ВНИМАНИЕ! Все авторские права на пьесу принадлежат автору, защищены законами Российской Федерации и международным законодательством. Запрещается ее постановка, издание и переиздание, размножение, публичное исполнение, экранизация, перевод на иностранные языки, внесение изменений в текст пьесы при постановке без соответствующего письменного разрешения автора.
АННОТАЦИЯ
Эта история охватывает почти полвека – с 1940-го до начала 90-х гг., когда началось массовое возвращение крымских татар на свою историческую родину. Однако основные события в пьесе разворачиваются в период оккупации-депортации 1941-1944-го гг.
После оккупации Крыма немецкими нацистами отец пятнадцатилетней Айше ушел в партизанский отряд воевать с фашистами. Наоборот, старший брат стал полицаем. Это привело к полному разладу в семье. Новая беда – после освобождения Крыма Красной армией все члены семьи Айше, как и многие другие ни в чем неповинные крымские татары, были объявлены пособниками фашистов и депортированы в Среднюю Азию.
Эта история полна трагизма. Но если бы в борьбе со злом мы не увидели торжества мудрости, сострадания, любви и добра, эта история никогда бы не была написана.
Действующие лица
1. АЙШЕ АЛИЕВА, девочка лет 15. Младшая дочь Амет-ага.
2. АМЕТ-АГА АЛИЕВ, мужчина 65-70 лет. Ее отец.
4. ДИЛЯРА АЛИЕВА, жена Амет-ага. Мать Айше.
5. ШЕВКЕТ, старший сын Алиевых.
6. АЙШЕ в возрасте около 60 лет.
7. ПЕТРОВ, молодой партизан.
8. СИДОРОВ, молодой партизан.
9. ВЛАДИМИР, новый хозяин усадьбы Алиевых.
10. СКОБЦЕВ, пособник фашистов.
11. ПОДКОПАЕВ, офицер перед депортацией.
12. ОФИЦЕР при депортации.
13. СОЛДАТ при депортации.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
1
День. Комната в доме Алиевых. Обстановка первой трети ХХ века. Посредине – огромный стол.
Амет-ага, сидя за столом, внимательно отбирает разложенные перед ним табачные листья.
Входит Айше. В ее руках старая, ржавая подкова.
АЙШЕ. Папа, папа, я подкову нашла…
Она приближается к отцу и протягивает подкову.
АЙШЕ…вот…
Амет-ага откладывает работу. Берет подкову. Внимательно рассматривает.
АЙШЕ. У дороги нашла.
АМЕТ-АГА. Наверное, с Гражданской осталась.
Возвращает подкову дочери. Продолжает отбирать листья.
Айше некоторое время вертит подкову в руках.
АЙШЕ. В школе говорили, что в Гражданскую красные воевали с белыми. И что красные – хорошие, а белые – плохие…
Амет-ага вновь откладывает работу. Некоторое время, глядя перед собой, о чем-то думает.
АМЕТ-АГА. Нет. Все они и хорошие, и плохие. Одним словом – люди.
АЙШЕ. Тогда зачем воевали?
АМЕТ-АГА. Не смогли договориться. Вначале спорили, а потом взяли
оружие и пошли друг на друга.
АЙШЕ. А о чем они спорили?
АМЕТ-АГА. Люди всегда спорят об одном том же – кто из них лучше.
Амет-ага видит, что дочь не понимает его мысли.
АМЕТ-АГА. Скажи, чей табак лучше – наш или Решата?
Амет–ага кивает в сторону соседского подворья.
АЙШЕ (не задумываясь). Наш.
АМЕТ-АГА. А Решат считает, что его. Кто из вас прав?
АЙШЕ (после паузы). Не знаю.
АМЕТ-АГА. Вот и получается: один думает и говорит одно, а другой –
другое. А когда спорят слишком долго, горячо и рассудить некому,
в конце концов, берутся за оружие. Так войны и начинаются.
Айше какое-то время рассматривает подкову.
АЙШЕ. Отец, а кто в войнах побеждает?
АМЕТ-АГА. Тот, кто успевает первым пристрелить другого. Хорошо, если
за правое дело.
Амета-ага начинает вновь сортировать листья.
АЙШЕ. А что такое правое дело?
АМЕТ-АГА. Это то, что не разрушает, а созидает.
АЙШЕ. А что такое созидать?
Отец вновь прекращает работу.
АМЕТ-АГА. Созидать – значит нести жизнь, а не смерть. Бороться с тем,
что разрушает.
АЙШЕ. Отец, а как отличить то, что созидает от того, что разрушает?
АМЕТ-АГА. Для этого нужно знать, к чему приведет то, за что ты
борешься. Если ты подаришь жизнь, здоровье и благополучие
людям, значит это и есть созидание.
Айше кладет подкову на стол.
АМЕТ-АГА (похлопав дочь по плечу). Не запуталась?
АЙШЕ. Нет.
Амет-ага возвращается к работе.
Айше берет со стола табачный лист и оценивает его качество.
АЙШЕ. Отец, Решат говорил, что первая табачная фабрика в
Симферополе появилась.
АМЕТ-АГА. Вот тут он неправ. Первая фабрика в Крыму открылась в 1861 году в Феодосии. Я ж тебе уже рассказывал. С этим не поспоришь – есть официальные документы.
АЙШЕ. А кто ее построил?
АМЕТ-АГА. Стамболи, Вениамин Осипович.
АЙШЕ. А кто он?
АМЕТ-АГА. Купец. Миллионер.
АЙШЕ. Ух ты…
Молчание.
АЙШЕ. А Стамболи табак хороший выращивал?
АМЕТ-АГА. Он его не выращивал. Выращивали другие, как твои дед и
прадед. А Стамболи вместе с сыновьями скупал табак и руководил производством папирос.
АЙШЕ (после паузы). Отец, а почему никто из наших предков не стал
купцом, как Стамболи?
АМЕТ-АГА. Ну, наверное, потому что Стамболи, как и все крымские
табачные короли (Габай, Дуван, Катык), был караимом. А у
большинства караимов есть купеческая жилка.
АЙШЕ. А у Алиевых такой жилки не было?
АМЕТ-АГА (улыбнувшись). Тоже была, но, наверное, тоненькая –
татарская.
Айше насупилась.
АЙШЕ. А чем татары хуже караимов?
АМЕТ-АГА. Да ничем. Тут все дело в особенностях человека. Вот ты
смогла бы собирать на улице окурки, набивать ими папиросы и торговать с лотка?
АЙШЕ. Нет.
АМЕТ-АГА. Почему?
АЙШЕ. Это некрасиво.
АМЕТ-АГА. Почему некрасиво? Это не воровство, не попрошайничество, а честный заработок.
АЙШЕ. Все равно некрасиво… Это некрасивый заработок.
АМЕТ-АГА. Деньги не всегда бывают красивыми. Просто ты слишком гордая.
Считаешь окурок грязью и не хочешь пачкаться.
АЙШЕ. Зачем собирать окурки, если можно табак выращивать?
АМЕТ-АГА. Можно, когда есть выбор, а если его нет?
АЙШЕ. У Стамболи не было выбора?
АМЕТ-АГА. Говорят, выбор есть всегда. И Стамболи его сделал. Он не
побрезговал вначале собирать окурки на Феодосийской
набережной и продавать отдыхающим набитые ими папиросы. Зато
потом развернул целую табачную империю. Стамболи знал, что
делает, и ему было все равно, красивые это деньги или нет, и что о
нем подумают другие.
Айше, немного помолчав, направляется к выходу, захватив с собой табачный лист.
Отец смотрит ей вслед и видит, как Айше незаметно крошит лист в кулаке. Амет-ага улыбается, качнув головой.
