Теперь вспомнилась древняя история. Допотопная. Точнее доразводная. А если совсем точно, то предразводная.
Возвращается как-то муж домой, в обычное время, в два часа ночи и в обычном состоянии, то есть навеселе, но без метлы, просто с довеском. Мужиком каким-то, несильно побитым.
Так, ссадин несколько на лице, под подбородком рана рассечённая, чуть не в палец глубиной.
Муж ко мне обращается, на мужика кивая, сделай чё-нибудь.
Молча веду мужика в пустую комнату, бросаю подушку на пустую панцирную (важно) кровать. Укладываю. Приношу тёплую воду, салфетки, мазь. Начинаю обрабатывать побитый мордус.
Намазывая ранки мазью, успокаиваю. Это вазелин с девесилом. Может быть лёгкое жжение, но ранки заживают быстро и не остаётся шрамов.
Мужик всю дорогу таращит на меня глаза. После моих успокаивающих слов, задаёт вопрос. То ли изумлённым, то ли жалобным тоном. Слушай! Ну ведь таких не бывает?.. А?..
Пожимаю плечами. Бывают. Даже иногда расходятся.
Мужик лёжа подпрыгивает на полметра (преимущество панцирных кроватей), садится и выпаливает следующий вопрос, уже возмущённым тоном... Он что? Уху ел?! Отвечаю. А вот это, ты уже у него спросишь.
Не знаю, спрашивал или нет. Благополучно отбыл.
А отношения, действительно, закончились разводом.
Меня за дальней далью, лет десять спустя, ждали счастливые отношения. А бывшего - череда не таких, не таких.
Было счастье светлой
И весёлой тайной.
Рухнуло под ветром,
Башенкой стеклянной.
Я поправлю чёлку.
Замету осколки.
Складывать без толку.
Из осколков дом.
Только дети всё же,
На тебя похожи.
Ах, как ребус сложен.
Ах, как сложен он.
Я звала: любимый,
Откликалось имя.
Но зажглись рябины,
Средь дождливой стыни.
Дождик раздождился,
В слёзы превратился.
Мир водой покрылся,
Как теперь в нём жить?
Только дети всё же,
На тебя похожи
И никто не сможет,
Это отменить.
Годы пролетают,
Словно ветры в поле.
Только не латают,
Ни обид, ни боли.
И в окошко птицей,
Пустота стучится.
И туман клубится,
Застилая след.
На тебя похожи,
Дети, ну и что же?
День вчерашний прожит.
Завтрашнего - нет.