(по материалам электронных ресурсов)
Санкт-Петербург
2023
Сергей Сметанин
Голуби
Утро золотое-золотое!
Голубю с голубкой нет покоя.
Целый час под окнами воркуют,
О своём по-птичьему толкуют.
Воробьи с вопросом лезут с краю:
"Что они друг другу открывают?"
Верещат о том без церемоний,
Словно я для них не посторонний.
Не трещи, пернатая порода,
Мне понятно всё без перевода.
Есть тому особая причина
Слышать: "Украина! Украина!
Что с тобой творится в ранней рани
На далёком киевском майдане?
Там горят бутылки и покрышки,
Там творятся черные делишки.
Рвут на части родину жестоко,
Но, пока не гонят Тягнибока,
Из Бандеры делают кумира,
Не взлетит над ними голубь мира."
2014 г.
Голос правды
Заседает Верховная Рада —
Профашистский лукавый совет,
Где российского — на дух не надо,
Где в очах лишь Америки свет!
И в тенётах обмана нервозных,
Тех, что власть деловито плела,
Вдруг раздалось могуче и грозно —
Это правда свой выход нашла.
Это глас — олигархии стенка!
Это голос — фашизму капут!
Слушай, Рада, Петра Симоненко.
Слушай, мир, коммунисты не лгут!
2014 г.
Памятник Ленину
Местечко есть на юге области Одесской —
Днестровский Белгород — обычный городок,
Вот там бандеровцы сыскали повод веский
Загнуть обратно исторический виток.
Им славить фюрера былого было мало —
Нацистам символов порой недостаёт —
И бюстом Ленина, снесённым с пьедестала
Они отметили очередной поход:
Они от плеч отбили голову большую,
Забрали с площади под крики, брань и смех,
Приятно было забавляться, торжествуя,
Но есть примета — это радует не всех.
На пьедестал вернули памятник подростки,
Восстановили так, что даже не узнать.
Да, молодые любят Белгород-Днестровский,
И вовсе прошлое не думают ломать.
2014 г.
Надежда Рябкова, Егор Бурлаков, Юлия Дмитриенко
У западных границ Российской Федерации второй год продолжается специальная военная операция (СВО), начатая 24 февраля 2022 года на фоне обострения ситуации в регионе Донбасса, постоянных обстрелов населенных пунктов Донецкой народной республики (ДНР) со стороны украинских вооруженных сил, не прекращающихся в течение восьми лет.
Для помощи военным и мирным жителям в зону проведения специальной военной операции регулярно прибывают добровольцы-медики [11; 2].
Московская медсестра Ирина Касымжанова добровольцем отправилась в зону СВО, оставив дома четверых детей. В беседе с корреспондентом «Ленты.ру» [19] Ирина рассказала о жизни в зоне боевых действий, работе военной медсестры: «То, что помогать другим и спасать жизни, – это мое призвание, я поняла еще в детстве. Сыграло роль и мое любопытство: я интересовалась медициной, ведь хорошим медиком не стать без самообразования, даже самый лучший преподаватель тебе всех знаний не даст. Но важно и уметь применять свои знания в экстремальных ситуациях.
До начала СВО работала в красной зоне больницы № 52 и даже получила медаль «За мужество и доблесть в борьбе с ковидом». Узнала, что военкомат набирает медиков. Сходила, выяснила, что требуются специалисты на второй-третьей линии от передовой, куда доставляют раненых для проведения операций после оказания первой помощи. Признаться честно, колебалась: у меня четверо детей, которых воспитываю одна. Но дети поняли меня и поддержали» [11; 19]. На помощь семье, внукам приехала из Казахстана бабушка.
Ирина понимала, что поездка в зону боевых действий – это, с одной стороны, возможность помочь раненым солдатам и офицерам, а с другой – получить колоссальный профессиональный опыт. В августе 2022 года подписала полугодовой контракт и на три недели отправилась осваивать тактическую медицину в медицинской роте учебной войсковой части. Жили по распорядку дня солдат-срочников, привыкали носить армейскую форму, бронежилеты и каски, правильно разбирать, собирать, заряжать и хранить автомат, выезжали на полигон, где учились стрелять из штатного АК-12, причем и днем, и ночью. «Этот навык нужен не для боев, а для того, чтобы уметь владеть оружием и при необходимости защитить себя и раненых» [11; 19].
Три недели спустя в составе эшелона Минобороны военные медицинские сестры прибыли в Ростовскую область, затем пересекли границу, и началась их служба в зоне специальной военной операции. Сначала очень тревожились: оказались как-будто в другой реальности, где постоянно нужно быть начеку, причем несли службу не на второй-третьей линии, как ожидали, а на первой, фактически на передовой. Работали под огнем: проводили первичную хирургическую обработку ран, накладывали лигатуры для перевязки кровеносных сосудов и отправляли пациентов дальше, в госпитали.
