Господин Керосин

Владислав Крылышкин
Господин Керосин

1.  У хозяина подземелья много имён. Христиане были щедры на них, из которых ему нравилось Асмодей, оно напоминало любимое греческое - Аид. Сейчас его зовут господин Керосин. По мановению его пламенных крыльев летают самолёты, горят лампочки и светятся экраны. Он возвысил человека дарами огня и сделал властителем не только зверей, но и людей. У кого больше огня, сжатого в пули, снаряды, ракеты, тот и диктует своё остальным. И не важно, кто какой веры, правота доказывается другим силой. А господин Керосин ухмыляется: "Меч вашей правды выкован в моей кузне".

2.  Цивилизация стала заложницей огня. Электричество течёт в её венах. Жизнь запуталась в проводах и соцсетях. Господин Керосин любит прогресс, он в восторге от одержимости человеческого ума. Тысячи городов светятся миллионами огней. Миллиарды голов горят мириадами желаний. Они жаждут нового, хотят ещё и ещё, но быстрое обновление ведёт к резкому обнулению. Спещащему прогрессу необходимы войны - быстрые очистки огнём. Достаточно воспламенить ненависть, и тысячи, да что там, миллионы безумцев освободят жизненное пространство от устаревших зданий и самих себя. А господин Керосин ухмыляется: "Ну, что поделаешь, цивилизация, чтобы согреть одних, сжигает других".

3.   Разумность ведёт к самостоятельности, к свободе творить. Глупость ведёт в стадо, в безопасное рабство. Господин Керосин любит людей, он умиляется их наивностью и подобострастием. Они, как дети, за хлеб и зрелища вверяют себя хитрецам и лгунам, доверчиво заселяют города и надеются в железобетонных душегубках найти своё счастье. Их не учили думать, им по душе верить и мечтать, и потому они не задаются вопросом: куда и для кого, на самом деле, идут по тореному пути? Люди, как овцы, забыли горнюю жизнь, полную  опасности и свободы, делающую их сильными. Теперь они пасутся на тучных полях и, в страхе перед волками, полагаются на пастухов и собак. А господин Керосин ухмыляется: "Добрый пастырь, как и сострадающий палач - оксюморон".

4.  Некоторые называют государство мечтой жить дружно, сыто и мирно, но она, так или иначе, превращается в дракона. Тогда находятся те, кто пытается оседлать дракона и посадить на него весь народ, чтобы улететь в царство добра, во всеобщий рай, но как ни приручай дракона, где бы он ни был, его хищная природа сохраняется и, по-малу, наводит свои порядки. Господин Керосин ценит попытки человека стать лучше, найти силы преобразиться, убить в себе дракона, но он почему-то, наоборот, становится изощрённее, коварнее и, как хамелеон, способным обретать цвета добра и согласия. Зло - неизбежная часть жизни, созидая одно, ломаем другое, играя божественную музыку, нарушаем божественную тишину. Смерть - часть жизни, её обновление. Жизнь всегда возвращается : назад, по кругу, или вперёд, на новый виток, а может, на другую ветвь, мы не знаем. И надо ли знать? Надо ли всё для себя объяснить, и получится ли? Возможно, вместе с нами не знает многого и сама жизнь, и её разум, называемый божественным, может догадываться, как и наш, лишь о ближайших событиях. Может мы и есть нарастающая разумность жизни, и наша вера - ещё не засвидетельствованные ею предчувствия. А, может быть, мы -  просто чьи-то куры, и нам не дано знать больше курятника, но и те, кто держат курей, не более чем, чьи-то бараны. Тогда на ком заканчивается эта поглощающая себя иерархия, или верховный Жнец ею и является, неужели ум каждого существа, следующий скрытой от него цели, заставляющий делать в бездну ещё один шаг, и есть дракон? А Господин Керосин ухмыляется: "Любой замысел, это пробуждение дракона, рождение света из его огнедышащей пасти".
 
