Заседание отряда шло тяжело. Сонно, без воодушевления. Оставаться в школе, когда на улице была такая погода, для всех учеников 6-Б было просто невыносимо. На календаре уже был май, зеленели клены, светило яркое, горячее солнце, и какие-то мальчишки на пустыре, где только сделали разметку для новенького стадиона, прямо на утоптанной траве, пробивающейся сквозь насыпи песка, поднимая столбы пыли, играли в футбол. Удары мяча звучали гулко и так восхитительно маняще. Как сама радость, как само лето.
Город кипел, всюду шли стройки, было интересно, шумно. И вот эта совсем новая школа была построена всего два года назад, а рядом уже возводились многоквартирные дома, по проспекту прокладывалась аллея с кленами, тротуары, которые каждое утро умывали поливальные машины. А в центре… чудо чудесное! Самое долгожданное событие для всех детей города – всего через пять месяцев после начала работ уже красовался ажурный купол летнего цирка. На начало школьных каникул ожидалось открытие. Вот будет приключение! Да и вообще, дело даже не в цирке. Просто это время – счастливое. Детство. И город, заполняясь множеством детей, тоже как будто оживал, рос, хорошел – разбивались парки, прокладывались новые маршруты транспорта, открывались кинотеатры, дворцы культуры. Веселые дребезжащие трамваи носились туда-сюда, и над всем этим сияло ослепительное, ясное, совсем летнее солнце.
Уроки давно окончились. Школьные коридоры затихли. Только это собрание… Его нужно было как-то высидеть, чтоб потом вырваться на свободу, к этому чудесному солнцу и зелени. Бежать, размахивая сумкой с бесполезной сменкой или ранцами! Кричать и хохотать!
Ветерок из приоткрытых окон мягко раскачивал несвежие, запыленные за учебный год занавески. Под потолком жужжала муха, в окно пытались залететь пчелы, но, передумав, улетали. Под школьной доской белели разводы осыпавшегося мела. Со стенгазеты кто-то уже успел оторвать фотографию Юрия Гагарина, вырезанную из газеты, и вместо нее дорисовать смешную ушастую рожицу. По коридору время от времени проходили старшеклассники – группками или поодиночке. Они уже готовились к последнему звонку, разучивали стихи и поздравления, украшали свой класс перед выпускными экзаменами.
Грядущее лето манило. Грядущее лето радовало. Все в мире было хорошо, спокойно, радостно и весело.
И вот сейчас, когда половина класса мечтательно смотрела в окно, а другие занимались какой-то чепухой – тихо перешептывались, рисовали, перебрасывались ластиками и шариками, скатанными из промокашек, председателю совета отряда нужно было отчитаться о работе, которую отряд проделал за учебный год. Конечно, они поделились на звенья и распределили обязанности – кто-то помогал в школьной библиотеке, кто-то участвовал в спортивных соревнованиях между школами, а кто-то подтягивал отстающих и занимался с малышами, первоклашками. За учительским столом, слушая доклад председателя совета отряда, сидели вожатые – десятиклассники Маша и Алексей. Алеша сильно зевал, но очень старательно пытался это скрыть, прикрываясь рукой или тетрадью, которую он брал из стопки на краю учительского стола – недавно писали контрольную, работы ждали проверки.
– Коля! – прикрикнула Маша на двоечника, который пытался незаметно с чем-то возиться, прячась на последней парте за спинами одноклассников. – Ты слушаешь то, что говорит твой товарищ?
– Ага, – отмахивался Коля и продолжал свои попытки запустить в открытое окно самолетик, собранный из двух обрывков спичечного коробка и обломка карандаша.
– Кстати, ты из чьего звена?
– Он в моем звене! – подскочила, как на пружинке, Юля Семенова. – А еще Витя, Витя-маленький, Татаринова Катя…
Маша сложила руки на груди и прищурилась. И вместе с этим жестом весь класс как будто проснулся – ну, наконец-то. Этот жест знали все. Сейчас вожатая скажет что-то важное, после чего можно будет пойти гулять. Оживился и отложил тетради даже Алеша, который зевал уже так сильно, что у него начала хрустеть челюсть.
– А… Семенова! – строго, но как будто с разочарованием сказала Маша. – А чем твое звено может похвастаться?
Хвастаться, если признаться, было нечем. Конечно, если сравнивать с другими. Но, если подумать, ответ был:
– Мы подтягивали успеваемость… – сказала Юля.