«Часто боец после ранения теряет кровь, например, у него осколочное в живот, ему нужна срочная операция: надо быстро дать наркоз, открыть живот и зажать сосуд, который кровоточит. Потом закрываем, подшиваем – и отправляем раненого на второй этап, где все доделывают, как надо, – рассказывает Ирина. – Однажды к нам доставили парня с осколком в спине – и, когда мы достали этот окровавленный осколок, он был еще горячим, от него шел пар: боец попал к нам меньше чем через 15 минут после ранения. Жизнь раненого зависит от навыков хирурга и его практики: как быстро он сумеет остановить кровопотерю, ушить сосуд, наложить швы. Конечно, все это было очень далеко от гражданки – такого нет даже в медицине катастроф» [11; 19].
В зоне СВО медики работают не по графику, без выходных, трудятся все время, круглосуточно. Отдохнуть, бывает, получается, только когда стреляют не круглосуточно: иногда с 23:00 до 6:00 прекращают огонь, и раненых не эвакуируют ночью – слишком опасно. Не стала исключением даже новогодняя ночь: сразу после полуночи стали поступать раненые, и все медики до четырех утра работали в операционной.
Вопреки международным соглашениям, Женевской конвенции, противник в зоне военной спецоперации охотится за российскими медиками. «Украинские военные регулярно закидывают сообщения в различные гражданские каналы, где обещают вознаграждения за медицинского работника, – поясняет Ирина. – Причем за голову российского врача платят хорошо, а потому страшно, ведь убить может не только боец противника, но даже гражданский» [11; 19].
Большая часть шестимесячной службы военной медсестры Ирины Касымжановой пришлась на участок под Кременной. За это время через её руки прошли пять тысяч раненых разных подразделений – так вышло, что всех везли в их медроту. И они справлялись. «По статистике из медицинского журнала, – уточняет Ирина, – в среднем у нас было 180-200 раненых в день.
Мы всегда были в режиме готовности, особенно перед нашим наступлением или контрнаступлением противника. Как правило, нас оповещали об этом за несколько часов. Видела много жестоких ранений после артиллерийских обстрелов. Однажды утром привезли бойца: осколком мины ему срезало часть лица, которая держалась на левой половине. Мы, как могли, максимально подшили его, чтобы он смог добраться до операционной в большом госпитале. Удивляло то, как мужественно он все переносил.
Четыре дня спустя узнала, что он попал в Санкт-Петербург, там его успешно прооперировали. Когда увидела фото этого человека в новостях, стало гораздо легче. Вообще пыталась абстрагироваться от всех этих моментов, не привязываться к пациентам – эмоционально всё это очень тяжело. Но того бойца, который держал в руке половину своего лица, до сих пор забыть не могу» [11; 19].
К военным медикам за медицинской помощью с осколочными ранениями предпочитают идти и гражданские. Не отказывали никому. А под Новый год делились с ними подарками: «Местные жители везли к нам детей, которым мы давали конфеты и сухпайки – их почему-то дети очень любили, мальчишкам они были даже интереснее конфет» [11; 19].
«На передовой нет связи: ни телефона, ни тем более интернета. В Кременной было всего одно место, где давали специальный пароль, и можно было где-то раз в неделю связаться с близкими, сообщить им, что все в порядке. Дети создали чат «Семья», добавили туда всех родственников, и я, когда могла, писала сразу всем им, что жива и здорова. Каждый сеанс связи был связан с риском для жизни. Но и я, и мои коллеги шли на этот риск: связь с родными помогает выстоять» [11; 19].
«Приходилось справляться и со стрессом – выбора не было. Хотя там ты даже не понимаешь, что это стресс, осознать это времени нет. Я принимала какие-то успокоительные, травяные снотворные средства, но сна все равно не было, – продолжает медсестра. – Когда кругом бои, ты не можешь хорошо спать и никто вокруг не спит» [11; 19].
В Москву из зоны спецоперации Ирина вернулась в феврале 2023 года. Причем не одна, а с котом Агатом – так его прозвали из-за похожих на этот камень глаз, общительным и невероятно ласковым.
Агат в Кременной прибился к медикам, его стали подкармливать, а он – помогать медперсоналу: пока медсестры и санитары заняты ранеными и помочь просящим о помощи контуженным не могут, прыгнет Агат на колени кричащему или плачущему контуженному и начинает громко урчать, ласкаться – успокаивать страдающего. Контуженный тут же немного отвлекается: гладит кота, общается с ним. Бывало, боец даже с медперсоналом говорить не мог, а с котом у него каким-то образом контакт налаживался. «В общем, – улыбается Ирина, – Агат стал нашим психотерапевтом, и, уезжая, я решила взять его с собой – очень он боялся взрывов и обстрелов» [11; 19].
