ГЛАВА ШЕСТАЯ
БАТМАН ЗА МИЛЛИОН
После трагической гибели любимой женщины, которая родилась, выросла и блистала в Париже, я думал, что не смогу вернуться в город на Сене. Но время лечит. И вот, через много лет я брел по Елисейским полям, пересекая припорошенную снегом площадь Согласия. Оттуда рукой подать до сада Тюильри. Годы,казалось, не тронули его. Даже деревянная лавка на аллее Диан, всё так же одиноко стояла под высоким грустным деревом. Много лет назад, мы с Ирмой сидели на ней, взявшись за руки, и я читал её любимого Беранже:
— Неужто звездочки, пастух,
Над нашими судьбами
На небе смотрят? — Да, мой друг!
Невидимая нами
Звезда для каждого горит…
— Ах, дедушка, кто знает,
Чья это звездочка блестит,
Блестит — и исчезает…
По Риволи я вышел на площадь Пале-Рояль и… Вот он, таинственный мир старинных вещей — торговый центр «Le Louver des Antiquaires», который расположился в величественном дворце эпохи Классицизма. 250 магазинов предлагали антикварные предметы с Востока и Запада, от античных времен до начала XX века. Покупателей почти не было, и я гулял по центру, как по музею, останавливаясь у витрин с позолоченными канделябрами, серебряными сервизами, каминными часами и севрским фарфором. Неожиданно из шикарного магазина вышел пожилой элегантный мужчина:
— Месье ищет что-то конкретное? Вы окажете мне честь быть полезным Вам!
— Благодарю, — я старался быть не менее вежливым, — надеюсь, в другой раз я с радостью приму Ваше предложение.
— Вы из России, судя по Вашему акценту? — непринужденно продолжил антиквар.
— Действительно, мой родной язык — русский, — двусмысленно ответил я.
— А я поляк, — пожилой месье лихо взял меня под руку, — хочу верить, что Вы никуда не спешите и дадите старику возможность вспомнить русский, а заодно откупорить бутылочку бургундского.
Я был приятно удивлен неожиданному приглашению, и так как, действительно, никуда не спешил вошел в роскошный магазин. На изящном французском столике мгновенно появились два бокала и бутылка тягучего сухого.
— У меня было немало клиентов из театрального мира, — пафосно произнес собеседник, узнав о моей профессии. — Люди они, должен признать, прескверные!
В этот момент мне показалось, что вино горчит. Я хотел распрощаться с хозяином, но он остановил меня:
— Катрин Денев часто заглядывала сюда. Могла часами рассматривать ассортимент и уйти, ничего не купив. Жан Маре тоже трещал без умолку, рассказывая о своих ролях. Кстати, он прекрасно рисовал, и если бы не занимался такой ерундой, как кино, из него получился бы неплохой художник. Но Вам, вероятно, будет интересно услышать о соотечественнике — Руди. Рудольфе Нуриеве.
Мне, действительно, было интересно услышать неприукрашенный биографами рассказ о великом танцовщике, и я снова уселся в кресло.
— После побега из России, Нуриев в Европе стал настоящей звездой. Деньги и слава пришли к артисту быстро и помогли высвободиться его бешеному темпераменту. Балет и роскошь Руди любил одинаково. Облаченный в шелковый халат, он идеально вписывался в свои роскошные апартаменты. Наверно, Вы слышали, что у него были квартиры в Нью-Йорке и Париже, дом в Лондоне, ранчо в США, и даже два острова
в Средиземном море? Только эти острова обошлись ему в 40
миллионов долларов.
— О да! Я читал, что Нуриев собрал так же отличную коллекцию редких предметов старины.
— Нет, нет, он не был коллекционером, скорее собирателем. Собирателем ковров, картин, скульптур, мебели… Хотя, ходили слухи, что он владел несколькими антикварными магазинами в Европе. Товар ему поставляли со всего мира. Даже из коммунистической России он получал драгоценности от артистки Зои… Не помню ее фамилию…
— Позвольте спросить, как Вы с ним познакомились?
— Нуриев приобрел у меня кровать, принадлежащую самой Полине Боргезе. Потом попрекал меня покупкой, говорил, что эксперты не подтвердили подлинности раритета, но возвращать «дрова», как он выразился, не захотел. Он всегда торговался, как чёрт! Был ужасно скупым! На Западе Руди мог позволить
себе любое поведение, звезде прощали всё! Как человек, родившийся в бедности, Рудольф хотел иметь всё и сразу! Однажды он явился в этот магазин в свой день рождения. На его шее красовалась огромная золотая цепь. «Смотри какой подарок, — ска зал он мне, — знаешь от кого? Это я сам себе подарил!». Маэстро отдавался своему увлечению не замечая никого и ничего вокруг.
На гастролях в Пальме-де-Майорка из-за беготни по антикварным лавкам, он опоздал на аудиенцию к испанскому королю на 15 минут. Его величество прождал его только десять. И все же Руди был большим артистом, поцелованным Богом.
