Бой на болотах

Олег Роменко
Наступило жаркое лето. На лугу поспела душистая земляника, а в лесу созрела сладкая малина. Летом ребята уезжают на каникулы в деревню. Там они дышат чистым воздухом, катаются на велосипедах, играют в шпионов, купаются и загорают.

Вот и городские трепетные комочки, кошечка с мышкой, решили провести лето на природе. Они поселились в пустом домике в деревне, где была всего одна улица.

По утрам бабушки доили коров и пекли караваи. Им очень понравились добрые и скромные трепетные комочки. Бабушки угощали их густой сметаной с хрустящим хлебом.

Как-то вечером кошечка с мышкой вышли прогуляться по улице.
 
- Ты моё солнышко, мышунечка!

- А ты моё солнышко, кошунечка!

Деревенские коты и мыши с завистью перешёптывались: «А мы думали, что сказки про вторую половинку глупые люди придумали».

Один чёрный кот печально вздохнул:

- А меня ни разу солнышком никто не назвал.

- И меня, - жалобно мяукнула, сидевшая рядом с ним кошка-черепашка.

И тут раздался жуткий вой:

- У-у-у! А-а-а! У-у-у! А-а-а!

Поднялась в деревне суматоха: «Это подлая ведьма Кобзариха на болотах воет! Быть беде!» По всей улице загремели железные засовы, запираемых ворот. Бабушки попрятали внучат, кошки попрятали котят, а мышки попрятали мышат.  И потом ни одна свинка не хрюкнула, ни одна уточка не крякнула, ни одна собачка не залаяла. Все с ужасом слушали вой Кобзарихи:

- У-у-у! А-а-а! У-у-у! А-а-а!

Только после третьих петухов жители деревни смогли на часик уснуть. А с первыми утренними лучами трепетные комочки вышли на улицу. Перед ними на заборе сидела черепаховая кошка. Её трёхцветная шубка была похожа на весёлое детское одеяло из белых, чёрных и рыжих лоскутов.

Кошка-черепашка рассказала им, что за дикими лесами, за безлюдными полями лежат торфяные болота. Те края птицы облетают стороной, а звери обходят петлистыми тропами. А всё потому, что там правит бал Кобзариха.

Сидит ведьма на болотах с незапамятных времён. Раньше она заманивала туда путешественников своим жалобным воем. Добрые люди спешили ей на помощь, вязли в трясине и тонули. А потом эти утопленники становились чудищами болотными и ведьмиными слугами. Но от старости голос Кобзарихи испортился и воет она теперь люто и ненавистно.

А ещё ведьма околдовала лешего, и он теперь отвечает за её пропитание. Когда ведьма выпь проглотит, то выпью кричит. Когда собаку съест, собакой скулит. А когда она совсем голодная, то воет, как ураган. И тогда леший выходит на охоту, а чудища болотные всплывают со дна и разбредаются по окрестностям. Вот почему бабушки внучат попрятали, кошки котят попрятали, а мышки мышат попрятали.

Такую историю рассказала кошка-черепашка. Но трепетные комочки решили, что это сельское суеверие. Они в городе тоже слышали как среди ночи горькие пьяницы во дворе выли не хуже Кобзарихи.

Но это не дело, чтобы кто-то пугал маленьких ребят, котят и мышат. Поэтому кошечка с мышкой сразу отправились в лес. Им хотелось разобраться, что же на самом деле происходит на болотах.

Сначала трепетные комочки перебрались через горбатый деревянный мостик, под которым протекала зеленоватая речка, сверкающая россыпями солнечных искорок. Потом они упорно, как солдаты с заплечными ранцами на марше, поднимались на холм, распушив усики и держа торчком хвостики.

На холме, словно белая крепость, стоял берёзовый лес. Трепетные комочки притомились и решили отдохнуть на травке возле деревьев. Они улеглись среди ромашек и затихли. Мышка сразу уснула, а кошечка, прищурив глазки, прислушивалась чуткими ушками к гудящим над ними шмелям.

Вдруг где-то рядом хрустнула сухая ветка. Потянуло сыростью и болотной тиной. Из-за дерева выглянуло лохматое рыжее чудище с густой бородой из зелёного мха и багровым лицом старого пьяницы. Это был леший.

Кошечка вскочила и ощетинилась, закрывая собой беспечно спящую мышку. Но вместо лешего она увидела похожего на гвоздь худенького старичка с широкой шляпой на голове. Он был одет в мятый костюм и гладко выбрит. Старичок опирался на палку и держал в руке лукошко.

Он рассказал, что в лесу готовится концерт. Дятлы-барабанщики будут состязаться с флейтистами-соловьями, а потом на лесном озере сойдутся в поединке белые и чёрные лебеди-трубачи.