Вновь принимается за работу…
2
Вечер. Та же комната.
Амет-ага в потертом бушлате, сидя за столом, неторопливо ужинает. Угощение довольно скромное: две лепешки, несколько яиц и картофелин.
Позади него к стене прислонен большой мешок. На нем лежит немецкий автомат «Шмайсер».
Айше сидит за столом напротив.
АЙШЕ. Отец, а это правда, что ты хранишь целый сундук с золотом?
АМЕТ-АГА. А ты откуда знаешь?
АЙШЕ. Я однажды случайно подслушала, как с тобой перед смертью
говорил о нем дед. Но я никому об этом никогда не рассказывала.
АМЕТ-АГА. Теперь можешь. Мой прадед передал этот клад деду, а дед –
моему отцу. Отец, передавая мне клад, сказал: «Золото – это и беда, и благо. Все зависит от того, у кого оно в руках. Если на нашу землю придет страшная беда, достань клад и помоги людям. Не будет беды – передай перед смертью достойному человеку. Если не встретишь такого, клад не трогай. Это золото заработано поколениями Алиевых честным трудом – его обязательно найдут достойные люди и правильно им распорядятся».
АЙШЕ. Отец, значит, ты будешь жить еще долго?
АМЕТ-АГА. Конечно. Подойди ко мне.
Айше встает и подходит к отцу.
Амет-ага нежно гладит дочь по голове…
АМЕТ-АГА. Умница моя.
Входит Диляра. У нее в руках кувшин с молоком.
Она ставит его перед мужем.
Айше бежит к буфету берет пиалу и приносит отцу.
Айше и Диляра рассаживаются в разных углах комнаты и молча наблюдают, как Амет-ага поглощает пищу.
Вдруг раздается скрип входная дверь.
Диляра и Айше поворачивают головы в ее сторону. В их лицах читается напряжение.
Амет-ага на это никак не реагирует. Глядя перед собой как ни в чем не бывало продолжает трапезу.
Наконец в комнату, запорошенный с ног до головы снегом, входит Шевкет в немецкой шинели. На одном его плече пристроился «Шмайсер». На другом – вещмешок.
Диляра и Айше с опаской смотрят на новоприбывшего, а затем переводят тревожный взгляд на Амет-ага.
Тот приход Шевкета как будто не замечает.
Увидев отца, Шевкет на мгновение замирает.
ШЕВКЕТ (после паузы). Здравствуй, отец.
Амет-ага, не ответив на приветствие и не даже не глянув на старшего сына, продолжает медленно жевать.
Наступает напряженная пауза.
Женщины с тревогой ждут, что произойдет дальше.
Шевкет обращает внимание на скудную пищу, которой довольствуется отец.
После некоторого раздумья он освобождается от автомата и, не глядя на сестру, протягивает «Шмайсер» в ее сторону.
Айше встает, подходит к брату, принимает «Шмайсер» и пристраивает на крючке для одежды.
Шевкет снимает с плеча вещмешок. Ставит на пол.
Расстегивает шинель и вешает рядом с автоматом. На немецком кителе карателя-Шевкета несколько фашистских наград.
Он берет вещмешок и подходит к столу.
Садится напротив отца. Развязывает вещмешок. Вытаскивает несколько банок с консервами. На этикетках заметны фашистские орлы со свастикой в лапах.
Шевкет вынимает нож. Аккуратно вскрывает одну из банок и протягивает отцу.
ШЕВКЕТ. Угощайся, отец.
Амет-ага перестает жевать. Смотрит на банку. Затем переводит внимательный взгляд на сына.
Атмосфера в доме накаляется до предела.
Глава семейства снова переводит взгляд на банку. Протягивает руку и берет ее. Как бы оценивает на вес, нюхает, а потом вставляет в банку ложку.
Диляра и Айше напряженно ждут, что произойдет.
Глаза Шевкета радостно заблестели – отец принял его подарок.
Амет-ага наклоняется и ставит банку с ложкой на пол рядом с собой.
Затем медленно встает, гордо выпрямляется и с вызовом смотрит на старшего сына.
Шевкет, не понимая, что происходит, также оставляет стул и медленно вытягивается перед отцом.
Повисает напряженная пауза.
Вдруг Амет-ага резко отфутболивает банку ногой в сторону Шевкета. Она ударяется о его ноги.
Шевкет в бешенстве смотрит на отца.
Амет-ага поворачивается к нему спиной, достает из мешка шапку-ушанку, взваливает мешок на спину.
Берет автомат и поворачивается к старшему сыну. На шапке главы семейства пришитая наискось красная партизанская ленточка.
Шевкет начинает дрожать, поднеся пальцы к вискам.
Глава семейства направляется к двери.
ШЕВКЕТ. Отец, русские захватили нашу землю! Ограбили! Немцы
обещали мне вернуть все алиевские табачные плантации и склады. Мы станем миллионерами, как Стамболи и Дуван. Снова заживем по-человечески.
АМЕТ-АГА (после паузы). Большевики у нас ничего не отбирали. Все
добро национализировали. Теперь плантации принадлежат всем, и нам, Алиевым. Большевики что, на табачные деньги себе дворцов настроили? Они нищих накормили, обули и обогрели. Заводы и фабрики построили, чтобы нашу землю трактора пахали, а не люди. Чтобы от врагов защищаться новыми танками и пушками, а не ржавыми английскими винтовками.
Амет-ага сбрасывает мешок на пол.
АМЕТ-АГА. А что ты, скажи, сделал бы с миллионами?
ШЕВКЕТ. Зажил бы как человек.
АМЕТ-АГА. «Как человек»? Прогулял в кабаках с грязными девками? Это
ты называешь «жить по-человечески»?
ШЕВКЕТ. Я мог бы уехать за границу.
АМЕТ-АГА. А там что? – то же самое.
Пауза.
АМЕТ-АГА. Думаешь, немцы тебя в свой круг пустят? Посмотри, как они
к местным относятся. Все, что они могут нам дать – это самую грязную работу, о которую не хотят мараться. И больше не смей мать и сестру заставлять выращивать для них табак. После войны за пособничество врагу всем придется ответить.
ШЕВКЕТ. «После войны»?
АМЕТ-АГА. А ты что думал, немцев у нас надолго хватит?
Амет-ага вновь берет мешок и взваливает на плечи.
Доходит до двери.
Затем оборачивается и пристально смотрит на сына.
АМЕТ-АГА. Для русских мы – люди. Несмотря ни на что. Всегда. Запомни
это.
Он выходит.
Шевкет садится на стул, прислоняет лоб к столешнице, закрывает голову руками и бормочет какие-то бессвязные слова.
Айше и Диляра с ужасом за ним наблюдают.
3
Вечер. Та же комната.
Диляра, сидя за столом, занимается шитьем, вполголоса напевая какую-то татарскую песню.
На столе лежат горкой пять лепешек.
Вдруг в дверь тихо стучат.
Диляра откладывает работу.
Встает, подходит к входной двери и прикладывает к ней ухо.
ДИЛЯРА. Кто там?
МУЖСКОЙ ГОЛОС. Мы от Амет-ага.
Диляра тут же отодвигает засов и открывает дверь.
В дом входят Петров и Сидоров.
ПЕТРОВ и СИДОРОВ (одновременно). Добрый вечер.
ДИЛЯРА. Добрый вечер.
ПЕТРОВ. Мы – из партизанского отряда. Воюем вместе с вашим
мужем.
Петров и Сидоров замечают на столе лепешки. Они буквально пожирают их глазами.
Их взгляды перехватывает Диляра. Она жестом приглашает незваных гостей за стол.
Не сводя взгляда с лепешек, молодые люди подходят к столу и садятся.
