Человек не может выбрать Родину, родителей и судьбу. Каким бы он не был влиятельным, состоятельным или способным, не дано ему это. Все остальное – сколько угодно. А вот с этим, увы. Не дано!
Впервые мои родители увидели меня 31 июля 1960 года. Случилось это в Красноярске. Вероятно, я увидел маму в тот же день. Не помню. А встреча с отцом, полагаю, случилась несколькими днями позже.
У меня замечательные родители. Спасибо им за то, что я увидел этот мир.
Мама – Людмила Александровна Иванова (в девичестве Семененко), производственник. Она трудилась на разных оборонных предприятиях Красноярска. В своей карьере она дошла до заместителя начальника цеха на заводе телевизоров. На следующий день после своего 55-летия мама собрала вещи и ушла с предприятия прямо на пенсию. А дальше она занялось семьей, дачей и внуками.
Отец – Борис Сергеевич Иванов – продвинулся на ниве журналистики. Хотя некоторое время был секретарем комитета ВЛКСМ Красноярского машиностроительного завода. Он долго был главным редактором Красноярского краевого телевидения. А с 1975 года и до ухода на пенсию (в 72 года) отец трудился собственным корреспондентом Агентства печати «Новости», позже переименованного в РИА «Новости».
Всю жизнь, сколько я помню, отец мотался по командировкам, снимал фильмы, писал многочисленные книги и «статейки». Он не мог не работать. Пляжный отпуск не для него.
Он постоянно входил в какие-то творческие советы, жюри, получал награды, становился лауреатом Премии Союза журналистов СССР. Он дружил с десятками людей. Они были разных профессий, учености, национальностей и вероисповеданий.
Все это происходило у меня на глазах, а посему я с раннего детства знал, кем буду. Потом он всю жизнь учил меня этому ремеслу. Учил деликатно, терпеливо и мудро. Спасибо, папа.
Мы много и о многом с ним говорили. Случалось, даже спорили. И мне в голову не приходила мысль, как-либо конспектировать эти наши разговоры.
Единственный раз я решился это сделать зимой 2010 года. Это запись 12 лет пролежала в моем архиве, прежде чем я решился ее опубликовать.
В ней нет чего-то «из ряда вон». Просто разговор отца и сына. Разговор коллег.
5 марта 2013 года отца не стало. И я посчитал своим делом собрать все, что оставил он на Земле: книги, награды, фотонегативы, фильмы…
Спасибо Валентине Михайловне Ярошевской, директору Красноярского краеведческого музея, предложившей мне передать им многое из того, чем пользовался и оставил после себя отец. В музее есть фонд Бориса Сергеевича Иванова и нашей семьи. Есть он и в Государственном архиве Красноярского края.
Итак, мой разговор с отцом в январе 2010 года. Для простоты восприятия я назвал себя «Младший», а отца «Старший».
Младший: Что ты думаешь о сегодняшней журналистике Красноярска?
Старший: У меня аналогичный вопрос к тебе, поскольку ты представитель другого поколения. Ты не жалеешь, что стал профессиональным журналистом?
Младший: До 1999, 2000 года ничуть не жалею. Понимаешь, когда журналистика перешла, по крайней мере, в Красноярске, из разряда четвертой власти в разряд халдеев, мне стало немножко грустно. И заниматься той барабанной дробью, что я вижу сегодня на телевидении, радио в адрес властей, мне уже не хочется. Я воспитан на вашей журналистике, на старшей, когда были командировки, когда мы были в гуще каких-то событий. Тогда любая командировка, встреча с интересным и достойным человеком воспринимались как праздник. В конечном итоге, появление каждого материала в газете ожидалось. Это было тогда.
А сейчас я вижу, что чаще всего твоя и моя работа никому не нужна.
Хорошо помню историю с редакцией «Сегодняшней газеты», когда я пришел к Александру Непомнящему и говорю: «Вот у меня есть материал о спутниках ГЛОНАСС НПО ПМ, давай опубликуем». Он говорит: «Пусть НПО ПМ за это дело заплатит». Я начал с Александром разговаривать о том, что им не нужна реклама не то что в крае, она и в России не нужна по большому счету. Данная фирма работает на мировом уровне. Опубликовать данный материал любое издание посчитало бы за честь, потому что это высокие технологии. В общем, мы как-то не поняли друг друга. Наверное, в тот момент мне в очередной раз стало грустно. Потом уже Путин начал говорить о ГЛОНАССе, о значимости этого явления, но факт остается фактом – «давайте деньги, тогда опубликуем». С другой стороны, Саша издавал газету за свой счет. Я не осуждаю его. Просто, в
тот момент я оказался не готов к такому повороту событий.
Старший: Я разделяю эту точку зрения. Конечно, журналистика, как и вся наша жизнь, перешла в абсолютно новые условия. А поскольку эти условия древние, как сам мир, когда материальная сторона играет решающее значение, т.е. деньги возведены в очень высокую степень, и этим определяются зависимость и независимость журналистики. В изданиях прежде всего начинают разговор о деньгах.