– Чью? – еще строже переспросила вожатая. – Свою собственную?
– Ну, да, – Юля вспыхнула: – А что, если подтягивать чужую – это считается, а свою – нет?
На задних партах кто-то захихикал. Подло и обидно.
– Задача пионера – заботиться не только о себе, но и об окружающих, – Маша сделала жест, полностью повторяющий жест директрисы, которую вся школа звала «наша Раисочка». Взмах рукой, одной только кистью, при этом не глядя на оппонента. Жест означал: «Сядь, дальше что-то объяснять бесполезно», теперь речь была обращена не только к Юле Семеновой, а ко всему классу. Но Юлю это уязвило. Задело за живое. Ей даже не дали договорить! Рассказать обо всем, что она сделала или могла бы, если бы ей доверили.
– Вы должны не просто выполнять взятые на себя обязательства, а быть бдительны и всегда понимать, что кому-то рядом нужна ваша помощь, ваше участие! – Маша умела говорить красиво. Она любила выступать на собраниях или читать стихи на школьных вечерах. Открыв в себе эту способность, она мечтала поступить в педагогический – вот, где ее смогут высоко оценить! Никто из ее сверстников так красиво не говорил, не умел так складно и быстро превратить свои мысли в горячую, продуманную речь.
– Подумайте, пионеры! Забота только о себе или своих друзьях – это то, что должен делать каждый, но настоящий пионер должен каждый день стараться доказать, что он лучший из лучших. Не только в учебе, но и в помощи старшим, в соблюдении чистоты, в улучшении нашего города или просто своей улицы. Всегда есть дело, которое вам по силам – посадить дерево, помочь пожилому человеку донести сумку или даже задержать преступника!
По классу прошел гул:
– Преступника?! Задержать настоящего преступника?!
– Да, – подтвердил Алеша слова своей одноклассницы. – Пионеры из 75-й школы недавно задержали хулигана, который разбил стекло в детском саду.
– Расскажите, расскажите! – потребовали дети, и дальше последовал увлекательный драматический рассказ, который Алексей и Маша практически сочиняли на ходу. Когда история достигла кульминации – хулиган искал кирпич, а бдительные пионеры следили за ним из-за угла, только догадываясь, что сейчас произойдет, то класс буквально замер затаив дыхание. Каждый мечтал оказаться на месте героев, задержавших злостного вредителя с кирпичом.
– Хулиган, конечно, долго отпирался и не хотел признавать, что это он разбил окно, – рассказывала Маша, – но пионеры все видели и сообщили участковому.
– А в милицию нужно звонить «02»! – выкрикнул с места Витя-маленький, и все почему-то засмеялись.
– Правильно! – подтвердил Алеша.
– Потому вы все должны помнить, что пионерский галстук вы носите не просто так! – продолжила вожатая. – Всегда совершайте добрые и правильные поступки! А я даю вам задание… К концу недели совершите поступок, который никто вам не поручал – любое доброе дело от имени своего отряда и своего звена. А тому, кто будет лучше всех, я сделаю подарок. Книжку!
– Ура! – закричал кто-то с последней парты, и все начали вскакивать со своих мест, не дожидаясь разрешения. Дело явно шло к концу заседания, находиться в душной, сонной школе было уже просто невозможно.
Юля Семенова тоже подхватила свою школьную сумку и побежала к двери из класса. Долгожданная свобода! И только в коридоре, пустом, а потому каком-то грустном, ее снова догнало чувство большой обиды и несправедливости. А почему, собственно, всегда так происходит? Ее никто не слушает, никто не уважает, никто не поручает никаких важных дел, за которые потом можно было бы и похвалить. Она просто средний, обычный человек, ее как будто не замечают! Вот запасной ключ от классной комнаты дали носить Вике, хотя учится она не лучше и живет в соседнем доме, так что в школу они приходят одновременно. А Вика, между прочим, иногда братика в детский сад отводит, так что вполне может и опоздать. Но все равно – именно она открывает класс, проветривает, а потом впускает учеников. И все хвалят, уважают, говорят спасибо именно Вике. А что она сделала? Ну, дверь отперла. И когда выбирали, кто запасной ключ будет носить, у других не спрашивали. Выбрали Вику, и все молча согласились! А стенгазета? Ее делает звено Ани. Подумаешь, вырезали из газеты несколько фотографий и написали заискивающее письмо нашей Раисочке – будем учиться хорошо, соблюдать дисциплину и беречь книги… А разве другие сделали бы хуже? Может, даже лучше! Вот лично она, Юля Семенова, могла бы тоже так сделать. И ведь просила же – возьмите и меня рисовать газету, я тоже хочу – нет, отказали, сказали: поручение Ане. И тоже никто особо не спрашивал, не обсуждал, не спорил. Отдали, и все! Теперь Ане, может, даже благодарность с дипломом в конце года дадут, торжественно, перед всей школой, а ей, Юле? Не справедливо… И ведь все делают что-то такое, за что их кто-то обязательно хвалит. В сад братика отвести и забрать – молодец! А если нет братика? Или бабушку в больнице проведать? Тоже молодец! А если бабушка не болеет?