Вновь надо входить в мирную жизнь. «Возвращаться к мирной жизни – это очень необычное ощущение, – признается военная медсестра. – Здесь совсем другой мир, и люди, живущие в нем, даже не представляют, что происходит там, в зоне боевых действий. Может, это и к лучшему. А еще время там течет по-другому. Ты возвращаешься и удивляешься: ничего себе, оказывается, на гражданке что-то поменялось. Мне говорят: «Да это давно уже случилось, месяца два или четыре назад». А для меня как будто этот мир остановился в тот момент, когда я отправилась на передовую» [11; 19].
«Конечно, тем бойцам, которые возвращаются домой, нужно оказывать и психологическую помощь, – добавляет Ирина. – Психотерапевты обязательно должны работать с теми, кто побывал на передовой: им нужно внимание со стороны общества и государства. А я сейчас хотела бы поработать в госпитале Бурденко – там много наших раненых бойцов. Уверена, мой боевой опыт там мог бы очень пригодиться» [11; 19].
Сергей Сметанин
Ветеран
Жизнь упала небом мне на плечи,
Оттого я нынче не в строю.
Самые торжественные речи
Выпали на молодость мою.
Прошлые заслуги и победы,
Кажется, коснулись не меня.
Старые друзья — такие ж деды,
Сплавлены из камня и огня.
«Были мы когда-то рысаками»,
Нашей главной цели не глупей.
Небо с грозовыми облаками
Рушилось над Родиной моей.
Прошлый век по двум известен датам,
Он отмечен красною строкой
Меж семнадцатым и сорок пятым.
Этот век пока что — никакой.
Где ж ты юность — нового предтеча?
Скоро ль песнь последнюю спою?
Жизнь упала небом мне на плечи,
Оттого я нынче не в строю.
2010 г.
Ответ Людмиле Щипахиной
* * *
Опять безвинная вина
С тяжёлым комплексом печали...
Опять — смертельная война!
Убили! Подожгли! Взорвали!..
Великовозрастный солдат,
И я встаю на поле битвы...
Оружие — не автомат,
А рифмы, ритмы и молитвы..
И думаю, что я — герой !
Что на груди моей — медали !
Я — на Четвёртой мировой!
А Третья?
Третью — проиграли.....
Людмила Щипахина.
Моё бы дело — сторона —
Кромешной тьме — свои законы...
Но не закончена война,
Пока не кончились патроны.
Народа совесть не должна
Окоченеть на поле битвы,
И не проиграна война,
Пока не кончились молитвы.
Пусть утро, хмурое со сна
Несёт ужасные приметы —
Нет, не проиграна война,
Пока не кончились поэты!
И слёз кровавая цена
Приблизит грозный час расплаты.
Нет, не закончена война,
Пока не кончились солдаты!
2015 г.
Надежда Рябкова, Егор Бурлаков, Юлия Дмитриенко
О своем участии в спецоперации рассказали лейтенант медицинской службы врач Мария Мирошниченко и прапорщик медицинской службы фельдшер хирургического отделения медицинской роты Екатерина Иванова. Обе девушки награждены медалями «За отвагу».
Лейтенант медицинской службы Мария Мирошниченко родилась в сорока километрах от Владикавказа, в маленьком городке Ардон Северной Осетии. Её воспитывали мама и бабушка, папу своего она не помнит: он умер в раннем детстве Маши. Девочка с детства много читала военной литературы, с успехом выступала с классом на районных и республиканских смотрах строя и песни, любила молодежную военно-спортивную игру «Зарница», состязания «Казачьи игры», проходила полосу препятствий, занималась ориентированием на местности, стреляла по мишеням, оказывала первую помощь, вместе с одноклассниками отвечала на каверзные вопросы по истории нашей Родины. Все эти навыки здорово пригодились ей в дальнейшей жизни.
Прадед Маши в годы Великой Отечественной войны воевал на Втором белорусском фронте, был обычным пехотинцем, получил тяжелое ранение. Его приняли за убитого, отправили в морг; услышав ночью стоны и крики, солдаты в охране открыли дверь, прадед пришел в себя, его вынесли, отправили в госпиталь. После выписки он прошел половину Европы, брал Берлин, получил награды.