Мне понравилось, как Наташа Жабыка недавно сказала, что она обожествляла журналистику, а теперь относится к ней как к обыкновенной пиар-работе. Проще говоря, если хочешь писать какие-то журналистские произведения – очерковые, зарисовочные, новеллы, даже репортажи с места событий, и если ты в них не уделяешь внимания той фирме, о которой пишешь, то всё это превращается в ненужный материал, поскольку нет пиар-акции, пиар-кампании, т.е. ты не пиаришь то, о чем рассказываешь. В этом отношении я согласен. В новых условиях журналистика, как и другие стороны нашей жизни, все еще остается советской. Мы пытаемся в новых условиях оставаться советской журналистикой, как это не парадоксально звучит, но новое в журналистике появилось только то, что называют желтой прессой. Ты посмотри, чем забит интернет! В стране осталось несколько, около десятка, серьезных газет, которые пытаются независимо оценивать происходящие вокруг события, жизнь, а все остальные кого-то пиарят, кого-то восхваляют, над кем-то потешаются.
Младший: Мы живем в Красноярском крае, в крае остались такие издания?
Старший: Думаю, что нет. Подобные беседы были со мной и в «Красноярском рабочем», и в ряде других газет, да и потом как таковых красноярских изданий практически не осталось. Если сейчас мысленно представить структуру красноярской журналистики, то это более 40 районных и городских газет. А в самом краевом центре действуют газеты, которые делят свой хлеб с московскими изданиями, – это «Аргументы и факты», «Аргументы недели», «Известия», «Российская газета».
Младший: А диктат Москвы?
Старший: Безусловно, он есть. Он, возможно, не такой категоричный, как в былые времена, когда Москва имела решающее слово, но, тем не менее, за каждый материал шеф регионального издания отчитывается перед центральным руководством. Фактически это цензура. Но не государственная, а цензура собственника. Того, кто платит. При таких условиях региональные «дочки» не могут публиковать то, что не отвечает интересам московского начальства.
Сегодня бы поостерегся говорить о независимости прессы. Работа журналиста всегда зависима от мнения собственника. Даже если этот собственник – журналист.
Еще Ленин говорил, что жить в государстве и быть свободным от него – невозможно.
Это относится и к советской журналистике, и к нынешней.
Младший: Получается, пиши, о чем хочешь?
Старший: Я не о «желтой» прессе сейчас. Тут говорить не о чем. Ассенизаторы есть в любой профессии, и кому-то доставляет наслаждение зарабатывать на копании в этом самом…
Я об умной и серьёзной журналистике.
Младший: Ну, а газета «Наш Красноярский край»? Ее газетой назвать можно? Или это всего информационно-рекламный бюллетень?
Старший: Года три-четыре назад по инициативе Игоря Юрьевича Астапова мы ездили на встречу с губернатором края. Хлопонин тогда собрал десяток зрелых или перезрелых журналистов и советовался с ними: какова должна быть структура красноярской прессы, чего ей не хватает? Как сделать издания более влиятельными, читаемыми и интересными?
Это был подробный, обстоятельный и многочасовой разговор.
Тогда я сказал губернатору, что очень плохо, что в нашем крае нет государственной газеты, по которой можно сверять достоверность фактов и событий, узнавать о том, что происходит. Есть информационные агентства, телекомпании, выходят газеты, они прославляют то, за счет чего имеют творческую и прочую жизнь. Но как подлинно обстоят дела, нужно сверять с официальным изданием.
Мы довольно долго говорили о том, какой может быть газета.
Потом неожиданно появляется эта газета. В ее нынешнем виде я ее не приветствую, хотя и публиковался в ней неоднократно. Но такое ощущение, что для них главное – опубликовать те официальные материалы, ради которых она создана. Это, бесспорно, необходимо. Но тогда это не газета, а бюллетень. У газеты иная миссия, как мне кажется.
Можно ли совмещать и то, и другое? Безусловно. Нужны только волевое решение и четко прописанная редакционная политика.
Я пытался сотрудничать с этой газетой, ничего не получилось. Дело не во мне, конечно. Мои материалы не совпадают с их видением ситуации. Даже в рубрике «Полемические заметки».
Я уже сказал, что, попав в новые условия, вся журналистика остается советской. Было бы верно вспомнить, что за годы советской власти кем мы, журналисты, только не были: и подручными партии, и солдатами партии, и врагами общества нас называли... А на самом деле мы всегда стремились к идеалу, чтобы быть независимыми. Мы хотим рассказывать людям об их делах, заботах, проблемах, радостях... О том, что реально происходит в городе, районе, в крае.
Это несколько странно звучит – независимость должна быть оплачена. Мне, например, нравится то, что в конце 2009 года и на уровне Госдумы, и на уровне Совета Федерации начали обсуждать вопрос о том, что СМИ должны обрести законы бизнеса, чтобы ни от кого не зависеть, развиваться на полной финансовой независимости, т.е. не чью-то волю исполнять. Наверное, такие газеты тоже могут остаться, как их будут называть: отраслевые или корпоративные. Но должна быть объективная, ни от кого не зависящая журналистика. Она должна рассказывать только то, что было, а читатель, прочитав материал, должен сделать свой вывод. Я думаю, что до этого еще далеко. Мы ушли от периода зависимой журналистики, партийной и антипартийной журналистики, т.е. была такая, а теперь она вообще никакая. Наступает какой-то период межсезонья. Его надо пережить.
Младший: В последние годы в крае появилось несколько структур, которые так или иначе влияют на журналистику.
В свое время, когда я вступил в Союз журналистов СССР, то гордился этим. Сегодня Союз журналистов России, на краевом уровне, некая аморфная и беззубая организация.
Ты много лет был в президиуме, в правлении Союза журналистов Красноярского края. А что ты думаешь об этой структуре, нужна она или нет в том виде, в котором существует?
