Хроника трёх дней или честно об Аргентине

Сергей Горбатых
                СУББОТА 
                Часть третья

«Невероятное  наслаждение!» - я вхожу в офис и, закрыв глаза от блаженства, дышу полной грудью свежим воздухом, который вырабатывает мощный кондиционер.
- Серхио, присоединяйся к нам! - высокий Рубен Домингес протягивает мне мате. - Бери печенье.
- За мате спасибо! Не пью. Печенье возьму.
 На столе лежат три открытых  пачки  печенья.
- А мате, Серхио? Мате? - продолжает настаивать высокий сухощавый Домингес, которого называют Индейцем.
- Нет, Рубен, спасибо! Я уже позавтракал.
-  А во сколько ты встал, что успел позавтракать? - удивляется Рубен.
- В два часа, - отвечаю я.
- Индеец, а ты спроси у Серхио, что он ел на завтрак? - хитро улыбается Хорхе Амарижо, который меня знает уже двадцать три года. - Спроси!
- Серхио, - а и правда, что ты ел? - интересуется Рубен, передавая мате Клавдию Маккей.
- Яичницу из трёх яиц, кусочков пять окорока. Потом  бутерброд с сыром и колбасой, который запил большой чашкой кофе с молоком, а…
- В два часа утра? - в ужасе вопит Домингес и хватается двумя руками за голову.
- Яичницу? - громко кричит Клавдио, почти роняя от испуга мате.
- А-а-а-а! О-о-о! - орут они в два голоса,  да так громко, что из диспетчерской выскакивает Рамон Гонсалес.
- Мужики, чё случилось? Чё случилось? - испуганно  спрашивает он.
- Рамон! Рамон! Ты знаешь, что Серхио ел сегодня на завтрак? В два часа утра? - у Маккея от удивления веснушки на щеках становятся красными, а светлые брови   ползут на лоб.
- Яичницу, наверное. Колбасу, а может быть даже рыбу… - спокойно говорит Гонсалес, с которым я работаю без малого двадцать два года.
 Потом машет рукой и уходит к себе в диспетчерскую.
- Серхио, а тебе не будет плохо из-за того, что ты  съел так много еды в такое раннее время? - сочувственно интересуется Рубен.
- А почему мне должно быть плохо? Обычное  утро, обычный завтрак, - пожимаю я плечами.
- Если бы я столько съел, то не знаю даже… Мне бы пришлось вызывать неотложку, - Рубен качает головой, его лицо, с типичными чертами уроженца Севера Аргентины, становится задумчивым.
- Серхио и  не такое ест на завтрак! - с провокационным утверждением встревает в разговор Хорхе Амарижо. - Может съесть даже миланесу (телячью отбивную) с пюре. Да, Серхио?
- Конечно, -  с серьёзным видом подтверждаю я.
 Это единственное слово вызывает у Клавдио и Рубена озноб. Они уже не пьют мате, а только обмениваются между собой взглядами.