Юля, опустив плечи от досады, медленно побрела по пустому коридору к лестнице. Одноклассников уже и след простыл.
Обидно. Обидно до какого-то ревнивого, щемящего чувства. Да, учится она не лучше всех, но и не хуже. Как все! И пятерки есть, но и тройки бывают. Делает ли она что-то лучше всех? Может, и делает! Вот на занятиях по домоводству – и тетрадь у нее самая аккуратная, и рецепты она записывает не потому, что давали задание, а потому что нравится и красиво получается. И вышивать умеет! И вязать! Правда, только крючком, ну и что? Зато умеет! И даже знает, как нарисовать схемы к придуманному узору! И картошку чистит хорошо, и дома помогает. Да, как все. Или как многие. Но это тоже достоинство и тоже важно, но никто об этом никогда не говорит и не хвалит. Просто так, потому что она тоже хочет быть важной и полезной! И ключ от классной комнаты она тоже могла бы носить, и в газете что-то нарисовать или написать – тоже! Просто не выбрали ее. А почему? Почему так несправедливо?
И Юля, совсем загрустив, стала просто мечтать. Вот если бы она выросла сразу под два метра, тогда бы ее все замечали. Или если бы, например, волосы у нее вдруг стали – как в сказке, просто золотыми, тогда бы тоже все видели и только на нее смотрели, только ей важные дела поручали. И даже, совсем замечтавшись, Юля вдруг представила, что как было бы хорошо за лето, например, сразу несколько языков выучить и прийти в свою школу, представившись иностранной гостьей. Взять у мамы солнечные очки, у тети ее красивую шляпу с бантом и прийти так, как будто она не Юля вообще, просто девочка, похожая на Юлю, но на самом деле – иностранка. Вот бы все удивились!
Так мечтая и даже прикидывая, что она реально могла бы сделать, чтобы стать похожей на настоящую иностранную гостью, девочка дошла к самому дому. Посидела немного во дворе возле куста буйно цветущей сирени – точнее, буквально в нем. Сирень разрослась тут так обширно, что маленький пенек от старой акации, которая росла тут раньше, уже давно утонул в зарослях зелени и цветов. Юля придумала, что тут у нее может быть свой секретный домик, о котором никто не знает. И когда становилось грустно, приходила сюда посидеть.
От невеселых мыслей и романтических мечтаний отвлекли голоса, доносившиеся из распахнутого соседского окна. В этой квартире жил капитан… Точнее, конечно, может быть, и не капитан, просто дворовые дети так прозвали этого жильца за то, что он очень часто ходил в белой фуражке с якорем, и всем казалось, что именно такие должны носить настоящие моряки.
За окном спорили, чем-то гремели.
– И шо это вы мне, Миша, такую невинность на лице делаете? Так я не первый день знаю, что вы как бульбомет свой откроете, то все складно поете, выступать умеете, а если взять глаза в руки, то вы и на кецык не благородный, а из такого же говна, как и все.
– Шаля, не бузи… – умиротворяюще бубнит другой голос.
– Ой, и ты туда же, кишкомот…
Юля прислушалась. Как странно говорят. И как будто ругаются, только непонятно – почему. Подслушивать чужие разговоры, конечно, очень некрасиво, но она же не специально. А потом – так интересно! Она даже представить не могла, кто такой «кишкомот», и теперь так хотела его увидеть вживую. Наверное, какой-то зверь, вроде гиппопотама. Или какой-то кашалот, которого наверняка встречал в своих путешествиях капитан.
И в квартире капитана погремела посуда, кто-то неразборчиво поворчал.
– А шо, Миша, разве я не дело гутарю?
