Лесная дорога едва угадывалась в ночной темноте; если бы не полная луна и моё знание окрестностей, мы наверняка заблудились бы на первых ста метрах пути.
-Слышь, Сань, ты уверен, что мы правильно идём? – Беспокоился Максимус.
–Уверен, я здесь уже десять лет бегаю. Давай считай шаги, через четыреста пар мы выйдем на газопровод, - успокоил я товарища.
– Моих или твоих шагов?
–Твоих, я уже внёс поправку для твоего шага.
-Ты откуда знаешь, как геологи расстояние в поле меряют?- Удивился Макс.
– После второго курса на практику с твоими коллегами ездил; девушка у меня была – геофизик, как ты, вот я с ней за компанию и мотался,- пояснил я Максу мою осведомлённость.
–А кто это тебя туда взял? Ты ж электрик, - усомнился он.
–Горный электрик,- поправил я его, - кроме того руководитель практики у них был бывший борец, и ещё он геологию у нас читал, уразумел?
–Понял, классно! Скажи, Александр, жизнь студенческая у нас была интересная, - расчувствовался Макс.
–Да, это правда, кстати, сколько шагов насчитал? – Вернул я Макса на землю.
–Триста два,- мгновенно ответил Макс.
-Силён, - восхитился я.
– А то - мастерство не пропьёшь, - самодовольно ухмыльнулся Максимус.
Бежавшая впереди Пента вдруг резко бросилась в лес. Зашуршала листва, раздался обиженный визг собачки. Мы остановились; снова зашуршала листва и снова визг Пенты.
–Кого это она там нашла? - Спросил Максимус.
–Ежа, - ответил я, - хотела, наверное, ухватить колючего, а тот, в клубок свернулся – вот она и укололась.
Пента выбежала из леса и ткнулась мне в колено; я потрепал её по загривку, - будешь знать теперь как ежей хватать. Мы, молча, пошли дальше.
–Триста восемьдесят, триста восемьдесят один, - Макс озвучил свой шагомер. Видно, ходьба по тёмному лесу утомила его. Мне и самому не терпелось выбраться на чистое место.
Трасса газопровода, берущая начало где-то на севере Западной Сибири, ныряя с одного холма на другой, пересекает наши леса чуть севернее пятьдесят шестой параллели. Холмы здесь песчаными гривами тянутся с Севера на Юг; учёные говорят, что это следы гигантского ледника, путешествующего здесь в эпоху великого оледенения. Песчаная дорога, бегущая за горизонт в обе стороны вдоль трассы, летом была не лучшим местом для пеших прогулок – ноги тонули в жёлтом рыхлом песке. Осенью же, прибитая частыми дождями, дорога была более сносным путём для человека, идущего по ней.
Наконец, впереди, сквозь деревья забрезжили просветы.
–Ух, вот это да! – Восхищённо удивился Максимус, выйдя из леса.
После сумрака леса трасса, освещённая луной, поражала своими просторами. Дорога, светлея жёлтым песком на тёмном фоне просеки, начавшей зарастать густым ивняком, выныривала из темноты ночи, и, пробежав километра полтора, вновь растворялась в темноте. На противоположной стороне просеки в призрачном свете луны угадывались неровные контуры леса. В небе над трассой, то появляясь, то исчезая за облаками, виднелись светлячки звёзд.
-Вот это просторы! Саня, мы из леса, будто, прямо в космос вышли, - Макс вертел головой, оглядывая открывшийся взору пейзаж.
–Это Россия, детка! – Сказал я, ничего не имея в виду; эта банальная фраза, которую я слышал в каком-то кино, видимо, задела Максимуса.
–Сам ты детка, мы оба с тобой мелкие букашки, ползущие по огромной планете Земля, - развил тему космоса Макс, видимо, желая осадить меня.
-Кстати, экселенц, на поляну мы вышли на триста девяносто четвёртой паре, а ты говорил четыреста пар, - сварливо продолжил Макс.
-Послушай Макс, я вовсе не хотел тебя обидеть, просто хотел подчеркнуть крутость момента. А что касается разницы в шесть пар, так с учётом критерия Стьюдента, как предполагаемая так и фактическая величины обе укладываются в заявленный параметр.
–Силён студент! Вывернулся ведь, ну, зачёт, зачёт! – Рассмеялся Макс, – ладно, проехали, долго ещё идти?
–Версты полторы на восток, по дороге быстро дойдём.
Со стороны, наверное, мы представляли забавное зрелище: два человеческих существа нетвёрдой походкой тащатся по просёлочной дороге в неверном свете луны. Один - долговязый, тот, что шагает впереди идёт размеренным шагом, второй, ростом в три четверти первого, быстро семенит за первым, чтобы не отстать. Малыш тащит на себе огромный рюкзак, всё время разговаривает, оживлённо жестикулируя руками; время от времени он дёргает за одежду впереди идущего; тот останавливается, поворачивается к нему. Между ними тут же встаёт собака с хвостом кренделем, и, склонив голову набок, тоже слушает коротышку. Долговязый выслушивает коротышку, потом показывает рукой в небо; оба собеседника запрокидывают голову, собака тоже смотрит в небо. Коротышка снимает рюкзак, кладёт его на дорогу, собака садится рядом с рюкзаком. Коротышка продолжает жестикулировать, что-то втолковывая товарищу. Тот поднимает обе руки вверх в знак согласия; коротышка надевает рюкзак, и путники идут дальше.
