего роста в черном плаще и темной треуголке с серебряным галуном.
       Когда Александр вернулся назад в комнату гостиницы, было видно, что он сильно раздосадован и встревожен. Каролина поинтересовалась, встречал ли он прежде сбежавшего незнакомца.
       - Дай подумать.
       - Не он ли напал на тебя? – спросила сестра, волнуясь за брата.
       - Да, нет, не похож ни на одного из тех, с кем я дрался вместе с маркизом. Они были моложе. Но, тем не менее, надо быть осторожнее. Может быть, это шпион одного из нападавших, - предположил шевалье де Лицын.
       -  То, что тобой заинтересовался некто, подозрительно. Мало того: он в курсе того, зачем и с какой целью ты отправишься на Гваделупу. Я полагаю, что он услышал и об острове сокровищ. Это вполне мог быть пиратский клеврет. Во всяком случае, за тобой следят с самого Страсбурга. Ты хоть понимаешь всю опасность своей авантюры?  Было бы лучше, если бы я оказала тебе помощь.
       - Каро, я уже не маленький. И отправляюсь в путь с надежными друзьями. И мы бывали, куда в более трудных переделках, чем это морское приключение.
       - Дай то Бог! – ответила Каролина, наконец, поняв, что разговор с упрямым братом бесполезен.
АМУРНЫЕ ПЕРИПЕТИИ
       В последние годы балы и концерты в Версале участились, чему была рада королева. Король стал изменять своей привычке вести простой образ жизни, не только отягчаемый государственными заботами, но и украшаемый его увлечением ручным трудом. Он стал заметно больше развлекаться, чему не препятствовала его все увеличивавшаяся тучность.
       На один из таких балов и пожаловал шевалье де Лицын. У него установились дружеские отношения с самой королевой, ее фавориткой и фрейлиной, графиней де Ноай. Иногда они устраивали небольшие  дивертисменты в Малом Трианоне. Этим все и ограничивалось. О прежних легкомысленных отношениях прекрасные дамы и не помышляли: вероятно, ни сама королева, ни графиня де Полиньяк не испытывали к шевалье глубоких амурных чувств. Вот только грациозная графиня де Ноай украдкой вздыхала по обворожительному иностранцу. Но наш герой делал вид, что этого не замечает, невольно приводя читателя в недоумение. Да вот еще: от показной страсти шевалье к королеве осталось одно воспоминание. Зато он познакомился на музыкальных представлениях в Трианоне с маркизом Шарлем де Бриссак. Они сразу же прониклись друг к другу взаимной симпатией.
       Вот и сейчас на празднестве в Версале, как только шевалье увидел в углу бальной залы де Бриссака, оживленно говорившего с Мирабо и бывшим министром финансов Неккером, он сразу же загорелся желанием присоединиться к говорящим. Когда наш герой подошел к серьезной троице, выглядевшей довольно странно на легкомысленном празднике жизни, он нашел ее в невозмутимом состоянии, отстраненном от суетливого потока веселящихся людей. Маркиз представил шевалье экс-министру. С Мирабо  они уже были знакомы. Их познакомил сам король, поделившийся с ними своими сомнениями относительно достоинств романов энциклопедиста Дидро.  На приеме король спросил вольнолюбивого Мирабо о том, можно ли уподобить отношения философа Жака-фаталиста с его хозяином отношениям советника с его правителем. Мирабо не нашелся ничего сказать, как только предположить, что философия не имеет сословной принадлежности и философом может быть как правитель, так и его раб, слуга, как это было в незапамятное время у римлян. Что до советов философа правителю, то они полезны, если правитель сам не является философом. Так через философию правление может стать просвещенной монархией. На что король ответил, что кто уполномочил философов на просвещение самого правления. Мирабо ответил, что сам разум.
       Собеседники вели беседу о текучем расстройстве королевских финансов и мерах по их укреплению. Мирабо обратился к шевалье с вопросом о том, как на взгляд человека со стороны можно укрепить финансовую систему.
       - Скажу вам сразу мсье Мирабо, я не в состоянии ответить на ваш вопрос. Могу только заметить, что вопросы финансов не входят в круг моих интересов и, тем более, я в них не специалист. Но если рассуждать с обычной или семейной, бытовой стороны в качестве обывателя, то можно сказать, что экономика не должна экономить на детях, на семье подданных, но она должна урезать расходы на самих хозяев.
       - А вы верно думаете, молодой человек, - заметил мсье Неккер.
       - Да, шевалье мыслит в правильном направлении. Только готов ли он сказать это прямо королю и королеве? – спросил меня Мирабо.
       - Я не отношусь к тем людям, которые публично говорят то, что публика заведомо поймет превратно. 
       - Да, так ведет себя непросвещенная публика. Но такова ли власть?
       - Власть вынуждена на нее опираться. Она зависит от публики.
       - Но просвещенные люди несут свет знания власти. Просветив ее, они откроют ей путь к свету так, что власть сама станет светом просвещения народа.
       - Вы в этом уверены? Вы полагаете, что идеи, овладев властью, приведут народ к свету? Я не уверен. Очевидно, что власть людей портит, пусть это будет даже власть идей. Власть идей является страшной силой. От нее я скоро жду общественных потрясений у вас во Франции. От них погибнут многие из культурного общества благородных сословий.
       - Очень уж мрачно вы смотрите на наше будущее, пророк из России, - сказал с иронией экс-министр.
       - Что ж, такому взгляду способствует климат и быт моей родины, не располагающий к условным любезностям.
       - А может быть наш юный друг прав, - решил поддержать нашего героя его новый знакомый в лице маркиза де Бриссака.
       Любезный читатель, пришла пора вас познакомить с не по годам умелым господином во многих областях человеческих занятий. Маркизу было неполным тридцать лет. Внешне он был симпатичен. Брюнет с волнистыми волосами, с вертикальной складкой на чистом лбу, голубыми глазами, сжатыми мужественными губами, твердым  подбородком и прямым носом, чуть раздвоенным на кончике, У него был свежий цвет лица и верхнюю приподнятую губу украшали тонкие усики, которые составляли с прямой линией бороды изящный треугольник. На нем был синий жюстюкор с золотым шитьем и такими же пуговицами, синие кюлоты, синяя треуголка с золотым галуном и красный камзол, серые чулки и черные туфли.
       Маркиз де Бриссак знал толк в науках, умел поддержать остроумную беседу, был искушен в танцах, музыке, рисовании, верховой езде, фехтовании. Главное, он был чертовски обаятелен, что не могло не взволновать нежное девичье сердце.
       Странное дело, если бы мы обратили пристальное внимание на шевалье, то заметили бы, что он бросает украдкой нежные взгляды на маркиза. Несмотря на невольную симпатию к шевалье, маркиз был немного смущен таким двусмысленным отношением к себе своего ровесника. И все же он попробовал сделать вид, как будто не заметил амурного интереса к своей особе со стороны нового друга. Он только подумал про себя: «Вот если бы шевалье был девушкой, какое это было бы счастье». Но таких чудес не бывает на этом свете. Чтобы снять душевное напряжение, когда они остались наедине, он обратился с вопросом к шевалье: «Александр, вы хотели мне что-то сказать»»?
       - Нет, что вы, Шарль. А, впрочем, вы не могли бы познакомить меня с вашей кузиной? – высказал свою просьбу шевалье, глубоко вздохнув.
       - Почему бы и нет? Не вижу для того препятствий. – сказал маркиз и вдруг, заметив, как побледнело лицо своего собеседника, озабоченно добавил, - шевалье, вам плохо?
       - Да, у меня немного кружится голова, - ответил, еле шевеля губами, де Лицын.   
       Было видно, что шевалье еле держится на нетвердых ногах и не ровен час, как оступится и упадет на пол. Это и случилось, только маркиз вовремя подхватил падающего шевалье и, взяв его нежно на руки, отнес к стоящей рядом персидской софе. Опустив де Лицына на софу, де Бриссак стал развязывать платок на шее потерявшего сознание Александра. Развязав его, он обнаружил тонкую и нежную шею шевалье, на фоне мраморной белизны которой билась еле заметная голубая венка. Маркиз все еще находился под сильным впечатлением от прикосновения к телу шевалье. Его движения стали томно медлительными. Он невольно стал дальше раздевать своего нового друга, расстегивая белоснежную рубашку на его груди. Но тут он внезапно застыл, увидев, что под рубашкой грудь шевалье туго перетянута плотной льняной материей. Вздохнув, шевалье открыл глаза и ласково посмотрел на маркиза, но, заметив, как маркиз с удивлением смотрит на него и, обнаружив, что его грудь полуобнажена, вздрогнул, стал бледнее своей белоснежной рубашки и в ужасе от увиденного вскрикнул, закрыв свою грудь руками.
       - Шарль, как вы на меня смотрите? Что я вам  сделал? -  с волнением в голосе спросил шевалье, а затем, стал оправдываться, - меня ранили в грудь, вот я и перетянул ее туго материей, чтобы она больше не кровила.
       - Александр, теперь понятно, почему вы потеряли сознание. Разве так накладывают повязку на рану? Нужно позвать доктора, чтобы он наложил вам правильно повязку.
       - Нет, что вы, Шарль. Я уже нормально себя чувствую. Спасибо вам за помощь, - говорил шевалье, застегивая пуговицы ворота рубашки и завязывая платок на шее. И в то же время он бросал косые взгляды на маркиза, пытаясь отгадать, какое впечатление произвел на него.
       Он мучился вопросом о том, что о нем подумает маркиз, догадается ли он о его тайне. Но Шарль де Бриссак не торопился развеять опасения шевалье и перевел разговор на постороннюю безопасную тему о качестве современных танцев.
        Через несколько дней после происшествия с недомоганием Александра де Лицына маркиз имел случай повздорить с маркизом д;Аржансоном, который вызвал де Бриссака на дуэль. Александр де Лицын вызвался быть секундантом маркиза. Секундант д;Аржансона, герцог де Крюссоль, бывший при ссоре с де Бриссаком, заявил, что тоже оскорблен поведением маркиза и потребовал в нарушение правил дуэлей, чтобы с ним скрестил шпаги его секундант. Поводом к дуэли послужило, по слову д;Аржансона, оскорбление чести его сестры, которую де Бриссак, якобы соблазнил и отказался на ней жениться. Когда Александр спросил Шарля, действительно ли он обесчестил Луизу д;Аржансон, то маркиз ему ответил, что Луиза желала его видеть своим женихом, но он охладел к ней. Однако он никогда не покушался на ее честь.
       - Шарль, вы ее любили? – с волнением в голосе спросил Александр.
       - Нет, Алекс, но она мне нравилась, пока я не встретил другую, о чем я рассказал Луизе. Я никогда ей не обещал, что предложу ей руку и сердце в придачу.
       - А можно узнать, в кого вы влюблены? – с тревогой спросил шевалье.
       - А вам это зачем, Алекс? – спросил, улыбнувшись, маркиз.
       - Просто мне хотелось бы знать, ради кого я буду драться на дуэли с герцогом.
       - Шевалье, я не допущу, чтобы вы рисковали своей жизнью. Я прекрасно владею шпагой и вполне справлюсь со своими противниками.
       - Но, Шарль… - стал возражать де Лицын.
       - Не может быть никаких «но», иначе я поменяю секунданта. Это мое дело. Что касается особы, которую я люблю, то ее имя вы услышите от меня, если я останусь жив.
       - Вот видите, Шарль, вы и не уверены в исходе поединка. Поэтому я как ваш друг не могу вас оставить наедине с вашими врагами.
       - Еще как можете, Алекс, я требую, чтобы вы исполнили мою последнюю просьбу, - быть только моим секундантом, а не то, я буду отвлекаться на вашего противника.