Диляра подходит к столу и предлагает каждому по лепешке.
Они буквально вырывают из рук женщины румяное яство и набрасываются на него, как голодные щенята. Быстро пережевывая и глотая куски, чудовищно изголодавшиеся партизаны даже не успевают ее поблагодарить.
Диляра присаживается в другом конце комнаты и тяжелым взглядом наблюдает эту картину. В глазах появляются слезы.
Затем она встает и куда-то уходит.
Петров и Сидоров продолжают уплетать лепешки.
Диляра возвращается с кувшином. Устраивает его на стол.
Приносит две пиалы. Ставит перед каждым и наливает из кувшина молоко.
ПЕТРОВ и СИДОРОВ (одновременно). Большое вам спасибо!!!
Женщина возвращается на свое место.
В комнату входит Айше.
АЙШЕ. Здравствуйте.
ПЕТРОВ и СИДОРОВ (одновременно с набитыми ртами). Добрый вечер!
Айше садится рядом с матерью и наблюдает за незнакомцами.
ПЕТРОВ. У нас рация сломалась.
СИДОРОВ. А есть важные сведения. Мы заметили, что фашисты
перебросили на Южный берег большую колонну с тяжелым вооружением. В центре должны об этом знать. Мы пробираемся в Симферополь, чтобы сообщить информацию подпольщикам. По рации они смогут передать ее нашему командованию.
Тем временем первые лепешки доедены.
ДИЛЯРА. Берите еще и наливайте молоко.
Петров и Сидоров хватают по второй лепешке, наливают молоко и начинают есть. На этот раз чуть медленнее.
ПЕТРОВ. Я – Петров.
СИДОРОВ. А я – Сидоров.
ПЕТРОВ. Не хватает только Иванова.
Все улыбаются.
ДИЛЯРА. Как мой муж?
СИДОРОВ. Все в порядке. Он у нас по хозяйственной части. Нам сегодня
паек не выдал. Сказал, что вы нас накормите.
ДИЛЯРА (всплеснув руками). Разве можно детей голодными держать? Ну
и Амет…
Очередные лепешки доедены. На столе остается последняя.
Молодые люди косятся на нее, но, должно быть, из деликатности не притрагиваются.
Заметив их реакцию, Диляра встает. Подходит к столу. Берет лепешку. Разламывает на две равные части и протягивает каждому половину.
ПЕТРОВ и СИДОРОВ (хором). Спасибо!
Они вновь начинают жевать, запивая молоком.
Женщина возвращается на свое место.
СИДОРОВ. Амет-ага сказал, что вы можете нас до утра спрятать. Утром
мы должны затемно покинуть деревню и пробираться в Симферополь разными маршрутами. Если одного схватят, велика вероятность, что второй дойдет. Повезет, дойдем оба.
ДИЛЯРА (после паузы). Я спрячу вас в сарае. Скоро придет мой старший
сын. Он очень болен. Ночью не спит. Засыпает только под утро часа на два. Примерно с четырех до шести. Как только он уснет, за вами придет Айше. Разбудит. Выведет за деревню и покажет каждому его дорогу. Вы согласны?
СИДОРОВ. Еще бы…
ДИЛЯРА. Тяжело партизанам воевать с немцами?
ПЕТРОВ. А мы их умнее. Например, закидали мы гранатами их колонну,
они начинают прочесывать территорию в округе, разбивая ее на сектора. Скажем, разбили ее на четыре участка. Прочесали первый, а мы в это время находимся на четвертом. Они переходят на второй, а мы – с четвертого на первый. Затем они прочесывают третий и, наконец, четвертый. Им и в голову не придет вернуться на первый, потому что они там уже были. Мы это сразу вычислили.
СИДОРОВ. Издержки немецкой педантичности.
ДИЛЯРА. Почему местные не могут сказать немцам, что они неправильно
ищут?
ПЕТРОВ. А кто для них местные? – низшая раса.
СИДОРОВ. Нелюди. Немцы местных даже слушать не станут.
Внезапно где-то залаяла собака.
ДИЛЯРА (вскочив на ноги). Айше, быстро отведи их в сарай.
Петров, Сидоров и Айше тоже вскакивают.
АЙШЕ. Идите за мной.
Петров и Сидоров, следуя за ней, уходят.
Диляра убирает кувшин и пиалы. Вновь берется за шитье.
Через некоторое время раздается сильный стук в дверь.
Женщина быстро откладывает шитье, встает, направляется к входной двери, отодвигает щеколду и открывает.
В дом входит Шевкет с автоматом и вещмешком за плечами.
ШЕВКЕТ. Не спится?
ДИЛЯРА. Работы много…
Шевкет устраивает автомат на крючок. Снимает с плеч набитый вещмешок.
Подходит к столу. Открывает и вываливает много различных продуктов: консервированную тушенку, хлеб, масло, колбасу и т.д.
ШЕВКЕТ. Сегодня паек дали.
Диляра подходит к столу. Берет колбасу и рассматривает.
ДИЛЯРА. Колбаса из свинины?
ШЕВКЕТ (безразлично). Ну и что. Еда есть еда. Сейчас не время, как
говорят русские, перебирать харчами. Не хотите, я сам ее съем.
Вдруг Диляра что-то замечает на одежде сына.
ДИЛЯРА. Шевкет, на тебе кровь?
ШЕВКЕТ (ядовито осклабившись). Зато не моя… В совхозе «Красном»
было много работы.
ДИЛЯРА. Ты хотя бы подумал о том, что о нас скажут люди?
ШЕВКЕТ (насмешливо). Какие люди?
ДИЛЯРА. Те, которые живут рядом с нами.
ШЕВКЕТ. Мне наплевать на этих трусов. Я делаю то, что считаю нужным.
Он достает из кармана бутылку. Примерно четверть содержимого отсутствует.
Подходит к буфету и берет пиалу.
Садится за стол. Вынимает нож. Отрезает кусок свиной колбасы. Затем – горбушку хлеба. Вынимает пробку из бутылки. Наполняет пиалу. Выпивает и закусывает.
Диляра со страхом следит за его действиями.
ДИЛЯРА. Ты начал пить?
Шевкет как будто не обращает на ее слова никакого внимания.
Пауза.
ШЕВКЕТ. Ты не заметила, что кур у нас становится все меньше? Как
будто они в горы переселяются.
ДИЛЯРА (быстро взяв себя в руки). Я их на муку вымениваю и картошку.
Иногда соседям помогаю. Люди просят, как отказать. Да и румыны воруют. Сам знаешь. В деревне куры только у нас и остались.
Шевкет вновь наполняет пиалу, выпивает и закусывает.
ШЕВКЕТ. Я б этих грязных румын вместе с евреями и коммунистами на
куски разорвал. Но воровать у нас они не могут. В нашем дворе – немецкий флаг, значит, здесь свои. Румыны это знают.
ДИЛЯРА. Но ведь куры выбегают за ограду. Разве румыны знают, чьи
они?
ШЕВКЕТ. Значит, посади их в загон и не выпускай. И еще. Больше
никаких подарков соседям. Пусть сами выживают. Хорошо устроились. Сами – в стороне, пачкаться не хотят, а у нас, предателей, продукты брать не брезгуют.
Входит Айше.
Шевкет уже изрядно захмелел.
АЙШЕ. Здравствуй, брат.
ШЕВКЕТ (подозрительно). Ты в деревне чужаков не встречала?
Диляра с тревогой смотрит на дочь.
АЙШЕ (не моргнув глазом). Каких чужаков?
Шевкет какое-то время пристально всматривается в ее лицо.
ШЕВКЕТ. Двух русских примерно моего возраста.
АЙШЕ. Нет, не видела.
