МАТЕРИНСКАЯ ЛИНИЯ. ЧАСТЬ II
ЭТО СТРАШНОЕ СЛОВО – ВОЙНА И СЛАДКОЕ СЛОВО ПОБЕДА!
Наступило 22 июня 1941 года. Война! Молодёжь резко повзрослела в своих делах и поступках в годину тяжких испытаний. Выставил на защиту Отечества своих сынов и клан Меренковых.
Первым принял на себя удар в Брестской крепости старший сын Ариши :пограничник Михаил Кузьмич Саплинов. Вступил во вторую свою войну (после финской), лейтенант Красной Армии Николай Стефанович Меренков, проходивший военную службу и проживавший вместе с женой и детьми в Ленинграде. Из станицы Новопокровской ушли на фронт Павел Стефанович Меренков вместе с сыном Василием и братом Михаилом Стефановичем, оба сына Груши - старший Алексей Андреевич Некрасов и 17-летний Владимир Дмитриевич Сериков, добровольцем. Проводила Ариша мужа Кузьму Федоровича Саплинова, среднего сына Виктора Кузьмича и зятя Владимира Масалыкина. Ариша осталась дома с беременной дочерью Александрой Кузьминичной Масалыкиной (1920 года) и сыном Валентином Кузьмичом ( 1926 года). Ушёл на войну и муж родной сестры Кузьмы Федоровича. Вскоре беременная Анна Федоровна Фуникова переехала жить к своей золовке вместе с маленьким сыном Юркой (1938 года).
Наступил июль 1942 года. Фашистские полчища неумолимо приближались к станице Новопокровской. Как активиста Советской власти, бюро Новопокровского райкома ВКП (б) приняло решение об эвакуации Агриппины Стефановны Меренковой. И в доме стала постоянно стало звучать слово – эвакуация...
Первым делом собрала она в дорогу семью старшего сына: жену Веру и дочерей. Положив в дорогу хлеб, масло, варенье, другую снедь, направились на железнодорожную станцию Ея. Посадили их на открытую платформу товарного поезда, груженную зерном, которая двигалась в сторону Кавказа
Отправив семью Алексея, вскоре и Агриппина Стефановна, забрав 14-летнюю дочь Раю, отправилась на Урал к сестре мужа - Татьяне Васильевне, которая к тому времени уже давно проживала в городе Нязепетровске Челябинской области.
Дмитрий Васильевич, беспартийный, не годный к строевой службе по состоянию здоровья и не подлежащий призыву по возрасту, 57-летний сапожник остался охранять дом.
С пересадками Некрасовы добрались в город-порт Батуми, где служил глава семьи Алексей Андреевич. Как профессиональный строитель, лейтенант Некрасов руководил банно-прачечных комплексов, а также исполнял интендантские обязанности. Затем его направили уже в центральную часть Грузии - город Хашури, куда он и отправился вместе с семьей. Но война бушевала уже на Кавказе, и Алексей Андреевич вскоре оказался на передовой. Семья добралась до города Баку, оттуда пароходом по Каспию на восточный берег, а затем их путь лежал в родной Веры – Ворошилов (ныне Уссурийск) к её родителям. А 3 мая 1943 года в семье Алексея и Веры Некрасовых появилась на свет четвертая доченька – Ниночка.
2 августа 1942 года станица Новопокровская была оккупирована фашистами. Это стало смертельной катастрофой для многих ее жителей.
В прямом смысле слова кормильцем во время немецко-фашистской оккупации был Валентин. Как-то наши летчики ночью разбомбили немецкий товарный железнодорожный состав.