Благодаря тому, что Максимус рассказывал мне свой вариант гипотезы происхождения Земли и Луны, мы шли несколько дольше, нежели я обещал.
- Всё Макс, пришли, - сказал я товарищу и стал сворачивать в лес.
-Аллё, Сусанин, ты что, опять меня в лес потащишь? - Недовольно спросил Макс.
-Не боись, пятьдесят метров и мы будем на месте, - успокоил я его.
Макс, принялся, было, что-то бубнить, но тут пятидесятиметровый тоннель в густом ельнике кончился, и мы оказались на большой поляне. На этом месте была когда-то деревня, в которой жили староверы. От неё осталось пять шесть домов, с заколоченными окнами, несколько амбаров, да колодец-журавель. И без того мрачный вид вымершей деревни в свете луны, то и дело ныряющей в облака, производил гнетущее впечатление. Макс растерянно озирался по сторонам.
-Тут, только триллер какой-нибудь снимать, - растерянно произнёс он, - и где тут твоя зимовеюшка?
-Вон на опушке, - указал я на баньку, приспособленную мною под жильё.
Мы подошли к избушке. Я открыл дверь; скрип ржавых петль добил Макса.
-Медвежуть какая-то, -констатировал упавшим голосом Максимус; не верилось, что ещё пять минут назад геофизик с горящими глазами рассказывал мне о происхождении вселенной.
Я зашёл внутрь, засунул руку за обналичку двери, достал свечу и зажёг её.
-Располагайся,- предложил я Максу, поставив свечку в самодельный глиняный подсвечник на столе, и показал рукой на нары.
Максимус стащил с плеч рюкзак, положил его на нары, сам уселся рядом.
- Ничего, Макс, сейчас растопим печурку, принесём воды, чай вскипятим. Время ещё мало, спать рано ложиться.
Я стал растапливать печь. Пента, вскочив на нары, улеглась возле Макса. Озадаченный вид Максимуса, сидящего на нарах рядом с собакой, представлял собой невесёлое зрелище - я не узнавал его.
-Макс, ты забыл про свой лозунг "Бороться и искать, найти и не сдаваться"? - Укоризненно сказал я, чтобы расшевелить его.
-Нормально всё, просто я представлял себе более комфортабельное пристанище.
-Сиди здесь, смотри за печкой, а я пойду, воды с родника принесу, доставая из угла ведро, - произнёс я, собираясь по воду.
-Я с тобой, - Макс соскочил с нар.
-Ты что, бабайки боишься? - Пошутил я.
-Клаустрофобия у меня, боюсь оставаться один в незнакомом закрытом помещении.
У Пенты клаустрофобии не было - это я знал точно, но она тоже не пожелала оставаться в избушке.
Над поляной пролетал редкий снежок; луна совсем скрылась в плотных облаках, которые на глазах превращались в снежные тучи. Северный ветер затягивал свои зимние мотивы; лес глухо шумел, предвещая скорую перемену погоды - приближалась буря. Последний тёплый день позднего бабьего лета завершился внезапно и стремительно. Зимний холод, вторгался в наши пределы, стремясь наверстать упущенное; назавтра наступал Покров день. Как не крути, а Северный полярный круг, находится всего на десять градусов выше.
До родника десять минут ходьбы.
Омут чёрной воды был хорошо заметен среди голых
берёз, сбегавших с холма, внизу которого был
родник. Родник был мощный - из-под земли била струя
воды толщиной в руку. Трудолюбивые кержаки,
обустроили слив, наладив под водный поток
листвяжные колоды, выложенные на валуны дикого
камня.
Я подставил ведро под струю; оно мгновенно наполнилось студёной водой.
-Вот это напор!- Удивился Макс, - турбинку можно поставить, и электричество в избушку тебе провести.
- Я уж думал об этом, да овчинка выделки не стоит. Бываю я здесь день-два, а на строительство всё лето убьёшь. "Ну наконец-то Макс очнулся, – подумал я, - Инженер однако!" Макс ещё порассуждал о том, как было бы здорово, если турбина была установлена здесь лет сто назад.
-А как этот ручей называется? - Заинтересовался Максимус, забыв и про непогоду, и про неуютное наше пристанище.
-Михайлов ключ, - направляясь к избушке, ответил я.
-В честь первооткрывателя? - Предположил Макс.
-Нет, в честь архистратига Михаила, -объяснил я.
-Ты откуда это всё знаешь?
-Предки мои в этих местах проживали во времена оны.
-Так вот почему ты такой тормоз, - заключил неожиданно Максимус.
-Не тормоз, а обстоятельный! - Внушительно ответил я, взяв малыша за куртку и приподняв его от земли,- обстоятельный, понял!