Мария и её младший брат стали кадровыми офицерами. В восьмом классе Маша решила, что хочет лечить и спасать людей, грезила о профессии врача. Учась в естественнонаучном классе, целенаправленно углубленно изучала химию и биологию, участвовала в олимпиадах. В 2011 году поступила на бюджет в Северо-Осетинскую медицинскую академию на лечебное дело. Академию окончила с отличием, ординатуру проходила в Научном центре сердечно-сосудистой хирургии имени Бакулева: отличнице отдали единственное бюджетное место.
«Маше всегда было интересно там, где трудно, – рассказывает о дочери мама Маши Елена Николаевна Макарова. – Она никогда не пройдет мимо чужой беды. Помню, когда Маша училась в ординатуре, мы вышли с ней из вагона метро на станции «Славянский бульвар». На платформе лежал мужчина, все бежали мимо него, не притормаживая. Маша остановилась, подошла к нему, нащупала пульс, меня отправила искать дежурного по станции, чтобы срочно вызывали «скорую». И пока не приехали медики, не отходила от больного. А когда шла первая волна коронавируса, у магазина увидели с Машей лежащего под дождем на картонке мужчину, на вид – без определенного места жительства. Весь красный, его лихорадило, человек задыхался. Дочь вызвала «скорую». Приехавшая бригада, увидев мужчину в грязной одежде, от которого плохо пахло, не хотела его забирать в больницу – клиники и госпитали в то время были все переполнены. Маша настаивала, чтобы больного забрали, ссылалась на законы, обещала пожаловаться в департамент здравоохранения. Только под ее нажимом мужчину погрузили на носилки и увезли» [11; 9].
Сама Маша рассказывает: «Когда училась в ординатуре, подрабатывала на полставки медсестрой в кардиохирургии новорожденных. Потом два года работала секретарем у академика Лео Бокерии. Но, окончив ординатуру по специальности «Кардиохирургия», места себя нигде не нашла. Приходила и слышала: «Ой, вы девочка…» – или: «Мы вас не возьмем, у вас нет опыта, идите поработайте где-нибудь». В ноябре 2019-го устроилась терапевтом в Московское высшее общевойсковое командное училище, проработала там три года. Посмотрев, какими семимильными шагами у нас развивается военная медицина, решила собирать документы и идти служить» [11; 9].
Врачу Марии Мирошниченко предложили идти в одну из гвардейских мотострелковых бригад танковой дивизии, там она получила звание лейтенанта, служит в прославленной дивизии уже полтора года. Специфика службы такова, что приходится быть универсальным врачом, потому что больные поступают с разными патологиями, на дежурстве в отделении нет возможности, как в госпитале, вызвать врача узкой специализации, надо самой разбираться и принимать решение, отправлять в госпиталь к нужному специалисту. За помощью к доктору Мирошниченко часто обращается и гражданский персонал.
Коллега врача Марии Мирошниченко – фельдшер хирургического отделения медицинской роты Екатерина Иванова.
Родом Катя из Магадана, детство провела с бабушкой в городе Строитель Белгородской области, позже с увлечением училась в медицинском колледже – подразделении Белгородского национального исследовательского университета. Все студенческие годы подрабатывала: мыла полы, работала официанткой. Окончив медицинский колледж, имела на руках сертификат массажиста и косметолога – могла пойти в салон красоты, жить размеренной жизнью, хорошо зарабатывать, но девушка мечтала о военной медицине. Узнав о наборе в армию, собрала все свои медали за спортивные достижения и грамоты, пришла в военкомат и сказала о своем желании служить.
Девушку направили в отдельный медицинский батальон танковой дивизии – дружный и сплоченный коллектив. Начались дежурства, в приемном отделении в том числе, срочные вызовы, сопровождение танкистов на стрельбы и соревнования. В танковой дивизии Екатерина служит десятый год. После нескольких отказов в участии в боевых учениях молодой фельдшер наконец получила «добро» и вскоре отправилась на специальную военную операцию.
СВО – первый боевой опыт и для Марии, и для Екатерины. Медики начали работать буквально с первых часов: как только начались обстрелы – стали поступать раненые. Выезжали на санитарной машине и в зону боевых действий – в военной форме, бронежилетах и касках, с полным боевым комплектом (пистолетом и автоматом).
Вопреки международным соглашениям, по колонне с медицинскими крестами силы Украины стреляют, как по боевым машинам и орудиям, целятся в головные и замыкающие машины. Как-то раз семь девчонок-медиков, попав под обстрел противника, успели выскочить из машины в дорожную траншею и всю холодную февральскую ночь пролежали на земле, подложив под себя только спальные мешки. А утром пошли первые раненые с серьезными травмами. Первую медицинскую помощь оказывали им в своей санитарной машине-«буханке» и в санитарном автомобиле на базе «КамАЗа», эвакуировали бойцов в госпиталь и возвращались обратно.
