Владилен Елеонский
КТО ЖИЗНИ НЕ ЗНАЕТ
Записки слушателя
советской школы милиции
Повесть
Об авторе:
Владилен Олегович Елеонский,
25 октября 1964 года рождения,
место рождения: город Алма-Ата,
E-mail: vladilen.eleonskiy@gmail.com.
Москва - 2019
______________________________________
Романтичный юноша поступает в школу милиции, чтобы отлично учиться и стать образцовым сотрудником уголовного розыска, однако отнюдь не отличная учеба проявляет в нём способности сыщика.
A romantic young man enters the police school in order to study well and become an exemplary criminal investigation officer, but not at all an excellent study shows the abilities of a detective in him.
______________________________________
Все события вымышлены, совпадения случайны.
В повести использованы стихи Алексея Орфеева с его согласия.
Выпускникам Омской высшей школы милиции МВД СССР посвящаю
ПРОЛОГ
Я думаю, что нам не хватит поэм,
Чтоб вспомнить, воспеть Омск и ОВШМ,
Поэма, конечно, была бы уместна,
Но памяти нашей в словах будет тесно.
Владилен Елеонский, ОВШМ
В тысяча девятьсот восемьдесят первом году мне исполнилось шестнадцать, и отец, целиком занятый по службе, он замещал должность заместителя начальника областного управления внутренних дел по оперативной работе, наконец, кажется, почувствовал мою острую неуверенность в себе.
– Ходит, локтями углы сшибает! – неодобрительно сказал он мне в спину.
Десятый класс – время выбора профессии, а я не знал, кем стать. Хотелось в театральный институт, однако я был уверен, что у меня нет таланта (здесь уверенность была!), поскольку даже не мог прочитать стихотворение на уроке литературы, просто вдруг возникала мысль, что сейчас забуду слова, и, в самом деле, сразу забывал.
В общем, всё было неопределённо до тех пор, пока не произошёл тот памятный случай в фойе моей школы, когда ко мне пристали два страшных парня девятнадцати и семнадцати лет. Они повадились трясти мелочь со старшеклассников, и, в конце концов, дошла очередь до меня. Раньше я неоднократно замечал, как они перехватывали ребят из старших классов, висли на них, как голодные псы, однако мне и в голову не могло прийти, что они вымогают деньги, которые родители дали своим чадам на завтраки в школьном буфете. В самом деле, я даже подумать не мог, что в стране развитого социализма, как торжественно провозглашалось на уроках и с экранов телевизоров, вот так, запросто, среди бела дня, когда ты идёшь домой, к тебе могут пристать грабители. Они дерзко цепляются не где-нибудь в тёмной подворотне, а прямо в фойе твоей родной школы, и никто не в силах тебя защитить. Где ты, милый дядя Стёпа, великанов великан!
Кто-то из моих одноклассников видел, как прокуренные и проспиртованные парни схватили меня за шиворот куртки, громогласно требуя деньги, однако прошли мимо, решив не связываться. Лишь один, он был старостой нашего класса, слёзно попросил отпустить меня, однако его послали куда подальше, и он покорно удалился.
Деньги я давать отказался, меня стали пугать, и я вступил с ними в драку, благо, что как раз в это время стал посещать на стадионе секцию бокса. Было очень страшно, но я переступил черту, и теперь деваться было некуда.
Когда один из грабителей, щуплый и невысокий, повис на мне, я стряхнул его с себя как надоедливый репей. Второй выглядел настоящим детиной.
Он неожиданно ударил сбоку своим кулаком-кувалдой и буквально ошеломил. Затем прилетел еще один удар, не менее сокрушительный, настолько сильный и внезапный, что я не удержался на ногах и сел на пятую точку, однако через пару секунд нашёл в себе силы подняться.
В ответ я стал двигаться и работать кулаками, как меня учили на боксёрском ринге. Правда, мои школярские удары не достигали цели, но я заметил главное, – моё сопротивление обескуражило противников, и теперь они не знали, что со мной делать. Литые кулаки верзилы перестали попадать мне в лицо, пару раз он промахнулся, и я приободрился. Жуткая поначалу стычка стала напоминать весёлую игру.
