ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
ШАЛОСТИ АМСТЕРДАМСКОГО КУПИДОНА
Поздно вечером зазвонил телефон. Звонки в такое время
всегда настораживают:
— Дима, выручай! — кричал в трубку мой продюсер.— Завтра ты отправляешься в недельный круиз по Рейну. Один концерт на теплоходе. Гонорар минимальный, зато кормят четыре раза в день!
Отказать своему давнему приятелю я не мог. Тем более, что
в перспективе открывалось посещение европейских музеев и
«блошек».
И вот я схожу по трапу на берег. Мрачный промозглый день— не лучшее время для прогулок по Амстердаму. Моросило с утра. В лужах отражались … Нет, не буду врать, я не помню, что отражалось в лужах. Может, в них отражались тяжелые серые тучи или до сих пор не потухшие фонари. Я стоял перед дилеммой: выпить в кафе чашку горячего шоколада или выпить в кафе чашку горячего шоколада с пирожным. «Любовь к сладкому меня погубит», — подумал я и решил в столице Нидерландов поискать чебуречную или, как она называется на языке Эразма Роттердамского? Вдруг, передо мной появилось «Солнышко». «Солнышку» было лет двадцать пять. Веснушки на носу и две огненно-рыжие косички делали ее похожей на Пеппи.
— Простите, сэр, — обратилась ко мне «Солнышко»-Пеппи.
— Вы бы не могли подарить мне евро?
На бродяжку или попрошайку девушка была непохожа совершенно.
— Понимаете, сэр, — затараторила она на плохом английском, — я хочу пойти в музей и мне не хватает как раз одного евро. А кошелек я забыла в гостинице...
— Откуда Вы?
— Из Риги. Меня зовут Эля.
— Очень приятно, я — Дмитрий. Вы говорите по-русски?
— Конечно! У меня мама русская.
— Тогда не будем мучить друг друга?
— Конечно не будем! Ой, значит, Вы тоже говорите по-русски? — наконец-то заметила Эля. — Вы знаете, я уже два дня в Амстердаме и сегодня хотела погулять вдоль каналов, но в такую погоду придется идти в музей. Музей — это лучшее место, чтобы переждать дождь: сухо и недорого. Правда?
— Разумеется, — согласился я. — А давайте, Эля, пойдем в
музей вместе. Я Вас приглашаю.
— А зачем идти? Мы же стоим у музея! — хихикнула девушка.
Я повернул голову. В глаза бросилась табличка: «Амстердамский музей эротики».
«Влип!» — пронеслось в голове. Но отступать было поздно!
Я далеко не ханжа, но не стал бы вспоминать эту историю,
если бы экспозиция музея не включала экспонаты, перекочевавшие из глубин веков. Изначально, хранилище сокровищ Венеры состояло только из эротических гравюр XIX века. Но через пару лет экспозиция стала разрастаться. В ней появились фигурки, вазы, лампы соответствующие тематике.
— А это что за ерунда? — удивилась Эля, указав на необычный предмет, выставленный в музейной витрине. Она была уверена, что убеленный сединами мужчина должен разбираться в таких девайсах.
— Это, так называемый, «пояс верности» — необычное
устройство, запирающие женщину от известных мужских посягательст, — ответил я. — Эти пояса появились в Древней Греции. А позже пришлись кстати в эпоху Средневековья. Традиция запирать жену «на замок» ввел один немецкий император. Всякий раз, отправляясь за границы своих земель, ревнивец заставлял кузнеца надевать на супругу железный пояс, который по возвращении собственноручно снимал. Изобретение немецкого монарха пришлось мужчинам по вкусу. И скоро
по всей Европе, а особенно в Италии, пояса верности вошли в
моду. Некоторые «пояса целомудрия» были настоящими произведениями искусства. Они украшались красивой чеканкой и гравировкой. Лучшие экземпляры делали в Бергамо и Венеции, из-за чего они и получили названия «бергамского замка»
и «венецианской решетки».
— Ну и ну! Неужели в то время не нашлось ни одной феминистки? — искренне удивилась Эля
— В каком смысле?
— Почему все эти сеньоры, фрау и дамы не вышли на демонстрацию? Или на крайний случай, почему не расковыряли
замок пилочкой для ногтей?