Спустя неделю батальонную медицинскую группу вновь обстреляли. Фельдшер Екатерина Иванова вспоминает: «Заехали в лес, который был наполовину заминирован, оказывали медицинскую помощь бойцам. Только-только стемнело, как начался обстрел. Пошел первый раненый, второй… С рассветом, как только закончился обстрел, было принято решение об эвакуации раненых. Сопровождать их назначили нас с лейтенантом медслужбы Марией Мирошниченко. Проехали километров 50 и попали под артиллерийский обстрел. Первый снаряд прилетел по разведчикам, которые ехали впереди. А потом начали бить из «Джавелина» по нам. Глянув в окно, увидела пламя высотой три метра. Раненые, кто мог ходить, выскочили, начали отстреливаться. Мы остались с тяжелоранеными, ждали, когда обстрел закончится. И тут снаряд прошил нашу машину насквозь и воткнулся рядом в траншею. Мы все, кто был внутри, просто чудом остались живы. Помню только, как прикрыла собой раненого бойца, который лежал передо мной на носилках» [11; 9].
То, что девушки-медики выжили, – немыслимое везение: «Если бы машина была оборудована броней, кузов был бы толще, все бы погибли: снаряд, прошив бронированную пластину, сдетонировал бы, взорвался внутри. А так он прошел насквозь», – объясняют медики [11; 9].
Екатерину задело осколками, когда она прикрыла собой раненого: попали в шею, руку и поясницу. Фельдшер не сразу поняла, что ранена: дикой боли не было, руки шевелились. Но весь рукав наполнился кровью. Подбежали бойцы, разрезали рукав, наложили жгут. Лейтенант Мария Мирошниченко, вынеся из-под обстрелов поочередно четырех раненых бойцов и сама получив осколочные ранения в голову и руки, контузию, смогла оказать первую медицинскую помощь Кате и вколоть анальгетик.
Екатерину забрали в медицинскую машину. Мария осталась в машине, где, кроме водителя, были связист из другого подразделения и раненый сержант. Нужно было доехать до пункта передислокации. «Раненому требовалось сделать перевязку, вколоть обезболивающее, – вспоминает Мария. – А у нас все сумки с препаратами и расходными материалами сгорели в санитарной машине. Выехали к стоящему на пригорке сельскому фельдшерскому пункту. Вышли из машины и остановились в сомнениях: вдруг там засада? Были мысли, что нас могут задержать и сдать украинским националистам, – эту территорию контролировали ВСУ. Рискнули, пошли вдвоем с раненым сержантом. В фельдшерско-акушерском пункте, ФАПе, дежурили две женщины и мужчина – все медики, перевязочный материал и обезболивающие нам дали. Поехали дальше, нашли свою колонну, встретились со своим подразделением» [11; 9].
На следующий день раненых врача и медсестру отправили в сторону российской границы. Ехали внутри боевой машины пехоты, потом вместе с другими ранеными были эвакуированы в Центральный военный клинический госпиталь имени Петра Мандрыки в Москве. Екатерина перенесла четыре операции, из её предплечья достали осколок в 2,5 сантиметра. «Наложили дренажную трубку, всё промывали, – поясняет девушка. – Во время второй операции трубку удалили, использовав вакуум-систему VAC, наложили губчатую повязку – это наша российская разработка. Без этой губки в полости мог скапливаться гной, а с ней воздух вытягивался, полости сжимались. Потом была операция по удалению этой губки, и рану зашивали. Мелкие осколки остались, они до сих пор со мной. Врачи сказали, что за ними бесполезно гоняться, они так и останутся» [11; 9].
В марте этого года девушкам-медикам вручил медали «За отвагу» Министр обороны Сергей Шойгу, приехавший в госпиталь, чтобы лично поблагодарить за службу героинь медицинской службы. Медаль «За отвагу» – очень уважаемая в армейской среде награда, ведь ее дают за личный подвиг.
После госпитализации прапорщика медицинской службы фельдшера Екатерину Иванову и лейтенанта медицинской службы Марию Мирошниченко отправили на реабилитацию в Солнечногорский санаторий.
Вскоре девушки вернулись в строй. Лейтенант медицинской службы Мария Мирошниченко прикомандирована к военному госпиталю, помогает раненым с осколочными ранениями, минно-взрывными травмами, ожогами. В редкие свободные минуты берется за специализированную литературу, продолжает учиться. Контузия еще сказывается: когда меняется атмосферное давление, начинаются головные боли. Но Мария уверена, что справится.