Мы подняли тост за талант. Антиквар вдруг начал то ли
петь, то ли декламировать:
— Хилой и некрасивый
Я в этот мир попал.
Затерт в толпе шумливой,
Затем что ростом мал.
Я полон был тревогой
И плакал над собой.
Вдруг слышу голос бога:
«Пой, бедный, пой!»
Я продолжил:
— Да, петь — теперь я знаю:
Вот доля здесь моя!
Кого я утешаю?
Не все ли мне друзья?
— Вы знакомы с творчеством Беранже? — спросил старик.
— Я знаю наизусть несколько его стихотворений, — гордо ответил я.
Неожиданно в магазин вошли покупатели — статный смуглый мужчина и три дамы, лица которых скрывала паранджа. Мужчина потребовал что-нибудь дорогое, золотое и обязательно европейское, в трех экземплярах. Анджей, так звали антиквара, извинился и подошел к клиентам. Он быстро закончил сделку, продав драгоценности, и вернулся к своему повествованию:
— Парижская квартира Нуриева была забита антикварной
мебелью, гобеленами и французской академической живописью. Это было наглядной иллюстрацией того, сколько себе можно позволить на хорошие гонорары. Его столовая была увешана картинами мужчин в стиле «ню» начала XIX века, в
гостиной забавный коллаж из скульптур, ваз, канделябров создавал атмосферу хаоса. Он сам был дизайнером своей квартиры, как, впрочем, и своей жизни. Правда, американское ранчо ему помогала оформлять Жаклин Кеннеди. Но всему приходит конец, даже если у тебя есть большие деньги. СПИД в начале
90-х не щадил никого. Поскольку прямых наследников у Нуриева не оказалось, большая часть принадлежавших ему вещей, после его смерти была распродана на аукционе.
— А как же его сестры, племянники? И что случилось с его
квартирами, домами, островами?
— Это большая тайна! Руди сам говорил: «После того, как
я умру, пройдет немало времени, прежде чем они разберутся с
моим наследством». Куда делись миллионы великого танцовщика не знает никто. Как грибы после дождя стали возникать многочисленные фонды «памяти Нуриева», главной целью которых было прикарманить часть его состояния. Насколько мне известно, мэрия Петербурга предложила Рудольфу пожертвовать баснословную сумму городу. За это было обещано найти дворец и создать в нем «Музей Нуриева». Соответственно, весь антиквариат, так же предлагалось передать властям.
Артист с подозрением отнесся к этой идее. В итоге его личные вещи после смерти были распроданы с аукциона «Christie’s» в Нью Йорке в 1995 году. «The Times» опубликовал рекламу этого события: «Танцуйте дома с любимой вещью Нуриева!».
После такого заголовка, здание где проходил аукцион штурмовала толпа поклонников умершего танцовщика. Говорят, там было не менее пятидесяти тысяч человек. С молотка пошли не только картины и гобелены, продавалось все, даже его личные вещи: пиджак из змеиной кожи, халаты, сценические костюмы… Особенно много оказалось балетных туфель, подчас,совершенно изношенных и многократно залатанных. Одна из самых старых пар ушла более чем за девять тысяч долларов.
Состояние Нуриева оценивалось в десятки миллионов. При
этом Руди не потрудился нанять хорошего финансового адвоката по финансам, не желая платить ему. Получив право распоряжаться имуществом артиста, фонды первым делом начали его распродавать. Родственников Нуриева они, просто, обманули. Его сестре Розе и племяннице Гюзель удалось отсудить самую малость — около двух миллионов долларов и один из многочисленных домов Рудольфа. Куда подевались основные капиталы не знает никто.
Анджей долго молчал. Потом, залпом осушив бокал, продолжил:
— Всё пропало! Всё! На что Руди положил жизнь, всё растащили по норам. Даже за могилой сегодня никто не ухаживает. Костлявая не делит людей на бедных и богатых. Ангела смерти не интересует, приготовлен ли усопшему саван…
Мне показалось, что старик в этот момент думал не о великом танцовщике, а о себе.
Я вышел из торгового центра и направился в сторону башни Сен-Жак. Мокрый снег налипал на пальто, от чего оно стало вохким и тяжелым. Настроение было скверным. Снег усилился, его мокрые хлопья становились всё противнее. Я решил взбодриться чашкой горячего шоколада. У входа в кафе, сидя на асфальте, себе под нос что-то бормотала нищенка. Я бросил в ее мокрую коробку несколько монет. В этот день Беранже преследовал меня:
Снег валит. Тучами заволокло все небо.
Спешит народ из церкви по домам.
А там, на паперти, в лохмотьях, просит хлеба
Старушка у людей, глухих к ее мольбам.
Уж сколько лет сюда, едва переступая,
Одна, и в летний зной, и в холод зимних дней,
Плетется каждый день несчастная — слепая…
Подайте милостыню ей!