Зарево пожара было видно далеко. Вскоре огородами и камышами, ползком туда отправился Валентин Саплинов. Худенький, юркий, росточком в 151 см, вполне сходивший за 10-летнего. Там уже были и другие отчаянные пацаны. Маскируясь от метавшихся немцев, под проливным холодным дождём, они начали вести поиски трофеев. Но если мелкие ребята, в основном, набивали карманы и совали за пазухи наручные немецкие часы, то Валентин мыслил уже по-взрослому, он искал еду. Он думал, прежде всего о том, чтобы обеспечить едой полуголодных маму, сестру, тётю, четырехлетнего Юрку, годовалого Володю (1941 года) и ещё грудничка Любашу(1942). И вот он увидел рассыпанные железные банки, он взял одну из них, по ощущениям около килограмма, расковырял одну из них какой-то железякой, понюхал, лизнул: «Тушёнка!» - сообразил Валентин. Снял рубаху, сделал из неё импровизированный вещь-мешок, напихал туда пять банок. Сожалея о том, что больше не поместилось, он обратным ходом возвратился на домашний огород и закопал их на огороде в разных местах. Тихонечко пробравшись в хату, уснул на лавке. На утро проснулся с высокой температурой, весь «горел». Первым делом охрипшим голосом Валентин сказал домашним: «Там на огороде я закопал банки с
с тушёнкой!». Они восприняли это за бред больного, хотя он постоянно настаивал на своём. Как только Валентин почувствовал себя лучше, ночью пошёл на огород и выкопал четыре банки, а пятую не нашел, забыл место. Рассовал их по различным укромным местах в дворе, взяв одну из них торжественно принес в хату. Вскрыл ее под напряженные взгляды родных, но там к некоторому разочарованию добытчика оказался свиной смалец ( перетопленное сало), однако радость домашних была безмерна.
Утром 27 января 1943 годы со стороны Белой Глины ( в 16 км от Новопокровской) все отчетливее была слышна канонада. И любознательные пацаны уже видели передовые отряды отступающих фашистов и их прихвостней. Валентин и другие отчаянные ребята решили внести и свой вклад в сохранение жителей станицы от разграбления. Они перевесили указатель на станицу в другую сторону, направив врага не по основной дороге по центру населенного пункта , а по проселочной дороге по окраинам. Забегали немцы и станичные полицаи. Здесь уже активно включились партизаны и подпольщики, которым удалось задержать изменников Родины. Над ними состоялся показательный суд. На стадионе соорудили эшафот, и Валентин, его тёзка (Валентин Иванович Штанько), другие мальчишки с гордостью вешали таблички с надписью : «Предатель», приговоренным к смертной казни через повешение.
Наступила весна. Начали пахать огороды. И какая же была радость Валентина и его родных, что нашлась и пятая банка смальца.
Валентин Кузьмич Саплинов за полтора года возмужал, вытянулся в росте до 170 см, и в достигнув призывного возраста, в конце 1944 года был призван в армию. Ему пришлось сражаться на западной Украине, в Львовской области с бандеровцами.
Владимир Дмитриевич Сериков мечтал стать летчиком, поэтому поступил в авиационную школу, но не стал поступать в авиационное училище. Молодой комсомолец рвался на фронт. Он окончил артиллерийские курсы. И в одном из первых боёв, командир батареи младший лейтенант Владимир Сериков получает очень тяжёлое ранение. Его часть ноги, от колена и ниже, превратилась практически в месиво. За мужество и героизм, проявленные в этом бою он был награжден орденом Красной Звезды ( ныне аналог – орден Мужества). Госпиталь. Диагноз однозначный – ампутация. Но увидев 18-летнего красивого паренька, защемило сердце , что-то сжалось внутри у повидавшего всякое военного хирурга. Может быть, он чем-то напомнил ему, погибшего сына…Хирург решил приложить все усилия, чтобы сохранить ногу молодому артиллеристу. В течение трёх лет(!) он «колдовал» над ногой, боролся за неё, буквально «склеивал» по кусочкам. И сохранил! И через некоторое время, после Дня Победы, с палочкой, но на своих обеих ногах, младший лейтенант Владимир Дмитриевич Сериков покинул госпиталь.
Алексей Андреевич Некрасов внёс свой достойный вклад в битве за Кавказ ( медаль «За оборону Кавказа» его «нашла » только в 1948 году), и вместе с нашими войсками медленно, но верно двигался на запад, освобождая нашу страну и Европу от фашистской нечести. А , 9 мая 1945 года, встретил в польском городе Лодзь, где он находился на лечении в госпитале, с раздробленной ногой. И вскоре капитан Алексей Андреевич Некрасов отправился в путь домой.
Вот она долгожданная Победа!
…В один из поздних вечеров в дверь Дмитрия Васильевича Серикова сильно постучали.
- Груш! И он обнял свою жену.
- Пап! Это я, - обозвалась Рая.
А за спиной дочери стояла, осунувшаяся Груша. Трудясь, как всегда, не жалея сил, себя и своего здоровья, на это раз на заводе, как и все, приближая победу над врагом. Там же работала и Рая.