– Дело…
– Так зачем эти нервы? Пошли, сделали и разошлись, как в море корабли. Я вас умоляю за ту проблему с вашими слабыми руками. Они нам и слабые очень даже будут нужны!
Потом опять заговорили неразборчиво. Только отдельные слова, выкрики.
Юля не удержалась. Было так любопытно, что она просто не могла усидеть в своем укрытии, а подобралась сначала к самому окну, а потом и вовсе взобралась на цоколь, ухватилась кончиками пальцев за карниз и повисла, вставив любопытный нос чуть не в самое распахнутое окно. И ей повезло, сидевшие в прокуренной кухне мужчины совсем ее не замечали. Капитана она узнала сразу – и по его мятой клетчатой рубахе, и по неизменной фуражке. Он не снимал ее даже за столом! А вот другие были не знакомы и такие любопытные, глаз не отвести. Один круглый, голова – не голова, а точно яйцо какое-то, присыпанное сверху перцем, руки несуразно длинные, чуть не до пола висят. И шрам по круглому затылку – огромный, бордовый, кривой. Второй – как будто наоборот, тонкий, извивающийся, с маленькой головой на длинной изогнутой шее. Рыжий, неопрятная борода лохмотьями. Местами рыжая, местами какая-то бурая. И руки – точно клешни. На одной (и Юля уже не могла оторваться от этого жуткого зрелища) только два пальца, на другой – три и какой-то обрубок, но почему-то с перстнем. И он орудовал этими изувеченными руками ловко, быстро, аккуратно – резал батон, заваривал чай в граненом стакане, вскрывал консервную банку.
– Нет, – крутил головой капитан, и было видно, что ему неловко, а может, даже страшно быть в компании этих двух незнакомцев: – Не пойду.
– Вошь немытая… – фыркал двухпалый. – Никак к нему без аргументов не подкатить…
– А шо, таки аргументы надо? – яйцеголовый ухмыльнулся. – Так будет вам, Миша, аргументов полные карманы.
И тут же как-то легко, без размаху, как будто шутливо, толкнул капитана в грудь. Но тот сразу побелел, начал хватать ртом воздух и ронять голову на грудь. А двухпалый, не отрываясь от заваривания чая, тут же боднул его, да как-то так ловко, что капитан охнул и повалился назад, упав с табурета. Он лежал, раскинув руки, а его капитанская фуражка, собравшись гармошкой у левого уха, неуклюже заломилась, жалко сползла куда-то в сторону.
Юля чуть не ахнула. Хулиганы! Настоящие! Причем взрослые и наверняка очень, очень-очень опасные! Что делать? В милицию звонить? И рассказать, что подсматривала в окно? Нет, это некрасиво, не по-пионерски. Лучше она еще немного последит за хулиганами, а потом, когда они опять себя выдадут, но уже где-то в людном месте, тогда она и расскажет все милиционеру. И тогда…
Юля снова замечталась. Даже вот так, повиснув на пальцах на карнизе, подглядывая в чужое окно из кустов сирени, она все равно оставалась просто очень мечтательной девочкой…
И тогда… Тогда она, Юля Семенова из 6-Б, обязательно станет героем, который помог задержать опасных хулиганов. И дело тут, похоже, весьма серьезное, потому про нее, может быть, даже в газетах напишут!
Ой! Что тогда будет! Наверняка ее попросят перед классом выступить. Выведут торжественно к доске, будут вопросы задавать. А она будет стоять, пожимать плечами, как будто ничего такого, и говорить, что она просто выполнила долг любого пионера. И все будут восторгаться еще больше – такая простота, честность, никакого зазнайства. Простая, честная, добрая девочка!
Вика с ее ключами от классной комнаты обзавидуется, а Ане уже никто не будет давать почетную грамоту – подумаешь, газету сделала, какие мелочи.
Юля так бы и висела на карнизе, зажмурившись и замечтавшись, если бы в комнате за окном не раздались какой-то грохот, скрип, возня.
Капитан так и лежал посреди комнаты, только постанывал, а двухпалый и яйцеголовый быстро и методично обшаривали комнату, по пути переворачивая и разбивая все, что попадалось под руку.
– Ладно, Шаля, – сказал двухпалый своему напарнику. – Неинтересно тут.