5.   Государство было и остаётся инструментом насилия в твёрдых руках творцов. Кажущаяся несправедливость в нём это резец скульптора, отсекающий лишнее от массивной глыбы. Красота требует жертв. В скульптуре ценен лишь верхний, обработанный слой, тонкая линия изящной формы, остальное, чем грубее и плотнее, тем основательнее. Господин Керосин уважает мудрых гроссмейстеров - архитекторов будущего, сидящих за одной доской с капризной, изворотливой жизнью. Похоже, это сама жизнь играет с собой, её рациональное с бессознательным. Она нуждается в свободе, в пространстве для творчества, и в то же время ограничивает себя мало смыслящими существами. При всём своём изобилии и буйности, жизнь движится медленно и вдумчиво, чтобы не вышло катастрофы. Потому она, в страхе перед неизвестностью, часто перечит себе, загоняет сознание в тупик бесконечности, в день сурка, ищет многого в малом, хочет остановиться, прилечь и надолго провалиться в виртуальный мир, сдержать великую тоску иллюзиями. А господин Керосин ухмыляется: "Сколько чаш на пиру жизни ни опустошай, но отрезветь всё-таки доведётся".

6.  Сознание, как древо, корнями ищет смысл, а ветвями стремится к свету познания. И как только корни упираются в нежелание искать глубже, а ветви оказываются в тени убеждений, сознание покидает человеческий разум, как белка колесо, которое продолжает крутиться, но постепенно  замедляет ход. Господин Керосин любит причудливые механизмы, позабавиться биороботами, окружить сознающего толпой зомби, чтобы тот, словно в психушке, бился о мягкие стены слепых и глухих болтунов. О, если бы жизнь была только сном, а так она - сны во сне. Но сколько ни спи, сознанию придётся проснуться и, обернувшись на себя, что или кого увидит оно, в какое или пустое состояние впадёт? Узнает ли, что в себе оно - огонь, океан одного лишь света, или ветер в пустыне, знающий, что если дую, значит существую? Неужели зеркало, помимо окружения, способно отражать себя себе, видеть себя процессом отражения, без того, чтобы нечто отражать? Ах, если бы сознание могло сознавать себя без снов! Будучи неуверенным в самом себе, оно бесконечно мучает себя вопросом: "Зачем я впало в царство снов, если в небытии или сверхбытии лучше?" А Господин Керосин ухмыляется: "Ну да, ну да, и зачем это вечности понадобилось время, совершенству - эволюция, а полной свободе - выбор?"

7.  Жизнь - затянувшиеся роды души. По всем признакам, сознание обретает себя в двух телах, земном и небесном, грубом и тонком. Первое сменяет часто, а второе у него почти навсегда, но только растёт и преображается оно через переселения в первое. Господин Керосин любит человеческие души, они ещё по-детски капризны и дерзки, он рад принимать роды, а не делать оборты. Неизвестно, что точно набирает душа в других земных существах, в человеке это эмоции и мысли, а также, если повезёт, глубокое осознание. И тогда мир души становится не только шире, но и глубже. Возможно, души кружат над землёй и, словно осы-наездницы, высматривают будущих носителей. Одни вселяются в них, дабы умножить свой мир, а другие, до поры, питаются муками и радостями преображения первых, которые в горниле грубых тел становятся, подобно дамасской стали, крепче и гибче. Жалость - плохое чувство. Кто не жалеет себя рождает сильную и самодостаточную душу. Слюнявые же пессимисты, мечтающие о благе абсолютного покоя, так и не разрождаются обновлённой душой, оставаясь, как и многие быстро определившие для себя смысл жизни, с тупой болью непонятой тоски. А господин Керосин ухмыляется: "Оптимизм тоже враньё самому себе".

8.  О чём чаще всего думают курица, баран, пастух, жрец и Бог? Ни о том ли, что пора бы подкрепиться? Кем или чем, это выбор их возможностей и нравственных позиций. Господин Керосин питается страстями, ему нравится, что они так же испепеляющи, как огонь. Какова же мораль басни Бога о мире? Кому Он её повествует? Если человеку, то зачем, когда тому всё равно умирать, а душе его быть вечно убогой в раю или мучимой в аду? Неужели Себе единому одинёшенькому? Неужто Он любит играть в солдатики, любит их исполнительность или угадывание, чего хочет от них Генерал? Но зачем Ему чего-то от кого-то хотеть, когда Он и так Самодостаточен, зачем Ему игра, когда Он и так блаженствует, зачем басня о мире, когда и так забавно в Самом Себе? К чему размышлять, когда Ты всезнающ, даже зачем блаженствовать, когда Ты - само Благо? И вообще, зачем быть Богом или кем-то ещё, когда Ты - простое вечное Есть? А господин Керосин ухмыляется: "Даже пепел имеет запах".