       - Вы не уверены в том, как я фехтую? – обиженно спросил шевалье.
       - Не в этом дело. Герцог де Крюссоль является моим соперником, Он влюблен в Луизу и поэтому желает со мной покончить, чтобы убрать со своей дороги любимого своей любимой. Я не могу с ним не скрестить шпаги. Я задел за живое как брата, так и соперника.
       - Но это не честно: вдвоем на одного.
       - Задета моя честь, и я обязан ее защитить, не перекладывая на другого свое отмщение.
       - Давайте, я поговорю с Луизой, может быть, она признается брату в том, что между вами ничего не было? – с надеждой спросил маркиза шевалье.
       - Алекс, за кого вы меня принимаете? Чтобы я позволил своей, прости, своему другу, вмешиваться в то, что я натворил? Никогда.
       - Но я не могу…
       - Можешь, если я вас прошу.
       - А что вы хотели сказать вот этим «своей»? - с подозрением спросил маркиза Александр, посмотрев на него, наклонив голову набок, застывшим взглядом.
       - Да, ничего особенного. Своей стороной, пожалуй. Алекс, в чем дело? Что такого я сказал?
       - Да, так. Нельзя спросить?
       - Конечно, можно, - ответил Шарль, пряча глаза.
       - Шарль, вы что, надо мной смеетесь, что ли?
       - Нет, мой друг, что вы. Однако мне пора приготовиться к дуэли.
       Дуэль состоялась инкогнито рано утром в Версальском лесу. На дуэли присутствовали только дуэлянты, секунданты и их слуги с каретами.
       Перед самой дуэлью де Бриссак предупредил своих противников, что будет один держать перед ними ответ. А шевалье будет их наблюдателем, обеспечивая объективность выполнения дуэлянтами всех правил поединка. Противники с ним согласились. Однако когда они набросились на де Бриссака, то де Лицын  вступился за маркиза, подняв шпагу против де Крюссоля. Первый же точный выпад де Лицына попал в цель, задев герцога за правое бедро. В результате он потерял необходимую для быстрых атак подвижность. Вторая пара противников обменивалась ударами, демонстрируя равные возможности в своем умении нападать и отражать атаки противника. Шевалье поскользнулся на траве, пропустив удар в самую грудь. Его спасла от смерти невероятная гибкость, позволившая ему отклониться в сторону почти под прямым углом к траектории удара, припав на левое колено и обернувшись, сделать выпад в сторону противника. В итоге герцог был повержен, получив удар в самый бок. Выдернув из его бока шпагу, шевалье заметил, как трава оросилась струей алой крови. Это был добрый знак: внутренние органы не были задеты, иначе бы полилась темная кровь. 
       В это время де Бриссак выбил шпагу из рук д;Аржансона и заставил его прилечь на траву, приставив клинок шпаги к самому сердцу. Затем отвел ее от опасной близости у груди противника и, приставив шпагу к своему корпусу, отдал честь поверженному противнику, показав, что инцидент между ними исчерпан.
       Если д;Аржансон отделался легким испугом, то де Крюссоль получил легкое ранение в бедро и в корпус. Противники вынуждены были принять свое поражение, и заявили, что не в претензии на маркиза и шевалье.
       Шарль де Бриссак искренне поблагодарил шевалье за помощь, здраво рассудив, что если бы тот ему не помог, то на траве мог бы лежать не герцог, а он сам.
       - Шарль, вы показали свое превосходное умение побеждать противника, не причиняя ему никакого урона. Мне такое искусство оказалось не под силу.
       - Алекс, вы преувеличиваете мои боевые способности.
       -  Ни в коем случае. Но услуга за услугу: вы обещали мне рассказать, в кого влюблены, если победите в дуэли. Вы ведь не принадлежите к таким людям, что берут назад свое слово?
       - Если я обещал, тем более обещал своему другу, то, конечно, скажу. Но я могу сказать только то, что недавно с ней познакомился. Большего я не могу сказать, иначе ее скомпрометирую.
       - Вы меня, право, заинтриговали. А что если я тоже в нее влюблюсь?
       - Вам это не грозит.
       - Это почему?
       - Алекс! Потому что это ваша сестра, - наконец, выпалил Шарль и с надеждой посмотрел на Александра.
       - Моя сестра? – удивленно спросил де Лицын.
       - А вы думали, кто?
       - Но причем тут интрига и компромат?
       - Я не знал, как вы примите мое известие.
       - И только то? Я, конечно, был бы рад, если бы вы породнились с нами, ведь вы мой милый друг. Но…
       - Алекс, что значит «милый друг»? – с лукавой улыбкой спросил маркиз.
       - Я может быть не так выразился. Однако разделит ли с вами вашу любовь Каролина? Вы знаете, она еще та недотрога. И потом она всегда может постоять за себя.
       - Мой друг, а что если вы нас с ней познакомите? – спросил маркиз шевалье, испытующе посмотрев на него.
       - Так вы с ней не знакомы? А как же вы в нее влюбились? Где вы с ней виделись?
       - В особняке вашего отца. Так как же с моей просьбой, Алекс?
       - Я всегда за. Но… Я поговорю с сестрой, а она, если соизволит, назначит вам встречу.
       - Алекс, а вы сами не хотите меня с ней познакомить?
       - Знаете, Шарль, в моем присутствии она может выкинуть какой-нибудь фортель.
       - Что такое фортель? Это по-немецки «уловка»?
       - Да, вроде того. Это из польского языка. Вы, вероятно, правы, - оно было ими заимствовано из немецкого.
       - Это, конечно, хорошо, но как же быть со знакомством? Хотелось бы, чтобы мой друг представил свою сестру мне лично.
       - Любите вы, французы, церемониться. 
       - Алекс, мне кажется, вы ревнуете.
       - Что?! Вот еще! Я просто… как это сказать по-французски…
       - Я вас понял, шевалье. Вы не желаете знакомить меня с вашей сестрой.
       - Нет, что вы, Шарль, пожалуйста. Когда хотите, хоть сейчас, - в сердцах ответил шевалье.
       - Ну, зачем же вас неволить.
       - Шарль, вы хотите, чтобы я вас просил познакомиться со своей сестрой? – с вызовом спросил шевалье.
       - Алекс, вот вы обиделись. Только не знаю, за себя или за сестру. Скажу правду: я влюбился в вашу сестру и мечтаю с ней познакомиться. Неужели это может угрожать нашей дружбе?
       - Как знать, маркиз. Я надеюсь, что Каролина не станет между нами. Вот вы ею уже увлеклись. А меня забудете.
       - Как так, Алекс? Чем же она помешает нашей дружбе?
       - Вы будете думать о ней, а не обо мне.
       - Александр! – выпалил маркиз, но, потом взяв себя в руки, медленно сказал, - вам не надоело мне морочить голову?
       - Не понял, - с этими словами шевалье привстал с травы, на которой они сидели, спрятавшись от знойного солнца под кроной дуба, - что вы хотите сказать?
       - Ничего, кроме того, что сказал. Ладно, я сам попрошу вашего отца представить меня своей дочери.
       - Шарль, давайте я сегодня же спрошу у самой Каролины, как ей будет удобно познакомиться с вами.
       - Хорошо, Алекс. Только, прошу вас, не говорите ей о том, что я в нее влюблен.
       - Почему?
       - А то вы сами не знаете.
       - Нет, не знаю.
       - Это может помешать нашим отношениям. В таких делах важен первый шаг, и он должен быть естественным и не навязчивым, искренним загадочным, но не откровенным.
       - Ах, вот так. Какой вы, право, сердцеед. Маркиз, признайтесь, вы далеко не первый раз влюблены. Да, и как можно влюбиться, до знакомства?
       - Чего только не бывает, когда тебя сразит стрела Амура.
       На этом друзья расстались, разъехавшись каждый в свою сторону: шевалье отправился в Париж, а маркиз – в Версальский замок.
       На следующий день, ближе к обеду, маркиз получил письмо от шевалье с приглашением в дворец своего отца, князя Голицына.
       После полудня маркиз уже был в Париже у дворца русского посла. Когда он вошел во дворец, то камердинер, предупрежденный о приходе гостя шевалье, проводил его в гостиную к молодой госпоже. Здесь маркиз ожидал увидеть своего друга, но его встретила только его сестра. Он представился. Каролина ответила ему тем же.
       - Простите моего брата, но он был вынужден незамедлительно уехать сегодня в обеденное время в Гавр, где произошла неприятность с его давними товарищами. А я так на него надеялась, что он проводит меня на воды.
       - Что вы, дорогая Каролина-Екатерина Александровна, я не в претензии и все понимаю, - ответил маркиз, с трудом произнося имя вместе с отчеством мадемуазель де Лицыной.
       - Зовите меня просто Каро, - с улыбкой попросила Каролина своего собеседника.
       Шарль де Бриссак был человек не робкого десятка и за собой не помнил, чтобы он был когда-нибудь смущен присутствием представительницы прекрасного пола. Таких хорошеньких девушек, как Каролина, был полон чуть не весь Версаль. Объяснялось это тем, что королева любила окружать себя ожерельем из молодых прелестниц. Однако ни одна из этих девушек и молодых мадам не смогла стать музой маркиза. А маркиз был неравнодушен к мыслям и писаным словам. Он смотрел на Каро и не мог насмотреться на ее неписаную красоту. Ее было трудно описать, настолько она была хороша, что словами не передать. Каролину надо было видеть. Если присмотреться, то можно было обнаружить, что  она была похожа на брата. Особенно были хороши, нет, прекрасны, ее глаза. Они невольно притягивали к себе внимание всякого, кто смотрел в ее сторону. Казалось, что они живут своей жизнью, независимой от жизни своей обладательницы. Ее глаза были такого необыкновенно голубого цвета, что заставляли смотрящего в них задержать свой взгляд, - настолько они были пронзительны. Если же они проникали в само его сердце благодаря своей хрустальной прозрачности, то завораживали, превращая в своего пленника. Таким пленником прекрасных глаз и стал несчастный маркиз, потерявший сон и мечтавший об очаровательной иностранке из Московии.
       То, во что она была одета, только подчеркивало ее красоту, демонстрируя стройный силуэт, вроде того, что можно увидеть в кунсткамере в негативном виде, так популярном в XVIII в. На Каролине было платье салатного цвета и голубой жакет. Декольте открывало высокую грудь, еще не знавшую  бремени материнства. В ответ на пылкие взгляды маркиза она просто ответила, что устала представлять наглядную картинку.
       - Милый маркиз, вы знаете, что я чувствую себя как на смотринах?
       - Догадываюсь. Но эта плата, которую вы не можете не платить обществу за вашу красоту.
       - Вы находите, что я красива? Например, я так не считаю. Да, я может быть симпатична, но мне далеко до красавицы. И еще я бываю груба. Вы еще плохо меня знаете.
       - Каролина-Екатерина, я не могу с вами согласиться. Я не знал, что русские девушки могут быть так красивы.
       -  У нас в России и получше найдутся.
       - Сомневаюсь. Тем более, что я нахожу в вашем лице приятную собеседницу, отличающуюся  тонким вкусом и острым умом.
       - Знаете, маркиз Шарль де Бриссак, вы меня удивляете. Не буду отрицать, что мне льстит ваша оценка моих достоинств. Но мы едва знакомы для того, чтобы делать выводы о моем вкусе и уж тем более уме. У нас есть такая пословица: «По одежке встречают, по уму провожают».
       - Хорошая пословица. Я встретил вас по наружности и у меня есть время проводить вас по уму.
       - Кстати, «по уму». Я могу  рассчитывать на то, что вы поможете моему брату в одном деле? Заранее предупреждаю, что оно рисковое.
       - О чем речь? Конечно. Александр - мой друг, а вы его сестра, которая не может не вызвать симпатию у любого человека.