– Согласен, – кивнул яйцеголовый и, присев над постанывающим и вяло приходящим в себя капитаном, похлопал избитого по груди и сказал: – Вот и ты Шалтая-Болтая запомнишь, что он добрый и справедливый. Другой бы на моем месте тебе такой гембель устроил…
Встал и вразвалочку пошел прочь. Двухпалый за ним.
Юля спрыгнула с цоколя и снова нырнула в кусты. Незнакомцы прошли совсем близко, а тот, что назвал себя Шалтаем-Болтаем, даже обломил с сиреневого куста маленькую веточку с цветами, понюхал, смешно сморщив ноздри, и пристроил ее в карман рубахи:
– Краб! Шоб завтра утром шею вымыл, и упирод! Кассиршу будем щимить!
И они пошли в сторону проспекта, кружа по путанным дворам и с любопытством рассматривая прохожих и новостройки.
Юля выбралась из зарослей, приглядывая за незнакомцами, которые только что так жестоко поступили с капитаном, бежала за ними минут пятнадцать, но они никак не спешили выдавать своего хулиганского нрава, а одной ходить дальше центрального гастронома Юле не разрешалось. Потому пришлось вздохнуть и вернуться домой.
Бабушка как раз успела приготовить пирожки. И отчасти из-за этих пирожков, а отчасти из-за этой весны, этого солнца и зелени, все быстро забылось.
О хулиганах – странном и страшном Шалтае-Болтае и его друге, которого звали Краб, девочка вспомнила только через несколько дней, когда по городу стали ходить слухи, что возле сберкассы сильно избили и ограбили то ли инкассатора, то ли какого-то кассира.
– В какое время живем! – возмущалась бабушка. – Детей из дома выпускать страшно, бандиты на улице!
– И не говорите, – поддакивала соседка. – То на чердак залезут, хоть замки вешай, то мусора набросают, а теперь до чего дошло – на кассу напали!
И обе стояли, качали головой и ругали все, что только приходило на ум – молоко из магазина, шумных мальчишек, играющих в мяч, погоду, подвальную сырость и новые газовые плиты, из-за которых постоянно сгорали кастрюли с кашей.
Юля стояла, держа бабушку за руку, и тяжело раздумывала, не рассказать ли о том, что она видела в окне капитана. Ведь те странные Шалтай-Болтай и двухпалый Краб говорили о какой-то кассирше. Может, это как-то связано со случившимся? Думала, но так и не осмелилась перебивать взрослых.
И тут из-за угла вдруг вышли… они! Краб и Шалтай-Болтай!
Юля аж затрепетала вся! Вот теперь она их не упустит! Бандиты и хулиганы, держитесь!
– Ба… – она робко подергала бабушку за руку: – Подержи…
Стянула школьную сумку, вручила бабушке, которая была так увлечена разговором с соседкой, и сказала:
– Я сейчас…
И побежала за хулиганами.
Краб тащил на плече тяжелую сумку с длинным ремнем, Шалтай-Болтай держал мешок, по виду – легкий, уж очень задорно он им помахивал, глядя по сторонам, улыбаясь и даже как будто что-то напевая.
Шли сначала по дворам, потом, почти бегом – через проспект в густые заросли сквера, но и там не задержались, хотя Юля думала, что там уж точно остановятся, хотя бы на привал. Но они пошли дальше, и девочка – за ними. Мимо хлебзавода, строящихся корпусов городской больницы, вдоль длинного ряда домов, смотрящих на реку – тихую, смирную, широкую.
Школьница уже и мест не узнавала, так далеко они с родителями ходили редко, разве что когда папа возил ее в новый парк, что разбили на острове. Местами там уже высадили деревья, убрав дикие заросли, разметили клумбы, поставили памятник какому-то поэту. Там еще лодочная станция, песчаная коса с пляжем. Неужели хулиганы идут на пляж? Или им туда, в глушь, где старые деревья, крутой склон скалистого берега и дикие пещеры?
И точно, два бандита прошли по мостику, поглядывая в воду, побродили по широкой аллее, которую еще не успели засадить цветами, покрутились возле лодочной станции, но, похоже, передумали и пошли на другой конец острова. Тут, среди поваленных деревьев, еще стояли какие-то руины. Такие старые, что даже деревья, пробившиеся прямо сквозь них, успели состариться и засохнуть. И где берег был таким высоким и крутым, что дух захватывало – оскаленная скала, вокруг которой тихая река вдруг становится тревожной, строгой, шумной.