Я считаю, что Союз ни на что не влияет, а только проводит бал прессы, проводит творческий конкурс, который год от года деградирует. И все! Это не профсоюз. Эта не организация, которая отстаивает интересы журналистов. Вот сейчас создали какой-то дефективный орган под названием «Большое жюри». Извини, но ты в него тоже входишь…
Старший: «Большое жюри» создано для решения конфликтных ситуаций. Мы несколько раз собирались и рассматривали, выносили свой вердикт, пытались найти золотую середину, пытались примирить те стороны, которые вступили в конфликт. Я не думаю, что «большое жюри» может как-то повлиять на судьбу журналистики краевой и региональной.
То, что есть общероссийский Союз и региональные организации, было для меня диковиной. Я постепенно дошел до осознания странности ситуации. Мы являемся членами общероссийского Союза, но, тем не менее, состоим в красноярской журналистике. Если такую структуру придумали, с ней нужно соглашаться, подчиняться. Либо апеллировать к тому съезду, который раз в пять лет собирается, и на нем это все обсуждать.
Если мы стремимся, чтобы журналистика стала независимой, она должна управляться независимыми людьми. Наш региональный Союз много лет возглавляет Василий Владимирович Нелюбин, чиновник краевой властной структуры. Когда-то он был хорошим, талантливым журналистом. Вот тогда место лидера творческого Союза было его местом. Но как только он пришел во власть, полагаю, он должен был сложить с себя обязанности руководителя Союза журналистов Красноярского края. Не сложил… Причины этого я не знаю. Но так быть не должно.
Сегодня, когда он возглавил краевое телевидение и радиовещание, он вполне может и руководить Союзом. Тут вопросов нет.
Младший: Слово «независимость» можно понять двояко: либо она не зависит от кого-то, либо от нее ничего не зависит. Вспомни, пожалуйста, в советские годы можно было опубликовать материалы о том, что где-то что-то происходит, и в результате созывалось бюро райкома партии, администрации и принимались какие-то меры. Помнишь, были такие рубрики, «Газеты выступила», «Что сделано». Сейчас журналистика независима, потому что у меня такое ощущение, что от нее нигде ничего не зависит. Собака лает, караван идет.
Старший: Я думаю, что с этим нельзя целиком согласиться. Чаще всего, телеканалы выносят на экран неприятности, которые создают беспокойство живущим людям. И уже назавтра какие-то меры принимаются. Я полностью не могу с тобой согласиться. Хотя преобразовывать еще очень многое надо.
Ты работал в прессе в то, старое, время. Работаешь и сейчас. У тебя есть возможность сравнивать. И эти сравнения чаще всего не в пользу современности. У нынешних молодых коллег такой возможности нет. Они прежней журналистики не знают. Для них норма нынешняя пресса.
Я сейчас много свободного времени провожу в интернете. Перебирая сайты, нашел любопытное заявление, оно принадлежит главе судебной власти Великобритании. Выступая перед главными редакторами английской прессы, он сказал: «Независимость СМИ и независимость правосудия – это два краеугольных камня и оплот свободного общества. Цельность ткани гражданского общества полностью зависит от независимой прессы и от независимости правосудия. Эти два института должны защищать граждан, общество, когда оно находится под угрозой».
И начальник судебный говорит: «Я не хочу, чтобы о том, что происходит в органе власти, писал человек, получающий зарплату в этом органе власти. Я не хочу, чтобы СМИ были инструментом пропаганды местной власти или центрального правительства. Я не хочу, чтобы о судебных процессах писал представитель пиар-подразделений этого суда. Политтехнологии и PR – это не краеугольный камень и не оплот гражданского общества. Нам нужна независимая и объективная журналистика». Это голос из Англии, старейшие газеты. И он утверждает, что нигде в мире независимой журналистики нет, в чем-то, но она зависима.
От законов общества никуда не денешься. Потому что независимый журналист, который о чем-то пишет, полностью должен отвечать за то, что он пишет. Если это противоречит обществу – то, о чем он пишет, – значит, у него должны быть доказательства. В этом деле нужно детально разобраться. Ни о чем попало писать, ни какие-то там общественные явления пропагандировать, а именно писать в созидательном смысле. Ведь у нас многие пишут деструктивную, разрушительную информацию, со знаком минус. Нужно ли об этом писать?
Мне звонят из Дома журналистов (в 2008 г.) и спрашивают, не завалялся ли какой-нибудь у меня материал «о человеке труда», мы объявили конкурс, а на конкурс никто ничего не прислал. Т.е. условия конкурса еще вырабатываются по-советски, а материалы по-советски многие перестали писать. Ты же прекрасно знаешь, даже в краевой газете, которая является главным информационным органом местной власти, в командировки выезжают в составе того «шлейфа», который сопровождает больших начальников. Если начальник едет на строительство Богучанской ГЭС на 4-5 часов, проводит там все необходимые мероприятия, то через это же время надо возвращаться и журналисту. Что за это время журналист может сделать? Он успевает сорвать только цветки, не поняв даже, на какой почве они растут.
Младший: У меня создаётся такое впечатление, что время печатной прессы прошло. Сейчас я попробую объяснить. Оно прошло вот в чем: многие издания, за редким исключением, сейчас ушли в формат еженедельника. Они выходят, скажем, по вторникам, по средам. Если событие произошло во вторник после обеда, то оно попадет не в ближайший номер газеты, а уже через неделю. Зачем мне узнавать новость, которая произошла 8 дней назад? У меня такое ощущение, что редакции, уйдя в еженедельник, тем самым во многом облегчили себе работу. Тягаться с телевидением, радио и сетевыми изданиями они не способны. Пропадает фактор оперативности.