       - Хорошо. Мне нравятся такие люди, которые способны на поступок. Дело в том, что, как я слышала, он получил сведения о том, что его друзья попали в неприятную, если не опасную, ситуацию, отправившись в путешествие по Новому Свету в район Кариб, в частности недалеко от Гваделупы. Как я поняла, брат решил отправиться к ним на помощь.
       - А почему он сам мне об этом не сказал?
       - Во-первых, известие пришло только что, а, во-вторых, очевидно, он не хочет подвергать вашу жизнь опасности.
       - Я обещаю вам, милая Каролина, что последую вслед за ним туда, куда он отправился. Только я вас хотел спросить: вы будете думать и обо мне тоже?
       - Я не могу об этом не думать. Неужели не ясно? Если что случится с вами, я буду виновата в том, что вас попросила оказать помощь брату. Но и я не могу сидеть, сложив руки. Я готова отправиться за ним следом.
       - Дорогая Каролина, я не могу вас отпустить одну в столь опасное путешествие. К тому же я не представляю себе, как я буду развлекаться в Версале, когда мой друг в опасности. Поэтому я еду с вами.
       - Я вам благодарна маркиз за вашу заботу, но подумайте, прежде чем пускаться в такую авантюру. К тому же мне придется переодеться в мужское платье, чтобы не создавать себе понятных проблем в пути. Готовы ли вы сопровождать меня в таком виде? Не предосудительно ли это будет  с вашей точки зрения?
       - Я вас понимаю. Но под каким именем вы будете путешествовать? Может быть, мы выдадим вас за моего брата?
       - Спасибо за предложение, маркиз.
       - Называйте меня просто «Шарль». Нам так будет удобнее общаться.
       - Хорошо, Шарль. Лучше будет, если я выдам себя за своего брата, ведь мы так похожи.
       - Да, Каролина, в этом вы правы. Это не может не бросаться в глаза.
       На следующий день из Парижа выехала карета, в которой находились два человека: маркиз и названный шевалье. Они держали путь в Гавр. Там Каролина надеялась догнать брата. Если же его там уже не будет, то Каролина с Шарлем отправятся  на ближайшем корабле прямо до Гваделупы. Недалеко от пролива Гваделупы у острова Дезират и находился небольшой остров Сундук Скелета, к которому они поплыли на торговом судне – флейте из Гавра. Он вез цивилизованные товары во французскую колонию на главном острове Гранд-Тер, входящем в архипелаг Малых Антильских островов. По пути капитан флейта намеревался зайти в порт Бьюсижюр на о. Дезират. Именно там Каролина намеревалась сойти с борта корабля, так как это был конечный пункт отправления Александра де Лицына.
       Пуститься в столь рискованный путь Каро заставило  письмо ее брата, посланное им с нарочным  по пути к Гваделупе. В послании  шевалье поделился с сестрой  опасениями по поводу  шпионского «хвоста», который заметил на последней остановке в Старом Свете в испанском порту Виго, который называли «Воротами в Атлантику». Именно туда зашел флейт, на борту которого находились Каролина де Лицына и Шарль де Бриссак. Но в Виго Каролина так и не смогла найти ничего необычного, могущего указать на возможного хозяина «шпионского следа». Она терялась в догадках, кто является противником Александра и его друзей в затее с поиском несметных сокровищ в Новом Свете. Нашей героине и ее верному спутнику  ничего не оставалось делать, как пересечь Атлантику в поисках Александра Лицына. Каролина вынуждена была сообщить своему отцу через российского посланника в Мадриде, что покинула пределы Франции в поисках брата, который направился в Новый Свет. Единственный след, который наводил Каролину и ее спутника на мысль, что они «идут» верной дорогой, уже неделю тянулся за корветом, на борту которого находился Александр с друзьями. Тогда кто же подружился с маркизом? Как могло быть так, что шевалье был уже в отъезде, а между тем он дрался на дуэли с Шарлем де Бриссаком.
       Как вы уже, наверное, догадались, вдумчивый читатель, подозрение в подмене Александра пало на саму Каролину. Но она, если это была она, не могла в этом признаться маркизу. А маркиз, будучи в нее влюблен, тем более не мог ее разоблачить, ибо он уже признался вымышленному Александру в своей пылкой любви к Каролине. Маркиз был умный малый. И он отложил на неопределенное время выяснение столь важного для себя вопроса ввиду боязни заслужить немилость дамы своего сердца. К щепетильному  вопросу о том, кто скрывался под внешностью Александра де Лицына, он надеялся вернуться, как только для этого представится удобный случай.
ВОДЫ АТЛАНТИКИ
       Атлантика в это время года была спокойна. Но все равно она так поразила воображение Каролины, что та просто была от нее в восторге. Но к радости скольжения по водной глади у Каро примешивалось чувство первобытного ужаса перед пучиной океана. Атлантический океан давно уже славился обманчивой гостеприимностью. В мгновение ока он мог возмутиться непрошеному вторжению морских путешественников в свои сокровенные пределы и навсегда погрузить их в свою кромешную бездну. Пока же он тешил любопытный взгляд путников чудесными восходами и закатами солнца, сонно поднимавшегося и опускавшегося в игривые волны, плескавшиеся о борт корабля, да оглашал пронзительным криком чаек свои бескрайние просторы.
       Несмотря на прекрасные виды, которые открывал морской простор, на судне было довольно скучно: обычная и монотонная корабельная жизнь не располагала к приятному и легкомысленному времяпровождению. Тем не менее, наши герои не скучали, занятые друг другом. Они проходили этап близкого знакомства, небезопасный для слабого сердца. Но Каролина держалась строго принятого ироничного образа действий с маркизом, сводя порой к нулю все его попытки более тесного сближения. Ведь не зря ее брат Александр де Лицын назвал недотрогой. У маркиза стало складываться твердое впечатление, что не Каролина выдавала себя за своего брата, а другая неведомая ему особа. Вместе с тем нельзя было сказать, что Каролина была равнодушна к Шарлю. Скорее она была к нему дружелюбна, но не более. Вот это печалило бедного маркиза. Уж лучше бы она была с ним холодна. Почему? У Александра или той, кто выдавал себя за него, было больше чувства к нему, Шарлю де Бриссак, чем у этой холодной московской красавицы. Зачем она его только мучает своей дружбой?
       Однако оставим на время нашего несчастного влюбленного и присмотримся к тому, что происходило на судне, когда оно было в двух днях пути до Малых Антильских островов. На корабле в это время готовились к тому, чтобы избежать вероятного столкновения с противником, преследующим их с самого утра. Исходя из того, что Франция в то время не была в состоянии войны ни с одним государством, то корабль преследователей мог быть кораблем пиратов. Однако неизвестный корабль, готовый атаковать флейт, на борту которого плыли Каролина с Шарлем, так и не поднял свой флаг, что ничего хорошего не предвещало. Даже джентльмены удачи и те перед нападением обязательно обозначали себя своим «Веселым Роджером». Но не в этот раз. Капитан флейта «Отважный» готов был уже первым открыть огонь, когда незнакомый корвет к нему приблизился. Однако ни капитан, ни кто-либо из членов команды флейта и его пассажиров никого не заметил на приближающемся корабле. Капитан немедленно скомандовал штурману отвести флейт от линии возможного столкновения с кораблем-призраком.
       Да, это был леденящий душу корабль-призрак, которого боялись даже морские волки, смело смотревшие в лицо смерти в образе кровожадных корсаров. Корабль-призрак прошел в десяти метрах от флейта «Отважный», чуть не задев своим бушпритом его такелажную оснастку. На палубе корабля-призрака не было ни одной живой души. Только когда он проходил мимо них, что-то упало за борт. Матросы, еще не отошедшие от испуга, вызванного возможным столкновением с дьявольским судном, не успели обратить внимание на то, что это могло быть. Лишь Каролине показалось, что она сумела увидеть  человеческую тень, мелькнувшую в щели между кораблями. Но она не могла поручиться, что это действительно был человек. Никто другой этого не заметил. Каролина стала гадать, что это было за существо: человек это или призрак, а может быть дьявол собственной персоной?
       Вечером перед сном прогуливаясь в одиночестве по палубе в опустившихся сумерках, она подошла к самому борту и стала завороженно смотреть на пенящуюся воду у самой ватерлинии корабля, погрузившись в невеселые думы. Она не услышала, как кто-то подошел к ней из-за спины и грубо толкнул ее в спину так, что она, не удержав равновесие, перевалилась за борт и скрылась в темной океанической бездне. Оказавшись в воде, она стала лихорадочно освобождаться от обременительной одежды со шпагой на поясе и сапог на ногах, которые тянули ее на невидимое дно. Борьба за жизнь спасла Каролину от губительного страха перед водной стихией. Из последних сил она стянула с себя все лишнее, мешавшее ей подняться на поверхность океана, и вынырнула из воды. Но тотчас ее накрыла высокая волна так, что она чуть не захлебнулась. Далекая тень корабля скрылась за горизонтом, поэтому ее крики никто не услышал.  Ей хотелось плакать. Она понимала, что обречена, несмотря на то, что хорошо держалась на воде. Ночью вода становилась прохладной. Но не это могло ее скоро убить, а усталость и отсутствие пресной воды. Парадокс: вокруг была одна вода, но она не была пригодна для утоления жажды, которая подло донимала несчастную Каролину. Сначала она надеялась на то, что Шарль, заметив ее отсутствие, поднимет на корабле тревогу и принудит капитана повернуть обратно на поиски своей возлюбленной. Но спасателей все не было, а Каролина от качания на волнах, вызывающего приступы дурноты в желудке, стала терять сознание, пока окончательно не сдалась на волю игривых волн.
       Каролина очнулась от ломоты в голове. Придя в себя, она удивилась тому, что лежит на чем-то твердом. Ее пальцы нащупали под собой грубое сукно одеяла на постели, Вокруг была темнота. Она чувствовала, что не может пошевелить ни рукой, ни ногой. Каро предположила, что ее уже спасли или она все еще бредит, качаясь на морских волнах. Но тут очередная волна дурноты ее накрыла с головой и лишила последних остатков сознания.       
       Но судьба теперь благоволила к Каролине, дав ей время прийти в себя.  Она проснулась от луча солнца, который  чуть не прожег на ее покрасневшей от загара щеке крохотную дырочку. Видно, он уже давно покушался на ее белоснежную кожу на лице. Открыв глаза, она осмотрелась вокруг себя. Налитые свинцовой тяжестью члены мешали двигаться, и она кое-как из последнего усилия приподнялась с кровати, стоявшей в углу каюты. Вокруг было пусто, но сухо. Пахло слежавшейся пылью. У нее над головой в лучах солнца, пробивавшихся в каюту сквозь потемневшее от пыли и грязи стекло иллюминатора, висела паутина, в центре которой сидел паук. За бортом приглушенно шумел океан, и переборки судна протяжно поскрипывали. Знакомые звуки стали убаюкивать Каролину. Значит ее, слава Богу, спасли. Но ей внезапно пришла в голову пугающая мысль, что она находится на чужом корабле. Это заставило ее с трудом подняться на ноги и сделать несколько неверных шагов по каюте. Открыв со скрипом дверь, она оказалась в захламленном коридоре. Судя по расположению помещений, Каролина находилась на корме корабля. Наконец, она вышла на палубу. Там было пусто. Тогда Каролина крикнула по-французски: “Voici ce que quelqu;un a”? Но в ответ она услышала только недовольные крики потревоженных чаек. И тут Каролине пришла ужасная мысль, что не находится ли она на корабле-призраке, которым управляет сам дьявол. От такого предположения у нее кровь застыла в жилах и спина покрылась холодной испариной.
