Пятидесятилетний юбилей Пётр Иванович праздновал с размахом в ресторане на восемьдесят девятом этаже «Москва-Сити». Первые тосты были уже сказаны, и гости энергично постукивали вилками по тарелкам, уплетая закуски. Именинник теребил тряпичную салфетку с вышитым названием ресторана. Ещё минут пять-десять, и ведущий даст ему слово.
Пётр Иванович заранее прикидывал, что он скажет и кого поблагодарит, но разучивать речь наизусть не стал. Вызубренный текст никогда не прозвучит от души и не будет в нём должного тепла, вложенного в каждое слово. Хотелось бы начать с мамы, папы и любимой младшей сестры, а уже потом сказать о друзьях, с которыми прорывались наверх, совершали ошибки и, спотыкаясь, набивали шишки. Как же в то время была нужна помощь родителей, всегда знающих, как лучше поступить и что делать! Но что уж поделать, как есть, так есть.
Пётр Иванович выковырял из салата креветку, сунул её в рот и начал медленно пережёвывать. Он вновь и вновь представлял своё безмятежное детство…
Семейный совет — дело серьёзное. Шестилетний Петька, мама и папа ужинают за овальным столом на кухне. В тарелках взбитое, пахнущее молоком желтоватое пюре и фирменные мамины котлетки, румяные, с пузырящейся хрустящей корочкой.
— Знаешь, сынок, — начал папа. — Нам нужно принять одно серьёзное решение, и мы хотим знать твоё мнение.
Петька улыбнулся. Папа мог и не говорить о серьёзности, ведь если бы речь шла о пустяках, ну типа что приготовить завтра на обед или как там дела в детском саду, то всегда говорила мама. А вот о важном — только папа.
Петька ёрзал на стуле: уж очень было интересно узнать, что такого придумали родители.
— Петя, — папино лицо чуть покрылось румянцем. — Мы хотим, чтобы у тебя была сестрёнка или братик. Как ты на это смотришь?
Петька взглянул на маму. Её искристый, с хитринкой взгляд говорил о том, что решение, в общем-то, уже принято и не хватает только его одобрения.
Петька закашлялся, подавившись кусочком хлеба. Он покраснел, и по щекам покатились выступившие на глазах слёзы. Мама захлопала его по спине, а папа быстро налил в стакан воды и протянул его сыну.
Успокоившись, Петька сказал:
— Я очень хочу. Лучше, конечно, брата, но и девчонка — тоже нормально. А когда это будет? Можно, чтобы поскорее?
Родители засмеялись.
— Ну, это месяцев через шесть, — мама погладила себя по животу.
— Шесть? — изумился Петька. — Так долго? Ну ладно, если надо, то я подожду.
В первом классе из школы его встречал папа. По дороге домой они заходили на молочную кухню, забирали бутылочки с молоком и кефиром и баночки с творогом.
Кормить сестричку ему нравилось. Она смешно присасывалась к резиновой соске, обхватывала её пухлыми губками и громко чмокала. Петька легонько проводил пальцем по её лбу, ушкам и щекам. Всё это было таким нежным, маленьким, словно игрушечным.
Мама обычно сидела рядом и подсказывала, как наклонить бутылочку, когда сделать перерыв, чтобы девочка могла перевести дыхание, и как приподнять её после еды. С мамой они теперь редко разговаривали, но Петька понимал, что так надо, потому что в доме главная теперь сестра.
«Но это же не навсегда, — думал он. — Вот вырастет она, и все снова станут равными».
А вот с папой — другое дело. Они вместе ездили на рыбалку, зимой катались на лыжах. Много говорили о взрослой жизни: папа рассказывал о своей работе, а Петька о школьных делах. Даже уроки они делали вместе. Петька хохотал, если, наклонившись к нему, папа случайно касался его лица короткой, но густой бородой. Ему казалось, что это не борода, а мягкая грива огромного волшебного льва, который пытается развеселить его приятной щекоткой. Ещё Петьке нравилось здороваться с папой за руку. Нравилось, когда его маленькая ладошка утопает в крепкой ладони отца. А ещё он любил, когда папа, взяв его на руки, крепко прижимал к себе. Петька утыкался носом ему в плечо, и от этого сразу становилось трепетно и тепло. В такие моменты он понимал, что большой и сильный папа всегда будет рядом и защитит его от любых невзгод.
Сестричку устроили в школу, где учился Петька. Когда они шли на занятия, он всегда держал её за руку и гордо посматривал по сторонам. Петьке казалось, что все прохожие поглядывали на него с нескрываемой завистью. Ещё бы, не каждому посчастливится быть братом такой красивой малышки.
«Да завидуйте, пожалуйста, сколько хотите, — думал он. — Мне не жалко, у вас такой всё равно никогда не будет».
Каждую перемену он забегал в класс к сестрёнке и проверял, всё ли у неё в порядке. Он предупредил всех мальчишек, что если его сестру кто-то обидит, то будет непременно наказан. При этом он совал им под нос сжатый кулак и грозно спрашивал:
— Соображаешь, чем пахнет?
Он видел такой жест в каком-то фильме, но сам не очень понимал, что это означает.