 Дело в том, что все люди, с которыми я работал и работаю: охранники, водители грузовиков, экспедиторы имеют совершенно другое представление о культуре питания, чем я. Правильнее сказать, чем жители России  старшего поколения.
 Я, например, всю мою жизнь обильно завтракал,  невзирая ни на день недели, ни на время. Завтрак должен быть завтраком!
 В Аргентине к завтраку относятся очень легкомысленно. Некоторые съедают одну или  две медиалуны  (круасана), выпивая при этом чашку кофе. Другие же считают, что завтрак — это вообще напрасная потеря времени. К таким относятся все мои знакомые и коллеги по работе.
 Утром они встают, чистят зубы, ополаскивают лицо или принимают душ. Как правило, бреются редко. Это ведь тоже потеря драгоценного времени! Лучше поспать лишних минут  десять-двенадцать. Потом бегут на работу. Здесь кто-то обязательно предложит сделать им несколько глотков уже приготовленного мате , или они смогут выпить жуткого пойла из машины, которое издевательски именуется кофе.
 Затем в течение всего рабочего дня они, также  урывками, пьют мате. Вернувшись домой часов в пять, шесть, а может быть в семь вечера, опять пьют мате с кем-то из членов семьи, но уже с печеньем или хлебом.
 В девять или десять часов вечера, садятся за стол то ли обедать, то ли ужинать. Я не знаю, как это назвать. Знаю, что они едят очень много. Это, как правило, жареное мясо с картофелем или котлеты с макаронами, салат, хлеб и что-нибудь на десерт.
 В одиннадцать часов  ночи или немного позже они укладываются в постель.
- Как можно  спать с набитым желудком? - спрашивал я у моих коллег  в первые мои годы жизни в Аргентине. - Это же очень вредно для здоровья!
- Это у вас там, в России и Европе, вредно, а нам хорошо! - отмахивались они.
 Аргентинская кухня не предусматривает первых жидких блюд. Меня сначала удивляла реакция моих знакомых, когда я им рассказывал, что жена мне приготовила на обед суп.
- Сергей, ты заболел? - уточняли они с искренним состраданием.
- Почему заболел? - удивлялся я в первые месяцы жизни в этой стране.
- Так суп готовят только для тех, у кого ослаблено здоровье и кому необходимо быстрое восстановление организма, - объясняли мне.
 Из всех жидких блюд аргентинцы едят только пучеро и всегда в холодное время года.
- Это такое высококалорийное блюдо, что летом его есть нельзя. Плохо усваивается, - самое расхожее объяснение.
 Так что же  это такое:  таинственный пучеро?
  Предлагаю вашему вниманию самый простой рецепт.
 В кастрюлю объёмом три литра наливается вода, которая доводится до кипения. После чего в неё кладётся килограмм ростбифа, порезанного большими кусками.  Через десять минут  кидаются пучки зелёного лука и петрушки. Потом следует очередь одной очищенной моркови, порезанной на большие куски, двух початков кукурузы, разломанных на три части и  крупной луковицы разрезанной  на две части.
 Варится на медленном огне 30 минут, после чего добавляется: 400 граммов  порезанных  большими кусками тыквы, два кабачка, две крупных картофелин и две бататы.
 Соль, перец и оливковое масло  добавляются по  вкусу в самом конце приготовления.
 По выходным у многих аргентинцев на столе обязательно присутствует вино. В бутылках объёмом 750 миллилитров или в пятилитровых бутылях,  именуемых  дамахуана. Многие пьют вино (в Аргентине невероятный выбор вин, и все они имеют высокое качество) разбавленным. Половина бокала вина и половина содовой. Получается напиток со странными  вкусовыми качествами: по существу газированное вино. Но ещё хуже, когда дорогое прекрасное вино разбавляют кока-колой или пепси-колой. Это уже даже не напиток, а жуткое пойло.
 Зачем они так делают?
- Для того, чтобы не опьянеть! - таков их стандартный ответ.


 Широко распахивается дверь, и  сначала в офис всовываются две огромные дорожные сумки, а затем на пороге появляется мужчина лет сорока с бритой головой.
 Впалые щёки, крючковатый нос, глубоко посаженные глаза, узкие губы. Невзирая на разгар лета кожа его рук, лица, шеи остаются цвета молока.
 Вошедший бросает сумки и, не здороваясь, почему-то бросается прямо ко мне.
- Сеньор, какая радость вас видеть! Неужели вы решили поработать? - он протягивает мне свою узкую ладонь.
 
 Это Густаво Диас по прозвищу Лысый. Работает он в агентстве  частной безопасности чуть больше трёх лет. За это время мы виделись с ним раз семь. Ведь я появляюсь раз в неделю, а Густаво вынужден работать каждый день и практически без выходных. Это обстоятельство, очевидно, Диаса, почему-то, очень удивляет. Его мучает вопрос как это я живу, почти не работая?  Поэтому Лысый сейчас «юродствует».

- Да, позвонили мне… Попросили прийти… Я долго думал, а потом решил, что надо бы появиться, чтобы товарищей увидеть. Да и тебя тоже, - издевательским тоном отвечаю я.
- Ясно! Ясно! Ну тогда вам удачной поездки! - Диас, не отпуская, трясёт мою руку, сверля глазами, превратившимися в щелки.
- Спасибо! Тебе также! - я освобождаю мою руку.
 Диас обходит всех, находящихся в офисе. Обнимает и целует в щёки.
- Лысый, ты будешь пить? - Рубен протягивает ему мате.
- Да! Да! Конечно! У вас я вижу и печенья много. Хорошо тут вы живёте! - криво улыбается своими тонким губами Диас. - Сейчас только зайду к Рамону и своё «железо» возьму.