– Где-то тут… – кивал Шалтай-Болтай, а Краб только повторял:
– Хм… Не помню… Хм…
Потом оба осеклись, закружили на месте, Юля не сразу разобрала – почему.
– Эй, отцы! – Краб обращался к кому-то, а девочка все понять не могла – к кому. И тут – ой-ой – рядом со старыми, погнутыми и какими-то уродливо-корявыми деревьями – два старика. Огромные, оба на добрую голову выше хоть того же Краба, который хоть и сутул, а точно не низок. А старики-то согнутые, а все равно – такие громадные! И стоят так неподвижно, как будто обнявшись, что и сами кажутся деревьями. И у одного глаза темные, у другого светлые – хоть и не смотрят, а все равно как будто жгут.
– Отцы, дорогие, как пройти на бережок?
Рот одного из стариков открылся, что-то забулькало и заклокотало и, не сразу, с задержкой и откуда-то издалека, как будто говорил вообще кто-то другой, донеслось:
– Не нужно тебе туда.
– Что ты, отец, очень нужно! Трудовому народу отдыхать нужно! А ты тут сторож, что ли? – говорил только Краб и трепал рыже-бурую бороду одной увечной рукой, а другой – пытаясь спрятать за спину свою тяжелую ношу. Шалтай-Болтай стоял разинув рот. Его старики явно удивили.
– Сторож, – подтвердил старик. Немного подумал и, вдруг решив, что ответить все же можно, поднял руку, показал куда-то в кусты:
– Вон там тропа.
– Ага, – кивнул Шалтай-Болтай, ухватил напарника за плечо и развернул в нужном направлении. И бредя вслед за своим рыжим напарником, только проворчал:
– Цикавые отцы…Ой, цикавые…
Юля, спрятавшись в кустах, никак не могла решиться опять побежать следом. Странные старики ее напугали. Если сторожат, то точно не пустят, она же маленькая. Словят, расспрашивать начнут. Но не упустить бы бандитов. Они же точно там, на берегу, что-то плохое затевать будут. А она в этот раз точно будет знать! И расскажет. Всем! В этот раз даже сомневаться не будет – они точно бандиты! И там, в сумке и мешке, у них, наверное, краденое…
Девочка только сейчас поняла, что, в сущности, поступила очень глупо. Одна убежала так далеко от дома, хотя можно было сообщить о подозрительных незнакомцах сразу. И если они на самом деле бандиты, то можно было бы не ждать повода, а сообщить постовому – вот, у них в сумках награбленное. Ну, пусть она ошиблась бы. Зато проявила бдительность, как настоящий пионер! Они же капитана избили, в доме у него все поломали, теперь сумки у них, мешки… Не потерять бы то место, где они за кустами тропку нашли. А то склон крутой, просто так не спуститься, а тропка там, где куст… и ветка та…
А где старики? Как сквозь землю провалились! Чудеса!
Но думать об этом было некогда, нужно бежать.
И девочка сломя голову кинулась к тропе.
Сквозь кусты, траву, наносы земли и песка можно было рассмотреть каменные уступы, ступенями спускающиеся вниз, к воде и входам в гроты. Говорят, теперь они все чаще прячутся в воде. Кроме одной, самой большой пещеры. Но добраться до нее все сложнее. Говорят, когда построили ГЭС, уровень реки сильно повысился, затопив берега, почти проглотив остров и скальные пороги вокруг него. Заполнившись водой, сама река стала почти ручной – как отяжелевшая, откормленная корова, она неторопливо текла по зеленеющим степям, давала воду колхозным полям, заполняла хранилища, поила растущие города. Но, бывало, порой отступала, оголяя эти гроты, и так зло билась о скалистый склон, что жители домов на набережной – там, по ту сторону моста, начинали жаловаться на шум, гул и подвывание ветра в пещерах. Как в громадной трубе, издающей такой леденящий вой, на такой пронзительной и страшной ноте, что дети, просыпаясь, плакали, а старики вспоминали старинные легенды – про монастырь, про загадочные клады в этих пещерах, про другие чудеса, которые тут бывали или не бывали, но могли бы быть.
Шестиклассница Юля ничего об острове не слышала. Ей нравились сказки не о прошлом, а о будущем. С восторгом слушала она о строящихся домах, о ракетах, улетающих в космос, о том, что совсем скоро мир станет совсем простым и очень интересным – только найди дело по душе: строй плотины, заводы, покоряй горные вершины, дикие бесконечные просторы родной страны или, кто знает, дикие просторы других миров, куда скоро полетят космические ракеты.