ШЕВКЕТ (грозно). Если увидишь, попробуй не сказать. Запорю.
Поняла?
Он с силой бьет кулаком по столу.
АЙШЕ. Хорошо.
4
День. Та же комната.
На столе лежат продукты.
Входит Айше и начинает укладывать их в торбу.
Через некоторое время появляется Шевкет.
Он оказывается за спиной сестры.
Она его не видит.
Шевкет наблюдает за ее действиями.
ШЕВКЕТ (язвительно). Помощь, случайно, не нужна?
Айше вздрагивает. Оборачивается. Молча во все глаза смотрит на брата.
ШЕВКЕТ. Чем занимаешься?
АЙШЕ. Я на пастбище собираюсь овец гнать.
ШЕВКЕТ. Так, так. Благородное дело… Что в торбе?
АЙШЕ. Продукты.
ШЕВКЕТ. А ну-ка достань…
Айше не спеша выкладывает содержимое на стол.
ШЕВКЕТ (подсчитывая). …три курицы, десять лепешек, две бутылки
молока, банка сметаны, три банки тушенки – моей тушенки!.. (В его голосе слышится ярость.)
Айше вынимает небольшую коробку.
ШЕВКЕТ. Что в ней?
АЙШЕ. Вареные яйца.
ШЕВКЕТ. Так, так, яйца… штук тридцать…
АЙШЕ. Больше ничего нет.
Некоторое время Шевкет внимательно смотрит на продукты.
ШЕВКЕТ (ухмыляясь). И это все тебе на обед?
АЙШЕ. Не все, остальное мама сказала раздать людям, если встречу по
дороге.
Молчание.
ШЕВКЕТ. Сложи все снова.
Айше начинает упаковывать продукты.
Когда все закончено, Шевкет берет торбу. Засовывает руку внутрь и достает лепешку.
ШЕВКЕТ. На… на обед.
Он швыряет ей лепешку.
Шевкет завязывает торбу, устраивает за плечами и выходит из дома.
Айше начинает всхлипывать.
Вдруг тишину взрывают автоматные очереди, сопровождаемые душераздирающим куриным клохтаньем. Шевкет во дворе расстреливает кур в загоне.
Айше, закрыв уши, убегает в соседнюю комнату.
Выстрелы длятся пару минут.
5
День. Лесная поляна. Поют птицы.
В центре сидит Шевкет.
Появляется Амет-ага с мешком за плечами.
Увидев Шевкета, он сбрасывает мешок на землю и вскидывает автомат.
ШЕВКЕТ. Я безоружный, отец.
Внешне глава семейства на это не реагирует. Дуло его «Шмайсера» по-прежнему угрожает Шевкету.
Пауза.
Шевкет, усмехнувшись, встает на ноги. Медленно расстегивает ремень с подсумком и отшвыривает в сторону.
ШЕВКЕТ. Я же сказал, что у меня нет оружия. Я пришел просто
поговорить.
Амет-ага внимательно оглядывается по сторонам. Затем опускает автомат.
АМЕТ-АГА. Что тебе нужно?
ШЕВКЕТ. Твой отряд блокирован. Наши люди определили место вашей
последней стоянки. Ты уже слышал про румынских горных стрелков? Выйти из оцепления никому не удастся. На операцию брошены слишком большие силы.
АМЕТ-АГА. И что из того?
ШЕВКЕТ. Не ходи в отряд. Скройся. Спаси свою жизнь. Я тебе помогу.
АМЕТ-АГА (иронично усмехнувшись). Бросить в беде боевых товарищей
и, как крыса, бежать с тонущего корабля? Плохо же я тебя воспитал, раз ты предлагаешь мне такое.
ШЕВКЕТ. Отец, тебя могут взять живьем. Пытать. Ты не знаешь, что тебя
ждет.
АМЕТ-АГА. Почему не знаю? – знаю. Крым – большая деревня. Я даже
знаю, что лично ты за тридцать фашистских серебряников творишь с людьми в пыточных гестапо.
Лицо Шевкета наливается кровью. Он начинает дрожать.
ШЕВКЕТ. Мой выбор – это мой выбор. Я пришел сюда помочь тебе
сделать твой выбор, чтобы сохранить жизнь.
АМЕТ-АГА. А ты подумал, как я буду жить после того, как, спасая свою
шкуру, оставлю товарищей одних под пулями? Хотя тебе этого не понять. Ты всегда думал только о себе.
ШЕВКЕТ. Да, я думаю о себе и воюю за себя, а за кого думаешь и
воюешь ты – за краснопузых евреев, которые разорили нашу семью?
АМЕТ-АГА. Я воюю за свою Родину. Я не хочу, чтобы ее топтал враг,
превратив нас в рабов. Я хочу быть хозяином на земле моих предков. Если бы не такие манкурты как ты, мы давно бы разбили немцев. Но мы их разобьем. Красная армия подходит к Крыму. Еще месяц-два и наша земля будет очищена от нечисти. Тогда ты и твои дружки-предатели ответят за все.
Шевкет приходит все в большее возбуждение, но чудовищным усилием воли держит себя в руках.
ШЕВКЕТ. Ты однажды спросил меня, как бы я потратил миллионы? Хочу
спросить и я: как бы их потратил ты?
АМЕТ-АГА. Ах вот почему ты сюда пришел… Думал, я за свое спасение с
тобой алиевским золотом рассчитаюсь? Мелко мыслишь. Так вот знай, на эти деньги я бы сформировал целую отдельную эскадрилью, которая вместе с другими гнала бы фашиста до самого Берлина.
ШЕВКЕТ. Что ты хочешь этим сказать?
АМЕТ-АГА. А то, что это золото наши руководители продали за границей
спекулянтам, а на вырученные деньги построили тридцать новеньких истребителей, которые и гонят врага в его логово.
Шевкета начинает трясти.
АМЕТ-АГА. Ты, небось, в поисках клада весь дом перерыл? А оно было в
другом месте, надежном…
ШЕВКЕТ. Я знаю твое обо мне мнение. Ненавидишь и думаешь, откуда я
такой взялся? В семье не без урода, да?
Пауза.
АМЕТ-АГА. Видно, пришло время рассказать тебе правду. Вряд ли
мы еще свидимся.
Шевкет настораживается.
АМЕТ-АГА. Ты не наш родной сын. Так что оставь мою семью. Ты –
просто урод.
ШЕВКЕТ (надвигаясь). Что?..
АМЕТ-АГА (вскидывая автомат). Стой на месте! Не хочу дышать с тобой
одним воздухом.
Шевкет останавливается и во все глаза смотрит на Амет-ага.
Амет-ага опускает автомат.
АМЕТ-АГА. Роды у Диляры были сложными. Шла Гражданская
война. Красные уже штурмовали Перекоп. Не хватало продуктов, медикаментов. Вспыхнула холера. Диляра заболела. Я отвез ее в госпиталь. Наш сын родился очень слабым. Через неделю он умер. С Дилярой в палате была еще одна роженица. Совсем девчонка. Лет пятнадцати. У нее тоже был мальчик. Но после родов она сбежала. Даже не захотела увидеть своего ребенка. Скорее всего мальчик был незаконнорожденным, и она хотела от него избавиться. Мальчика выкармливала Диляра. Когда я приехал, она мне обо всем рассказала. Мы решили усыновить сироту и никому об этом не рассказывали. Это был ты.
Шевкета словно шарахнули обухом по голове. Потрясенный известием, он, глотая воздух, не может вымолвить ни слова.
ШЕВКЕТ (наконец придя в себя). И ты хочешь, чтобы я поверил в этот
бред? А где доказательства?