Если бы драка была короткой, никто не стал бы поднимать шум, однако она затянулась, поэтому кто-то нашёл в себе мужество и сообщил о происшествии нашему директору, грузному высокому седому мудрому осетину. Он вышел в фойе и решительно прервал безобразную сцену. Грабители осыпали его ругательствами и удалились, так и не сумев сбить меня с ног и вытрясти деньги.
Дело, скорее всего, замяли бы, и я не знаю, как после этого ходил бы в школу, если бы мой отец не занимал соответствующую должность, – как я говорил, он курировал работу уголовного розыска и ОБХСС. Когда я с кровоподтеками на лице явился домой, мама испытала такой шок, словно избили её, и сразу позвонила папе.
Он немедленно отправил меня на медицинское освидетельствование и поднял на ноги оперативные силы. Грабителей нашли в тот же день, да они и не скрывались, их многие знали. При задержании они вели себя нагло, уверенные, что ничего им не будет (откуда у них была такая убежденность?), и лишь после того, как отец поговорил с ними с глазу на глаз, омерзительная спесь как-то тихо с них сползла.
Через месяц, опять же благодаря усилиям отца, состоялся суд, на котором мне пришлось давать показания в присутствии подсудимых. Я твёрдо отстаивал свою правоту, – они совершили низкий поступок. В ответ они мямлили что-то невразумительное, стреляя в меня исподтишка волчьими взглядами, и получили по три года колонии, однако разговор не о том.
Я вдруг понял, что кино наше очень оптимистично, и, наверное, это хорошо, однако не совсем приятно чувствовать на глазах розовые очки, которые весьма комфортны, но в то же время искажают действительность. Я вдруг явственно ощутил, что наша общественная система вроде бы работает, однако нечто вредоносное подспудно присутствует в ней подобно хроническому холециститу или ангине в человеческом организме. Слова Глеба Жеглова из «Места встречи изменить нельзя», сказанные им с телеэкрана как раз в то время, что, мол, хитрость, алчность и предательство, как три головы Змея Горыныча, пожирают душу человека, толкая на отвратительные поступки, оставались актуальными, несмотря на то, что по сюжету герой произносил их тридцать лет назад, сразу после окончания Великой Отечественной войны.
Стычка с грабителями среди бела дня стала каплей, переполнившей чашу. Я понял, что хочу как Глеб Жеглов быть сотрудником уголовного розыска и хоть как-то восстанавливать хоть какую-то справедливость. После бескомпромиссной драки с преступниками мир переменился. Теперь препятствия, которые до этого казались совершенно непреодолимыми, вдруг стали выглядеть всего лишь барьерами в беге на сто метров на время.
Появилось что-то похожее на спортивный азарт. Спорт я любил, и если бы не мои хронические болячки, то уверен, что получил бы спортивный разряд не только по шахматам. А судьба, словно требовательный тренер на стадионе, не давала времени на долгие раздумья.
После очень странной телеграммы из Москвы отца стали срочно готовить к командировке в Афганистан в качестве советника царандоя, – афганской милиции, спешно организованной по советскому образцу после Саурской (Апрельской) революции.
Мы с мамой погрузились в какое-то сумеречное состояние, поскольку совершенно не представляли, что с ним может произойти за границей. Слухи о том, что в Ташкент прибывают эшелоны, набитые цинковыми гробами, продолжали шириться. С другой стороны крутой поворот в судьбе отца ускорил принятие мною решения. Когда я объявил его папе, он к моему удивлению попытался меня отговорить, однако я остался непреклонен, и мы стали готовить документы. Прежде всего, следовало пройти медицинскую комиссию.
