Начало восьмидесятых, месяц май. Место действия – небольшой город в Ворошиловградской области. Страна – Союз нерушимый. Соответственно, строй – развитой социализм.
Я с женой и двухлетним сыном приехал сюда из областного центра в гости к родителям. Это для жены они родители, а для меня классические тесть с тещей. Но на протяжении всей жизни между нами никогда не было отчуждения, а я в свою очередь относился к ним так же, как и жена. Замечательные люди, грех иронизировать…
Итак, приехали мы в гости, но есть одна незадача: сынок наш нездоров. У него и кашель, и горло болит, и температура поднялась. С другой стороны, не приехать на длинные майские праздники, когда у нас с женой в Ворошиловграде ни друзей, ни других родственников, было бы неразумно.
Каким бы теплым в том крае ни был май, однако лечить ребенка приходится. Лечим разными народными способами: согреваем больные места, растираем грудь, даем всякие микстуры, но болезнь отступала медленно. Это печалило. Однако – праздник ведь никто не отменял? Как и праздничный стол...
Само собой разумеется, что стол без стеклянной емкости с горячительным напитком – это не по-нашенски. Мы отнюдь не были отчаянными выпивохами, но день солидарности трудящихся отмечали. И возникает вопрос, как соблюсти традицию-то? За спиртным всегда стоят немалые очереди, и надо иметь счастье не только попасть в эту очередь, но и добиться результата: во времена развитого социализма народ в магазинах выгребал все подряд.
Правда, у квартиры родителей обнаружилось важное преимущество: алкоголь продавали не в гастрономе, а в известном всем ликероводочном отделе, амбразура которого выходила аккурат на окна спальни, которую выделили нам тесть с тещей. Узрев начинавшую роиться очередь из самых страждущих покупателей, которые заранее пристроились к окошку, мы мигом вышли из квартиры и застолбили себе местечко.
Окошко долго не открывали, поэтому мы разделились: один из нас, чтобы не потерять место под солнцем, дежурит в очереди, а другой занимается чем-то иным.
Наконец, все в очереди задвигались, загомонили «специальным» разговором:
- Окошко открыли!..
- Что сегодня выставили?
- Водку и вино…
- Вино сладкое?!
- Нет, сухое белое…
- Эх... Поскольку дают-то???
- По две бутылки хоть чего!
- А водка классная, «Столичная»!.. На закрутке...
- На закрутке только ноль семь, а ноль пять «бескозырка»...
- Так «бескозырка» дешевле!..
- Ноль пять уже заканчивается!..
- Ууу…
Судьба распорядилась таким образом, что финишировать у окошка пришлось моей жене. Я успел подойти к толпе именно в тот момент, когда подошла ее очередь. Но пробиться к окошку через могучий заслон мне не удалось, поэтому почетная миссия приобретения «горючего» выпала жене. Простое дело, тем не менее, без консультаций не обошлось.
- Саша, что брать?! Водку или вино?
- Бери и то, и другое!
- Водка ноль пять закончилась! Брать ноль семь?!
Тут я «тяжело» задумался: водка в «элитной» по тем временам бутылке по ноль семь литра стоила существенно дороже... А с деньгами у нас всегда была напряженка... Да и для нашей скромной компании по определению столько водки не нужно. Обреченно вздыхаю... Но пора принимать решение, и я через головы неприступных покупателей кричу:
- Бери ноль семь! Если что – на компрессы пойдет...
Фразу я не готовил, она вызрела в моей голове самостоятельно, базируясь, похоже, на последних наших проблемах. И я выпустил мучившую меня мысль в пространство – искренне и бесхитростно... Но какой получился эффект!..
Это была минута нашей славы. Раздался такой радостный гогот, что я поначалу даже не додумался отнести его на свой счет. А народ посчитал, что это я так удачно пошутил, и мою шутку оценил высшим баллом. Не исключено, что моя непреднамеренная фраза стала местным, как сейчас выражаются, «мемом». Уж так громко и искренне смеялись аборигены…
Когда мы заметно смущенные отходили со своим покупками, местные нас сопровождали теплыми и добродушными взглядами...
В тех краях, куда я приехал по распределению, мы прожили три с половиной года. В Ворошиловграде я больше никогда не бывал, но к родителям в этот самый городок мы иногда приезжали. В конце девяностых умер тесть, теща оставалась там до четырнадцатого года, пока жена не перевезла ее к нам в Киев. И последний наш визит в тот небольшой, но важный для области город состоялся через три года: мы решили окончательно распрощаться с маминой квартирой, выставив ее на продажу.