- Хорошо Лысый выглядит! Месяца два назад не улыбался, ходил смурной, - ухмыляется Хорхе Амарижо.
- Это когда у него жена сбежала! - громко смеётся Рубен.
- Ага! Тогда! Ха-ха, - вырывается у Клавдио.


   Лет шесть назад Диас женился на женщине, у который было восемь детей и ни одного официального мужа. После года совместной жизни она родила от него сына, а потом ещё одного.
- Лысый, ты или дурак, или извращенец! - в открытую  издевались над ним многие  его коллеги. - Столько  вокруг молодых незамужних женщин, без детей, а ты сделал очень странный выбор.
- Это вы все дураки! Ничего не понимаете! - мгновенно «взрывался» Диас. - Вы же просто мне завидуете! Нет на свете женщин, которые бы ухаживали за своими мужьями так, как моя. Приезжаю я из рейса, а у меня рубашки, джинсы уже постираны, наглажены. На столе еда только что приготовленная стоит. Я ем, а супруга с меня пылинки сдувает. А вам жёны не готовят! Сами   что-то себе после работы стряпаете. Я это знаю!
 Для того, чтобы содержать такое многочисленное семейство Диас вынужден был работать очень много. Он возвращался из одного рейса и через несколько часов уезжал уже в другой. Не отказывался работать в праздничные дни. Выходных у него просто никогда не было.
 Месяца два назад он вернулся  из поездки, и дом его встретил гулкой пустотой. Оказалось, что жена ушла со всеми  детьми к другому мужчине. « Мы до сих пор любим друг друга, несмотря на то, что прошло много лет,» -  большими буквами было написано толстым фломастером  на стене в спальне.
 Диас пошёл уговаривать супругу вернуться. Увы,  она отказалась! Тогда-то стал он мрачным и молчаливым.
 Прошло недели три. Однажды Густаво вернулся из рейса и застал дома любимую супругу вместе со всеми детьми.
 Его жизнь вернулась в нормальное русло: глаженные рубашки и джинсы, свежая еда на столе.
  Все товарищи по работе потешаются над Лысым до сих пор.

  Приходят ещё двое моих коллег. Получают оружие, тут же садятся в грузовики и уезжают.
 Я же продолжаю ждать. В семь часов уезжает Диас.  Моя фура продолжает стоять под погрузкой.
 В Потихьян приходят водители грузовиков, с которыми я знаком уже два десятка лет. Увидев кого-то из них из окна, я выхожу из офиса, и мы обнимаемся, а затем обмениваемся последними новостями.
 В семь часов двенадцать минут, СКАНИЯ с фурой , наконец-то «отрывается» от рампы и начинает двигаться к  выездным воротам.
 Я хватаю мои рюкзак и сумку и выхожу из офиса. Поднимаюсь в кабину и кладу их на водительскую кровать.
- Карлитос,  ты папку и накладные взял? - первым делом спрашиваю я у шофёра.
-Конечно! Конечно! - отвечает Карлос и утвердительно кивает головой.
- Отлично! - произношу я и вдруг слышу крик:
- Сергей! Сергей!
   Он раздаётся из автомобиля ФИАТ красного цвета, который въезжает на территорию предприятия. Это мой начальник, которого я вижу крайне редко.
- Хулио! Хулио! - в ответ ору я,  машу ему рукой, изображая при этом подобие улыбки.
- Вовремя сваливаем! - ухмыляется Басан.
- Ага! - соглашаюсь с ним я.
 