Всё лето 1945 года ходили станичники встречать на свою железнодорожную станцию Ея эшелоны с победителями.
Из одного эшелона, но из разных вагонов, ступили на привокзальную платформу: хромающий капитан с жидкими усами и под стать им, реденькой бородкой и молоденький лейтенант, с трудом опирающийся на палочку… Они вскоре увидели друг друга…Крепко прижались друг к другу и, не стесняясь скупых мужских слёз, некоторое время стояли, как каменные изваяния.
Пообщавшись с радостными и хмурыми станичниками и станичницами, воины потихоньку, преодолев примерно метров триста от станции, вышли к главной дороге, повернули налево и вдоль неё направились в сторону элеватора. Миновали его, Пирожков мост через родную речку Ея, и еще через пару сотен метров свернули ещё раз налево. И вот она замаячила «Саплинова мотня», в которую они вскоре и уперлись. И сразу оказались в объятиях, ревущей и почерневшей от горя, состарившейся , казалось на несколько десятков лет: родной тётушки Ариши и осунувшегося дядюшки Кузи (незадолго вернувшегося с фронта с тяжёлым ранением в ногу), получивших похоронки на сыновей Михаила ( сгорел в танке от рук «фаустника» в одном из польских городов в в конце апреля 1945 года) и Виктора ( погиб в кубанских плавнях в 1943 году), их родной дочери Шуры с каменным лицом на руках с маленьким Володей, родившимся в 1941 году, который никогда не видел и больше не увидит своего отца и, овдовевшей тетушки Нюры (Анна Федоровна Фуникова), родной сестры , прижимавшего к себе своих, осиротевших детей Юрку и Любашу, также никогда не знавшей своего отца.
Помянув всех павших из этого двора, Михаила Стефановича, Николая Стефановича (На него принесли с интервалами - три похоронки его матери! Как сердце только выдержало такое!? ) , Павла Стефановича и Василия Павловича Меренковых, друзей-станичников героически погибших и безвинно загубленных, братья-офицеры помаленьку двинулись вдоль по улице Кубанской. Что творилось в душе Ирины Стефановны, когда она смотрела вслед медленно колыхавшимся и удаляющимся фигурам ее родных племянников? Она, получлиившая четыре похоронки на двор, завидев далеко почтальона, постоянно убегает на огород и к речке, прячась в камышах, опасаясь казенного конверта на последнего ее родного ратиборца – Валентина.
«И каким счастьем вскоре наполнится Грушкин дом! Двоих снарядила и двоих вот-вот прижмет к своей груди со слезами огромного счастья!».
По станице вести разносятся быстро.
Рая в это время находилась у своей приятельницы Раи Ерохиной недалеко от дома. Та, плача, показала ей письмо. В нём молодой новопокровский парень- фронтовик, с которым она познакомилась на танцах во время его в 1944 году, продолжающий воинскую службу в Румынии, высмеивал вместе со своим другом, ее безграмотное письмо.
- Я его знаю?
- Нет. Он родился здесь, но потом переехали в другой район, потом опять…
- Дай письмо, как его зовут?...
- Райкя! Серикова! Братья с бойни возвращаются! Беги встречай! – услышала она чей-то голос с улицы.
Рая выскочила со двора на дорогу. Впереди метрах в стах, уже миновав перекресток с улицей Первомайской, двигались двое военных. Она, раскинув в стороны руки, спотыкаясь о колчи, побежала навстречу братьям, которые не сразу сообразили, что бежавшая высокая и красивая девушка, их родная сестра Райка, непослушный чертёнок.
- Побегу маму подготовлю, - сказала она после жаркой встречи и помчалась домой. Еле переведя дух, она ворвалась в родной двор.
- Тебе сколько лет? В пылюке, растрепанная. Володюшка вон парень, а какой аккуратный, да я в твои годы уже Лёню нянчила, а у этой в поле ветер…
- Мам, а хорошо б ребята сейчас взяли и обьявились, - еле сдерживая радость, сказала Рая. – Чтобы ты сделала?
Лицо матери посветлело. Она начала представлять, как бы она встретила своих сыночков:
- Не трепи душу матери, а лучше иди и приведи себя в порядок!
