Третья навигация в должности командного состава речного флота Страны Советов началась у меня поздно. Лето на Дону почти в экваторе, а сочная зеленая трава на берегах от безжалостно палящих лучей солнца и знойных ветров принимает оттенки бледности и сухости. Холмы вдоль реки желтея, теряют свежие запахи. И только теми небольшими оазисами, где растут полевые цветы, они благоухают различными медовыми ароматами сине-голубых васильков и белоснежных ромашек, сиреневого клевера и жёлтых лютиков...
Знакомство с некоторыми членами экипажа земснаряда, на котором я работаю, прошло успешно ещё в конце апреля, когда мы судно конвертовали для перегона через водохранилище. С остальными увиделся уже ближе к концу мая, когда нас поставили на вооружение перед выходом в рейс. Экипаж, а это почти одна семья командира с разными их родственниками и механик с супругой. Механик всего лет на шесть-семь старше меня, поэтому как-то сошлись с ним быстрее. Тихий спокойный и грамотный парень, чернявый, мускулистый, кучерявый и улыбчивый, но с какими-то больными бесцветными глазами. Он хороший специалист в своём деле и ценится начальством. Да вот беда, пить ему никак нельзя...
Начало июля, земснаряд разрабатывает перекат. Я в подвахте. Проснулся в каюте, пасположенной под рубкой, от того, что вокруг тишина, главный двигатель не работает. А до моего слуха доносятся какие-то непонятные шорохи по полу рубки и стуки о пульты управления. Послушал так несколько минут и решил подняться, любознательность, понимаете ли да и как помощнику командира и механика узнать бы не мешало, почему так долго стоим, может, помощь нужна на палубе или в машинном отделении. Захожу в рубку и вижу картину, механик катается по полу в одних тренировочных штанах, свернувшись "в калачик", как говорила всегда моя бабушка, когда я от холода так прятался под одеялом. А он стонет, скрипит зубами, видимо от боли. На обеих коленках треников зияют большие дыры, видны волосатые ноги. Подбегаю, кричу:
- Паша, Паша, что случилось? Помощь нужна?
Механик на меня ноль внимания, корчится, трясётся голым торсом, находясь в полной пьяной прострации с широко раскрытыми бесцветными и больными глазами. Странно, почему дыры на коленях, а клочьев материи не видно нигде? Понимаю, что не знаю, чем ему помочь и быстро лечу по наружным трапам с третьей на первую палубу до камбуза на корме. А там идёт всеобщая пьянка команды, из более-менее трезвых только супруга командира. Я к ней:
- Галь Ванна, там Пашке в рубке плохо, видимо, по полу катается от боли, никого не воспринимает и не узнает, штаны что ли свои ест.
Она заторможенно поворачивается, спокойно смотрит в мои округлившиеся от увиденного глаза и отмахивается рукой:
- Обычное дело, не бери в голову. Он сейчас часик полежит так и придёт сюда спокойно. У него такое бывает, когда выпьет. Иди отдыхай.
Я не унимаюсь:
- А зачем вы ему наливаете, раз у него такие боли появляются? И отчего такие боли у него, знаете?
- Не бери в голову, говорю, - снова отмахивается, как от назойливой мухи, она, - он вполне взрослый и сам хозяин своей судьбы, не лезь...
Такие вот отношения в коллективе, который до семи месяцев навигации находится на борту и должен быть действительно одной семьёй..
Она оказалась права, прошло немного времени, земснаряд запустил главный двигатель, заработали носовые лебёдки и с концевого понтона полилась пульпа. Мне уже не до отдыха в своих раздумьях о Пашке и я снова решил подняться в рубку посмотреть, кто работает. До заступления на вахту мне осталось три часа....
- Паш, привет, у тебя все в порядке? - механик в других, без дыр на коленях, тренировочных штанах и футболке, трезвый и причесанный, крутит "шишки" лебедок.
Он повернул на меня голову, все теми же бесцветными отрешенными глазами посмотрел, улыбнулся во весь рот и кивнул:
- Да, все нормально. А что?
Его вопрос меня обескуражил, бессмысленно о чем-то его спрашивать и я просто вышел, отрицательно закивав головой "ничего, мол, все в порядке". Работает человек, опрятно одет и, вроде бы, адекватен, значит, вахту сдаст нормально...
Зерно сомнения о "все нормально" зацепилось конкретным тяжёлым становым якорем в моей голове. Человеку пить нельзя, умирает от боли после этого, а пьёт. Значит, сам себе роет могилу. Ну ладно, приедет из дома его жена Люда, спрошу у неё...
Через несколько дней скоростной теплоход "Заря" привёз нам колпитчицу Люду и продукты. Я решил спросить у неё о муже. Мы сидим под тентом первого понтона, прячемся от слишком назойливого солнышка:
- Люда, а у Пашки часто головные боли бывают, что он так страшно загибается?
Миловидная синеокая женщина, в недавнем прошлом воспитатель детского сада, с приятной фигурой и каштановыми длинными волосами. Подстать мужу, тихая и спокойная, общительная и улыбчивая. Она смотрит на меня печальными глазами, видимо, это и её давняя боль:
- Опять пьянка была?
Я кивнул головой. Она раздумывает с минуту, наверное, я задел что-то их слишком личное и сокровенное, семейное, у них школьники начальных классов погодки дочка и сынишка. Спустя какое-то время тяжело вздохнув, она решилась:
- С Афганистана...