Говоря об участии в специальной военной операции, обе девушки говорят, что, если будет нужно, они вернутся в зону боевых действий: «Если будет необходимость, вернусь туда снова» (Мария Мирошниченко), «Поступит приказ – поеду. Я готова ко всему» (Екатерина Иванова) [11; 9].
Медицинская сестра Тамелла Юмангулова записалась в добровольцы-медики практически сразу после начала специальной военной операции. В свое время она бежала вместе с семьей из Горловки Донецкой Народной Республики (ДНР) на территорию Российской Федерации, а теперь вернулась в родные края, чтобы спасать жизни людей [11; 1]. Операционные военных госпиталей Западного военного округа работают в круглосуточном режиме, принимая пациентов чаще всего с ранениями боевыми снарядами. В таких случаях основная задача военных медиков – остановить кровотечение, удалить осколки и обработать рану для скорейшего заживления. И сделать всё быстро, точно, согласовывая действия с коллегами, от врача до санитара. «Любую экстренную помощь мы оказываем. Анестезистка ты, операционистка или перевязочная медсестра – значения не имеет, здесь ты должна быть универсалом», – говорит Тамелла [11; 1].
При необходимости в любом месте зоны СВО разворачиваются передвижные медицинские модули, оснащенные автономными источниками отопления и электроэнергии, высокоточным оборудованием, запасом необходимых препаратов. Благодаря этому врачи уже в полевых модулях могут провести углубленный медицинский осмотр пациента, его внутренних органов, способны сохранить ему жизнь. Это возможно даже в самых безнадежных случаях, главное в этих ситуациях – доставить пациента в госпиталь как можно скорее. Если помочь на месте невозможно, санитарными вертолетами, автомашинами, самолетами раненых доставляют в какой-то крупный тыловой госпиталь.
Медики оказывают помощь не только военнослужащим, но и мирному населению в прифронтовой зоне. Сострадание и милосердие к страдающему от боли человеку движет медиками, когда они оказывают медицинскую помощь и сдавшимся в плен бойцам Вооруженных сил Украины (ВСУ), не только перевязывая им раны, но и оперируя, выхаживая в послеоперационный период [11; 1].
Сергей Сметанин
Соседи
Я совсем не похож на соседа.
Тоже, вроде, типичный русак.
Он попроще, а я привереда.
Он — домашний. Я — дикий гусак.
Он работник. И я работяга,
Но мечтаю чуть-чуть о другом:
Привидение красного флага
Воздымается в сердце моём.
Разошлись на "божественной" теме.
Он к молитве — мне проще удрать.
А случится военное время —
Друг за друга пойдём умирать...
2015 г.
Юлия Дмитриенко, Надежда Рябкова
Летом 2022 года добровольно отправился в зону спецоперации двадцатитрехлетний екатеринбургский студент третьего курса медицинского университета Арсений Кисляков.
Он дважды ездил в зону боевых действий: в первый раз в составе гуманитарного конвоя в Донецк (помогало ему в этом Оренбургское казачье общество), во второй – самостоятельно: вызвался оказывать медицинскую помощь раненым, ему удалось попасть в центр медицины катастроф в Луганске, стать добровольцем-медбратом 354-го военного госпиталя Центрального военного округа, поработать и в выездной бригаде скорой медицинской помощи.
Арсений вырос в семье врачей, изучал живопись и другие искусства, хорошо учился. Для него человечество и его история – это Боттичелли, Караваджо, это музыка, культурное наследие, к которому его приобщали с детства. Он вполне мог остаться дома и не рисковать, но предпочел поехать в зону военной операции. Купил перевязочные материалы, жгуты, кровоостанавливающие препараты, спальник, рюкзак – и отправился. Сейчас он пришел к выводу, что люди воюют всегда, и единственное, что он может сделать – помочь им и выполнить свой врачебный долг. Юноша видел много ранений, 40-50% – минно-взрывных, их в гражданской медицине не увидишь.
«У меня там есть друзья и знакомые, – признается Арсений. – Они рассказывали, что нужна медицинская помощь, что не хватает людей со знаниями, которые могут взять на себя ответственность и помочь [3; 7]. – Я принял решение сам, что должен там находиться. И практика там гораздо обширнее, больше общения с людьми. Для меня как студента медуниверситета это уникальный опыт – прикоснуться к военной травме.
Бывало, что за сутки удавалось поспать полчаса – такой иногда был ритм оказания помощи. Добровольцы всегда найдут себе работу, так что я поставил себе очень высокую планку. Довольствия не получал, потому что был добровольцем. Жил на свои деньги, помогали родители. Деньги в основном тратил на еду, воду, жилье и передвижение. Для меня важно было посмотреть своими глазами, что там происходит, и как-то уменьшить последствия. Тяжело, что в XXI веке где-то идут боевые действия» [3; 7].