По улице Савалета грузовик медленно спускается до проспекта Амансио Алькорта , поворачивает налево и тут же останавливается напротив парижи, сделанной из двух половинок металлической бочки, разрезанной вдоль. Здесь высокая седая бабка с  юной девушкой лет восемнадцати жарят тортижи.
- Серхио, тортижу будешь? - интересуется Карлос.
- Нет! Нет! - отмахиваюсь я двумя руками от такого предложения.
- Зря! Очень зря! Здесь пекут самые вкусные тортижи  в районе Барракас Я у них всегда покупаю, - сокрушается шофёр и спускается вниз.
 Седая бабка вытаскивает сигарету изо рта и кладёт её на грязный колченогий столик, на котором раскатывается тесто. Басан что-то ей говорит, а сам «гипнотизирует» девушку. Она жгучая брюнетка с коротко подстриженными волосами. Милое личико с правильными чертами. Длинная шея.Тонкая талия. Невероятно высокая грудь, вываливается из явно маленького для неё бюстгальтера. Красивая попа туго обтянута чем-то похожим шорты.
 Девушка перестаёт гладить худого облезлого пса и улыбается шофёру. Потом достаёт из-под стола лист коричневой плотной бумаги и заворачивает в неё тортижу, на которую ткнул своим указательным пальцем Басан.
 Между красоткой и шофёром происходит очень краткий диалог. О чём говорят мне не слышно. Видно мне только, что её свежие щёки краснеют, а седая бабка, широко открыв свой беззубый рот, смеётся.
- Карлитос, ты чего это  девушке сказал, что у неё лицо пунцовым стало? - меня раздирает любопытство.
- Красивая девчонка! Ох и красивая! Комплимент я ей сказал. Ей он понравился! -  на лице шофёра появляется довольная улыбка.
- И какой же? - интересуюсь я.
- У меня сегодня высокая температура, и ты сможешь стать спасительным антибиотиком, говорю я ей. Она покраснела, а старуха стала ржать, как молодая кобыла. - Басан ухмыляется.
- Карлитос, а если девчонка сейчас же позвонит в полицию и заявит на тебя? Ты  об этом думал? - я специально осаживаю  его игривое настроение. - Ведь наша фура разукрашена метровыми буквами «ПОТИХЬЯН» «СИГАРЕТЫ». «НАПИТКИ» и прочее… Найти тебя будет не сложно.
- Нет! Никуда она не позвонит, - уже неуверенным тоном произносит Карлос и достаёт из пачки сигарету.
- Дело твоё, Карлитос, - подливаю я масла в огонь, - по её заяве, в полиции тебя моментально обвинят в уличном сексуальном домогательстве. Ты знаешь, что предусматривает закон на сей счёт?
- Нет! - испуганно вздрагивает Басан, и его серое лицо делается бледным.
- Обвинённым в уличном  сексуальном домогательстве «светит» арест, общественные работы или штраф. Штраф, кстати, совсем немаленький. Когда же об этом узнает твоя жена, то…
- Серхио, всё будет нормально! Не порти мне настроение. Я ещё не пришёл в себя после рейса в Байя Бланку, а тут ты со своими наставлениями, - обрывает меня шофёр.
- Это я шучу, Карлитос! Разумеется, что девчонка не будет звонить в полицию! Ведь ты у неё тортижи постоянно покупаешь, - успокаиваю я его и беру с кровати толстую пачку накладных. - Займусь ка лучше я полезным делом: разложу их, как положено.
- Да, пожалуйста! - шофёр выпускает в открытое окно облако вонючего сигаретного дыма.


 В первые года жизни в Аргентине меня поражали мужики, которые высовывались из окон автомобилей  и кричали вслед женщинам комплименты. Кричали громко, не стесняясь окружающих, и громко при этом смеясь. Удивляли также мужчины, стоявшие на тротуаре и отпускавшие комплименты женщинам или юным девушкам, проходившим мимо них. Это было  так неприятно, что меня  всегда мучило   очень сильное чувство стыда за этих «мачос».
  Я видел, как смущаются женщины. Краснеют или бледнеют…Становятся растерянными и раздражёнными.
 Моя память удерживает  некоторые приличные комплименты.
- Если бы я был Колумбом, то плыл бы к твоему сердцу днём и ночью.
- Если бы красота считалась преступлением, то тебя бы приговорили к пожизненному заключению.
- Привет! Я — вор и признаюсь, что моим очередным преступлением была бы кража твоего сердца.
- Уже наступила весна? Ведь ты первый цветок, который я вижу!
- Я хотел бы стать твоею слезинкой для того, чтобы родиться в твоих глазах, жить на твоих щеках и умереть в твоих губах.
- Сеньора, идите с Богом, а я пойду с вашей дочерью!
 Комплимент, который только что услышала юная продавщица тортиж  от Карлоса можно отнести уже к «сальным», таким как:
- Какая конфетка! А у меня диабет!
- Если поцеловать тебя являлось бы грехом, то я бы счастливым пошёл в ад!
 О гадких фразах, которые также отпускались в адрес женщин и, почему-то,  считались комплиментами мне вспоминать не хочется.
 Общественность страны, различные социальные организации,  всегда боровшиеся против этого позорного явления, в начале этого века добились, чтобы все комплименты в адрес женщин, невзирая на их содержание, произнесённые в общественных местах, были квалифицированны властями  как  «уличное сексуальное домогательство».
 Были приняты законы, предусматривающие различные наказания за этот вид преступлений: от крупного штрафа до ареста.
 В 2015 году Правительство Автономного города Буэнос-Айрес объявило 2 октября Днём борьбы с уличным сексуальным домогательством.
  Все женщины знают, что в случае уличного сексуального домогательства нужно звонить по телефону 144. Каждый такой звонок регистрируется для принятия оперативных мер по задержанию преступника.
 Любителей орать комплименты из автомобилей или тихо и вкрадчиво произносить их, стоя на тротуаре, проходящим женщинам, резко поубавилось. Это конечно не означает, что они исчезли совсем.  Есть ещё особи мужского пола, которые иногда изрыгают из своих ртов в адрес женщин  фразы различной «сальности».
 Статистика по Автономному городу Буэнос-Айрес утверждает, что около 15 процентов женщин за 2022 год подверглись уличному сексуальному домогательству. Это ещё очень много!