- Мама, мамочка родненькая, они на подходе к дому, - не сдерживая слёз радости сказала Рая…
…Лёня вскоре отправился на Дальний Восток и привез оттуда свою семью: жену Веру и великолепную четверку дочерей: Эллу, Асю, Лену и Нину. Его знания и опыт были очень востребованы в районе. Алексея Андреевича Некрасова пригласили на работу в райисполком руководить строительными работами в районе. Семье выделили отдельное жильё.
Володя стал нервным, по ночам часто кричал, вскакивал, срывая бинты с ноги: « Уберите змею с моей ноги!». Рая подходила к нему, успокаивала, перевязывала ногу, баюкала, как ребёнка, и он засыпал у неё на груди. И может быть, в этот момент у Раи созрело желание идти учиться на медика.
Она училась ещё в школе. Прерванное, для всех войной, образование продолжалось.
Ученики-переростки « изводили» ветерана войны, бритого наголо, постоянно облизывающего губы, Худикова, преподавшего им азбуку Морзе. Любовались красавицей Ниной Владимировной Дмитриевой ( 1916 года), учительницей химии. Тишина на её уроке была такая, что слышно было, как муха пролетит. Она не ведала, что большинство их них химию ненавидили, а молча любовались учительницей. Девчонки, мечтавшие стать такими же красавицами; мальчишки, мечтавшие иметь таких же красавиц подруг и жён.
Наступила весна 1946 года. Многие мальчишки, мечтавшие ещё с детства, после известных полетов Валерия Чкалова, «заболели» авиацией. Мечте Володиной, не суждено было свершиться, из-за тяжёлого ранения в ногу. Свою тягу к знаниям он решил утолить на другом поприще. Он поехал в Краснодар, и после экзаменов, как фронтовик был зачислен вне конкурса на первый курс института жировой промышленности ( на базе которого, впоследствии был образован Краснодарский политехнический институт).
Рая вечерами со своими близкими подругами бегала на танцы. Плясала, смеялась. Её так и хвали – «Хохотушка»! И вот однажды на танцах появился красивый офицер, боевой лётчик, сам местный, но продолжающий военную службу. Он приехал в отпуск к родным.
Лётчик пригласил Раю потанцевать. Весь вечер они протанцевали. Рая была счастлива. Голос «Хохотушки» разносился по всей площадке. После танцев летчик пошёл Раю провожать, а на утро офицер должен был отбыть к месту службы. Он только хотел обменяться адресами, как Рая стала нервничаь:
- Мне срочно надо домой.
- Что случилось, я чем-то обидел Вас, Рая?
- Нет! Мне надо домой! – с раздражением сказала она.
- У Вас есть кавалер?
- Оставьте меня. Спасибо за вечер, - со слезами сказала Рая и «пулей полетела» домой.
Летчик стоял, как оплёванный. «Странная какая-то. Ничем не обидел вроде»,- размышлял он.
Рая забежала в свой двор и рванула к туалету. Потом всю ночь прорыдала, «разгоняя» родителей, которые, естественно, не спали. Допуская в мыслях самое страшное. Утром она «сняла камни» с родительских душ. Постеснялась сказать кавалеру, что хочет в туалет…
Некоторое время спустя Рая опять встретила свою тёзку с родной улицы. Само собой разговор опять подошёл к письму, которое они начали обсуждать в день возвращения Лёни и Володи с войны.
- А я и не писала, - сказала Ерохина. – А он мне понравился, но унижаться тоже…
- Давай сюда письмо, - решительно сказала Серикова. Тезка подчинилась. Раечка «глазами пробежала» письмо. Ничего там хамского не было, но было уничтожительное высмеивание безграмотности. Судя по письму, приятельница ранее писала какие-то наставления и нравоучения.
- Что ты им писала? Что ты сразу с двоими переписываешься, а конверт подписывает третий?
- Да, нет. Зовут его Назар Адоевцев, а ребята по экипажу зовут его Гарик, а Сергей Рощин – это его друг. Который спас его от смерти. Он москвич, и Назар, вроде, хотел меня с ним сосватать, чтобы Сергея перетянуть в станицу. Они летчики. А мне Назар нравится.
«Лётчики», - Рая Серикова невольно вспомнила своего кавалера на танцах, взгрустнула.
- Не знаю такого.
- Да он практически здесь не жил, я тебе начала прошлый рассказывать. Сейчас тут его мать живет за Железным мостом, на Ардубате (улица Максима Горького).
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ…