ГЛАВА ТРЕТЬЯ
ШИК И РОСКОШЬ АР-ДЕКО
Вы знали, что Брюссель — это не только город комиксов, саксофона, пива и шоколада, но еще и великолепное направление для всех, кто интересуется антиквариатом.
Я на блошином рынке «Балле»! Ношенные туфли, соседствующие с вазами династии Мин, горы драной одежды вперемешку с бронзовыми подсвечниками ХVIII века, ржавые ведра, в которых можно отыскать серебряный портсигар…
Я, как сорока, бегу в сторону чего-то большого и блестящего:
— Combien?
— Quarante! — ответил продавец.
— Хамса! — предложил я пять евро на его родном языке.
Тут посыпалась длинная тирада из восточного фольклора.
«Хорошо, что я не понимаю арабский», — подумал я.
— Ты, что совсем ошалел, — торговец перешел на французский. — Семь евро и ни цента меньше!
И вот я, счастливый обладатель сверкающей бронзовой пантеры известного бельгийского скульптора начала ХХ века Мишеля Деку, удаляюсь от арабского квартала. Минут десять, и я в «Саблоне», районе, попадая в который, начинаешь понимать, что искусство зарабатывать деньги — ничто по сравнению с искусством их тратить. Прохожу мимо моего любимого крошечного антикварного магазина с огромными ценами. Скульптуры лучших мастеров эпохи Ар-деко. Постояв с открытым ртом у витрины, двигаюсь дальше.
Ах, этот запах бельгийского кофе в 8 утра! Кафе здесь открываются рано, хотя обитатели этого дорогого буржуазного
квартала еще спят. Делаю заказ: черный кофе и малиновая
тарталетка со взбитыми сливками и лесным орехом, политая
горячим шоколадом и ромом. На столике красуется мой Деку!
В кафе заходит первая посетительница, элегантная дама, лет
девяноста пяти:
— Puis-je vous tenir compagnie?
— Je serai content, madame! — соврал я.
— Merci!
— Je suis d;sol;, madame, mais je ne parle pas bien le fran;ais.
— D’o; ;tes-vous?
— Je viens d’Isra;l,madame . Mais n; en Russie.
(-Я могу составить Вам компанию? (фр.)
-Буду рад, мадам! (фр.)
-Простите, мадам, но я плохо говорю по французски. (фр.)
-Откуда Вы? (фр.)
-Я из Израиля, мадам. Но родился в России. (фр.))
— О-ля-ля! — перешла женщина на русский. — Я тоже русская еврейка. Моя фамилия Горобец. Но Вы можете называть меня Люси.
— Дмитрий, — представился я.
— Мои родители родились на Урале, после революции эмигрировали в Аргентину. Я родилась уже в Париже. В начале 50-х переехала в Брюссель к мужу. Никак не могу привыкнуть к этому ужасному бельгийскому акценту! Как можно так коверкать язык Флобера и Гюго?
Сама же она говорила по-русски с сильным французским акцентом. Он был великолепен: чарующая элегантность грас сирующего «р» переплеталась с дамским кокетством протяжного «а». Этот акцент мне напомнил мою первую юношескую
любовь. Об этой истории писали в прессе, рассказывали по ТВ.
Поэтому, позвольте задержать еще пару минут Вашего внимания и процитировать отрывок из очерка в дамском журнале:
«Эта история непременно должна была случиться в Грузии. На этой земле, политой молодым вином и соком томящихся на мангале шашлыков родился Дмитрий Мрикотенко.
Это потом, в Израиле, он возьмет сценический псевдоним «Голд». А пока, тбилисский юноша жил, как певчий дрозд. Все давалось ему легко — учеба в театральном институте, работа в театре, любовь родителей и ощущение молодости, которое в двадцать лет не может омрачить ничто. Однажды
Дмитрий попал на грузино-французский фестиваль. На таких мероприятиях всегда много людей, лица превращаются в карнавал масок, голоса — в гул. И в этой толпе Дима увидел Её,Ирму Канделаки, грузинскую княжну, семья которой когда-то
бежала от большевиков во Францию. Она была старше нового знакомого на 18 лет.
Что могло соединить столь разных людей — высокого мальчишку, словно сошедшего с полотен Эндрю Уайета и парижскую гранд-даму, говорящую по-русски с легким акцентом. Но все уже написано в Книге Судеб.
