Я заметил ее на Чистых тихим апрельским днем, когда вышел пообедать. Скорее – размять ноги и съесть чего-нибудь по пути. Я курил на скамейке, есть передумал, вообще с аппетитом было не очень в последние дни.
Она сидела на траве у пруда, согнув обтянутые синей потертой джинсой коленки, и кормила уток. Отламывала кусочки от подсохшего кулича и бросала их воду. Утки больше создавали видимость оживления, чем ели. Но она бросала и бросала… Сложно сказать, что именно привлекло в ней внимание. Хотя, помню. Посмотрел на ее рыжие ботинки из нубука и увидел, что шнурки на одном из них развязаны. Их концы свились у ее ног на траве, как две темно-синие змейки в неплотные кольца, казалось вот-вот одна из этих змеек поднимет голову и зашипит…
– Девушка, у вас шнурки развязались.
– Меня зовут Юля – она посмотрела на меня и улыбнулась, обнажив неровные белые зубы.
– А я ведь не спрашивал, как вас зовут.
– Надо знать имя будущей супруги, а то странная получится семья. Если будешь меня называть «Эй ты» или там «зайкой», «деткой», я буду обижаться, недоумевать, копить, мучаться, плакать в подушку, жаловаться своему психологу или любовнику (придется же завести не одного, так другого), а потом однажды не выдержу и подам на развод.
– Ты нормальная вообще?
– Да. Есть справка. Я на права когда хотела учиться, брала в диспансере.
– Может, зря они тебе ее дали? Ты все правила успела нарушить? Задавила много детей и старушек?
– А… – она один за другим бросила еще несколько кусочков уткам – я не доучилась, это не мое. У тебя же есть права, и машина есть? Вот будешь нас возить, я считаю, это дело мужчины. Как тебя зовут?
– У меня машины нет. – Я соврал в первый раз.
Рыжая насупилась на пару секунд и посмотрела куда-то вверх, зажмурилась от прямого света и улыбнулась еще. Бросила кусочек кулича в воду, хотя, кажется, к уткам она уже потеряла интерес.
– Ты дальтоник?
– Я еще на прошлый твой вопрос не ответил. Один остался в очереди – про имя. И с чего ты взяла, что я дальтоник?
– Машины нет, наверное, дальтоник. Какого цвета трава? А волосы мои, шнурки?..
– Слушай, – я закурил еще – я не хотел с тобой знакомиться, просто заметил, что у тебя шнурки развязаны. Все? Есть еще вопросы?
– Когда мы пойдем заявление подавать? У меня, понимаешь, Валя… За ней надо следить по пятницам и четвергам. Это дочка, не моя – Олина. Но я с ней сижу занедорого по дружбе. По средам я позирую в Строгановке, по выходным, наверное, ЗАГСы не работают. Остаются понедельники-вторники. Но я сразу скажу: я верю в приметы, смирись. В понедельник мы начинать нашу совместную дорогу в дюнах не будем. Ты мне нравишься.
– Юлия, я прошу прощения. Мне нужно вернуться в офис к трем часам. К тому же, я женат – я соврал насчет своего положения, а вот насчет работы нет, нужно было идти. Хотя, чокнутая меня веселила.
– Ты же не Павел, надеюсь, и не Георгий? Я с Павлами осторожна, а Георгии глуповатые и напыщенные.
– Алексей. Я пошел?
– Леш, куда ты пошел? Кафка или джаз?
– Не смущает, что я женат?
– Это поправимо – она вытянулась на траве, и я подметил, что рост у нее под сто семьдесят, не меньше.
– Ну ты философ, честное слово.
– Ага. Но там я тоже не доучилась, скукота…
– Рыжая, слушай… – я встал со скамейки и сделал несколько шагов ее сторону. Я не понимаю, зачем сказал это, но так вышло помимо моей воли и разумения – Я бы тебя усестрил. Мне именно такой чокнутой не хватало в детстве.
– Это тоже возможно. Просто задуши мою маму и уболтай свою удочерить меня. Мама моя, правда, живет в Омске, но ты справишься.
– Ты вообще без тормозов…
– Я загадала, что первый, кто мне про эти шнурки сегодня скажет, будет моим мужем. Привет, судьба. Я так с Чертаново доехала: хоть бы кто заикнулся! И смотрели некоторые, и наступали, не глядя… А ты сказал. Вот. Я – Юля, не забыл?
– Может, усестрить все-таки?
– Как знаешь… – она мило скривилась, и я рассмотрел на ее носу и щеках неяркие веснушки.
– Я пошел тогда.
– Ага. В общем, как удастся вторник освободить, чтобы сходить подать заявление, ищи меня тут. По шнуркам узнаешь.
– Мороженое любишь?
– Спрашиваешь… Кто его не любит! Пойдем?
Рыжая Юля завязала шнурки, кинула весь остаток кулича в пруд, полетели брызги, утки всполошились, ее глаза вблизи зазеленели какой-то гоголевской тиной, наши ладони оказались одинаково теплыми и соразмерными друг другу. И потом мы ели мороженое на Чистых прудах, где разминулись сто лет назад.
10.04.2023