АМЕТ-АГА. Доказательства? А ты не задумывался, почему у тебя ярко
зеленые глаза? У моих родственников и родственников моей жены глаза всегда были либо карими, как у меня и Али, либо черными. Возьми проверь.
Пауза.
Шевкет какое-то время тупо смотрит в землю.
ШЕВКЕТ. Кто была моя мать?
АМЕТ-АГА. Мы о ней ничего не знаем. В госпитале не назвала ни имени,
ни фамилии. Сказала, что ее будто бы ограбили и сильно избили врангелевцы, она потеряла память и не помнит, кто она и откуда. Твоя мать была чернявой, похожей на татарку, но ни одного татарского слова не сказала. Говорила только по-русски. Крым совсем не знала. Путала Керчь с Ялтой. Явно не местная. Однажды ночью Диляра увидела, как она в тайне перебирала завернутые в платок дорогие украшения. Видно, твою мать привезли сюда белогвардейцы. Так что ты вспомнил неправильную пословицу. Совсем другая подходит: «Яблоко от яблони далеко не падает».
ШЕВКЕТ. И вы все время об этом молчали?
АМЕТ-АГА. Ты был для нас родным сыном. Как мы могли?
ШЕВКЕТ (заводясь). Я знал, всегда знал, что вы мне чужие. Я
чувствовал, что я другой, что вы не моя семья. И я всю жизнь ненавидел вас. Теперь я узнал, почему… Вы ответите за это, ответите…
АМЕТ-АГА. Мы хотели, как лучше. Неизвестно, как бы сложилась твоя
судьба, если бы мы тебя не усыновили. Но, видно, чужая кровь есть чужая кровь. Ничего не поделаешь. А тут еще твой менингит…
ШЕВКЕТ. Не смей говорить о моей болезни… Я здоров, здоров. Понял?..
Мне плевать на то, что меня комиссовали из армии… Я ясно мыслю. Я знаю, чего хочу. Я понимаю, что делаю. Это такие как вы, дремучие патриоты отбираете у нас цивилизованную европейскую жизнь. Но мы еще наберемся сил и расправимся с вами. Вы будете подыхать в муках, как ваш партизан Сеня.
АМЕТ-АГА. Сеня?.. Ты казнил Сейдали?..
ШЕВКЕТ (вызывающе). Да, да, я. После того, как партизану Куртсеитову
выкололи глаза, отрезали нос и уши, это я предложил положить его между двух деревьев и привязать каждую ногу к согнутому стволу. Лично я… я перерубил веревки. Видел бы ты, как его разорвало на части, как к небу подпрыгнули две его болтающиеся половины… А сколько было крови… река… поток… брызги разлетались, как фонтан на ВДНХ… Сказка, а не работа…
АМЕТ-АГА. Ты – тварь, нелюдь. Таких не должна носить земля…
ШЕВКЕТ. Ну так пристрели меня. Чего ждешь? Струсил? Или
партизанскому завхозу-повару полагается только половником махать?
Амет-ага пытается вскинуть автомат, но боковым зрением фиксирует движение справа.
Он поворачивает голову.
Звучит выстрел.
Амет-ага падает на спину.
Шевкет задумчиво смотрит на труп.
Появляется Скобцев со снайперской винтовкой в руках. Неторопливо подходит к трупу и тоже рассматривает.
ШЕВКЕТ. Спасибо, Степан. Как всегда, вовремя и точно.
СКОБЦЕВ. Не стоит. Это – моя работа.
Пауза.
ШЕВКЕТ. Ты все слышал?
СКОБЦЕВ. Да, все.
ШЕВКЕТ. Прошу, никому не говори.
СКОБЦЕВ. Конечно.
ШЕВКЕТ. Меня и так все проклинают. Представляю, как обрадуются,
узнав, что я сын шлюхи.
СКОБЦЕВ. Я понимаю, Шева. Мы с тобой – в одном окопе.
Скобцев склонятся и закрывает веки Амет-ага.
СКОБЦЕВ. Нужно уходить. Твоего… его могут хватиться.
ШЕВКЕТ. Да, подгони мотоцикл. Перенесем труп в коляску. Марущак,
наверное, уже вырыл могилу.
СКОБЦЕВ. Он шел через деревню с лопатой. Видимо, все уже
догадались, куда и зачем…
ШЕВКЕТ. Да, догадались. Но не знают, что здесь произошло.
СКОБЦЕВ. Если мать спросит, как погиб… он – что скажешь?
ШЕВКЕТ. Скажу, что настоящие партизаны умирают одинаково – они
никогда не сдаются.
СКОБЦЕВ. А если спросит, почему похоронил не по обряду?
ШЕВКЕТ. Скажу, что я не мог привезти его в деревню и с почестями
похоронить. Он партизан. За эту могилу я и так буду серьезно наказан.
Пауза.
СКОБЦЕВ (тяжело вздохнув). Как думаешь, красные Крым возьмут?
ШЕВКЕТ. Обязательно.
СКОБЦЕВ. Быстро?
ШЕВКЕТ. Не успеем моргнуть.
СКОБЦЕВ. Что делать будем?
ШЕВКЕТ (усмехнувшись). Отстреливаться. Хочешь, чтобы тебя на
центральной площади Симферополя у всех на глазах, как собаку, вздернули?
СКОБЦЕВ. У Марущака все родственники уже в Канаде.
ШЕВКЕТ. Ты ж сам говорил, наследные холопы без пресмыкательства
обречены.
СКОБЦЕВ. М-да, думаешь, нас немцы с собой не заберут?
ШЕВКЕТ. Крым – ловушка. Кругом море. Им бы самим ноги унести.
СКОБЦЕВ. Ну я пошел…
Вдруг он останавливается и оборачивается.
СКОБЦЕВ. Слушай, Шевкет, – может, муллу привезти?
Шевкет отрывает взгляд от мертвеца и переводит на приятеля.
ШЕВКЕТ. Хочешь, чтобы вместо красных нас немцы повесили? Любая
петля к земле тянет одинаково …
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
6
День. Прежняя комната в доме Алиевых.
Диляра и Айше, стоя у стола, месят тесто и делают лепешки.
Стук в дверь.
ДИЛЯРА. Входите! Открыто!
Входит капитан Подкопаев.
ПОДКОПАЕВ. Здравия желаю, капитан Подкопаев.
ДИЛЯРА. Здравствуйте. Проходите, садитесь.
Подкопаев проходит и присаживается на другом конце стола.
Диляра и Айше оставляют работу и тоже присаживаются.
ПОДКОПАЕВ. Дело вот какое, хозяйка. Государство решило
компенсировать гражданам убытки, которые они понесли в период немецко-фашистской оккупации. Для этого нам нужно сделать перепись населения. В том числе, в вашей деревне, чтобы по количеству людей определить сумму выплат. Вы понимаете ситуацию?
ДИЛЯРА. Да, конечно.
ПОДКОПАЕВ. У вас сколько дворов в деревне?
ДИЛЯРА. Сорок шесть.
ПОДКОПАЕВ. А жителей?
ДИЛЯРА. Точно сказать не могу, но могу назвать всех, кто
остался в каждом дворе.
ПОДКОПАЕВ (доставая планшет). Вот как мы поступим. Сейчас вы
назовете всех жителей в каждом дворе. А я остановлюсь у вас на пару дней и всех перепроверю. Питание у меня свое, да и вас не обижу. Согласны?
ДИЛЯРА. Согласна, раз дело нужное.
7
Ночь. Та же комната.
Вдруг комнату прорезает свет фар. Слышно, как останавливается грузовик.
Диляра сидит на стуле, прижав к себе Айше. На лицах обеих написан страх.
Слышится топот кованых сапог.
Дверь распахивается.
В дом входит офицер и солдат.