       Внезапно она всем телом почувствовала как судно остановилось. Но тело ее продолжало двигаться вперед и она налетела на бизань-мачту, больно разбив себе лоб. Судно ужасно заскрипело, и ванты натянулись и зазвенели, а корпус корабля протяжно вздохнул и, задрожав, замер. Когда Каролина еле поднялась на ноги, то обратила внимание на то, что корабль не получил серьезных видимых повреждений. Вероятно, он сел на мель. Взглянув вперед, она увидела в двух милях  от корабля внушительный остров, поднимавшийся из воды. Всего вероятнее он был необитаем. Наша героиня догадалась, что отлив сыграл злую шутку с кораблем-призраком, посадив его на мель. Одновременно ей пришла мысль о том, что с приливом корабль может опять пуститься в плаванье и, вполне возможно, с таким повреждением, которое сейчас невидно, но впоследствии станет причиной его затопления.
       Каролине не могла не прийти мысль в голову о том, что необходимо немедленно покинуть корабль вместе с приливом. А до этого нужно  было погрузить на лодку, висевшую в нише на борту  корвета, необходимые вещи для жизни на острове. Для того, чтобы их разыскать, она спустилась в трюм корабля. Но все то, что она там нашла, в большинстве своем уже пришло в негодность: истлело, обветшало, проржавело или отсырело.
       За короткое время до прилива Каро смогла раздобыть на корабле две бухты пеньки, гарпун, два топора, два разделочных ножа для мяса и рыбы, две лопаты, кирку, пилу, молоток, гвозди, чашки, ложки, вилки, котелок, соль, факелы с горючим материалом, серные палочки, шпагу, кинжал, пистоль с порохом и пулями, мужское нижнее белье, две рубашки, камзол, кюлоты, носки и еще многое другое. В каюте капитана она нашла потрепанный от времени судовой журнал на английском языке. Последняя запись датировалась 1751 г. и содержала незначительные подробности пребывания в водах у берегов Западной Африки Значит с момента исчезновения экипажа английского военного корабля прошло целых 35 лет. Причина такого исчезновения должна быть внезапной и необычной. О ней она решила подумать на досуге уже на острове. Вместе с журналом она прихватила из капитанской каюты, хронометр, компас, секстант, лаглинь, а также морские карты. Все эти вещи она положила в лодку. Лебедка, на которой можно было спустить лодку на воду, проржавела и не работала. Поэтому Каролина решила рубить канат, который держал лодку во время прилива.
НА НЕОБИТАЕМОМ ОСТРОВЕ
        С приливом Каролина отчалила на шлюпке от корабля-призрака, которое в былые времена, когда команда еще присутствовала на судне, называлось «Нептун». Она причалила в укромной бухте, прятавшейся за углом обзора острова с правого борта «Нептуна». Несколько часов ушло у Каролины на то, чтобы перетащить вещи, сброшенные в лодку, в безопасное место в глубине острова в пальмовой роще недалеко от песчаного берега. От пения, щелканья и хлопанья крыльев экзотических попугаев у княжны, испытывавшей чувства жажды и  голода, шумело в ушах. Там же она нашла родник пресной воды, которой осушила свои сухие и потрескавшиеся от жажды и морского ветра губы. Каролина с грустью про себя подумала о том, на какую ведьму она теперь похожа. Кожа на ее белоснежном лице обгорела, губы, которые она часто от жажды облизывала, чесались от сухости, ладони покрылись мозолями, ступни ног были стерты, а все тело ныло от усталости.
       Но необходимо было незамедлительно найти пищу, пока не наступила ночь. Каро, вооружившись  гарпуном, с третьей попытки все же забила небольшую макрель. Наконец, ей повезло поддеть килограммового неуловимого «серого кардинала», что было явной удачей для столь неопытной рыбачки. Из пойманной рыбы она смогла приготовить на разведенном в пальмовой роще костре. Наевшись и напившись, Каролина кое-как разместившись среди вещей, повалилась спать непробудным сном, предварительно, правда, подложив в костер побольше дров для безопасности от непрошенных диких гостей.
       Проснулась она в полдень. Тень, стоявшей рядом пальмы, спасала ее от солнцепека. Костер еле тлел. Ступни и кисти ног еще побаливали, но уже мало мешали при движении и работе. Позавтракав остатками ужина, Каролина решила наметить план своих ближайших действий.
       Необходимо было, прежде всего, построить временное жилище. Для этого она выбрала безопасное место в укромном уголке, который не бросался в глаза человеку, высадившемуся на берег острова. Там же она выбрала несколько молодых пальм для сруба. Через два часа она с горем пополам смогла срубить первую пальму. Затем, передохнув, уже наловчившись, срубила еще одну пальму.
       Процесс постройки временного жилища продолжался целых три недели, в течение которых она врыла пять столбов в землю, а между ними  и над ними набила крест-накрест и по потолочному периметру распиленные куски дерева, оставив свободным вход между двумя столбами в правом углу. Дыры в стенах и на потолке она закрыла травяным настилом, перевязав лианами и пенькой. Постель она соорудила из скромной травяной циновки в левом углу своего одинокого пристанища. В центре помещения со сторонами 3x4 метра и высотой в два метра она соорудила очаг, оборудовав его дно камнями. Потом сколотила стол со стулом.
       Утомительная работа по выживанию мешала Каролине горевать о своей незавидной доле брошенной женщины на произвол судьбы. Никто не тревожил ее неутомимую работу по обустройству своего гнездышка.
       На второй неделе пребывания на безымянном острове Каролина нарекла его островом «Везения». В ближайшее время она решила проверить, является ли он обитаемым. Но это удалось ей сделать только на четвертой неделе. Всю эту неделю, как и последующую, она провела в поисках хотя бы одной живой человеческой души. Но тщетно: остров был необитаем. Это повергло Каролину в глубокую печаль, и она горько заплакала, страдая от одиночества. Где же верный  маркиз, покинувший свою возлюбленную в самую опасную минуту ее жизни.
       Примерно набросав по горячим следам  осмотра острова его план, Каролина задумалась над тем, что она  нечто похожее уже недавно видела. Как же она была удивлена, когда вспомнила, что вроде то же самое ей показывал брат, когда завел речь об острове «Сундук Мертвеца». Ее радости не было границ, ведь скоро на остров пожалует ее брат со своими друзьями и освободит ее от вынужденного заточения в одинокой камере размером в несколько десятков километров. Она стала вспоминать координаты одного из тайников, скрывавших награбленные пиратами сокровища. Как только Каролина их вспомнила, так порадовалась своей предусмотрительности, что захватила с собой с корабля-призрака секстант.
       На следующий день де Лицына стала искать место пересечения искомых координат меридиана и широты. И действительно  это место она нашла. Но могла ли она найти там то, что скрывалось на карте?  Это предстояло выяснить. Вооружившись лопатой, она как заправский копатель стала копать яму под отвесной скалой, отделявшей ее от шумного прибоя. Иногда крики чаек перебивал стук лопаты о камень скалы. Нельзя было сказать, что ей было невмоготу копать. За последний месяц она привыкла к работе не просто не привычной для княжны, но и непосильной для работящей женщины. Но что было делать? Необходимо было выживать любой ценой.
       Каролина думала и о том, что может быть, когда золотоискатели прибудут на остров и начнут искать клад там, где его уже нет. Вот будет смеху, когда они его там не найдут. А что если прежде брата за него возьмутся его враги? Ничего хорошего. Вот поэтому необходимо его заранее вырыть и перепрятать в надежное место, загодя присмотренное и приготовленное. Такое место Каролина уже присмотрела. Никто бы не подумал, что оно может там лежать, ведь искатели сокровищ были мужчинами. До того, чтобы в таком укромном месте спрятать сокровище, могла только глупая женщина. Просто-напросто Каролина использовала незамысловатую женскую хитрость положить сокровища туда, куда никакой здравомыслящий человек не положит, а именно: в такое место, из которого его будет трудно достать. Плавая у самого берега, она случайно заплыла в подводный грот, где даже в часы прилива было много сухого места. Возникал, естественно, вопрос как туда можно было без особого труда перенести сокровища. Ответ на этот сакраментальный вопрос пришел само собой, когда Каролина внимательно обследовала место над гротом. Она там заметила узкий и неприметный лаз, прикрытый травой и кустарником. Так что представлялось практически невозможным обнаружить тайник, если заранее не было известно о существовании подводного грота. Оставалось дело за малым, - за находкой самого клада.
       И вот в результате предпринятых неимоверных для Каролины усилий совок лопаты, наконец, ударил в деревянный, окованный железом, сундук. Раздался характерный стук  железа о железо и Каролина с радостным трепетом в сердце лихорадочно принялась отрывать из земли найденное ею сокровище. Сбив замок с пиратского сундука, она дрожащими от волнения руками  попыталась открыть крышку. Но она не поддавалась. Тогда Каро собралась с духом и подавила мешающее делу волнение. В конце концов она открыла сундук и пришла в дикий восторг, от явившегося ей чуда. На нее смотрели россыпи драгоценных камней, горы золотых монет, раной чеканки и достоинства, всевозможные дорогие украшения. Она невольно осмотрелась вокруг себя. Но никого с ней рядом не было. Она даже огорчилась тому, что некому разделить с ней радость открытия целого богатства.
       Но тут вдруг ей пришла очевидная мысль, до которой она почему прежде так и не додумалась. Александр Лицын должен был уже давно сюда явиться. Но его здесь не было. Значит либо с ним и его друзьями что-то случилось в пути к острову, либо Каролина оказалась совсем на другом острове. Но тогда возникал, естественно, вопрос о том, почему же карта, которую она хорошо помнила, так как никогда не жаловалась не только на свой ум, но и на память, так удачно подошла к ее необитаемому острову. Загадка.
       Каролине ничего не оставалось делать, как ожидать своего брата с друзьями, благо на необитаемом острове это то же было занятием.
       Иногда на нее находило странное, но приятное, настроение, которое порой бывает после острой и продолжительной минуты наслаждения, когда ничего не хочешь делать, и все валится из рук, а в голове как будто все остановилось. Даже мечтать не хочется. Такое состояние сознания Эпикур и называл целью человеческой жизни. Такие минуты тихого счастья скрадывали дни одиночества, от которого Каролина плакала так, что слезы буквально капали у нее из глаз. Не было никого рядом, кто бы ей их вытер. Как не было и никого, перед кем она стыдилась бы за них. Однако и эта слезная печаль доставляла ей некоторую радость, которую знают одинокие люди.
       Шло время, а никто не появлялся больше на острове Везения. У Каролины стало складываться сомнение относительно того, что она так назвала свой остров. Скорее это был остров Невезения. Правда, если иметь в виду не отрытый клад, а томительное одиночество. На первых порах от него отвлекала элементарная борьба за выживание. Но позже, когда первобытный быт кое-как наладился, появилось свободное время, которое Каролина стала занимать пением и сочинением истории своих бедствий на море и на острове, используя найденный на корабле-призраке писчий материал в виде судового журнала и чернил в футляре, которые почти совсем высохли. Пришлось их разбавлять водой и добавлять в нее естественные чернила осьминога. Что касается писчих перьев, то благо на острове было много пернатых помощников.
       Потеряв всякую надежду на прибытие на остров своего брата, Каролина решила, оставив сокровища до лучших времен, построить если не одномачтовый бот, то хотя бы плот для отплытия на Большую Землю, до которой было 150 морских миль, если считать за таковую о. Барбадос. Проложить путь по найденной на корабле-призраке карте с помощью секстанта для Каролины, знакомой с морской навигацией из занятий с братом, не составляло особого труда. Нужно было смастерить бот из подручных средств к поздней осени, когда заканчивается сезон муссонов в этой части Атлантики, граничащей с Карибским бассейном, чтобы с попутным ветром отправиться на Барбадос. За эту трудную и для бывалого корабельного мастера работу в одиночку Каролина взялась, взвесив все «за» и «против».