Окулиста я прошёл, поскольку два месяца пристально смотрел на таблицу для проверки зрения, которую мне раздобыл отец, до сих пор помню эти строчки. «ШБ, МНК, ЫМБШ, БЫНКМ…» и так далее. Споткнулся, однако, я вовсе не на окулисте, не на ЛОРе и не на гастроэнтерологе, как предполагал, а на психологе. Он, молодой въедливый парень, занявший свою должность совсем недавно, забраковал меня, задав задачку с подвохом.
– Итак, у дуба три ветки, на каждой ветке висят по три яблока, сколько яблок растёт на дубе?
Конечно, я сразу обратил внимание на странность фабулы – дуб и яблоки на нём, однако переспросить постеснялся, и, понимая, что здесь какой-то подвох, и самое простое решение является неправильным, тем не менее, небрежно брякнул наобум:
– Девять.
Он торжествующе улыбнулся.
– А яблоки на дубе не растут!
Мысленно я послал этого великолепного специалиста куда подальше вместе с его проклятыми яблоками на дубе, однако было поздно. Он с упоением настрочил пространное отрицательное заключение, по всей видимости, на него давил спущенный сверху план на выбраковку.
Когда я благополучно прошёл всех остальных врачей, отцу снова пришлось вмешиваться, и я явился к психологу на повторную комиссию. Теперь он был сух и сдержан, задал мне какие-то задачки, две я решил правильно, а третью по подсказке. Перечеркнув свое первоначальное заключение, он с кислой улыбкой на лице размашисто написал «годен».
Навалилась, однако, новая напасть. После драки с грабителями у меня стала иногда болеть грудь, и мама испугалась, что моё сердце не в порядке. Звезда местной величины, профессор-кардиолог мгновенно диагностировал у меня порок митрального клапана, и никакие дополнительные обследования, которые я проходил с использованием новейшего кардиологического оборудования, а также заключения видных московских хирургов-кардиологов его не переубедили.
Много позже я узнал от двоюродной сестры, она у меня врач, что у нас у всех по материнской линии есть функциональное отклонение этого замечательного клапана. Он повернут не как у всех, а своеобразно, поэтому создаёт шумы и не сразу закрывает просвет. По этой причине давление девяносто на шестьдесят, которое считается пониженным, у нас держится постоянно и повышается до нормального лишь при физических нагрузках. Подобное отклонение имелось у одного из наших известных космонавтов, тем не менее, врачи допустили его к полёту, и пребывание в космосе со всеми связанными с этим перегрузками для него прошло успешно.
Заключение нашего местного светила, едва не поставившего крест на моей карьере и жизни, привело к тому, что я проходил многочисленные обследования, а от выпускных экзаменов в школе меня освободили. Поскольку учился я почти на одни пятерки, мне зачли все экзамены по медицинской справке.
Теперь, когда со здоровьем, всё более или менее утряслось, следовало подготовиться к вступительным экзаменам в Шатскую школу милиции, которая готовила специалистов именно в уголовный розыск, и куда, несмотря на столь драматичные перипетии, ушли мои документы. Так я сделал шаг к миру уголовного розыска, искренне веря, что моя упорная и старательная учеба сделает из меня сыщика, однако в действительности всё получилось совсем не так, как я предполагал.
В школе милиции нас безжалостно нашпиговывали разнообразной информацией, практическая значимость которой многим была совершенно не понятна. Главное состояло в том, чтобы уметь воспроизвести нужное на экзамене. Довольно странно, поскольку нам всего лишь требовались доступные и практичные методики по развитию дедуктивных способностей на основе оперативного распознавания характерных следов и более или менее полная статистика совершения преступлений с примерами их раскрытия. Дедуктивные способности в нас никто развивать всерьёз не собирался, вместо этого мы в ударном темпе занимались хозяйственными работами и шагистикой, слушали нескончаемые зажигательные речи с трибун, а криминальная статистика и примеры успешного раскрытия преступлений были строго засекречены.
«Мы все учились понемногу, чему-нибудь и как-нибудь». Именно тогда я в полной мере осознал смысл этих пушкинских строк, не утративших актуальность по сей день. До очень многого приходилось доходить самому, однако, наверное, обо всём следует рассказать по порядку.