Я помню, когда работал в редакции газеты «Советский Таймыр», и мы до полудня должны были «нарыть» в рамках Таймырского автономного округа две-три информации, потому что в завтрашний номер должна идти колонка информационных вещей. Сейчас этого никто не делает, не роет, не копает. Сейчас в газетах, на телевидении ушел отраслевой принцип, я имею в виду отделы отраслевые, это тоже плохо. Из редакций ушло среднее поколение, я уж не говорю о старшем поколении, которое, чаще всего, из средств массовой информации вытеснено, и там работает молодняк. Молодняк это хорошо, у них злее перо, они более мобильны и т.д. Но все равно существуют жизненный и творческий опыт. Когда о пенсионном фонде рассказывает человек, которому 18, 20, 25 лет, я не верю ему, потому что этот человек не представляет даже, как пишется слово пенсия – с мягким знаком или без. Мне всегда хочется, чтобы об этом говорил человек, находящийся ближе к старшему возрасту, который понимает, что это такое. Прошло время аналитической журналистики, люди, которые помнят, что было не только три года, но и тридцать лет назад. В интернете многих фактов нет. Появился элемент верхоглядства в журналистике, шапкозакидательства. Сегодня я общаюсь с молодыми коллегами, им нравится не сама профессия журналиста, им нравится быть в ней, они с удовольствием рассказывают, куда они ездили с одним начальником, как они попали туда, как они попали сюда. Но они не видят профессии, они не видят своей исключительности в том, что они могут рассказать людям.
Старший: То, что ты говоришь, правда. Конечно же, интенсивность жизни, ее скорость возросли. Красноярский край не исключительный регион, но он входит в полтора десятка регионов России, который живет самодостаточной жизнью. И жизнь в Красноярском крае это и позитив, и негатив. В крае ежесуточно происходит большое количество крупных и мелких, общекраевых и поселенческих событий. Еженедельник, конечно же, должен быть. Но та газета, о которой мы ведем речь, должна быть единственной ежедневной газетой. Тем более что на огромной территории края еще далеко не везде есть интернет. А местная радиовещательная сеть уничтожена. У Красноярска тоже должна быть ежедневная газета. Хотя бы потому, что еще живо огромное количество людей, привыкших утром читать газету. Потому что далеко не все люди имеют компьютеры и способны на них работать.
Мы ходили 31 декабря на концерт симфонического оркестра, который возродил традиции «Новогодних и Рождественских встреч на Енисее». Они были основаны еще Иваном Всеволодовичем Шпиллером. Я обратил внимание, что об этом концерте телекомпании рассказали только 5-6 января, т.е. никто никуда не спешил. Они снимали впрок, в запас, зная, что событий в праздничные дни не так много.
Газета должна быть ежедневна. Жизнь не стоит на месте. Каждый день происходят какие-то события. Полосы должны быть наполнены фундаментальными материалами, но должна быть страница оперативных сообщений.
Такие газеты в стране есть. Регулярно выходят «Известия», у которых очень большая сменяемость полос. Есть «Российская газета».
Я тоже газеты практически не покупаю, потому что у них мелкий шрифт, тяжелый для прочтения, но я читаю газеты на экране монитора, где можно шрифт увеличить. Так вот, почему ежедневные газеты есть только на федеральном уровне, а у нас освещают информацию только информационные агентства?
Ну, и главное, полагаю, что такая газета, газета для старшего поколения, должна быть бесплатной и общекраевой.
Младший: Но мы всегда идем своим путем, во всем...
Старший: А куда идем?
Младший: Никуда. Мы в тупик идем.
Старший: Совершенно верно.
Младший: Смотри, в той же Америке, с которой мы постоянно берем пример, выходят ежедневные газеты. Более того, есть утренние и вечерние газеты. У нас «Вечерний Красноярск» выходит по утрам два или три раза в неделю.
Старший: Поэтому у нас какая-то парадоксальная пресса. Я считаю, что назрел вопрос какой-то очень серьезной реформы СМИ. И в первую очередь, государственных СМИ. В противном случае мы проиграем идеологически.
Если Союз журналистов дал какое-то право красноярской журналистской организации быть самостоятельной, то эта самостоятельность должна проявляться и в структуре прессы, и в каких-то других вопросах, которые определяют политику в этой сфере деятельности.
А то, что ты говоришь, будто печатная пресса отходит… Не думаю, что это так. По крайней мере, время печатных СМИ в России еще не пройдет лет 20-30. Территории у нас огромные.
Ну, а сама церемония создания газеты! Сам факт появления этого издания, запах типографской краски у свежего номера, это какую-то другую создает ауру у газеты, у этого зародившегося издания. Потом, газету можно взять в руки через год, пятьдесят или сто лет. А попробуй найти новостной выпуск десятилетней давности. Особенно той телекомпании, которая восемь лет как ликвидирована. Историки поймут эту мою фразу.
В советское время телекомпании были в Ачинске и в Игарке. Полагаю, что их архивы не сохранены. А газеты лежат в фондах музеев и в библиотек.
Младший: Об этом никто не задумывается.
Старший: Совершенно верно. Ведь не зря журналистов сравнивают с летописцами. Газета она и есть газета. К ней надо относиться с терпением и пониманием. В конце концов, кто-то садится за компьютер, чтобы прочитать газету, а кто-то читает само издание.