Доброволец-медик вспоминает, что пострадавшие были самыми разными: и бойцы СВО, и гражданские, и люди из народной милиции, и пленные, и с татуировками, лозунгами на теле, – помогали всем: врачи не делят пострадавших на своих и чужих, для нас это пациенты, лечили вообще всех. «В тех местах, где я работал, мы не делили людей на своих и чужих, оказывали помощь тем, кому она требовалась, даже переступая через себя. У нас были врачи, у которых был разрушен дом из-за обстрелов с той стороны, у кого-то были погибшие родственники, но, если было нужно, они оказывали помощь солдатам ВСУ и не думали о мести. Некоторые потеряли товарищей – и тоже, несмотря на это, помогали.
Одно дело, когда ты читаешь о войне в книге, а другое – когда видишь всё наяву. «Для меня была важна человечность, и я увидел ее там. Мы понимали, что и противнику необходимо показать человечность, уж оценят они это или нет, но мы со своей стороны сделали все, что могли» [3; 7].
Если много машин уехало за ранеными, а добровольцы-медики остались в городе, на них ложится всё, вплоть до пациентов с кашлем и температурой. Лечили всех, нуждающихся в медпомощи, в том числе военнослужащих народной милиции и пострадавших мирных жителей. Добровольцы не были привязаны к одному месту, постоянно передвигались: пока не было раненых, находились на базе центра медицины катастроф и оказывали помощь в черте города, как только поступал сигнал – отправлялись в реанимационном автомобиле на место срочного вызова.
«Работал и со скорой помощью, и с центром медицины катастроф. Со скорой мы выезжали по обычным вопросам: на инсульты, инфаркты, давление. Что касается травм, было больше осколочных ранений, не пулевых, много контузий. Работали в составе врачебных бригад. Нашей задачей было стабилизировать состояние человека и довезти до больницы, где ему окажут помощь. Пациентов нам на блокпостах передавали, и мы делали всё, чтобы их довезти: перевязывали, останавливали кровотечение, если было нужно, вводили лекарства. Самое главное – не хотелось растеряться, замешкаться и неправильно оказать помощь, но в тех местах быстро учишься», – вспоминает Арсений в беседе с корреспондентом «Комсомольской правды» [3; 16].
Были участки, где не хватало медиков, медикаментов, бывало, и кровеостанавливающих препаратов, и обычных обезболивающих. Врачи занимались тем, чтобы нужные препараты где-то достать, связывались с гуманитарными организациями, хлопотали, чтобы привезли нужное, находили тех, кто может привезти. Рядом с людьми, которые могут выстроить работу на своем месте и организовать персонал, многому научился, – признается студент. – Хочу вернуться. Там у меня погиб друг, военный медик из народной милиции, важно продолжить то, чем он занимался, мне он иногда снится [3; 16].
Удалось и на передовой побывать, оказывать первичную медпомощь раненым, которых выносили с поля боя. Вообще боевые действия – это само по себе страшно, сложно представить вещи хуже. Внутри изменилось всё. Я стал ценить простые вещи: что могу ходить, смотреть. Насколько хрупок мир: только что ты ехал в поезде, смотрел в окно и пил чай, а через день ты слышишь обстрелы и помогаешь раненым. Осознание, что ситуация может резко измениться, оставило след. Мой идеализм там и остался. Хотелось жить спокойной мирной жизнью, но происходит то, что происходит. Морально я еще не вернулся, я еще там» [3; 7].
В Екатеринбурге Арсения держит учеба, он все-таки видит себя дипломированным врачом. Учится на третьем, самом сложном для студентов меда, курсе. Во время зимних студенческих каникул хочет опять ехать на СВО, потому что там нужны его руки и помощь. В этом студент-медбрат видит свой медицинский долг. У каждого своя дорога, в том числе профессиональная: кто;то помогает своим пациентам здесь, на Урале, а кому-то важно быть там, у линии соприкосновения противоборствующих воинских сил, где очень нужна людям помощь [3; 7].
Сергей Сметанин
И откуда они берутся?
Я готов к суровой битве —
К делу сильного мужчины.
Слава богу, быть собою
Нам не надобны причины.
О войне кровавой вести
Сердцем приняли родные:
Древнерусский город Киев
Близок матушке-России.
Смотрят вдаль орлы степные —
Полетел бы с вами птицей!
Редких — одного из сотни
Нам приходится стыдиться.
Правда ль? Верят полтавчане,
Запорожцы "западенцам"?
С тыльной части им пора бы
Хорошо поддать коленцем.
Были добрыми друзьями,
Вместе братину делили,
Бесы их околдовали,
Ненавистное внушили.