       Через два с половиной месяца бот был готов. Путь к берегу находчивая островитянка выложила круглыми тонкими стволами для того, чтобы можно было по ним спустить лодку на воду.
       В положенный час отлива, когда в парус бота подул порывистый попутный пассат, Каролина отплыла от берега острова Везения. Ее провожал привычный грохот прибоя, отдававший эхом в горах, амфитеатром окружавших бухту.  Через какой-то час белая кипящая полоса прибоя пропала из вида. А за ней и остров погрузился в воду. Перед нашей героиней расстилался во все стороны поднимавший большие волны шумящий океан. Бот бросало из стороны в сторону, вызывая периодически накатывающиеся приступы болезненной тошноты. Парус отчаянно хлопал под сильным шквалистым ветром,  временами заставляя отчаянно скрипеть и жалобно стонать одинокую мачту.
       Каролина понимала, что если ей не повезет, то ее утлое суденышко, несмотря на то, что она запаслась провизией и водой и соорудила ветхое укрытие от вздымавшихся волн и палящего солнца, может легко разбить неожиданно налетевший шторм и поглотить водная  пучина. Но у нее не было другого выхода, как покинуть остров, чтобы вновь оказаться среди людей. Она больше не могла страдать от одиночества. Но даже если бы она достигла побережья, еще не было никакой гарантии в том, что туземцы приняли бы ее с распростертыми объятиями, а не стали на нее охотиться как на какую-нибудь аппетитную дичь. Каролина была наслышана историй о местных каннибалах.
       Вот если бы она попала на о. Барбадос, то могла попытать бы счастья отправиться на о. Гваделупа, на котором они с Шарлем де Бриссаком договорились еще в Бордо ждать друг друга, если бы по какой-нибудь «злой причине» расстались. Последнее случилось. Что оставалось делать? Ничего, за исключением того, как броситься на волю волн.
       Еще несколько дней Каролину носило по морю. Пока она, наконец, не пристала к спасительному берегу. Выбравшись на землю, она на нее упала и, обняв ее, долго лежала на ней, сотрясаясь в горьких рыданиях.  Лишь когда Каролина слегка успокоилась, она смогла осмотреться вокруг себя и попытаться определить, где она оказалась. Пологий берег, на который набегала закипающая пеной волна, обжигал пятки раскаленным от горячего солнца белым песком. Стоял редкий для осени в тропиках знойный день. Увязая по щиколотку в шуршащем песке, Каролина, зажмурившись от его нестерпимого блеска, вышла на еле заметную тропу, которая терялась в прибрежных мангровых зарослях. В ее окрепшем сознании загорелся слабый огонек надежды на спасение. Многое из найденного на берегу, взять хотя бы, например, петляющую в зарослях дорожку, явно протоптанной человеческой ногой, внушало мысль, что она попала на искомый остров Барбадос, который она должна была встретить на своем многострадальном морском пути.
       Ее сильно мучила жажда. Оказавшись уже в зарослях сахарного тростника, она вскоре услышала слабое журчание впадающего в море берегового ручья. Присмотревшись, Каролина заметила сквозь густую листву магнолий еле сверкавшую на солнце нить пресной воды. От увиденного у нее потемнело в глазах и сжалось сердце, тут же радостно забившееся в шумно вдохнувшей груди. Она прошла вдоль весело журчащего ручья, кое-де цепляясь за острые крючья незнакомого кустарника, пока не вышла на небольшую полянку, на которой бил из-под земли живительный источник. Жадно припав к нему пересохшими губами, потрескавшимися от нестерпимой жажды, Каролина вволю напилась, вскоре почувствовав слабый приступ голода. Пока она искала, чем бы ей подкрепиться, чувство голода брало вверх, заставляя ее поторопиться.
       Наконец, она отыскала неловко склонившийся прямо к ее голове ствол кривой пальмы, пострадавшей, вероятно, от шквального морского ветра. Каролина без труда смогла дотянуться до связки аппетитных бананов, которые без остатка отправила себе в рот. На время голод был подавлен. Пора было заняться поисками людей. То, что ей на пути попались заросли брошенного сахарного тростника, вселило надежду в ее гулко стучащее сердце на близкую встречу с рубщиками сахарного тростника. Она знала, что большинство таких рубщиков рабы, которые могут грубо с ней обойтись, признай они в ней женщину. Однако Каролина была одета в мужскую одежду: коричневый камзол, под ним серая рубашка, серые панталоны и видавшие виды неопределенного цвета сапоги. Ее когда то роскошные  волосы были коротко острижены. Грудь перетянута эластичной повязкой, с которой она не расставалась еще с Парижа. На руках легкие коричневые перчатки. Для полноты картины перевоплощения в юношу она измазала себе лицо травой, смоченной в грязной земляной жиже. Дала ей на себе высохнуть, а затем осторожно обтерла лицо, чтобы встречные люди не сочли ее грязным нищим.

В ПОМЕСТЬЕ
      Пройдя еще шагов двести вглубь неизведанной территории, Каролина услышала невдалеке треск тростника. Вероятно, это работник плантации рубил сахарный тростник. Окрыленная надеждой на встречу с людьми, она побежала на свистящий удар мачете. Вскоре ей послышалось ругательство на ломанном французском языке. Сбавив темп шагов, она осторожно пошла на грубый голос. Вскоре перед ней раскрылась небольшая поляна, на которой лежали скошенные стволы тростника. К ней спиной стоял в оборванной одежде высокий брюнет со смуглой кожей. Он уже собирался бросить мачете на влажную землю, но, услышав позади себя шум, насторожился и внезапно резко обернулся. Физиономия работника была вся исполосована шрамами и внушила Каролине невольную дрожь в руках и коленях. Однако она вовремя смогла овладеть своими чувствами и показала показную приветливость, как ни в чем не бывало, обратившись к нему с просьбой на французском.
       - Молодой человек, не могли бы вы показать мне дорогу к поместью. Кстати, где я? 
       - К вашим услугам, госпожа Каролина. Мы все еще на Барбадосе.
       То, что незнакомец назвал ее по имени, поразило Каролину так, что у нее потемнело в глазах.
       Заметив, как его собеседница изменилась в лице, работник извинился перед ней за свою грубую речь, хотя было очевидно, что его слова были как нельзя кстати.   
       - Откуда вы меня знаете? - спросила Каролина, более не в силах сдерживать свое любопытство.
       - Как я вас могу не признать, раз только вчера видел вместе с молодым хозяином на гасиенде.
       Тут же удивление на лице работника плантации изменилось на откровенную озабоченность, которая не могла не прорваться в его словах.
       - Но что с вами случилось, прекрасная госпожа?
       В словах недюжинного силача сквозило невольно тронувшее Каролину восхищение ее красотой, и теперь, в грязном и поношенном мужском платье, открытое для лицезрения.
       Каролина была вынуждена подыграть своему собеседнику и изобразить на лице горестное сожаление и промолвить что-то о том, что она потерялась в джунглях, нечаянно упав с лошади и заблудившись. По реакции своего собеседника она почувствовало его еле скрытое удивление, и тут же догадалась, что его смущает мужское платье, в которое она была одета. Однако она не нашлась, что ответить и только спросила, как его зовут.
       - Рене, госпожа. Позвольте вас проводить до усадьбы, - любезно предложил великан.
       Каролина согласилась, и они подошли, шурша срезанными побегами сахарного тростника, к плотным зарослям, вставшим перед ними плотной стеной. На мгновение наша героиня замешкалась, осторожно поглядев на своего спасителя. Но потом тень сомнения в честности спутника покинула ее чело, как только он посмотрел на нее с нескрываемым обожанием. Они недолго плутали по нескошенному еще тростнику, сквозь который Рене прорубал небольшой проход, пока они не вышли на широкую тропу, прямо ведущую к поместью.
       Вскоре перед ними показалась во всей своей красе гасиенда хозяина великана. Широкая аллея, усаженная по сторонам величественными пальмами, привела их прямо к беломраморному шале с колоннадой коринфского ордера на фронтоне в новом колониальном стиле.
       Каролина понимала, что хотя бы из простой предосторожности, если не ради приличия, следовало переодеться. Поэтому она, оставив своего спасителя на заднем дворе гасиенды, наказала ему там ее подождать, а сама осторожно вошла в колониальное здание. Она не знала расположения комнат, и кто теперь в них находится. Пришлось проверять на ходу. Уже на первом этаже, огибая парадный вход и не доходя до конца коридора, она столкнулась с широкоплечим  пожилым мужчиной благородной наружности. Только когда он доверительно с ней поздоровался, она признала в нем сходство с портретом, напечатанным в парижской газете и подписанным граф Сен-Жермен.
       - Каролина, а я вас заждался, - неторопливо, но негромко сказал живой мертвец и подтолкнул нашу героиню к задней двери по коридору слева, предложив, - пройдемте ко мне в комнату, а то, не ровен час, нас кто-нибудь заметит. Ведь вы этого не хотите?
       - И в самом деле. Я вижу, слухи о вашей смерти, граф, сильно преувеличены? – спросила Каролина, входя в комнату Сен-Жермена, похожую на походную библиотеку, заставленную научными приборами и магическими реликтами, чем на жилище скучающего джентльмена.
       - О чем только не говорят люди. Им дай только посудачить. Я уж не помню, сколько раз удостоверялся в собственной смерти, прислушиваясь к слухам. Знаете, Каролина, это весьма важная вещь: слухи. В них всегда можно найти много полезного, если знаешь, что искать. Вот взять, например, вас. Что я только не узнал из рассказов де Бриссака о вашей особе, -  какая вы красивая, умная, благородная, великодушная и самоотверженная в ваших поисках родного брата.
       Между тем из своих личных наблюдений я сделал собственные выводы, которые открыли мне другие стороны вашего характера.
       - Как, граф  или генерал Салтыков? Вам хватило всего минуту для того, чтобы набраться впечатлений о моем характере и сделать вывод? Не окажется ли он слишком поспешным?
       - Почему вы так думаете? Ведь мы знакомы с вами уже почитай целый месяц. Признаться вам, вначале нашего знакомства вы произвели на меня неизгладимое впечатление. Прошу меня простить, но вы меня удивили не своими добродетелями, о коих я неоднократно слышал от вашего милого друга маркиза, а своими пороками: жадностью и скупостью, весьма искусно прикрытыми щедростью и расточительством, коварной ложью и фанатической одержимостью в преследовании поставленной цели, для достижения которой все средства хороши, распутством и предательством.
       - Так-так, граф, а еще какими, мягко говоря, недостатками меня вы наградили?
       - Изрядной проницательностью. Вы сразу признали меня за Сен-Жермена. Но и виду не подали месяц назад. Так что же вас заставило открыться?
       - А вы сами как думаете?
       - Я думаю, что вы не та, за кого себя выдаете.
       - Разве? – искренне удивилась Каролина.
       - Зачем же вы тогда отозвались не на свое имя? Та, кто его носит здесь, уже целый месяц, поразительно на вас похожа: тот же взгляд, та же улыбка, та же манера говорить и ходить, стоять и вообще держать себя. Но я проводил ее вместе с маркизом и нашим гостеприимным хозяином вчера поздно ночью. И вот теперь Каролина является одна в таком, вы уж извините меня покорно, обтрепанном виде и в мужском платье и крадется по дому, в котором только вчера свободно передвигалась. Что мне прикажете думать?
       - Хотя бы то, что на нас в дороге напали, и я чудом спаслась и еле-еле добралась до дома.
       - Да, я бы согласился с вами, если бы меня накануне не посетило видение о нашем разговоре.
       - Что за видение?