— Эля, они нашли другой способ освободить себя от оков! Ушлые изготовители поясов извлекали двойную выгоду от продажи своих изделий: за огромные деньги они вручали «агрегат» и ключ ревнивому супругу, а за отдельную плату
предоставляли копию ключа жене. Вот смотри на гобелене изображен рыцарь в доспехах, выезжающий из ворот замка.
Из окна ему машет платком девушка. На шее рыцаря висит на цепочке ключик. А из-за кустов выглядывает другой рыцарь, который точно такой же ключ держит в руке!
— Дмитрий, — не унималась Эля. — А если жена была страшной, на нее муж тоже надевал этот пояс?
— Ну… наверное, надевал, — растерялся я.
— А зачем? Чтоб по возвращении сказать супруге, что ключ потерял? — Эля расхохоталась. Ей явно понравился этот экспонат.
Наверное, это заметил не только я. К нам подошла смотрительница,высокая худая дама в круглых очках, одетая в белую блузку и длинную черную юбку, настоящая чеховская Шарлотта Ивановна.
— Господа, — сказала «Шарлотта», — я вам открою тайну!
Все эти пояса — «big deception». Скорее всего, никто в этих
поясах не ходил, а многие исследователи вообще считают, что ношение поясов верности — не более, чем выдумка. Во-первых, в Средние века женщина даже не могла помыслить об измене.Прелюбодеяние каралось плетьми и даже смертной казнью.
Во-вторых, стоит принять во внимание гигиенические нормы в те времена. А точнее, отсутствие этих норм. Что короли, что рыцари, что их жёны могли неделями не мыться.Так что страшные болезни были бы обеспечены обоим. Стоило оно
того? Разумеется, нет. К тому же, недавно выяснилось, что пояса верности, выставленные в музеях, на самом деле являются искусными подделками начала XIX века.
— А зачем же понадобились эти подделки? — спросила Эля
— Всё довольно просто, — ответила «синий чулок», — в XIX веке вопрос о сохранении женской чести встал особенно остро. И дабы показать, что в Средние века все было намного хуже, начали демонстрировать фальшивки. Мол, смотрите, что приходилось носить вашим прабабушкам, чтобы не поддаваться искушению.
— Верность, которую удается сохранить силой, ничуть не
лучше измены! — философски произнесла произнесла моя
спутница.
Я попытался перевести слова Эли на английский, но, видимо,
не очень удачно. Наша новая знакомая вежливо улыбнулась:
— Юная леди любит фольклор? Тогда, я расскажу Вам очаровательную сказку о любви принцессы и пажа: «В прекрасную принцессу влюбился бедный паж. Принцесса отвечала ему взаимностью. Разгневанный король заточил дочь в высокую-превысокую башню, надев на нее пояс невинности. Каждый день влюбленный паж, рискуя жизнью, под покровом ночи взбирался на башню и проводил несколько часов в нежных беседах с любимой. Паж сумел умолить королевского механика, сделавшего пояс, открыть его секрет… Через пять лет, почувствовав приближение смерти, король приказал привести к нему дочь. Она явилась, полная раскаяния, не надеясь на прощение, с младенцем на руках, в сопровождении сына и дочки. Король был поражен,
как громом, но потом сменил гнев на милость. Узнав о ночных подвигах пажа, восхищенный его храбростью и любовью к дочери, посвятил пажа в рыцари, а затем благословил их брак».
Смотрительница вытирала кружевным платочком навернувшиеся слезы…
Мы вышли из музея. Дождь прошел, оставив в воздухе запах ранней осени.
— Мерси за экскурсию. Было приятно познакомиться, — ее рыжие косички растворились, как два солнечных лучика в тумане.
Я возвращался на теплоход, хлюпая по еще не высохшим
лужам. Но я их не замечал. В этот момент мне хотелось сочинять стихи:
— Хорошо быть молодым!
Просто лучше не бывает!
Спирт, бессонница и дым -
Все идеи навевает!
Наши юные тела
Закаляет исступленье!
Вот и кончилось, ля-ля,
Музыкальное вступленье…
Но эти строки уже сочинила Юнна Мориц…