Через неделю фестиваль закончился. Ирма должна была улетать в Париж. На прощание она подарила Диме портмоне. Просила только не открывать его до тех пор, пока самолет не взлетит. Дима переживал — неужели, она могла так унизить
его, неужели, в портмоне она оставила деньги? Но там лежал билет до Парижа и его паспорт с французской визой.
Она родилась в Париже, была замужем. Как и многие представители высшего общества эти двое существовали автономно — он в Риме, она в Париже. Диму поразила роскошь, в которой жила любимая женщина. Замок, слуги, балы, скачки...
Много лет спустя ему предложат преподавать правила этикета российским дипломатам. А пока, у юноши кружилась голова. Будь он другим человеком, посчитал бы совершенно нормальным жить на средства богатой любовницы. Но Дмитрий
вырос в Тбилиси, где жить за счет женщины было для мужчины позором. Он снял крохотную мансарду. Начал работать в парижском кабаре официантом, а потом и артистом.
Счастье продолжалось несколько месяцев. У Ирмы скончался муж. Она полетела на похороны в Рим. Больше Дима и Ирма не встретились. Она покончила с собой. Злые языки шипели, что это было убийство, связанное с огромным наследством. Но какое это имело значение? Её не стало…»
— ...Вы слышите меня, месье? — Старушка вернула меня в кафе в центре Брюсселя. — Так вот, я хочу пригласить Вас к себе на бокал вина. Вы же позволяете себе красное утром? Конечно, приличной даме не должно приглашать в дом чужого
мужчину. Но во-первых, мы уже не чужие, а во вторых, в моем
возрасте можно наплевать на условности!
Люси уже много лет жила одна. От мужа она унаследовала огромную квартиру в старинном доме и коллекцию произведений искусства эпохи Ар-деко. Нет, не «коллекцию», а «КОЛЛЕКЦИЮ»! Лампы Тиффани, вазы мастеров из Нанси,
стекло Рене Лалика и, в первую очередь, бронзовые с костью
фигуры Фердинанда Прайса, Клер Колине и, конечно, великого Чипаруса.
— Я увидела вашу покупку и поняла, нам будет интересно
поболтать дома. Когда я вышла замуж за Андре, считала его
увлечение пустой тратой денег. Прошли годы, пока я поняла,
что каждая фигура имеет душу. Не только душу художника,
который ее изваял, но и свою душу… Вы знаете, Дима, после
смерти мужа я часто с ними разговариваю. Не думайте, что я
devenu fou, но они мне отвечают!
Я был уверен, что она не лукавит: костяные лица бронзовых
танцовщиц, клоунов, восточных красавиц действительно были
живыми.
— Молодой человек, мне показалось или эта красавица, действительно, вам улыбнулась. Наверное, потому, что ее создателя тоже звали Дмитрий. Дмитрий Чипарус. Кстати, вы заметили, как непохожи работы молодого мастера 1900-х — 1910-х годов и произведения зрелого художника: переход от романтического реализма к Ар-деко в самом рафинированном его виде. Скульптуры Чипаруса 30-х стали визитной карточкой Ар-деко, каноном и наглядным пособием для его последователей.
Люси подошла к фигуре русской танцовщицы, смоделированной с Брониславы Нижинской, балерины труппы Сергея Дягилева.
— Это одно из первых приобретений Андре. Подделка. Но
муж не захотел с ней расставаться. Она постоянно напоминала
ему, что собирательство это не только хобби, но и опыт, знания и иногда, разочарования. Удивительно, но Чипарус, восторженно принятый публикой в 20-х годах, потерял ее благосклонность к концу 30-х. Семья продала свой роскошный дом
в Нейи на Сене и переехала в крошечную квартиру-студию в 14-ом районе Парижа. Но мастер продолжал ваять для собственного удовольствия. Чипарус скончался от удара в январе 47-го. А в марте я встретила Андре. Еще вина?
Время летело быстро.
— Люси, спасибо Вам за Ваше приглашение и за это прекрасное утро!
— Мой мальчик, это Вам спасибо. Ко мне редко заходят гости: подруги давно покинули этот мир, сын далеко,в Антверпене... Была рада. До свидания. Хотя, когда Вы приедете в Брюссель в следующий раз… — Люси запнулась, — так что точнее
сказать: «Прощайте... Прощайте, месье…»
(Использован отрывок из статьи Ольги Рукенглаз)