       - Именно на этих словах оно и исчезло. Кто бы вы ни были, ваш искусный двойник вернется только через несколько дней. Он вместе со спутниками отправился в островную столицу – Бриджтаун. Поэтому располагайтесь в его комнате, примите ванну, переоденьтесь и мы продолжим нашу интересную беседу.
       - Вот так все просто?
       - А как вы хотели? Вы можете быть уверенны во мне, - я вас не выдам. Подумайте об этом, когда будете чистить свои перышки. Вам нужен друг, кто в курсе того, что некто воспользовался вашей наивностью и подменил вас.
      - Почему не наоборот?
      - Потому что я узнал вашего двойника достаточно для такого заключения.
      С этими словами граф проводил Каролину де Лицыну в комнату ее двойника. В сознании бедной мадемуазель Каролины все смешалось, отяготив и без того ее несчастья. Она буквально почувствовала, как последние остатки сил ее покидают, и, ослабев, упала в кресла. Прошло несколько часов, прежде чем она пришла в себя. С помощью служанки приведя в себя в порядок, Каролина вспомнила о своем забытом спасителе. Выйдя на задний двор, она заметила, как он дремлет в стогу сена у конюшни. За этим занятием ее и застал Сен-Жермен.
       - Так вот благодаря кому вы нашли дорогу в поместье.
       - Да, знаете граф, вы не одиноки в своей заботе о ближнем.
       - Хорошо. Что вы намерены делать, когда встретитесь со своим двойником?
       - Я полагаю, что уже до этой встречи необходимо сделать ряд приготовлений.
       - Похвальное стремление. И в чем оно будет выражаться?
       - Во-первых, необходимо установить природу моего двойника: естественная она или неестественная, - демоническая или притворная.
       - Вдвойне похвальное начинание, - как далеко и глубоко заходят ваши изыскания. Если бы вы верили мне на слово, я сказал бы, что в мою бытность египтянином, жившим при фараонах, следовало прежде говорить о «Ка» как вечной тени души. В таком случае любые ваши попытки привели бы к неудаче, ибо в действиях «Ка» давал бы знать о себе перст судьбы. Но если двойник неизвестный ваш близнец, то вы вполне способны его поставить на место. Тем более при условии, что он только притворяется вами, не имея на то семейных причин.
       Де Бриссак мне говорил, что брат, которого вы с двойником ищете, с вами на одно лицо. Вы с ним действительно так похожи?
       - Да, разумеется.
       - Что если ваш двойник – это тот, кого вы ищите?
       - Другими словами, он мой брат Александр? Что за нелепая шутка, граф. Я отправилась на его поиски. Он же по вашему странному предположению избавился от меня навсегда, отправив меня на дно морское. Себя же выдал за меня. Для чего, спрашивается?
       - Да, вы правы, - вяжется с трудом со смыслом.
       - Меня вот, что удивляет: де Бриссак с моим двойником оказались на Барбадосе. Между тем мы собирались встретиться с Александром на Гваделупе, в частности в Бьюсижюре на Дезирате.
      - Насколько я понял, вы, вернее, ваш двойник со спутником туда и прибыли, но там уже не застали вашего брата. Он со своими товарищами вышел из порта на зафрахтованном шлюпе и отправился в неизвестном направлении. Ваш двойник со своим спутником случайно встретились в порту с хозяином этого поместья, у которого я нашел укромный уголок для моих воспоминаний. Он ненароком обмолвился о том, что я живу у него. Вы же знаете, какая обо мне идет молва. Люди считают меня ясновидящим. Так вот они упросили моего друга, - сквайра Мерлина Найта, - свести их со мной, чтобы выяснить маршрут пути вашего брата с товарищами.
       И тут Каролина, не имея больше сил держать в себе пережитое, горько расплакалась. Маркиз, проявив терпение, взял ее за руку и позволил ей выплакаться на своем плече.
       - Вот теперь я могу хоть как то связно соображать, - сказала извиняющимся тоном Каролина.
       - Ничего страшного. Я вас понимаю, - стал утешать ее Сен-Жермен.
       - Но я никак не могу понять, что это за двойник, и потому не знаю, как подготовиться к встрече с ним.
       Задумавшись, она вспомнила свой последний разговор с братом, в котором речь шла о смерти маркиза. Она пересказала его Сен-Жермену и добавила, как в него вмешался соглядатай.
       - Ах, вот оказывается, кто оказал услугу де Роану. Это был ваш брат. Очень Хорошо. Но кто же тот шпион? У вас нет на примете хотя бы одного заклятого врага?
       - У меня вряд ли. А вот у брата таковыми могут быть только его дуэлянты, например, д'Аржансон или де Крюссоль.
       - Нет, они вне подозрений, ибо здесь иной мотив, - не любовного, а коммерческого характера. Впрочем, ваш двойник вполне может оказаться не призраком, а не менее живым лицом, чем вы. Положим, вашей сестрой, которую скрывали от вас и брата.
       - Я не люблю распространяться о своем условном происхождении.
       - Вы в этом, Каролина, не одиноки. Мое, как бы это поточнее назвать… «неофициальное» происхождение послужило поводом для сочинения многих мифов, весьма далеких от правды. Я и сам порой, если не обыкновенно, затрудняюсь назвать своих действительных родителей.
       - Может быть, у меня действительно есть еще брат или сестра, но  об этом ничего не знаю. Моя мать умерла еще в моем младенчестве, когда родился Александр. Тогда и  могла родиться  его близняшка, если только давать волю неуемному воображению.
       - Не говорите так пренебрежительно о своем воображении, ибо оно и есть путь к откровению, которое в своем промысле осторожно находит безопасные пути к нашим душам, чтобы им невзначай не навредить своей возможной торопливостью.
       - Так вы думаете, маркиз, такое возможно?
       - Почему нет? Это наиболее вероятное предположение. Ваш двойник невероятно похож на вас. Вряд ли бывают на этом свете такие случайные совпадения. Если не считать вмешательства потусторонних сил, которые делают невозможное возможным.
      - Если верно последнее, то, как вы думаете, граф, с какой целью мне послано такое испытание? Я серьезно вас спрашиваю, как человека близкого потусторонним, астральным сферам.
       - Дитя мое, позвольте мне так к вам обращаться за древностью моих лет, тем более умноженным слухами о моей кончине, указанные вами сферы испытывают нас для того, чтобы проверить, достойны ли мы… скажу вернее, сможем ли мы жить в них в будущем.      
       - Поверю вам на слово, граф, - вы как посвященный в курсе тамошних дел. Однако вернемся к земным делам. Что мне делать теперь?
       - Как что? Спрятаться как мышке в моей комнате и когда появится возможность, выйти из нее. Об этом я своевременно сообщу.
       - Не лучше ли сделать сюрприз моему двойнику и явиться прилюдно, чтобы воочию показать подмену? Неужели мой любимый не смог разобраться, что мой двойник не я?
       - Вот видите, вы не уверены в своем женихе. Как вы докажите, что вы – это вы? К тому же ваш двойник покушался на ваше убийство. Кто даст гарантию, что он не повторит вновь такую попытку? Я думаю, что лучше заранее подготовить де Бриссака к разоблачению вашего двойника. Я осторожно попробую прощупать почву. Вы мне доверяете, Каролина?
       - Рискну довериться, - ответила Каролина, задумчиво посмотрев на графа, помедлила, а потом сказала, - что заставило ее попытаться убить меня, - безумие или расчет?
       - Судя по нежности, с которой де Бриссак относится к вашему двойнику, она умеет ловко притворяться и ловко выдает себя за вас, Каролина. Безумный человек не смог бы не сорваться. Но как идея, как цель ее план мести, если только нет иного мотива для ее поведения, странноват. Такого рода странность обыкновенно не лишена своекорыстия, - желания воспользоваться вашим положением в своих корыстных интересах, отправив вас на свое, естественно, невыгодное место.
       - Любезный граф, надолго де Бриссак с моим двойником и хозяином гасиенды уехали в город?
       - Обещали третьего дня вернуться.
       - Вы же понимаете, что мне не удастся надолго скрываться даже в вашей комнате, - моя служанка обязательно проговорится двойнику, ведь она ей прислуживает, да и другие слуги меня уже видели в поместье. Не лучше ли сразу открыться, - это не может не разоружить негодяйку, выдающую себя за меня.
       - Такая, как она, вероятнее всего сумеет вывернуться. Идти на «вы» следует только в крайнем случае. У нас есть и другие возможности. Каролина, положитесь на мою находчивость.
       - И все же, может быть лучше положиться на честность и прилюдно простить моего двойника? – спросила нерешительно Каролина.
       - Это после того, как ваш возлюбленный принял ее за вас? Но не это может стать решающим аргументом против опрометчивого признания. Покушение на ваше убийство, - вот этот аргумент. Тот, кто пошел на убийство, вероятно пойдет на него снова, если оно не удалось в прошлый раз, - убедительно ответил граф.
        Прошел день, за ним другой. На третий день, уже вечером, когда заходило солнце за горизонт, наконец, вернулись хозяин поместья со своими гостями: злополучным двойником Каролины и ее наивным ухажером Шарлем де Бриссак.

ДОЛГОЖДАННАЯ ВСТРЕЧА
        Наконец-то, Каролина встретилась со своим двойником глаза в глаза на людях. Что же она почувствовала? Если сказать одним словом: разочарование. Она ожидала от себя взрыва эмоций и бурного объяснения. Но была прямо поражена своим неподдельным сходством с двойником. Ложная Каролина была одета в серый камзол с черными галунами и высокие ботфорты, удобные в путешествии по местным джунглям. Каролина не могла не заметить, как смертельно побледнела от досады ее живое отражение, едва увидев ее живой, как вздрогнул от волнения маркиз де Бриссак и стал выпученными глазами переводить свой взгляд с Каролина на ее двойника.
        Напряженную сцену встречи разрядили хлопки в ладоши графа де Сен-Жермен.
        - Не часто встретишь чудо встречи близнецов, не знающих о существовании друг друга, - пояснил свою неожиданную реакцию торжественным голосом мудрый граф.
        - Да, дела, - коротко сказал  хозяин гасиенды, - длинный и худой загорелый брюнет с правильными чертами лица, - подойдя к своим  опешившим спутникам.
        - Кто вы сударыня, если я - Каролина де Лицына? – спросила ледяным тоном натуральная Каролина, выдержав паузу, которая говорила сама за себя.
        - Но позвольте, любезная незнакомка, это моя спутница – Каролина де Лицына, - пролепетал маркиз.
        - Итак, кто же вы такая, уважаемая подруга маркиза? – спросил насмешливым голосом граф Сен-Жермен.
        Каролина нечаянно заметила, что не испытывает к маркизу былых чувств. Ее не трогал его вид, она не была рада тому, что его увидела. Было только чувство досады от того, что прежде она пылала к нему любовной страстью. Да, и была ли это страсть? Может быть, это была только ее фантазия, желание любить? Теперь она не чувствовала ни физической близости, ни плотской связи, какая бывает между родными людьми, ни душевной привязанности, ни тем более духовного единения. Она вдруг подумала про себя, зачем здесь, на краю света, оказалась? Нет, не она сама сюда пришла. Сюда привели ее жизненные обстоятельства, жертвой которых она стала. Вернее говоря, она стала жертвой своего двойника, который стоял тут, сразу же напротив ее самой, на ступенях гасиенды Мерлина Найта. Кто его знает, - не является ли он тайным сообщником вот этой авантюристки.
        Между тем загадочная незнакомка все еще не решалась признаться в том, кто она такая. Из чувства сострадания к самой себе, так похожей на незнакомку, причинившей ей такие нечеловеческие страдания, Каролина подсказала ей те слова, которые могли извинить ее подлый поступок.