- А это далеко? - спросила кошечка.

- Далеко, - кивнул старичок. - А ты садись, кисонька, в моё лукошко и будет недалеко. У меня же лапти-скороходы!

- Я без мышки никуда! - мотнула головой кошечка, словно отгоняя муху.

- А я мышку в лопушок заверну и в карманчик положу, - пообещал коварный старичок.

Он посадил кошечку в лукошко, а спящую мышку накрыл лопухом и оставил на траве.

Войдя в лес, старичок помчал, словно скорый поезд с вокзала. От свистящего ветра осыпались листья и отрывались ветки на деревьях. Берёзы и ёлки мелькали, будто за окном вагона.

- У-у-у! А-а-а! У-у-у! А-а-а! - раздался жуткий вой и пахнуло затхлым болотом.
Старичок застыл, как вкопанный:

- Приехали...

Кошечка выглянула из лукошка и увидела горбатую старуху на чёрном бревне. Она сидела в лохмотьях со шваброй в руках и ведром под ногами.

- Где тебя черти носи-или-и-и?! - завыла Кобзариха на старичка, скалясь двумя рядами зубов как Хаги Ваги.

- Хозяйка... - растерялся он.

- Я уже триста тридцать три года твоя хозяйка! - взвизгнула ведьма и стукнула козлиными копытами по бревну, с которого посыпалась кора. - Где мой за-а-втра-ак?! Где мой у-у-жи-ин!?

- Сейчас, сейчас... - старичок вытащил кошечку из лукошка и поставил на землю.

С трёх сторон полянку окружал непролазный бурелом. А с четвёртой тянулось болото, заросшее зелёной ряской с островками белых и жёлтых кувшинок.

- Где моя мышка?! - вскричала кошечка и подбежала к старичку.

Тот вынул руку из кармана и показал фигу. А потом топнул ногой и снова превратился в косматое чудище, похожее на орангутана.

- Так ещё и мы-ы-ы-ышь была-а-а?! - завыла оголодавшая Кобзариха.

- Хозяйка... - задрожал леший. - Она же малюсенькая.

- Дурень ты старый! - ведьма с досады тряхнула нечёсаными космами и с них полетели сухие водоросли. - Мышь, небось, в поле жила, зёрнышками питалась! Жи-и-ирненька-я-я-я!

- Так я же кошку принёс! - воскликнул леший.

- На что мне ко-о-ошка-а-а?! - опять завыла ведьма и ударила шваброй об землю. - Шкурка да кости!

-  Ты просто не умеешь их готовить! - обнадёжил леший.

- Ну так готовь! - рявкнула Кобзариха с грязным лицом и кровавыми глазами.
 
Кошечка прыгнула с бережка на кочку, потом на другую и в двадцать прыжков добралась до белого камешка, торчащего из болота.

- Ах ты, егоза! - разозлилась толстозадая ведьма и слезла с бревна.

Кобзариха сунула швабру в болото и стала в нём воду мутить:

- А ну-ка, чудища болотные, покажитесь! Служба ваша понадобилась! Кошку поймайте мне! Живо!

Повсплывали утопленники с распухшими животами и синими лицами. Встали они на ноги, перемазанные илом и обвешанные водорослями, и медленно двинулись к белому камешку.

А ведьма с бережка чудищ болотных шваброй подталкивает, да подвывает:

- Живе-е-е! Живе-е-е! Эй, Визгун! И ты, Щекотун! И ты, Пузырь! И ты, Вертлявый! И ты, Криворотый! И ты, Пучеглазый! Окружайте кошку!

Растянули чудища рыбацкую сеть и стали окружать. Кошечка на белом камешке плачет, что не увидит больше мышку свою любимую. А вокруг камешка пиявки-кровопийцы вьются и раки клешнями щёлкают: «Ух, мы тебя!» Кошечка собрала все четыре лапки вместе, спинку выгнула и отчаянно зашипела на чудищ болотных.

И тут проснулась мышка и поняла, что случилась беда. Рассердилась мышка, посмотрела грозно в небо синее, ударила хвостиком о землю и раскрылись у неё могучие крылья за спиной, появился стальной клюв между зорких глаз и выросли мощные, когтистые лапы.

Превратилась мышка в ясного сокола. И взлетел он высоко, откуда озёра кажутся лужами, а реки ручейками. Увидел сокол, что посреди болота на камешке плачет кошечка, окружённая чудищами.

Бросился он камнем вниз быстрее капель дождевых на нечисть болотную. И вот уже от его ударов у Визгуна башка раскололась, как орех, у Щекотуна она разбилась, словно яйцо, а у Вертлявого, будто арбуз, разделилась на дольки.