Пробираясь сквозь кусты, уже не однократно оборвав руки и голые ноги о сухие колючки, она думала о том, что однажды на земле, а тем более в самом городе, уж точно не останется таких заброшенных и неухоженных мест. И бандитов тоже не останется. Уж она постарается приложить к этому руку.
«А что? – думала девочка. – Может, я даже в милицию пойду работать! Я внимательная и справедливая! И хороших людей от плохих вообще в два счета различаю! Вот сейчас пойду, увижу, где эти награбленное прячут, и все! Приведу милиционера, покажу и скажу – хватайте их!»
– Гля, Крабик! – донесся голос одного из бандитов откуда-то снизу, из-под ног. – Це прям катакомбы! Не зря цэй Мыша сюда ходыв, ой, не зря…
– Не заблукай, Шаля… – отозвался второй, и снова стало тихо.
Девочка заглянула с края обрыва. Ничего не видно, только воду. А в ней как будто какие-то великаны плывут и на их боках шевелятся водоросли… Ой… Нет, показалось! Облака это в воде отражаются…
Стала спускаться ниже. Кромка берега у воды была совсем узкая – пройти трудно, не замочив ног. И скала весит, вся испещренная дырами – только топорщится корнями какими-то, ветками. И две пары следов уводят направо.
Юля пошла по ним, шагов пятнадцать. И тут – пещера. Чуть выше линии воды, с одной стороны прикрытая кустами. Внутри, по невысокому своду яркие блики от воды, как новогодние огоньки мерцают. Девочка даже засмотрелась – красиво же. И не страшно, потому шагнула внутрь, прислушалась.
Пещера оказалась долгим тоннелем, уводящим куда-то под остров. Сначала эта тьма, но если оглянуться – видно кусок неба в прорехе входа, а потом глаза привыкают и тьма превращается в серую дымку, а в думке какой-то свет впереди. И не один вроде, а несколько. Ой, там еще выход, кажется! И там! И… как будто поет кто-то.
Звук манил. Девочка брела на него, потом – бежала, иногда удивляясь тому, что пещера становилась все светлее, все длиннее. Может, там вообще люди какие-то живут? Там логово хулиганов! Или наоборот, там будут друзья, которые помогут хулиганов задержать…!
На девочку как будто напало какое-то сладкое помутнение. Уже ничего не казалось странным, удивительным, непонятным. Она не боялась заблудиться, не боялась бандитов, да и просто – не боялась. Бежала на свет или, если становилось темнее – на звук. Вдруг и сама начинала что-то напевать, становилось смешно, радостно, и силы от бега, что странно, не убывали, а наоборот – как будто росли.
Из какой-то галереи вынырнули и прошли мимо три человека в белом. Один охал, вертел головой, на Юлю посмотрел озадаченно, но ничего не сказал. И Юля ничего не сказала.
Потом прошли два старичка в темных плащах и смешных жилетках, как бабушка носит дома – с меховыми краешками, шитьем каким-то. Один на Юлю покачал головой, второй вздохнул:
– Туда беги!
Скрюченным пальцем показал какой-то коридор.
И Юля опять бежала.
Дым из головы выветрился. Стало холодно. Ноги стало наливать, как после долгой поездки на велосипеде. Да и свет, который отовсюду лился, резко помрачнел, стало серо, потом и вовсе – навалился мрак.
Заблудилась…
Пошла налево, опять налево, потом вроде прямо.
Ой, идет кто-то!
Мальчик… Маленький, совсем малыш. Громадные глаза, рубаха чуть не до пола.
– Мальчик! – строго сказала Юля. – Ты не видел тут двоих?.. Один такой со шрамом вот тут, а второй рыжий, с бородой.
Мальчик вжался в стену, замотал головой.
И Юля тоже растерялась. Захотелось домой, забыть о погоне, о бандитах, об этой странной пещере. И она спросила:
– А где тут выход, ты не знаешь?
– А где тут эти…
Задыхающийся голос из темноты тоже явно принадлежал ребенку:
– Эти… Уф! Дураки… толпой!
И из совсем темной ниши откуда-то сбоку вышел еще один мальчишка. Как клоун – в цветном костюме, в шапке с козырьком, и… Юля сначала не поверила глазам… С пистолетом!
– Где они?!
Коплю на корм Пегасу – карта МИР 2202 2023 3930 9985