        - Не являетесь ли вы, милостивая сударыня, моей неведомой сестрой?
        - Нет, я не могу быть вашей сестрой, - убежденно ответила прекрасная незнакомка.
        - Но почему? – дрогнувшим от невыносимого ожидания голосом спросила Каролина.
        - Потому что я и есть ты, Каролина, - торжественно ответила та.
        - Как это? Ты есть я? Быть такого не может! – заявила Каролина.
        - И в самом деле, Каро, - обратился маркиз, но не к самой Каролине, а к ее незваной копии, - такого просто не может быть и точка.
        - Погодите, дамы и господа, - призвал их к спокойствию граф Сен-Жермен. – Каролина или как вас там звать, что вы этим хотите сказать? Ведь вы прекрасно видите, что всех нас и саму себя поставили в тупик подобным заявлением.   
        В ответ двойник Каролины ничего не сказала, но только пошатнулась и упала без чувств в объятия расторопного маркиза. Ему не оставалось ничего другого, как отнести ее в спальню в сопровождении хозяина поместья.

ПРЕДПОЛОЖЕНИЯ
        - Это самое лучшее, что она могла сделать, – глубокомысленно заметил граф.
        - Не могу с вами не согласиться, - разочарованно ответила Каролина.
        - Ну, что ж, отложим на время выяснение загадки происхождения вашего двойника и займемся собой.      
        - Послушайте, граф, мне трудно говорить с вами, зная кто вы.
        - И кто я такой?
        - В общении мы часто те, кем представляется.
        - И кем я представляюсь?
        - У вас много имен и лиц. Вы - протей.
        - Для вас я просто друг. Хотя я готов вас понять.
        - Неужели?
        - Я и сам грешен в этом. Впрочем, мои лета мне не мешают видеть в вас такого же человека, как и меня.
        - Мне трудно с вами согласиться. Вы кажетесь мне каким-то неземным существом. Не зря о вас ходят слухи, что вы   тот самый Агасфер.
        - Это только слухи. Я собственно граф Сен-Жермен. Преимущество моего возраста заключается в том, что, несмотря на вашу очевидную женскую привлекательность, я вижу в вас человека.
        - Значит, ваш комплимент есть только комплимент и ничего больше.
        - Я не поверю вам, если вы будете уверять меня в том, что вам дорого мое мужское внимание. Мой жизненный опыт научил меня тому, что, как правило, мужчину интересует в женщине только тело.
        - Но как же ум?
        - Ум женщины в глазах мужчины придает только пикантность ее телу, наделяет его дополнительным эротическим измерением. Дело в том, что умная женщина, чуть покажет ум, так сразу его скрывает за своим очарованием. Так что ее обаяние невольно начинает играть игривый, лукавый характер.
        - Вы намекаете на приписываемую нашему полу хитрость.
        - Да, может быть, это и есть женская хитрость. Прежде она забавляла меня. Но теперь, на склоне лет, я дорожу ясными и простыми человеческими отношениями. Мне интересны вы как настоящий человек. К сожалению, я не могу признать такой точной определенности и за самим собой. Может быть, тому виной является названная вами моя сомнительная славу, в которой я и сам отчасти виноват.
        Мне часто кажется, что я не такой, как все прочие люди, что мое время уже безвозвратно ушло или еще не пришло. Вот это ощущение неопределенности времени я и сделал предметом своих бесед и размышлений. Как же это истолковали ученые кретины? Они стали распускать бестолковые слухи в свете о том, что я якобы утверждал, что являюсь путешественники во времени, что время вроде мне подвластно, что я был современников самого Христа.
        - В самом деле?
        - Разумеется, врут.
        - Хотелось бы мне поговорить с самим Иисусом Христом.
        - Так говорите.
        - Он не ответит.
        - Вы уверены в этом?
        - Что я слышу! Вы говорите серьезно или забавляетесь, полагая, что я как женщина заслуживаю это?
        - Еще раз повторю: я нахожу в вашем лице умного собеседника, с которым можно забыть обо всяких условностях. Или я ошибся в вас?
        - Нет, вы не ошиблись. Мне приятно говорить с вами в таком наклонении.
        - Кстати, я заметил, что вы и в отношениях не только женщин и мужчин, но и родителей и детей, следуете своему животному инстинкту.
        - Но как же быть с воспитанием и образованием, которые требуют и участия ума?
        - Вот это соображение и вызывает у меня неподдельное удивление, что я объясняю для себя действием на вас разумной души.
        - Странно от вас слышать то, что вы говорите о нас как какой-то посторонний, пришелец из другого времени или иного мира, например, с Сатурна.
        - Забавно слышать, как вы ставите меня в один ряд с персонажем новеллы Вольтера, - со смехом заметил граф.
        - Что вы, сударь, такое говорите. В моих словах нет и намека на иронию нашего сатирика. Как я могу сравнивать вас с ничтожно великим героем Вольтера             
        - Но многие согласились бы с таким сравнением не в мою пользу, приписав мне непомерное честолюбие, на фоне которого я выглядел бы карликом. Что такое великан по сравнению с этими беспредельными пространствами космоса, которые, как пишет Паскаль, не могут нас не ужасать, настолько мы маленькие.
        - Но тем не менее, как вы не можете не помнить, Паскаль замечает, что мы, несмотря на нашу минимальную величину и хрупкость, мыслящие тростники, а космос, сам по себе, без нас, бестолковый. Он в нашем лице находит в себе смысл.
        - Все это верно, но с одним дополнением, что мы не одни в мире, кто является разумным. В нем много разумных обитателей.
        - Я согласна с вами. Я разделяю тоже мнение Фенелона об обитаемости мира.
        - Фенелон пишет об обитаемости не одного мира, а множества миров. В этом он прав. Только он предполагает, а я располагаю таким знанием по своему опыту как путешественник по мирам и временам.
        - Вы своего рода последователь Локка в опыте уже о нечеловеческом разумении. Правда, как же быть с тем, что прежде вы посмеялись над таким заявлением, приписав его своим, мягко говоря, наивным собеседникам и читателям.
        - Каролина, признаюсь вам в том, что вы приятно удивили меня своим хорошим знанием умной литературы нашего времени. Поэтому я могу смело назвать вас «ученой дамой». Вы не только красавица, но еще и такая умница.
         - Какой свет еще не видел? Сеньор Сен-Жермен, вы просто надо мной смеетесь, - ответила Каролина, явно смущенная похвалой знаменитого авантюриста.    
         - Нет, в самом деле приятно иметь беседу с умным и красивым человеком, которая приличествует просвещенному обществу, в столь дивном, простодушном месте.
        - Просветитель в гостях у дикаря.
        - Наш хозяин не так дик, как окружающие места. В этом как раз и заключается вся прелесть настоящего момента. Просвещенная беседа в диком краю.
        - Однако, мой господин, давайте вернемся к моему вопросу о вашем якобы близком знакомстве с Иисусом. Вы реально говорили с ним?
        - Что вам сказать, дитя? Могу только вспомнить об этом. Да, я был на аудиенции Христа.
        - Прямо-таки аудиенции!
        - Ну, конечно, ведь он царь Иудейский.
        - Мне казалось, что это самое малое в нем. Он, прежде всего, сын Божий и сам Бог.
        - Вот с этим я поспорил бы.
        - Как это так? Вы атеист? Сказочник сам не верит в сказки?
        - Почему же? Да я не верю, но не потому что сочиняю, а потому что знаю, что так и было.
        - Что было? Был Иисус или что вы имели с ним беседу?
        - Я имел с ними беседу и поэтому доподлинно знаю, что он был. Но что люди говорят о нем и во что веруют, расходится с тем, что я узнал у самого Иисуса.
        - Не все люди говорят одно и то же о Христе.
        - Я имею в виду наших людей, христиан.
        - И что такое неверное мы говорим о нем?
        - Вам извинительно говорить то, что вы вычитали из книжек или услышали от других людей, которые претендуют на то, чтобы считать себя его последователями. Знаете, Каролина совсем не одно и то же иметь дело с тем, кто оставил след, и иметь дело только с этим следом.
        - Разумное замечание. Но мне приходится верить вам на слово. Ведь я сама не разговаривала с Иисусом и не могу сравнить ваш рассказ с оригиналом.
        - Да, если полагать оригиналом не самого человека, а описание этого человека людьми, жившими после его смерти или совсем не знавшими его лично, вроде заочного ученика Павла.
        - Но как случилось так, что вы, человек XVIII века, оказались рядом с Иисусом, спустя восемнадцать веков после его смерти.
        - Ну, во-первых, Иисус не умирал, если иметь в виду смерть, которой умирают люди. И потом я знаю тайну перемещения во времени, которую не знают люди. 
        Могу признаться вам, милая Каро, в том, что если прежде я, во времена знакомства с известными людьми из прошлого, я жил по наитию, то теперь я живу по знанию, что для меня вполне достаточно. Мне не нужно больше путешествовать во времени. Мне нужно теперь только брать бумагу и записывать то, что я могу вспомнить об этом.
        - Может быть, все намного проще. Вы просто перепутали то, что сами видели и слушали, с тем, что видели и слушали другие, о ком вы думали и кого читали?
        - Если все было бы так просто, тог я никогда не стал бы сочинителем. Я действительно все видел и слышал, о чем говорил и писал. Но оно так необыкновенно, что у обычных людей вызывает вопросы и сомнения. Я говорю об обычных людях не в том смысле, что я талантливее и умнее их. Совсем нет. Но в том смысле, что у меня другой опыт жизни, который им и не снился. Это опыт вечной, а не смертной жизни.
        - Следовательно, вы считаете себя бессмертным, сверхчеловеком, богом.
        - Какой имеет смысл для других людей то, что я считаю для себя? Уж лучше, если они считают меня магом, чародеем. Это понятнее для них. Они думают, что маг - обманщик.
        - Разве это не так?
        - В вас говорит просветитель, ученая дама, которая борется с предрассудками людей.
        - Вы хотите сказать, что в вашем лице я имею дело с воплощением не человеческих предрассудков?
        - Это не я, а вы хотите сказать, неправильно истолковав мои слова. Неправильно в том смысле, что я вложил в них не тот смысл, который вы приписываете им.
        - Порой слова говорят сами за себя, а не то, что вкладывает в них говорящий.
        - Вы имеете в виду пресловутый объективный смысл? 
        - Ну, да, но почему вы называете его «пресловутым»? Что вы имеете против объективности?
        - Еще раз повторю: приятно видеть в вашем лице ученую даму, а то, знаете ли, среди них одни мужчины. Скучно!
        - Я вам сочувствую. И все же…
        - Как я вас понял, вы, моя дорогая княжна, хотите услышать от меня, о чем я говорило с Иисусом?
        - Разумеется. Кстати, когда вы говорили с ним?
        - Несколько раз. Например, я говорил с ним накануне перед его арестом.
        - Его арестовали ночью?
        - Да. В это время. Но, естественно, в евангелиях не говорится о том, что предшествовало его вечерней трапезе с учениками, после которой его и арестовали. Предшествовал мой разговор с ним наедине, без учеников.
        - Интересно. И о чем вы говорили с ним?
        - Разумеется, о том, что его ждет.
        - Он предвидел, что случится с ним?
        - Конечно.
        - И что именно случилось?
        - То, что его убили. Но он не умер.
        - Как это не умер? Но если это так, то Иисус и не воскрес!
        - Конечно, - повторил граф, усмехнувшись.
        - Но в таком случае, и церковная проповедь тщетна, и вера христиан в воскресение после смерти.
        - Ни в коем случае. Разве церковь может это допустить?! 
        - Так вы не верите в христово воскресенье?               
        - Если верить в Бога в лице Иисуса Христа, но он как бог не может умереть.
        - Но как быть с языческой верой в умирающих и воскресающих богов?