Младший: Человеку нужно дать право выбора: смотреть телевидение, слушать радио, смотреть в компьютер или читать газету.
Старший: Совершенно верно. Аналитика прекрасна только в тех случаях, когда ее воспринимаешь не на слух, а с карандашом в руках.
Младший: Ну, я же сказал, что время аналитической журналистики прошло, практически нет аналитиков. Старшее и среднее поколение из СМИ выведено.
Старший: Я очень часто обращаю внимание, что местные телекомпании приглашают к себе в эфиры Сашу Чернявского. Он был интересным журналистом, когда занимался журналистикой. А теперь он выступает в роли комментатора или аналитика, который ни о чем практически не говорит. Он повторяет известные истины, констатирует то, что уже всем известно. Но, видимо, это устраивает власть, потому что он не обостряет ситуацию. Не рискну назвать его аналитиком, так как он этим не занимается.
Поэтому я и говорю, что тут много спорных вопросов, и, наверное, должно отстояться время.
Младший: «Болезнь роста»?
Старший: Да это болезнь роста. Прошло двадцать лет всего. Если Москва определилась уже со структурой прессы, то здесь, в крае, еще «конь не валялся».
Младший: Хорошо, тогда следующий вопрос. Ты член Координационного совета при Совете администрации края. Что вы там координируете? Ведь вы должны выступать с патриотическими инициативами…
Старший: Может быть. Я не думаю, что все члены совета во главе с руководителем представляют ту работу, которую предстоит сделать и выполнить. По-моему, там прежде всего координируют не столько деятельность прессы, сколько те материальные ценности, которые даны на содержание этой прессы. Делят средства на бумагу, делят эти средства с помощью проводимых конкурсов, грантов. Творческая жизнь практически остается редакциям, их инициативе. Но эта инициатива целиком зависит от материальной стороны.
В 2009 году на общероссийском конкурсе завоевал 1-е место. Был признан лучшим очеркистом и на общероссийском конкурсе, который проходил в Волгограде. И везде, на каждый конкурс, нужно было ехать за свои средства.
То есть, заняв 1-е места, ты подставляешь собственную редакцию или практически обкрадываешь себя. Тебя заставляют где-то изыскивать деньги, чтобы ехать на собственные средства, либо брать из бюджета редакции. В Волгоград, конечно, я не смог поехать. Кто мне оплатит?! «Наш Красноярский край» отказал, поскольку я внештатник. А то, что я газете дал материал, хорошие публикации – уже никого не волнует. Поэтому ездили и собирались в основном чиновники, которые не имели к журналистике никакого отношения. В настоящее время журналистика перенасыщена посторонними людьми, потому что пришли амбициозные дилетанты, которые не понимают, чем им нужно заниматься.
Младший: Но у них есть деньги.
Старший: Да, у них есть деньги, они создают погоду. Я думаю, что с этим нужно как-то бороться. Руководить отраслью должны профессионалы, а не родственники, знакомые, жены, любовницы…
Младший: Полагаю, что нас ждут еще более интересные кадровые времена. А кто, на твой взгляд, должен с этим бороться?
Старший: Кто? Я не знаю. Вероятно, должна быть создана какая-то инициативная группа.
Вот то, о чем ты говоришь, очень интересно описал Василий Иванович Песков в своих размышлениях о профессии журналиста. Он все это на себе испытал. Он писал, как это здорово, когда рядом есть тот, на кого можно положиться, кто может подсказать, кто может подтолкнуть, кто может оказать содействие, подставить плечо, что называется. Сегодня все это ликвидировали. Только в некоторых газетах остаются люди, которые могут подсказать. Говорят, что журналистика стала иной. Я не знаю. Скорее, люди стали иными. Менее профессиональными. Менее сердечными.
А что происходит с руководителями? Крайне-крайне редко руководитель-дилетант будет держать рядом с собой личность. Он сделает все, чтобы эту личность выдавить. Ибо на фоне личности лучше видны непрофессиональная тупость и несостоятельность начальника.
Такое происходит не только в журналистике, но и в иных направлениях. Это ужасно, но такова реальность современной России.
Младший: Подожди, мое наблюдение позволяет мне говорить о том, что сегодня большая часть людей с дипломами журналистов стараются попасть в пресс-службы. И заработки выше, и головной боли меньше. Главное, угодить главному руководителю, и тогда все пойдет как по маслу. Посмотри, что творится в администрации края, в ее подразделениях? Какие там пресс-службы, какие штаты!
Старший: Это как раз свидетельствует не в пользу журналистики. Ведь кто покидает прежде всех тонущий корабль – крысы. Это же верный признак, что журналистика, в частности красноярская журналистика, идет на дно. Ведь люди в смутные времена всегда стараются бежать к бюджетному мешку. Именно это делают в настоящее время и некоторые коллеги.
Я подсчитал, там больше двадцати высокопрофессиональных журналистов работает. А они могли бы укрепить делами любое издание, дать ему какую-то мощь. Но они ушли от этой работы.
Конечно, они вольны в своих поступках. Их тяжело осуждать за это дело. Потому что каждый сам себе выбирает хомут на оставшуюся жизнь. Это все говорит о том, что журналистика не процветает. От нее легче сейчас сбежать, чем в ней работать.