Маме на работе предложили участок под дачу, бесплатно, за счёт профсоюза, аж целых шесть соток в двадцати километрах от города.
— Ну, что будем делать? — спросила мама, когда семья уселась за ужин.
— Надо брать, — сказал папа.
— Конечно, брать, — поддержал Петька.
Все посмотрели на сестру, и хотя она не знала, что такое участок под дачу, как и все — твёрдо сказала:
— Брать, — и чтобы подтвердить свою решимость, неуверенно стукнула кулачком по столу.
— Ладно, — кивнула мама. — А домик кто строить будет?
— Мы! — хором ответили Петька и папа.
Они посмотрели друг на друга и рассмеялись.
Родители взяли отпуск и вместе с детьми месяц прожили в палатках на участке. Место было уютным: рядом густой, пахнущий смолой сосновый бор, а невзрачная на вид речушка оказалась вполне пригодной для рыбалки.
Строить домик помогли папины друзья, они приезжали на выходные и включались в работу. Петьке нравилось, что они общались с ним на равных. Он вместе со всеми таскал доски, учился забивать гвозди и даже пробовал работать рубанком.
Мама с сестрой готовили еду на костре, резали салаты и ходили за грибами. А уху из свежего улова всегда готовил папа.
— Уха и шашлык не терпят женских рук, — приговаривал он, уворачиваясь от едкого дыма, который из-за непоседливого ветра так и норовил попасть в глаза.
Однажды отец сказал:
— Ну всё, сынок, сегодня уху будешь варить ты.
— Я же не умею! — удивился Петька. — У меня не получится…
— У тебя всё получится, сынок! — ответил папа. — Было бы желание и терпение, и тогда всё получится.
Первая уха далась Петьке с трудом: жабры не хотели отрываться, чешуя разлеталась во все стороны, но это ещё полбеды — она прилипала ко лбу и щекам, цеплялась за ресницы и запутывалась в кудряшках волос. Луковица переварилась и расползлась. Её пришлось выискивать в кипящем котелке и вылавливать ложкой с мелкими дырочками.
Все нахваливали уху Петькиного приготовления, а ему было стыдно. Краем глаза он видел, что и папа, и мама, и даже сестрёнка нет-нет да и вытряхнут из ложки разбухший кусочек лука, похожий на желейную медузу, или незаметно выплюнут попавшую в рот чешую.
Расстроенный Петька сидел на поваленном стволе высохшей берёзы. Отец подошёл тихо, сел рядом, обнял сына и прижал его к себе.
— Не грусти, всё хорошо, — сказал он.
— Ничего хорошего, — нахмурился Петька. — Никогда больше не буду готовить эту чёртову уху!
— А вот это ты зря! — усмехнулся папа. — Запомни, если после первой неудачи опустишь руки и раскиснешь, всё — считай, пропал. Это станет привычкой, и ни в одном деле ты не будешь победителем. Попробовал — не получилось, начинай заново. И так до тех пор, пока не добьёшься своего.
— Понял, папа, но при чём тут уха?
— Как при чём? — рассмеялся отец. — А опыт? Теперь ты знаешь, что жабры не надо выдирать пальцами, их нужно подрезать ножом. Чешую лучше счищать не на доске, а в тазике с водой, и тогда она не будет разлетаться. А вообще ты молодец, уха-то знатная получилась!
— Честно?! — Петька подскочил с берёзы.
— Конечно, честно! — засмеялся отец. — Разве я тебя когда-то обманывал?
— Ура! — закричал Петька и плюхнулся на место.
Дерево не выдержало и рассыпалось. Отец с сыном свалились в щекочущую траву и громко захохотали. На шум прибежали мама и сестричка.
— Вы чего тут валяетесь? И почему без нас? — удивилась мама.
Она махнула дочке, и обе улеглись рядом.
Они долго лежали, взявшись за руки, и смотрели на плывущие по небу набухшие, причудливые облака.
— Как чудесно, что вы все у меня есть! — сказала мама. — Я такая счастливая!
— Да, — подтвердил папа. — Даже не знаю, как бы я жил без вас!
— И я не знаю, — откликнулся Петька.
— А я знаю! А я знаю! — закричала сестра. Она поднялась с травы и запрыгала на одной ножке. — Я бы жила плохо, как принцесса Несмеяна. Я бы плакала и скучала.
«Я бы, наверное, тоже плакал», — подумал Петька…
Пётр Иванович вздрогнул. Ведущий праздника едва коснулся его плеча:
— Вам слово.
Пётр Иванович поднялся, отмахнулся от подошедшего официанта и сам налил водку в длинный, тонкий стакан.
— За вас, друзья! — сказал он, в три глотка осушил стакан, вышел из-за стола и встал у высокого панорамного окна. С высоты восемьдесят девятого этажа город был как на ладони: огромный, шумный, бездушный и сиротливый.
У Петьки не было безмятежного детства. Он вырос в детском доме и никогда не знал ни своих родителей, ни любимую сестричку. Их образы постоянно снились ему: безликие и туманные, но удивительно тёплые и родные…
02.04.2023