Офицер некоторое время оценивающе рассматривает женщин.
Те боязливо на него поглядывают, не понимая, что происходит.
Офицер достает из кармана сложенный вчетверо листок бумаги. Разворачивает и некоторое время изучает.
ОФИЦЕР. Ваша фамилия?
ДИЛЯРА. Алиевы.
ОФИЦЕР. Сколько человек в семье?
ДИЛЯРА. Двое.
ОФИЦЕР. Кто именно?
ДИЛЯРА. Я и моя дочь Айше.
ОФИЦЕР (помедлив). Кем вам приходится Шевкет Аметовича Алиев?
ДИЛЯРА. Сыном.
ОФИЦЕР. Следовательно, вас в семье должно быть не двое, а трое?
Пауза.
ОФИЦЕР (подавшись вперед). Где в настоящее время находится ваш
сын?
ДИЛЯРА. Я не знаю. Он ушел.
Офицер пристально смотрит на женщину.
ОФИЦЕР. Куда ушел?
ДИЛЯРА. Он не сказал.
Пауза.
ОФИЦЕР. Полчаса на сборы. Брать только самое
необходимое.
ДИЛЯРА. Мой муж был партизаном.
ОФИЦЕР. А сын?
ДИЛЯРА. у него свой ум. Пусть за себя сам отвечает.
ОФИЦЕР. Я выполняю приказ. У вас мало времени. Советую потратить
его на сборы.
Диляра что-то быстро шепчет дочери.
Та срывается с места и бежит в соседнюю комнату.
СОЛДАТ. Куда?
Он пытается ринуться за ней, но офицер его удерживает.
Айше возвращается с маленькой коробочкой в руках. Подходит к офицеру. Протягивает.
Тот берет коробочку. Открывает. Извлекает орден Красной Звезды. Рассматривает.
АЙШЕ. Это отца. Он был партизаном и погиб. Его орден такой же, как у
вас.
Грудь офицера, помимо других наград, тоже украшает орден Красной Звезды.
Офицер смотрит на орден Амета. В его глазах одновременно читается и смущение, и уважение, и боль.
АЙШЕ. Мы помогали партизанам. Один был Петров, а другой – Сидоров.
Вы можете это проверить.
Офицер продолжает молчать. Затем лезет в карман и достает деньги.
Подходит к Диляре и сует в руку.
ОФИЦЕР. Все, чем могу. Возьмите, пригодятся в дороге. (Солдату.)
Помоги собрать людям вещи.
Он выходит из комнаты.
СОЛДАТ. Ну, времени мало. Давайте укладываться.
8
День. Комната в доме Алиевых.
Обстановка 70-80-х годов. От прежней мебели остался только стол.
Владимир, мужчина предпенсионного возраста в спортивном костюме, сидя за столом, с помощью отвертки ремонтирует транзистор производства 80-х.
ГОЛОС ПО РАДИО: «Президент Союза Советских Социалистических
Республик Михаил Сергеевич Горбачев в ходе телефонного разговора с канцлером Федеративной Республики Германии Гельмутом Колем выразил глубокое удовлетворение ходом вывода советских вооруженных сил с территории Германской Демократической Республики, заверив, что сделает все для того, чтобы этот процесс завершился как можно быстрее во имя разрядки, мира и стабильности во всей Европе…».
Вдруг со двора доносится какой-то шум. Владимир поворачивает голову в сторону окна. Откладывает работу.
Встает. Подходит окну.
ВЛАДИМИР (в окно). Я могу вам чем-то помочь?
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Мое почтение… Я родилась в этом доме. Пришла
только посмотреть, как здесь все теперь…
Пауза.
ВЛАДИМИР. А… я вас понимаю. Прошу, входите…
Подходит к столу. Берет транзистор и уносит в соседнюю комнату.
Входит Айше. Ей шестьдесят лет. У нее на пиджаке медаль «За трудовое отличие».
Появляется Владимир.
ВЛАДИМИР. Присаживайтесь.
АЙШЕ. Благодарю…
Она садится за стол.
Владимир устраивается напротив.
ВЛАДИМИР. Меня Владимиром зовут.
АЙШЕ. Айше.
Она разглядывает комнату.
ВЛАДИМИР (следя за ее взглядом). Саман совсем осыпаться стал. Время.
Пришлось менять на ракушечник.
АЙШЕ (улыбнувшись). М-да, время попутчик быстрый, только поспевай…
Пауза.
ВЛАДИМИР. Дом достался мне по наследству. От матери. Она после
смерти отца купила его у знакомых. Но прожила недолго. Я сюда по выходным приезжаю. Ну и отпуск провожу, как сейчас…
АЙШЕ. А мне пятнадцать было, когда нас выселили…
ВЛАДИМИР. М-да… сейчас об этом много пишут… и говорят…
Пауза.
ВЛАДИМИР. Если не секрет, кто вы по профессии?
АЙШЕ. Какой секрет… Я – потомственный табаковод. То есть
сельхозпроизводитель… агроном, в общем.
ВЛАДИМИР. Вот это да… а я и не знал, что в Узбекистане табак
выращивают. Вы ведь из Узбекистана приехали?
АЙШЕ. Да, из Узбекистана. Табак выращивают в Ургутском районе. Это
под Самаркандом. Мы там жили и работали в совхозе.
ВЛАДИМИР. Я смотрю у вас медаль «За трудовое отличие».
АЙШЕ. Да, в Узбекистане табаководство поднимала, вместе с
коллективом, конечно.
ВЛАДИМИР. Рассказывали, что у нас, в Партизанском, табак до войны не только в колхозе, но и в каждом дворе выращивали.
АЙШЕ. Это правда. Ведь Крым – родина русского табака.
ВЛАДИМИР. А правда, что у нас первыми в мире появились сигареты?
АЙШЕ. Точнее – папиросы. Так говорят. Во время Крымской войны
русским солдатам на передовой некогда было набивать трубки. Поэтому они заворачивали табак в бумажные гильзы от пороха – делали самокрутки. Люди предприимчивые идею оценили и после войны, в 1857 году, в Англии открылась первая сигаретная фабрика.
ВЛАДИМИР. То есть в Крыму и сигареты придумали?
АЙШЕ. Первые отечественные сигареты выпустила 3-я
Ленинградская табачная фабрика в 1926 году. Но массово их выпуск наладили только после войны. Курить сигареты советских солдат союзники приучили.
Пауза.
ВЛАДИМИР. Значит вы всей семьей вернулись?
АЙШЕ. Пока нет. Дочка с зятем еще дом не продали. А муж умер –
онкология.
ВЛАДИМИР. Понимаю…
Пауза.
ВЛАДИМИР. А я инженером на заводе работаю. Про симферопольские
телевизоры «Фотон» слышали? – наша работа. В 1975-м коллектив нашего завода на свои средства установил памятник в честь героя войны Сейдали Куртсеитова. Вы, конечно, знаете о его мученической смерти?
АЙШЕ. Знаю. С ним воевал мой отец. Он тоже был партизаном и погиб.
ВЛАДИМИР. Почему же тогда все называют татар предателями?
АЙШЕ. По инерции и незнанию. Но и националисты с обеих сторон
вносят раскол. А ведь в годы Великой Отечественной войны из числа крымских татар в рядах Красной армии воевали 4 генерал-майора, 31 полковник, 25 подполковников и 56 майоров, не считая младших офицеров, старшин, сержантов и солдат. Одиннадцать крымских татар были удостоены звания Героя Советского Союза. А один из них звезду Героя получил дважды. Всего – 3,5 тысячи награжденных.
ВЛАДИМИР. Да… получается, что татарские «власовцы» все их заслуги
свели на нет.