Младший: Я сейчас ближе к своей профессии. Я сделал вывод о том, что красноярская печатная журналистика деградирует и умирает хотя бы потому, что практически во всех районках и в большинстве других газет упразднены должности фотокорреспондентов. Это следствие того , что содержание в газете фотографа всегда затратная вещь. А во-вторых, в этих изданиях раздали девочкам и мальчикам мыльницы, цифровые фотоаппараты – фотографируйте. Но мы знаем, что любое творчество развивается по каким-то законам. И для того, чтобы качественно сделать фотографию, нужен не только современный фотоаппарат, но и опыт. Я на курсах говорю журналистам, что фотографирует не фотоаппарат, фотографирует человек.
Сегодня убрали фотокорреспондентов, убрали отраслевое деление в редакции. Сегодня журналист пишет о транспорте, завтра о проблемах сельского хозяйства, послезавтра он парламентский корреспондент. Так не бывает. Когда я пришел в тот же «Красноярский комсомолец», работал в отделе спорта и оборонно-массовой работы. У нас были и другие отделы. Сегодня этого нет. Глубокая творческая составляющая сводится на нет. Сегодня самое главное, знаешь, как на том болоте: проквакал, обратно в тину бульк и сидит. Т.е. планка в журналистике опустилась очень сильно. Многие мои коллеги, которые ушли из журналистики, говорят такую фразу: «Мы себя ловим на мысли, что иногда просто стыдно говорить о том, что ты работаешь журналистом, по морде можно получить». Опять же вернемся к телевидению, мы смотрим выпуски новостей, и что у нас там: прорвало, убили, застрелили, асфальт кладут в снег и т.д.
А я хочу видеть материалы со знаком плюс.
Старший: Их ведь может и не быть, плюсовых материалов. Потому журналист редко устраивает сам какие-то события. Чаще он идет на то событие, которое уже произошло.
Младший: Подожди, ты сказал о человеке труда. Да, у нас на сегодняшний день мерилом труда миллионы работающих считают усталость, а не качество труда. Как поет группа «Наутилус Помпилиус».
Да, действительно, мы доперестраивались. Уничтожено огромное количество заводов, комбинатов, фабрик, хозяйств. Все ориентировано на «заграницу». Легче купить, чем производить. Возможно, и так. Но все это до первой всемирной кризисной ситуации.
Но люди-то продолжают работать, существуют доярки, кочегары, столяры со своими заботами, со своими проблемами, с их человеческой составляющей. Очерк из газет исчез, фотоочерк, который затратен в производстве, исчез. Идут либо фото с информацией, либо иллюстрации к статейкам. И все. Никто не хочет ничему учиться.
У нас есть местный МГУ, который называется СФУ. Я помню, как года четыре назад на отчетно-выборной конференции Союза журналистов редакторы районных газет сказали, что качество выпускников, которое дает тогда еще Красноярский государственный университет, крайне низкое. Это зависит еще оттого, что там нет преподавателей с именами, с опытом, а не с учеными степенями. Из опытных журналистов на постоянной основе там работают несколько человек. Почасовиками еще несколько. И все!
Ну, действительно, врачей готовят врачи, инженеров – инженеры. А журналистов – филологи. Но это разные специальности.
Старший: Мы касаемся двух совершенно разных тем.
Все-таки процесс подготовки журналистов носит определяющий характер. Именно образование формирует нашу профессию будущего. Образование и жизненная опытность.
Ты говоришь о том, что исчезло из газет. А возьми шире. Сами газеты на грани исчезновения. Мы об этом говорили сегодня. На газету сегодня мало кто подписывается. Ведь та же газета «Наш Красноярский край», «Городские новости»…
Младший: «Городские новости» просто по ящикам раскидывают.
Старший: А «Наш Красноярский край» также. Т.е. не принудительно, там пенсионеров бесплатно подписывают. Ведь кто составляет основную массу читателей? А если выбросить ее на рынок? Спроси у киоскеров, как раскупаются газеты? Слабо…
Следовательно, направление бесплатного распространения – верное направление. Но это относится исключительно к изданиям, финансируемым из бюджета. Частник на такие затраты никогда не пойдет. И это отчасти хорошо. СМИ все-таки формируют общественное мнение.
Младший: Помнишь, в конце 80-х, в начале 90-х в очередях за «Красноярским комсомольцем» стояли огромные очереди. Тогда редакцию возглавляла Людмила Ивановна Батынская. Замечательный человек, журналист и организатор.
Старший: Безусловно, от личности зависит многое. Если не все. В сегодняшней красноярской журналистике я не смогу назвать фигуру, равную Людмиле Ивановне. Светлая ей память.
Я хочу вспомнить и другое. В те годы я достаточно часто летал в Москву и останавливался у друга – фотокорреспондента АПН Фрэда Гринберга. Он жил в Сокольниках.
Так вот, каждую среду его жена вставала в семь утра, выскакивала на улицу, занимала очередь у ближайшего газетного киоска, чтобы взять газету «Московские новости».
Тогда был спрос на газеты. Тогда в стране ежедневно что-то менялось и хотелось об этом узнавать. А сейчас какое-то застойное время, хотя на словах преобразование.
То есть, если начальники российские Медведев и Путин объявили эру модернизации всей жизни российской, то за модернизацию надо браться и в журналистике. Она должна приобретать свою независимость. Как? Я не знаю. Например, дайте по одному миллиону рублей каждой газете. Мол, наращивайте этот миллион. Вы в рыночных условиях живете, но делайте настоящую журналистику. Вот это должно прозвучать!
Ты говоришь, что из газет исчезли фотоочерки. Исчез и самый элементарный газетный жанр – репортаж. Добротный, хорошо собранный и прописанный репортаж.