-Понял, я вас внимательно понял!- Поспешил исправиться Макс.
-Молодец, айда на базу.
До избушки оставалось метров сто, когда шквалистый ветер швырнул на поляну плотный снежный заряд, мгновенно укутав всё в белую пелену метели. Пента, впервые увидевшая снег, растерянно жалась к ногам.
-Как в казахской степи буран, даром что в лесу, - удивлённо заметил Макс.
В избушке было тепло; на деревянных стенах играли отсветы огня, пробивавшиеся из-за не плотно подогнанной печной дверки. Я снова зажёг свечку, которую потушил перед уходом из соображений экономии.
-Это у тебя на генетическом уровне - на спичках экономить? - Спросил Макс. Видимо пары этанола периодически всё же провоцировали его на мало-мальский кипиш.
-У меня свечей достаточно, но зря ума их жечь - ни к чему, - сказал я и снял с жерди, прибитой под потолком, пучок свечей в целлофановом пакете.
-Ну, ты куркуль, реальный кержак, Саня, - восхитился Максимус, - может у тебя из съестного чего есть в заначке?
-Конечно, я подошёл к остаткам глинобитной печки, отодвинул заслонку и достал банку тушёнки, гречку в жестяной банке и сухари.
-Офигеть, да с тобой в разведку можно идти, стопудово! - Оживился Макс и достал из рюкзака фляжку.
-Мы разве не всё выпили? - Удивился я.
-Нет, тут ещё граммов двести спирта,- Макс потряс фляжку,- неразведённого.
Я поставил на печку чайник, бросил туда корни шиповника, которые накопал ещё в сентябре. В котелке поставил вариться гречку с тушёнкой.
-Ну, давай Макс, родниковой водицы отведаем, пока каша варится.
Макс разлил по кружкам спирт, разбавил водой и мы выпили за избушку, за огонь в печи, за хрустальную воду из родника, которую Макс признал идеальной для разведения спирта.
- Да, Александр, что бы сейчас с нами было, не уйди мы с речки. Я ещё хотел поспорить с тобой. А ты молодец, вовремя бурю учуял, как это ты узнал, что снег пойдёт?
- Обстоятельный, однако, - усмехнулся я,- во-первых строках, Максимка(это я ему за тормоз) - время к зиме. Завтра Покров день как-никак, обычно в этот день тут у нас снег ложится; во-вторых: с гнилого угла облака перистые второй день тянулись, к ночи снегом запахло. Во-третьих: Пента спать укладывалась - калачиком свернулась; ну и барометр падать стал.
-Какой барометр? - Вытаращил глаза Макс, - что-то я не видел у тебя барометра.
-Ветка сухая еловая у меня там, на листвянке прибита. Если высокое давление она кверху закручивается, а падает давление - она распрямляется.
-Сильно! Извини за тормоза, Саня. Это у меня из-за спирта мозги съехали - расслабился.
Кашу ели из котелка. Оставшийся спирт решили оставить на утро.
-Будто в кино каком нахожусь, - отпив из кружки взвар шиповника, - сказал Макс, - вчера было лето, хоть и бабье, а сегодня зима, вчера я с тобой знаком не был, а сейчас сидим чай пьём в избушке, в чёртовом закуличье. А главное - встреча-то какая! Земляки, с одного института. Вот это жизнь! Вот это приключения!
–Да Максим, - поддержал я его, - какие только повороты нам судьба не назначает в жизни; в том и прелесть бытия, что наперёд ничего не известно.
–Судьба как ракета летит по параболе, обычно во мраке и реже по радуге! – Процитировал вдруг Максимус.
–С чего это ты, друг мой ситный, Воскресенского вспомнил? - Опешил я.
–Так, в тему, ты же сам про судьбу сказал, вот я и вспомнил, что великие про неё говорили. А ты «Параболическую поэму» наизусть знаешь? – спросил Макс.
–Близко к тексту, не такой уж я фанат, чтобы наизусть помнить, хотя шестидесятников люблю и очень уважаю.
–Я тоже, а как тебе поэзия серебряного века? -Макс поёрзал на нарах, видимо, обрадовавшись, что нашёл единомышленника и есть повод выпить.
–Блок, Бальмонт, Брюсов, Анненский, Гумилёв, Ахматова, Северянин, Волошин, Цветаева, - начал перечислять я; заметив как Макс полез в рюкзак, решительно добавил, - но пить не буду, ни за кого.
–Ладно, под шиповник, да при свечке и так нижтяк.
За окном бесилась метель, то стихая, то завывая в печной трубе; Максимус читал свои любимые отрывки, которые особо ценил, я подкидывал в печурку дрова. Пента спала рядом со мной на нарах, легонько прикусив мне мизинец. Прелесть вечера почти зримо висела в избушке, которая по определению Макса находилась в чёртовом закуличье.
Часа два мы увлечённо говорили о литературе, потом как-то незаметно перешли на живопись. Установив, что «Чёрный квадрат» Малевича никакое не искусство, а прикол молодых художников-абстракционистов, мы уснули.