АЙШЕ. Мир он ведь черно-белый. Мой отец был партизаном. Погиб,
защищая Родину. Посмертно награжден орденом Красной звезды. А старший брат оказался карателем – пособником фашистов. Он был задержан сотрудниками НКВД и расстрелян.
Пауза.
ВЛАДИМИР. Да, никогда оккупанты наши богатые земли в покое не
оставят. Лезли и будут лезть, пока мир существует. Так что судьба России – держать вечную оборону. Так нам на роду написано.
Он машинально достает из кармана пачку сигарет. Вытаскивает одну, собираясь закурить.
ВЛАДИМИР (спохватившись). Ой, извините. Вы, наверное, не курите…
как сапожники не имеют сапог, а виноделы не пьют вина – только дегустируют.
АЙШЕ. Нет, не курю. Как гласит одна восточная мудрость, чтобы узнать
вкус баранины, не нужно съедать целого барана, хватит маленького кусочка. Так и с табаком, чтобы оценить его качество, достаточно прижечь лист и слегка вдохнуть аромат.
ВЛАДИМИР. Вот как… а в последнее время все о вреде курения только и
твердят. Я читал, что за рубежом денег на борьбу даже у табачных корпораций требуют. Это, простите, все равно, что заставить военные заводы выплачивать компенсации за то, что их продукция убивает людей.
АЙШЕ. Глупостей в мире много. А борцы с курением, скорее, не о
здоровье людей думают, а о том, как полученные суммы оприходовать, чтоб себя не обидеть. Хотя среди них наверняка попадаются и честные люди.
ВЛАДИМИР. Интересно, а вот вы, табаковод, к курению лично как
относитесь?
АЙШЕ. Я так считаю. Безусловно, лучше не курить. Но, если не бросил,
как ни крути, лучше употреблять натуральный, качественный продукт, чем травиться дешевой химией.
ВЛАДИМИР. Вот оно как…
АЙШЕ. Да. По ГОСТУ у нас в обычный табак добавляли
ароматизированный. А сейчас западные капиталисты химические ароматизаторы добавляют в табачные отходы, которые на советских фабриках шли в утиль.
ВЛАДИМИР. Почему в утиль?
АЙШЕ. А куда еще мусор девать?
ВЛАДИМИР. Вот как…
АЙШЕ. Понимаете, напитать ароматической «химией» и курить под
видом сигарет можно даже высушенные сорняки. Настоящий же табак – удовольствие дорогое. Какой выход? Решили табачный мусор мешать с дешевой «химией». Курильщик зажигает сигарету, происходит реакция – около двух тысяч канцерогенов. Отсюда рак легких, желудка, предстательной железы и прочие болячки, зато эта отрава всем доступна.
ВЛАДИМИР. Так… Проще говоря, чистая прибыль и никаких угрызений
совести?
АЙШЕ. Здоровье и прибыль – не одно и то же. Кстати, табак – это не
только курение. В его составе около двух с половиной тысяч
полезных химических веществ. Табак применяют в фармацевтике – производят никотиновую, лимонную кислоту, рутин. Маслом из семян лечат артрит, болезни желудка и даже, можете мне поверить, рак легких. Из табака изготавливают лакокрасочные изделия, дорогие французские духи. Используют как приправу к блюдам. Делают удобрения, натуральные средства для борьбы с насекомыми-вредителями. В общем, много чего. И если уж начистоту, то курение и ароматерапия – не одно и то же. Американские индейцы, которые первыми открыли табак, использовали его как раз в качестве ароматического средства.
Пауза.
ВЛАДИМИР. Вот гады…
АЙШЕ. Кто?
ВЛАДИМИР. Да, капиталисты эти проклятые. Мало того, что нашу землю
захватить хотят, так еще и всякой дрянью травят… Скоро вообще натуральных продуктов не останется. Одна сплошная химия…
АЙШЕ. М-да, травить людей нехорошо…
ВЛАДИМИР. …кто ж тогда их табачную отраву покупать будет?..
Смеются.
ВЛАДИМИР. …что-то мы с вами заговорились, а я даже чаю не предложил…
АЙШЕ. Не беспокойтесь.
Владимир встает.
Начинает накрывать на стол.
ВЛАДИМИР. Значит, вы, насколько я понимаю, вернулись на родину
табак выращивать?
АЙШЕ. Вряд ли. В Крыму возделывали как раз самый дорогой –
ароматизированный табак, который сейчас не нужен. Единственная табачная фабрика в Феодосии – «Золотой пляж» помните?..
ВЛАДИМИР. Как же не помнить. Хорошие были сигареты…
АЙШЕ. …там делали – неожиданно сгорела, или подожгли – избавились
от конкурента. Раньше в Крыму собирали до 7 тысяч тонн табака в год. А сейчас плантации сокращаются. В общем, дело в Крыму с табаком – полный табак. Лучше не скажешь.
ВЛАДИМИР. М-да, уместная тавтология. Но хоть потенциал остался? Я
читал, что в Бахчисарайском районе есть станция по возделывания табачных культур. В Табачном, кажется…
АЙШЕ. Между прочим, ее коллекция насчитывает аж 1235 сортов табака. Да и музей табака там сохранили.
ВЛАДИМИР. Я вот о чем думаю, возродить табаководство, конечно, –
дело нелегкое. Но продавать крымский табак в виде сувениров, как вино, стевию, сакскую грязь или ялтинский лук, безусловно, вполне возможно.
АЙШЕ. Конечно, возможно. Например, Крымский Дюбек. Только, кто
этим будет заниматься? Посмотрите, что в стране творится?
ВЛАДИМИР. Да…
Пауза.
Владимир садится за стол. Они чаевничают.
ВЛАДИМИР. …хотел вас спросить… Я понимаю, родная земля, историческая родина, национальное возрождение – это не пустые слова. Но так, чисто по-человечески… вам не страшно… вот так все бросить… приехать на новое место и начать жизнь заново?
АЙШЕ. …вы забыли добавить: «В вашем-то возрасте…»
ВЛАДИМИР. Стараюсь быть деликатным. Я, как видите, тоже далеко не
мальчик…
АЙШЕ. Вы же сами сказали, что «родная земля» – не пустые слова. А
мы – не каждый сам по себе, а часть единого целого. Поэтому мой
долг – быть со своим народом. А трудности… мы с вами – дети войны. Поэтому никаких трудностей не боимся.
ВЛАДИМИР. Я это к тому, что цековскому лизуну с пятном на башке не
верю. Хорохорится, а сам насквозь гнилой и к тому же подкаблучник. Без благоверной, наверняка, и не… (Спохватившись.) Насулит, обманет и все свалит на краткосрочный ступор своего «ускорения».
АЙШЕ. А что нам до него, рассчитывать придется только на самих себя.
Пауза.
АЙШЕ. …я вас тоже кое о чем спросить хочу?
ВЛАДИМИР. Пожалуйста, спрашивайте…
АЙШЕ. Вы почему отпуск один проводите?
ВЛАДИМИР. Ах вот вы о чем… Тут все просто. Сын мой – военный, сейчас под Тамбовом служит. У него своя семья. А с женой мы расстались и разъехались.
АЙШЕ. Это плохо…
ВЛАДИМИР. Кто ж говорит, что хорошо… тоже, видимо, так на роду было
написано. Пятнадцать лет вместе, а потом… как говорят боксеры, закончился бензин. В смысле, в отношениях.
АЙШЕ. Наверное, одному не сладко.
ВЛАДИМИР. Да не так, чтоб уж очень. Все-таки завод, работа. Здесь
огород летом. Есть, чем заняться. Я не пьющий… ну… в смысле, не запойный… А сходиться с кем-то не хочу. Вдруг не получится. Опять переживания… в общем, не хочу… пока…
АЙШЕ. …а я еще вас хотела спросить?