Кошечка сразу поняла, что это её мышка волшебная прилетела на выручку. Глаза у сокола были родные, небесные и ясные, мышкины. Обрадовалась кошечка, встала на задние лапки, а передними в воздухе машет и приговаривает:

- Так их! Так их!

Леший так испугался, что расколдовался, и побежал прятаться в бурелом. А Кобзарихе прокричал:

- Я на это не подписывался!

Взбеленилась ведьма, замахнулась на сокола шваброй и осыпала руганью:

- Ах ты, волчья сыть, птичья холера! Я тебе все перья повыдергаю! Будешь у меня курицей-гриль сегодня на обед!

Осерчала гордая птица и полетела ввысь, чтобы оттуда ринуться на ведьму стрелой. А Кобзариха подумала, что сокол испугался её. Она оседлала летучую швабру с пропеллером и пустилась вдогонку.

И забрались они под самое солнце. Кобзариха выхватила из-под себя швабру и давай ей размахивать:

-Зашибу-у-у!

Да только швабра у неё деревянная была. Зацепилась ведьма ею за солнце. Осталась от швабры одна головешка. И рухнула подлая ведьма в болото, дымя своими лохмотьями, как подбитый фашистский самолёт.

Загорелись торфяники, закипела вода, повсплывали варёные раки пучеглазые, завыла ведьма перед смертью, как никогда она ещё не выла. А кошечка на горячем камешке мечется, бедная, и некуда ей спрыгнуть.

И тогда ясный сокол ринулся вниз, где в огне и дыму пылало болото. Он бережно подхватил на крыло кошечку и перенёс её через дикие леса, через безлюдные поля в то самое место, где их разлучил леший.

Много ли, мало ли времени лежали трепетные комочки в душистой траве, набираясь сил, а проснулись они юношей и девушкой, красивыми и счастливыми.

Красный солнечный шар опустился до горизонта. Юноша взял девушку за руку и они весело побежали по тропинке к речке, где сели в прогулочную лодку.

Юноша взмахивал вёслами, будто птица крыльями. А девушка с серебристой заколкой-стрекозой в каштановых волосах улыбалась ему, прищурив золотые глаза, словно кошечка на солнце.

Вместо деревянного моста через речку был перекинут железный, На его перилах красовались, похожие на колобков забавные смайлики. Саму речку расширили и сделали пристань на другом берегу. Вместо избушек всюду были каменные дома, а возле них стояли сверкающие лаком автомобили.

На берегу юноша и девушка присоединились к туристам. Гидами у них были женщина в трёхцветной платье с черепаховой пряжкой и мужчина в чёрном костюме. Они рассказали, что очень давно в этих краях на болотах поселилась подлая ведьма Кобзариха. Ещё при царе приезжал сюда погостить к местному помещику один англичанин. Его так пробрало от вытья ведьмы по ночам, что он рассказал об этом своему другу в Лондоне, а тот написал повесть «Собака Баскервилей». А потом Кобзариха ещё страшнее стала выть. Здешние ребята начали заикаться, здешние слепые котята боялись глазки открывать, а здешние мышата совсем не могли расти от страха.
 
- Наш посёлок почти обезлюдел! - едва сдерживая волнение, воскликнула женщина в трёхцветной платье с черепаховой пряжкой. - Но потом пришли отчаянные кошка с мышкой и сожгли подлую ведьму, как чучело на Масленицу! И тогда газовики протянули к нам газ, электрики провели свет, а строители привезли кирпичи и бетон!

Люди очарованно слушали предание о храбрых трепетных комочках, о подлой ведьме Кобзарихе и о погубленных ею путешественниках, превратившихся в чудищ болотных. На гранитном постаменте перед туристами красовались бронзовые фигурки кошечки и мышки, с натёртыми до блеска ушками, носиками и хвостиками. Трепетные комочки, опустив глазки, лукаво улыбались себе в усики, словно живые, которые только притворяются застывшими фигурами, как в детской игре «Море волнуется раз».

- И что же? Никого из них мы больше не увидим? - капризно выпятил нижнюю губу один упитанный турист с лысиной и усиками.

- Почему же не увидим? - быстро ответил мужчина в чёрном костюме. - У нас тут леший поблизости поселился. Он Кобзарихе триста тридцать три года служил. Иногда он выходит к людям и...

И как только он это сказал, перед туристами возник костлявый старик в мятом костюме и стоптанных башмаках, надетых не на ту ногу - левый на правую, а правый на левую. Впившись, как заноза, колючим взглядом в людей, он запел с подвыванием, подражая Кобзарихе:

- Не-ет с тобо-о-ю со-окола-а-а...

А девушка пристально заглянула юноше в глаза его небесные, чистые, светлые, прижалась к груди и жарко, и убеждённо прошептала на ухо: «Есть!»