        - Это не боги, а демоны. Их смерть и воскрешение есть признание иллюзорности развоплощения и воплощения в людей. Демоны способны воплощаться в телесные существа в условном, мнимом смысле слова. Они могут воплощаться в кого и что угодно, например, в кошку, в лису, в куклу, в дверную ручку и прочее. Та легкость, с какой они это проделывают, выдает несерьезность и нереальность их превращения.
        Другое дело мы, люди. Наша душа, а не дух, находит свое, никем не заместимое тело, сживается с ним и считает его своим, личным. Поэтому так бывает мучительно расставание с ним в смерти. Человеческая смерть есть полное развоплощение человека, его разоблачение.
        Тут я не могу утаить от вас следующее откровение. Демоны – это те ангелы, которые пали, впали в тело, им соблазнились. Мы думаем, что демоны соблазняют нас, искушают. Нет, никак нет. Напротив, это мы соблазняем демонов своим телом. Ведь ангелы невидимы. Их невидимость идеальна. Но в этом смысле они и несовершенны, неспособны совершить воплощение, нам трансцендентны. Они не ведают чувств, которые имеют материальный характер. Они бесчувственны. Их бесчувственность имеет обратный характер – характер разумности. Их тело имеет не чувственный, а сверхчувственный характер, - заверил ее посвященный в тайны духа.
        - Признаюсь граф, вы меня почти убедили своим откровением. Но у меня еще осталась малая толика сомнения в ваших словах. Сверхчувственный характер разума еще не говорит о том, что он бесчувственный. Как же быть с интеллектуальной любовью мсье Спинозы, с тем, что есть разумная любовь. По-моему, - надеюсь, вы не будете считать мое мнением собственно мнением женщины, - разумное – это сверхчувственное в смысле бесконечной чувствительности; тогда как неразумные чувства имеют конечный характер.
        - Не могу с вами полностью согласиться. В таком случае – в случае интеллектуальной любви – она проявляет свой сверхчувственный характер только относительно к богу как бесконечному существу, не имеющему видимым границ. Бог есть ангел из ангелов, их субстанция, предельный инвариант, совершенный, идеальный прототип, «парадигма», как сказал бы посвященный в тайны сути вещей платоник.
        В том то и дело, когда ангелы увлекаются плотью, привлекая к себе плотских существ, вроде нас, они ограничивают себя ею. Но такое ограничение условно, оно не меняет их сути, идеальной природы. Они теряют ее в переносном смысле. Когда они, демонизируясь, вселяются в нас, овладевают нами, наша плоть остается им чуждой. Поэтому, натешившись, они с «легкой душою» ее покидают.
        - Но как же быть с Иисусом Христом7 Неужели он тоже, по вашему мнению, демон?
        - Он демон не по своему желанию, а по нужде, по необходимости спасения души человека от смерти тела. Кстати, и сама сверхчувственность любви к богу есть желание, чувство не человека, но бога, духа в нем, пресловутое вдохновение. Бог вдохнул в человека разум. Разум вошел в человека с духом как сопроводитель, путеводитель духа.
        Воскресший – это собственное имя не человека, но сына бога. Бог вернулся в самого себя. Так сын стал отцом. Адам не сын бога. Он не рожден богом, а сотворен им, есть результат превращения не бога, а праха, смерти, следа смерти в жизнь.
        Что же до вас и вашего двойника, то…
        - Неужели она – мой демон?
        - Сначала я тоже так подумал, но потом понял, что нет. Твой двойник, Каро, есть гость из будущего. Это ты, но из другого времени, параллельного нашему. Согласно моей теории обитаемых миров, они сосуществуют параллельно друг другу во времени и пространстве. Остается понять, каким образом - чудом или волшебством, а может случайно, - она попала в наш мир.
        - Неужели существа из разных миров могут быть так похожи?
        - Конечно. В этом нет ничего странного. Именно благодаря этому я и являюсь путешественником во времени. Полагаю, твой двойник тоже путешественник во времени, правда, не сознательный, а случайный.
        - Может быть и случайный, но я очутилась за бортом парусника не случайно и не по своей воле, а по злой воле этой самой путешественницы. Где гарантия того, что со мной не случится якобы несчастный случай и я пропаду навсегда, а мой двойник представит дело так, что это он исчез с концами, как и положено, вместо меня.
        - Да, волне резонное предположение, - подтвердил граф опасение Каролины, кивнув в знак согласия головой.
        - Но с другой стороны, я испытываю к ней своего рода сострадание. Ведь она не виновата в том, что оказалась в нашем мире, ей чужом, случайно, не по своей воле.
        - Поставь себя на ее место и ответь на вопрос: поступила бы ты так, как поступила она? 
        - Конечно, нет. Или вы сомневаетесь в моей порядочности? А вы, как вы поступили бы?
        - Я другое дело. Недаром я посвященный в тайны бытия. Вы знаете, милая Каро, бывают такие рискованные, пограничные ситуации, в которых человек теряется, теряет самого себя, свою честь, свое самосознание, а порой и сознание. Но я надеюсь, что в любом случае вы так низко и подло не поступили бы. Но это вы.
        - Я не ангел, но все же человек.
        - Да, причем не хитрый, коварный, а мыслящий.
        - Спасибо, сеньор, на добром слове, но вы преувеличиваете. Я вот о чем подумала. Эта пришелица, может быть, давно выдает себя за меня. Но тогда сколько уже раз она мола меня подставить! Как мне должно быть стыдно за нее.
        - Вот когда она очнется или сделает вид, что очнулась от удачного обморока, тогда мы и спросим ее о наших сомнениях.
        - Вы думаете, она сознается в своих прегрешениях?
        - Мы, как честные люди, должны дать ей шанс оправдаться, объяснить, прежде всего, вам свое недостойное поведение. Но нет ли в нем постороннего злого умысла? Может быть, она специально появилась именно в нашем мире? Или она участвует в какой-то коварной интриге, одной из жертв которой вы и стали?
        - Я так надеялась, что вы как духовидец объясните мне, кто такая мой двойник.
        - Моя милая Каро, ведь вы сами признали меня духовидцем. Ваш двойник никакой не дух, но существо из плоти и крови. Вот единственное, что я могу сказать вам. Я не всесилен.
        Кстати, ваш брат, которого вы ищите,  похож на вас?
         - Мы близнецы с ним. Нас часто путали в детстве. Признаюсь, я  тогда чувствовала себя братом во сне.
         - Вы пользовались своим сходством с братом?
        - Нет.
        - Он?
        - Только в детстве.
        - Понятно. Он не может быть вашим двойником?
        - Конечно, нет, - решительно отвергла Каролина предположение графа.
        - Тогда он либо ваша неизвестная сестра, которая неизвестно сколько уже времени преследует вас, либо действительно ваш двойник из параллельной реальности.
        Меня заинтересовало сообщение о вашем чувстве брата во сне. Вы больше не чувствовали себя братом после его исчезновения?
        - Нет. Я все хотела вас спросить: есть ли на самом деле вещие сны?
        - Есть всякие сны, в том числе и пророческие, вещие. Вещие сны - сны редкие, глубокие. Обыкновенно глубокий сон - это сон без сновидений. Но когда он бывает с видением, то оно является непосредственным контактом со всей реальностью. Это и есть так называемое "шестое чувство".
        Бывают еще сны среднего уровня и поверхностные сны. На поверхности сна работает уже сознание. У меня в таком состоянии сна действует даже самосознание. Так что я могу сказать, чnо бодрствую не только наяву, но и во сне. Индус-буддист сказал бы, что я и есть будда, ибо нахожусь в состоянии будды по преимуществу все время.   
        Сон среднего уровня можно назвать символическим или аллегорическим сном, ибо то, что снится нам, осознается и интерпретируется в среднем уже после сна. Чтобы понять сон, следует понимать его в переносном смысле, так как, переходя с уровня на уровень, он переживает превращение, трансформацию.
        В это самое время в сад, где беседовали граф Сен-Жермен и Каролина де Лицына, вошел растерянный маркиз де Бриссак. Граф посмотрел на него молча, как бы спрашивая всем своим видом, что опять случилось. Бриссак уставился на Каролину остановившимся взглядом и еле выдавил из себя следующие слова: «Моя Каро пропала. Ее нигде нет».
        - Я так и знала, что мой двойник исчезнет в самый неподходящий момент, когда у меня накопилась целая куча неотложных вопросов к ней, - сказала Каролина, всплеснув от досады руками.
        - Что ваши вопросы! У меня вся жизнь пошла под откос, - в сердцах воскликнул де Бриссак и горько заплакал.
        - Не печальтесь так сильно, маркиз. ваша пассия обязательно вернется, - утешил того добродушный граф.
        - Маркиз, каким образом она пропала? - недовольно спросила Каролина.
        - Я только на мгновение оставил ее, бесчувственную, без внимания, как она взяла и прямо испугалась, как будто и не лежала на диване.
        - Граф, как вы думаете, не может ли потеря сознания способствовать исчезновению моего двойник? - спросила в нетерпении мадемуазель де Лицына.
        - Все возможно, - изрек ясновидящий.
        - Да, что тут говорить! Вы представились моей беззащитной Каролиной, так что она, опасаясь вашей мести, скрылась в неизвестном направлении, - убежденно сказал маркиз, прямо обвинив Каролину в самозванстве.
        Граф Сен-Жермен с интересом взглянул на мадемуазель де Лицыну. Его взгляд как бы говорил, что дело о самозванце принимает парадоксальный, если не заботливый, прямо-таки ироничный оборот: с чем боролись, на то и напоролись. Выходит, обвинение в самозванстве заразительно. Не является ли в самозванстве, как и в банальном воровстве, обвинитель сам обвиняемым.
        - У меня нет слов. Какая несправедливость. Меня взяли и столкнули с корабля в открытое море, чтобы я утонула. И вместо меня продолжили мой путь. Скоро же вы, маркиз де Бриссак, утешились с другой, так обо мне и не вспомнив.
        - И в самом деле,  согласитесь, дорогая Каролина, в словах маркиза есть своя логика, - заметил граф. - Что если действительно вы не та особа, за которую выдаете себя? Человеку свойственно уходить от жизненных проблем, когда решается его судьба, скрываясь в уютной гавани домашнего приюта. Для вас, не знавшей семейного счастья, было больно смотреть на ваших счастливых родственников, равнодушных к тому, есть ли вы, вообще, на белом свете. Почему бы и вам не забыть о себе и стать одной из них, производя подмену?
        - Во всем есть своя логика, даже такая превратная, какую увидели вы. Но она не моя. Я не такая подлая, как вы снисходительно предположили.
        Прошло совсем немного времени, а вы, сударь уже сомневаетесь в моих словах. И я уже никакая не ваша милая Каро. Однако, как легко, оказывается, переубедить ясновидящего! Где ваше тайное знание того, что скрыто от нас, непосвященных, простых смертных?
        - Не волнуйтесь так. Уже хорошо то, что вы, Каролина, живы. Я предвижу, что на днях поступят добрые вести о вашем брате.
        С другой стороны, если для маркиза исчезновение его возлюбленной очевидное горе, то для вас оно в радость, ибо таким, мирным образом вы избавились от своей соперницы без всякой крови. Напротив, вам следует вздохнуть с облегчением, что темная полоса в вашей жизни сменилась светлой.
        И действительно через две недели пришли вести о брате Каролины, Александре де Лицыне, который с пустыми руками, но целой головой объявился на острове Барбадос. Естественно, Каролина поехала на встречу с братом. Тот уговорил ее вернуться в Старый Свет. На этом приключения де Лицыных за границей, к счастью, закончились в 1786 г. Как давно, мой читатель, это было, что меня берет сомнение, а было ли это на самом деле.