Вдруг раздается звон разбитого оконного стекла.
Владимир и Айше вздрагивают от неожиданности.
Владимир встает, подходит к окну и глядит наружу.
К нему присоединяется Айше.
ВЛАДИМИР. Вот паразит, уже третий раз вставляю.
АЙШЕ. Кто это?
ВЛАДИМИР. Да приехали тут ваши. С месяц назад. Пришли ко мне, чтобы дом продал за бесценок. Я не согласился. Начали кричать: «Выметайся, это не твой дом. Его русские оккупанты заняли». Я им говорю: «Как же «выметайся»? Мне-то куда деваться?» Ну, поскандалили. Ваши дом у соседа купили. Один из них ночью перенес ограду и половину моего огорода оттяпал. Я наутро ему говорю: «Ты что творишь? – еще раз так сделаешь, позвоню в милицию». А он мне в ответ: «Мы вас, русских, будем всех тупыми ножами резать, резать». Я ограду на прежнем месте восстановил, а он теперь мне стекла бьет. Уже третий раз вставляю.
АЙШЕ. Кто такой?
ВЛАДИМИР. Ленуром звать, знаете?
АЙШЕ. И очень хорошо.
ВЛАДИМИР. Значит, знаете. Ну да ладно. Стекло есть. Вставлю.
Успокоится скоро. Как говорится, приживется.
АЙШЕ. Я вас покину на время.
Она направляется к двери.
ВЛАДИМИР. Вы что, к нему пойдете?
АЙШЕ. Загляну, на всякий случай.
ВЛАДИМИР. Может вам не стоит ради меня с ним отношения портить –
все-таки он ваш соотечественник?
АЙШЕ. Люди всегда должны оставаться людьми. Несмотря ни на что.
Она выходит.
9
Комната в доме. В ней – восточная тахта и пару стульев.
Вбегает Ленур и начинает взволнованно ходить взад-вперед. Он явно напуган.
Стук в дверь.
Ленур вздрагивает. И в страхе пятится назад.
Стук повторяется.
ГОЛОС АЙШЕ. Ленур, открой. Это Айше.
Ленур сразу успокаивается.
Подходит к двери. Открывает замок.
Входит Айше.
ЛЕНУР. Салам аллейкам, Айше.
АЙШЕ. Аллейкам салам.
ЛЕНУР. Как доехала?
АЙШЕ. Спасибо, с божьей помощью хорошо. Хочу с тобой
поговорить…
ЛЕНУР. Входи. Присаживайся.
Айше подходит к тахте и устраивается на ней.
Ленур садится на стул.
АЙШЕ. Как живешь, Ленур? Как устроился?
ЛЕНУР. Да как тут устроиться? Дом купить не могу. С этими тупыми
иванами не договоришься.
АЙШЕ. И что делать думаешь?
ЛЕНУР. Что делать… Не знаю. Пока вот родственники приютили.
АЙШЕ. И сколько ты собираешься стекла бить? Хочешь милиции дождаться?
ЛЕНУР (вспыхнув). А чего ты их защищаешь? Награды дали, так сильно
доброй стала, да? Может им еще самсу с чебуреками продавать или, не приведи Аллах, каждый день на такси по разным маршрутам развозить?
Айше не реагирует.
ЛЕНУР. Я дом в Узбекистане продал. Где мне теперь с семьей жить? Ты
забыла, что нас, как скотов, увозили? Как простить, а?
АЙШЕ. А помнишь, как ты при немцах «Хайль Гитлер» у сельсовета
кричал, когда советский флаг срывали?
ЛЕНУР. А ты с немецким автоматом стояла.
АЙШЕ. Так автомат мне Шевкет на плечо повесил. Ни о чем не
спрашивая. Это он ведь тогда советский флаг срывал, чтобы заменить его на фашистский.
Пауза.
АЙШЕ. Ленур, ты помнишь место под яйлой?
ЛЕНУР. Чего ж не помнить? Там до войны табак сажали, а мы его
выращивали.
АЙШЕ. Да… настоящего крымского табака теперь днем с огнем не
сыщешь. А посмотри на сады и виноградники?! А что с другими культурами творится? Все вырождается. А ведь до «перестройки» агропромышленный комплекс Крыма давал 64 процента валового регионального продукта. Никакими курортами не покроешь. Ты сам-то как мыслишь, крымчане, обирая летом отдыхающих, долго протянут? Или Крым действительно уже не край садов и виноградников, а племенной рассадник казнокрадов, взяточников и барыг?
ЛЕНУР. А ты чего про яйлу вспомнила? (Хитро.) А… знаю, о чем думаешь. Рассчитываешь, что новая власть тебе алиевские плантации вернет? Вот что я тебе скажу, Айше, – не надейся. Этот дурак Горбачев – пешка. Сам ничего не решает. А вот когда меджлис возродит на нашей благодатной земле национальное государство, тогда – другое дело. Меджлис сказал, все вернет, что большевики после 17-года отобрали. Скоро паспорта раздавать начнут. Сам слышал. Так что и тебе есть за что бороться.
Пауза.
АЙШЕ. Какие паспорта?
ЛЕНУР (шепотом). Нового крымского ханства.
АЙШЕ. Такие паспорта нам, случайно, не американцы выпишут вместе с
флотом?
ЛЕНУР. Каким флотом?
АЙШЕ. Шестым, который в Средиземном море дислоцируется.
ЛЕНУР. А он здесь причем?
АЙШЕ. Ты думаешь, для чего американское посольство так наших лидеров обхаживает? Хотят нашими руками Черноморский флот выдавить, а свой в Севастополе прописать.
ЛЕНУР. Зачем?
АЙШЕ. Чтобы Россию прищучить и все Черное море контролировать.
ЛЕНУР. А нам чем плохо?
АЙШЕ. Помнишь, сколько крымским татарам немцы обещали? Вначале в
18-ом, а затем – в 41-ом, и что?
ЛЕНУР. Ну то ж немцы, а это американцы…
АЙШЕ. Американцы после себя тоже больниц и школ не оставляют.
ЛЕНУР. А что оставляют?
АЙШЕ. Только навоз, если не хотят с собой увезти.
Ленур непонимающе на нее смотрит.
АЙШЕ. Все они – завоеватели. Кроме «бус» ничего не предложат.
ЛЕНУР. Каких «бус»?
АЙШЕ. Как каких, стеклянных?
ЛЕНУР. Почему стеклянных?
АЙШЕ. Стекляшки на солнце сверкают не хуже бриллиантов.
ЛЕНУР. А солнце тут причем?
Айше задумывается.
АЙШЕ. Нет у татар другой Родины, кроме России!
ЛЕНУР. Это ты потому так говоришь, что партейная.
Пауза.
Неожиданно за окном раздается скрип тормозов грузовика.
ГОЛОС. Эй, земляки, камень не нужен?
Айше встает и подходит к окну.
АЙШЕ (перекрикивая шум мотора). Что?
ГОЛОС. Я говорю, вам, может, камень под фундамент нужен? – камень
есть.
Айше переводит взгляд на Ленура. Видно, что ей в голову пришла какая-то мысль.
АЙШЕ (в окно). А на два фундамента хватит?
ГОЛОС. Хватит.
АЙШЕ. Тогда выгружаем. Только в другом месте. Это под яйлой.
ЛЕНУР. Ты что, два дома собралась строить?
АЙШЕ. Почему только два? (В зал.). В нашем Крыму будет много домов…
очень много… домов больших… домов светлых… домов разных и мирных…
Айше и Ленур выходят.
Занавес
Сентября 2020 г.
dmitrijvolokitin@yandex.ru