Чаще всего приходится по крохам собирать событие, чтобы понять, что же там случилось. Тут и интернет идет в дело, и телевидение, и радио.
Младший: Но достоверность этих фактов крайне низкая! Когда я работал в ИТАР-ТАСС, регулярно натыкался на косяки коллег.
Старший: Да! Но завтра они могли извиниться, мы поторопились. Ну, а когда смотришь по телеканалам об одном и том же событии, когда телевизионщикам никуда не деться – им нужно сделать картинку, они выезжают на место события. Тем не менее, по одному каналу звучит, что пять вагонов с рельсов сошли, по другому – десять, и не сошли, а пошли в другую сторону. То есть разночтения, неточности – это как пить дать. Исчезла и сама информация. Я сам работаю в РИА «Новости», и нас, собственных корреспондентов, просто заставляли не ездить на место события. «Что вы время теряете? Позвоните двум- трем участникам, узнайте и передавайте в Москву». Самого эффекта присутствия нет.
Репортаж это английское слово: reporter – вижу и рассказываю об этом деле. Оно вообще ушло в какую-то неизвестную пропасть. Жизнь позволяет делать полноценную прессу, но мы ушли на другие основы: никто нас не заставляет, не подгоняет, не подталкивает именно к подлинной журналистике.
Младший: Хорошо. В Красноярске проходит масса мероприятий, на которых, откровенно говоря, не хочется появляться. И именно из-за организации работы журналистов. Идет деление по секторам, причем здесь вы можете ходить, а здесь нет, с этим можете говорить, с этим нет, потому что он там, куда вы войти не можете. Когда формируются зрительные вещи, скажем, 9 мая в Красноярске, карнавал, Ярыгинский турнир, я не знаю случая, чтобы пригласили представителя снимающей журналистики и спросили где лучше поставить камеры, где лучше расположить фотокорреспондентов, куда лучше журналистам войти, чтобы было удобней работать. Проще все запретить! Стоят ребята в форме и говорят: сюда нельзя, сюда нельзя. Власть, которую организует эти мероприятия, совершенно не волнует, как это все будет выглядеть на экранах, фотографиях, в газетах, журналах и т.д. Мы провели мероприятие, галочку поставили, все здорово. Вот тот же карнавал, на кого он рассчитан? На тех, кто стоит на трибуне у педагогического института? Потому что когда шествие идет по проспекту Мира, зрители в первом ряду, которые стоят у обочины, еще что-то видят, в третьем ряду уже начинают лезть на деревья, подоконники, на другие возвышенности, чтобы хоть что-то увидеть. У нас существует остров Отдыха, существует масса других мест, в конечном итоге, этот карнавал можно по Центральному стадиону пустить. Но об этом никто не думает, ведь мало того, что не выстраивают отношения с журналистами, еще и не думают о том, как это потом будет выглядеть. Чаще всего коллегам приходится «лепить» из того, что мы имеем, чтобы хоть как-то показать значимость и грандиозность. Это неорганизованность, плохая работа организаторов многих мероприятий.
Старший: Есть еще одно обстоятельство, с которым надо считаться.
Младший: Безопасность?
Старший: Да, безусловно, вопрос о безопасности. И пользуясь этим правом создавать безопасные условия, они, конечно, принимают какие-то меры, ограждают, отсекают, чтобы, не дай бог, ничего не случилось. Это как раз свидетельствует о том, что журналистика зависима еще и от этих условий, которые создаются. Действительно, самым лучшим вариантом было бы просто пригласить представителей СМИ и показать ребятам: вот такие-то места вам отводятся, если что-то не устраивает, давайте обсуждать. Всё это требует какой-то детальной работы. Но этого не делается никогда, потому что ставят в известность только на месте событий. Прежде всего, Союз журналистов должен защитить возможность профессионального исполнения журналистами своих обязанностей перед обществом, в котором мы живем.
Младший: Ты считаешь, что Союз журналистов должен быть не творческим союзом, а больше профессиональным?
Старший: Он должен в рамках профессионального сообщества помогать своим членам решать как творческие, так и организационные вопросы. Это если очень и очень коротко.
Младший: Элементарно. Сейчас у журналистов нет своих юристов, у которых мы могли бы проконсультироваться по авторскому праву, защитить интересы и прочее. Получается, что Союз должен быть всем? Нереально.
Старший: Ну да. Это надо с Москвы начинать либо, если есть права и полномочия у регионального союза, значит, надо начинать именно с регионального уровня. Когда был на фестивале в Иссык-Куле, где нам медали из шоколада вручали, мне «понравились» алтайская и кемеровская организации. Как я понял, у них независимой прессы нет. И они не хотят о ней слышать. Они работают с администрациями своих регионов и просто счастливы. Они критикуют только по заданию «партии и правительства». И считают это вершиной творческого совершенства, на которой находятся. Не такой должна быть журналистика, это совершенно понятно.
Мы вошли в другой мир. Нас скоро будут осуждать за зависимость журналистики от слов начальника. Ведь никто не пишет против ветра, все стараются это делать по ветру. Если все подчиняются именно этому требованию, то это не делает нам чести.
