***
В туманном сумраке осеннего портрета
тепло руки и берега гранит.
В спокойной сдержанности голоса и цвета
былой тоски неяркий колорит.
И всё мне видится неясно, как сквозь слезы,
как отраженье зыбкое в воде,
заря вечерняя и русые берёзы,
и образ чуть размытый в темноте.
Один фрагмент чужой судьбы и боли,
чужого счастья, горестей, обид –
в туманном сумраке, в пушистом ореоле
едва замеченная женщина стоит.
В груди же только трепет и волненье,
и чувство непонятного родства.
Но сдержанны у женщины слова,
и чистой горечью наполнены движенья
…Не разморит меня предутренняя нега,
не вскружит голову любвеобильный хмель.
Не мне в тепле короткого ночлега
губами трогать сладкую свирель.
От наших встреч, быть может, ничего
на горестной земле не сохранится,
но в тусклых сумерках прекраснее всего
на дальнем плане сдержанные лица.
И листья осыпаются легко…
Стансы
Ни живой воды, ни слова
Странник мне не принесёт,
С рыбкой века золотого
Лета медленно течёт.
И не встретив человека,
Не желая людям зла,
Золотая рыбка века
В море молча уплыла.
Глаз влюблённых не встречая,
Чистой горечи полна,
Словно лилия речная,
Спит счастливая она.
Счастлив дом, в котором рыбки
Разноцветные живут,
Где и слабость и ошибки
Не осудят и поймут.
Через горы, через реки
Мне теперь не по пути,
Я задумал в человеке
Все сокровища найти.
Сквозь пространство поколений,
Неизменно, всё вперёд,
Рассекая волны времени,
Лодка лёгкая плывёт.
Я иду через ненастье
В гости с розами ветров,
Чтобы женщину украсить
Ожерельем лёгких слов.
Побежала речи речка,
Колокольчик зазвучал,
И от смеха все овечки
Разбежались по плечам...
* * *
Все женщины предпочитают розы,
мужчины бредят розами ветров,
и, если не препятствуют неврозы,
находят тихий и надёжный кров.
А в плаванье без лоции и карт
ушёл поэт, лежащий на кровати;
был домоседом смелый открыватель
великий мореплаватель Сократ.
Корабль уютен, и в душе просторы,
в союзе с небом действует секстан.
В волнах сомнений ищут лишь опоры
и берега,- когда уходят в океан.
Я направляю бот в неведомые воды,
никто не машет с берега платком,
давно я знаю, споря с ветром моды,
что от свободы веет холодком.
Я расстелил пространство океана,
потом зерно горчичное пустил.
Чтобы оно прошло через обманы,
ничем его я не вооружил.
Передо мной пространство человека –
немыслимая глубина...
* * *
Я люблю короткие прощанья
и руки почти невольный взмах,
а при встречах - голос, восклицанья
и избыток радости в речах.
Веет тёплой свежестью дыханье,
в речи учещённое слегка.
Где же ты опять перед свиданьем
напилась парного молока?
* * *
Я всё перетерплю и многое узнаю,
пока Алёнушка на камушке сидит.
Я буду жить, с улыбкой вспоминая
тепло руки и берега гранит.
Я научусь без горечи смеяться,
смотреть открыто и легко прощать.
Я научусь без сожаленья расставаться
и ничего себе не обещать.
О радости не может быть и речи,
но стоит глаз на миг не опустить –
крест-накрест обхватив руками плечи,
на камушке Алёнушка сидит.
* * *
Как сладко слово "общество"
и завтрак на траве.
И все вокруг в таинственном и радостном
родстве.
Когда же это было... Всё слышу до сих пор
безмолвную беседу, просторный разговор.
И я лежал под деревом, покусывал травинку,
и улыбалась девушка улыбкою с кислинкой,
и детский шрам чуть виден был под бровью
в уголке,
и тень ресниц, и утренний румянец на щеке.
И над причёской солнце виднелось на вершок.
Во рту не таял сахарный болтливый петушок...
...Простите, не об этом я хотел сейчас сказать,
ведь камерные радости легко-легко понять,
но что искал хорошего в снегах бескрайних
Амундсен?
Там не было заведомо ни золота, ни пряностей.
Какой же дух вселяется и тянет до сих пор
и обществу, и выгоде идти наперекор?
* * *
Детям и влюблённым сладко снятся сны –
нет на свете горя, страха и войны.
Вишня расцветает или снег идёт –
но опять приходит тот, кто не придёт.
Пригляжусь, прищурюсь - вижу синь лесов
и вдали деревню в золоте овсов.
На холме зелёном церковь за рекой.
Льнёт к ногам забытый мятлик луговой.
Сплю в стогу при звёздах в сумраке ночном,
укрываясь влажным от росы плащом.
Вишня расцветает или снег идёт –
но опять приходит тот, кто не придёт.
* * *
По низинам расстилаются туманы.
К ночи травы умываются росой.
Кто-то чиркает по небу беспрестанно.
На крылечке долго я сижу босой.
В тёмном небе звёзды плещутся, как рыбы.
Глубина черна, и не видать огней.
А надежды, что исполниться могли бы,-
словно кладбище погибших кораблей.
Собираться мне в дорогу слишком рано.
И ещё не сняли яблоки в садах.
Кто-то чиркает по небу беспрестанно,
а рассвет не зажигается никак.
Но проходит время, звёзды тихо гаснут
за туманом в предрассветной синей мгле,
и я вижу, как трепещущий бом-брамсель
поднимают на погибшем корабле.
И, надеясь на большие измененья,
на крылечке, как на краешке земли,
провожаю проплывающие с пеньем
журавлиные чужие корабли.