Я все понял, "афганский синдром", знаю своих друзей ровесников и ребят постарше из школы, кто какими вчера пришел оттуда, кто кем становится сегодня и у кого практически нет будущего из-за этой самой войны, которая ещё не закончилась.
И Люда немного дрожащими голосом поведала мне свою историю любви и боли...
Они с Пашкой из одной деревни центральной части страны, дружили со школы. Потом полюбили друг друга и после десятого класса хотели пожениться. Но не получилось, родители Пашки привели его в школу поздно и парень заканчивал десятый класс уже восемнадцатилетним. Почти сразу после выпускного бала его по летнему спецнабору забрали в танковые войска. Советский Союз уже год воевал в Афганистане. Полгода учебки и молодого сержанта командира танка отправляют "за речку" исполнять свой интернациональный долг. Экипаж подобрался крепкий, все служили по второму году, учить никого ничему не надо. Надо только грамотно воевать, что бы остаться в живых и вернуться домой целым и желательно невредимым...
Однажды, после успешного, почти без потерь, прохода колонны по ущелью, танкисты вместе со всеми решили отметить проведенную боевую операцию. Один из членов пашкиного экипажа, с которым он уже успел сильно сдружиться и который хорошо помогал командиру справляться с задачами, напросился с тремя разведчиками в поход за спиртным до ближайшего кишлака. Через некоторое время из кишлака донеслось всего несколько одиночных выстрелов и обратно пашкиного друга принесли "Грузом 200". Ребята нарвались на автомат у какого-то пацана. Увидев мёртвого напарника, за считанные секунды, пашкины глаза налились кровью ненависти ко всем живущим на свете афганцам и он двумя прыжками заскочил в башню танка. Закрылся на все засовы, рев мощного мотора взорвал тишину гор, окатил клубами дыма солдат и танк рванул с места по направлению к кишлаку. Пашка понесся мстить за убитого друга...
Танк со всего хода налетал на глиняные заборы и хибары, крутился на гусеницах вокруг своей оси на месте их остатков, рвал с места к следующим. Кто мог, успевал спастись бегством, кто не мог, как в детской считалочке "кто не спрятался, я не виноват". Вдогонку тяжёлой боевой машине понеслись два бронетранспортера с десантом, но пару раз перекрыв ему путь, поняли о бесполезности затеи. Скорее появлялась возможность загубить свою технику. Командир, похоже, собой уже не совладал,"упала планка"...
Пашку в танке остановили только подрывом из пушки. Выстрелом с прямой наводки повредили гусеницу, немного покорежили корпус и ранили командира. После такого рейда в кишлак, без единого выстрела боевых орудий грозной многотонной машины, от селения остались только кучи глины и пыль, перемешанные с кровью и мясом изуродованных тел людей, с клочками и обломками домашний утвари. Были там моджахеды или только мирные жители, разбираться не стали...
Пашку сильно кантузило, от выстрела из тяжёлого орудия он ударился головой и плечом о железо своей боевой машины, служившей ему и экипажу верой и правдой почти год. Инцидент замяли и представили всем, как спецоперацию по обнаружению и уничтожению банды противника. Командира танка сделали героем той операции, представили к награде и последующие полгода он провалялся на больничной койке госпиталя в Душанбе...
Пашка многого не помнил или не хотел помнить, никому не писал и ничего не говорил, как было на самом деле. Во время приступов боли он скрипел зубами и грыз больничное постельное белье. Родные потеряли с ним связь, но кто-то нашёл у раненого танкиста конверты с письмами от любимой девушки Люды и написал ей, где он находится. Она прилетела в Душанбе и сама выхаживала любимого до самой выписки. Как только Пашке стало легче переносить боли, он сделал своей сиделке предложение руки и сердца. Расписались они там же, в Таджикистане. Домой, в деревню, уехали семьей...
Позже он закончит школу комсостава речного флота, они с Людмилой и только родившейся дочкой уедут в соседнюю область работать и жить. Приступы будут посещать бравого танкиста только после принятого спиртного, чего ему категорически не рекомендовал делать военврач госпиталя. Но молодой организм героя просто отмахнулся от рекомендаций и требовал жизни на полную катушку, с размахом, как ведение боевых действий и сьедание коленей на новых штанах.
- Я ему каждый год десяток тренировочных штанов покупаю, все съедает в приступе, - закончила печальный рассказ Люда....
- Да, - только и смог произнести я, услышав рассказ, а из её души вырвался вздох облегчения, что сумела выговориться.
Она перепробовала с Пашкой разные способы лечения последствий того ранения, традиционных и не традиционных. Если тело затянуло раны, то голова не желала себя спокойно вести в мирной жизни. Дома присутствовали уют и тепло, родился второй ребёнок, забота и опека над мужем у жены получалась хорошо, а приступы не отпускали. Она, даже, хотела тайно его закодировать, но врачи сказали сразу, что это дело должно быть добровольным, иначе не поможет. А он в приступах боли и ярости от последствий начал поднимать на неё руку и поколачивать...
Мы проработали вместе три навигации, потом я стал сам командиром и потерял след своего механика. Что сейчас с ним, даже, не знаю, не видел никого из членов его семьи уже лет двадцать. Жива ли его покалеченая войной душа, не ведаю...
04 апреля 2023 года