 Карлос  крутит баранку, курит, пьёт мате и ест тортижу. Все эти действия он проделывает одновременно. «Фокусник!» -удивляюсь я про себя, начиная  разбирать накладные.


 Дело в том, что водители, совершающие дальние рейсы, исполняют функции экспедитора. Это не только звучит странно, но очень дико выглядит на практике.
 Шофёр фуры, в которой находится шестнадцать загруженных до предела поддонов, не только должен их сам разгрузить, но и  получить оплату за товар! Как это может сделать один человек? Конечно никак! Но с водителем выезжает вооружённый охранник, обязанностью которого является обеспечение сохранности груза. Вот этот человек, по существу, является добровольным помощником водителя. Охранник  раскладывает накладные, согласно очередности  клиентов. Следит за тем, чтобы водитель не забыл получить оплату и т. д. Также охранник управляет платформой, на которую шофёр вытаскивает с помощью гидравлической тележки ( в России её называют «рохлей», а в Аргентине «лисой») гружённый поддон.
 Агентство частной безопасности «Группо Сан Мигель», где я работаю , КАТЕГОРИЧЕСКИ ЗАПРЕЩАЕТ нам вмешиваться в производственный процесс клиента. Охранник должен охранять! Это абсолютно правильно! Однако руководство фирмы клиента  в целях экономии отправляет в дальние рейсы гружённые фуры с одним шофёром ! Неоспоримый факт дикого капитализма…
 Охранник должен сделать свой моральный и этический выбор: охранять груз, стоя в сторонке и наблюдая, как от непосильной работы «сгорает» шофёр или по мере своих возможностей помогать ему.
 Я, лично, всегда помогаю водителям разобрать накладные, опустить и поднять платформу, подтащить поддон к складу клиента.
 Из многолетнего опыта  работы мне уже давно известно, что во время разгрузки у клиента  ( это, как правило, автомобильные заправочные станции)  никакого бандитского нападения на грузовик не будет. Ведь в этих местах, или рядом с ними, всегда есть полицейские. Опасность нападения существует только на дорогах, где орудуют «пираты асфальта».


  СКАНИЯ «козлом, прыгает на разбитом асфальте проспекта Амансио Алькорта.
 Я разбираю накладные по очередности, а затем принимаюсь формировать каждого клиента. Первые экземпляры, вторые, третьи… Накладных очень много. Готовые пачки, затянутые резинкой, бросаю на кровать. От накладных  у меня начинает рябить в глазах.
 Боковым зрением замечаю, что выезжаем на проспект Колумба (Paseo Colon) и приближаемся к парку Лесама. Вот уже и проспект Бразилия и слева хорошо видны голубые купола православного храма с золотыми звёздами и крестами. Это Собор Святой Троицы. Первый  православный храм в Южной Америке, построенный ещё в 1901 году.
 Затем, справа, начинается знаменитый столичный квартал Ла Бока.
 Мы же продолжаем двигаться вперёд. Вскоре поворачиваем направо и поднимаемся на скоростную дорогу Буэнос-Айрес — Ла Плата.