Младший: А где брать эти деньги? Если брать их по тендерам, по грантам, то в нашей стране опять мы сделаем все по-своему. У нас же идет политика не кто лучше, а кто дешевле! В результате мы имеем такие дороги, имеем «качественный» ремонт на Саяно-Шушенской ГЭС, массу таких примеров можно привести. Помнишь историю, когда кто-то предложил улицу Копылова заасфальтировать за один рубль и, конечно, выиграл этот рубль! Но мы же понимаем, что за рубль ничего сделать. Почему исчез показатель качества? Я думаю, только по одной простой причине: как у Маяковского было сказано – «если звезды зажигают, значит – это кому-нибудь нужно». Вот и нужно искать, кому это надо. Я подозреваю, что здесь есть определенная финансовая заинтересованность власти от прессы и прессы от власти.
Старший: Конечно, это все от власти зависит. Потому что власть должна абстрагироваться от средств массовой информации, которые ей не принадлежат, и объективно сказать, как я уже говорил: вот вам, ребята, на ваше становление миллион и выкручивайтесь, раскручивайтесь, выживайте, наращивайте капитал.
Я вспоминаю, как в 89-м или 90-м году от Союза журналистов ездил в Китай. Мы пришли в редакцию, поговорили о том, как там делают репортажи, как они успевают попасть на место события, о каких-то процедурах журналистских. Потом нас пригласили на обед, мы пришли в шикарную столовую, потом выяснилось, что эта столовая тоже принадлежит редакции. Здесь работают вторые и третьи члены семей, которые состоят журналистами в газете, и эта столовая дает 50% процентов средств для существования газеты.
Они нарабатывают эти деньги для подготовки выхода очередного номера, т.е. у них есть вспомогательный бизнес. Вот сейчас идут дискуссии, я очень рад, если государство начнет относиться к журналистике как к самостоятельному бизнесу, но оставаться в советских условиях в новое время нельзя. Труд основа любого общества. К журналистике это тоже имеет отношение.
Младший: Немаловажный вопрос это вопрос оплаты труда. Я знаю издания, в которых колоссальные разрывы в оплате между рядовым журналистом и начальником. Там разница в разы.
Старший: Значит, начальник уверен, что он ничем не рискует. Что от него никто не уйдет. А если кто-то уйдет, то он найдет другого.
Младший: Он ведь тем самым опускает планку в собственном издании. Или это его не волнует уже?
Старший: Рубить сук, на котором сидишь, нам свойственно. Это наша национальная болезнь. Но ведь не все понимают, что все может обрушиться в определенный момент, т.е. наступит час, когда этот сук рухнет.
Младший: Конечно, обо всем не скажешь. А у тебя нет на сегодняшний день отчаяния оттого, что ты 50 лет назад выбрал журналистику?
Старший: Нет. Потому что я многое повидал, написал полтора десятка книг. Считаю, что со временем они понадобятся, будут востребованы. Там не выдуманные истории. Даже очень известные люди дают оценку журналистике с точки зрения освещения исторических событий. Историки описывают события, сохраняя хронологию, все даты, а журналисты пишут об эмоциональной стороне – как это происходило, как создавалось, получилось.
Младший: Скажи мне, на твой взгляд, если историку через 25 лет к столетию Красноярского края придется писать статью о нынешнем времени по нашим современным изданиям, что получится?
Старший: Я бы посоветовал ему обратиться не в наши краевые издания, которые допускают ошибки, невнимательно относятся к собственной истории. Наверное, лучше обращаться к информационным агентствам, которые регулярно и точно пишут о стране, крае, городе.
В нынешних временах может быть какой-то провал. И к столетию Красноярского края, трудно загадывать сейчас, но жаль будет, если они ничего о нас не узнают. Надо тогда быстрее ликвидировать те бреши, в которых нынешняя журналистика существует, и приходить к более стабильной жизни. По-моему, это никого не волнует, потому что это все растаскано.
Младший: Знаешь, некоторое время назад я попросил молодых коллег назвать два десятка людей, которые оставили след в истории края за последние 20 лет. Назвали Ярыгина, Астафьева, Хворостовского, кого-то еще, а дальше просто началось сумасшествие, начали называть тех, кого чаще показывают по телевидению: депутатов, журналистов, руководителей каких-то подразделений. Если я тебя попрошу вспомнить первый состав Законодательного собрания края, половины не вспомнишь. И в то же время у нас существуют большое количество людей, личностей и в медицине, и в архитектуре, и в музыке, культуре и прочее. Есть люди, которые не пиарятся, а их мы не замечаем. Многие из жизни уже ушли, и никак они не сфотографированы, не сняты, не описаны. Например, искали портрет академика Киренского, а нашли в конечном итоге в личном деле. На мой взгляд, произойдет колоссальное изменение.
Старший: Жаль, конечно. Я думаю, горькое разочарование наступит, когда такие провалы будут, потому что многое перешло в частные руки, многое некомпетентно. История это не только перечень происходящих событий, но и ее информационное наполнение, освещение этих событий могут сделать в полном объеме только журналисты. Власть должна подсказывать, где появиться в нужное время, в нужный час. Опыт той живой журналистики, которая была связана с реальной жизнью, а не с заседаниями, безусловно, есть.
Финансовая база у журналистики должна быть более надежной, более стабильной. Какой-то фонд должен существовать, и должна быть свободная журналистика. Т.е. назрело время, когда не бежать надо от журналистики, как делают коллеги, которые ушли под властные структуры, не бросать журналистику, а реанимировать ее.
Младший: Либо так – коль коллеги уж переместились во властные кабинеты, то могли бы содействовать журналистике. Все-таки именно журналистика позволила им перебраться во власть реальную.
г. Красноярск,
январь 2010 года