Если жена за прошедшее время бывала в своем родном городе не раз, то я оказался здесь впервые за двадцать лет. Настали совсем другие времена... Область была разделена на части. Естественно, этот городок находился на украинской территории. Времени на то, чтобы закончить сделку купли-продажи, у нас пошло немало: то покупатели не могли определиться, кто из них готов купить квартиру, то перед тем, как ударить по рукам, тратили время на банальные торги, то нотариус требовала от нас «правильную» доверенность от матери и нам её из Киева передавали на поезде... В общем, прошла добрая неделя, чтобы сделка состоялась.
Но мы время даром не теряли и, несмотря на неожиданно очень снежный декабрь, бродили по местам, где когда-то бывали молодыми. Вспоминали:
- Вон там было озеро с настоящим песчаным пляжем, где мы так здорово купались и загорали, обоснованно представляя – будто на море...
- В этот кинотеатр мы ходили в кино...
- А в этом ресторане сидели в предновогоднюю ночь и, по правилам того времени, к нам подсадили симпатичную пару, выходцев из Питера, попавших сюда по направлению. Кстати, тогда о соседстве мы не пожалели, поскольку завязался душевный разговор и мы провели чудесный вечер...
- А в этом парке гуляли с детьми, которые катались на качелях-каруселях и клянчили мороженое...
Нам даже удалось сходить в местный музей, в котором познакомились с людьми, влюбленными в свой город. Когда в одном из залов музея мы вдруг увидели симпатичные картины местного художника, посвященные родному городу, мне неожиданно пришло в голову, что одну из них можно привезти в подарок нашей маме. В знак памяти о месте, в котором прошла почти вся ее долгая жизнь.
Задумано – сделано. Позвонили автору, он назвал сумму, что хотел бы получить за картину, и мы тут же рассчитались.
Всю неделю, что мы провели в этом городе, меня не покидали горечь и негодование:
«Зачем вы, соседи-провокаторы, развязали войну, разрушили и разделили этот мир? Хожу по здешним улицам, общаюсь с людьми и еще никого не встретил, кто не хотел бы жить мирно и в своей стране...»
И это при том, что события четырнадцатого года городок затронули совсем в малой степени. Более того, сюда из захваченного Луганска переместилось немало учебных заведений, вместе с которыми приехали и тамошние преподаватели с семьями. Студентов здесь также добавилось: они перетекли вместе со своими «бурсами». И сейчас город жил мирной и насыщенной жизнью, не ожидая больше никаких передряг.
Наше пребывание в этом городке заканчивалось на позитивной ноте: всё запланированное мы выполнили. Довольны остались все: и продавцы, и покупатели, да и в нотариальной конторе тоже, поскольку возникшие неожиданные закавыки мы преодолели, а юристы также получили свой бонус.
С городом я прощался с теплым чувством, но одновременно понимал, что вряд ли когда-нибудь сюда приеду. Разве что проведать могилу тестя? Ну да, а вдруг...
И не знали мы, что через четыре года тут разразится настоящая, как во время второй мировой, война, а город будет наполовину уничтожен. Мои давешние посылы в небеса – зачем вы развязали эту войну – не будут услышаны.
Что там сейчас происходит? Да ничего хорошего. Чего можно ожидать от оккупантов? Зачем им этот полуразрушенный городок? Только для статистики: мол, приросли новыми территориями. А как же люди? Кто-то, как бывало не раз, выехал дальше, в Украину, кто-то притерпелся и живет, как получается. Просто-напросто смирился...
Люди для новых властей никогда не были важны и не были останавливающим фактором, если нужно было захватить и присвоить чужую землю. Им бы только кричать с трибун – мы за русских людей! При этом убивая и калеча их нещадно в числе первых...
Были и такие, кто, получив российские паспорта, выехал куда-то на восток. Но им не позавидуешь, как бы они не радовались и не храбрились: по моему убеждению, люди из Донбасса и других «новых территорий» для россиян навсегда останутся «хохлами». Их так будут называть за глаза, а зачастую и прямо в лицо. Для многих беженцев еще наступит отрезвление.
Понимаю, что переосмысление произойдет не у всех, люди по большей части привыкают и везде приспосабливаются. Но кто признается в том, что лучше всего жить в своей родной сторонке, как было раньше?
Я вспоминаю прошлое без сожаления, но и без малейшего осуждения: это было всего лишь время моей молодости. А молодость, к счастью, всегда проживается с оптимизмом и радостью. Тогда случалось всякое, но трудности преодолевались по молодости легко и с юмором, а главное присутствовала вера, что дальше будет не хуже. Но я не мог себе представить, что нас всех ждут вот такие другие времена...