Нет им гордого покоя —
Откровенно, тупо злятся.
Над отечеством священным
Так безудержно глумятся!
2014 г.
Надежда Рябкова, Егор Бурлаков, Юлия Дмитриенко
Особенность специальной военной операции – мощное противостояние артиллеристских систем. Более 80% от всех травм на спецоперации – минно-взрывные, осколочные ранения, пулевых – менее 20% в общем потоке. Раненые поступают в прифронтовые стационары, госпитали после первичной медицинской помощи, которую оказывают им их сослуживцы.
По свидетельству участника СВО сержанта Егора Бурлакова, при ранении военнослужащего во время боя ему в первую очередь помогают бойцы, оказавшиеся поблизости. «Оказывают первую медицинскую помощь, какую только знают и могут оказать: если нужно, накладывают жгут, вкалывают промедол для обезболивания..., – рассказывает Егор. – Всё нужное для этого берут из индивидуальной аптечки раненого. После этого как можно быстрее эвакуируют его в безопасное место и возвращаются на боевые позиции, продолжают бой». Свою личную аптечку военнослужащему, который оказывает помощь раненому, использовать не следует: в бою у каждого должен сохраняться свой набор необходимых средств для оказания первой медицинской помощи ему самому в случае его ранения – иначе в условиях боя без аптечки он не сможет оказать себе помощь.
«Видеть, как раненому больно, как он страдает, как, бывает, кричит, – очень тяжело. Но большинство раненых, которых я видел, – продолжает сержант, – шутили, смеялись, говорили: «Ну, что поделать – не повезло. В следующий раз повезет». Не было таких, которые отчаивались: «Вот всё, мне кирдык». Даже тяжелые, преодолевая боль, вопреки всему, шутили: «Ничего, крякнут, плюнут, склеят кожу синей изолентой, и пойду дальше».
В ситуации боя все делается «на автомате», как по заученным конспектам, всё отработано на практике. «Никогда, – подчеркивает Егор, – военнослужащий в этих ситуациях не будет, как говорится, «ловить дубняк» («дубняк» – в значении «физическое недомогание, лихорадка». Авт.), не будет в состоянии непонимания, что же нужно сделать, – всё отработано до автоматизма. Просто оттаскиваешь раненого, оказываешь первую медпомошь, эвакуируешь его – и продолжаешь вести бой».
2 ноября 2022 года в бою у села Новосёловское Луганской области сержант Бурлаков вытащил на себе двух раненых, после этого продолжил бой. Но... ранили его самого. Оказал себе первую помощь, ребята помогли отползти, дождался колонны эвакуации. С многочисленными осколочными ранениями в область шеи, руки и ноги Егора доставили в стационар Троицкого района, потом – в Белгород, после чего – в Петербург. В Санкт-Петербургской военно-медицинской академии им. С. М. Кирова прооперировали, извлекли три осколка снаряда, позже в военном госпитале Смоленска собрали осколки перебитой кости предплечья правой руки, скрепили их титановой пластиной. Сейчас сержант Егор Бурлаков проходит реабилитацию [11].
Полтора месяца провел в зоне СВО старший фельдшер отдела плановой и экстренной консультативной медицинской помощи Свердловского центра медицины катастроф Евгений Игнатьев. Взял отпуск и уехал в зону СВО спасать раненых. Дома остались жена, сын-подросток, родители. Семья приняла ситуацию не сразу, но переубедить её главу, что сейчас он будет нужнее там, было невозможно. Родные, конечно, переживали, но сам Евгений был спокоен.
О работе в условиях спецоперации – в военных условиях, вернувшись, он рассказал E1.RU [1]. В его команде были медики из разных мест страны – от Калининграда до Дальнего Востока. Было спокойно, ровно, почти все сразу сработались, командой были всё время, не было разделения на «твоё – моё». На третьей неделе обращались друг к другу уже по-семейному «братик». С некоторыми коллегами продолжаем общаться» [11; 3].
Евгений – универсальный фельдшер, поэтому занимался всем, что было нужно для спасения жизней: сортировал больных, делал перевязки, помогал в реанимации и операционной.
В прифронтовые стационары обращаются и местные жители, им тоже помогали – лекарств и перевязочных материалов было достаточно. Фельдшер Е. Игнатьев считает, что для медика в любых вооруженных конфликтах нет правых и виноватых, есть пострадавшие, врач оказывает помощь без разделения сторон конфликта. «Несколько раз приходилось лечить людей с той стороны, – вспоминает Евгений. – Им оказывали точно такую же помощь, как всем остальным. Но общаться с ними, как с нашими ранеными, не было желания» [11; 3].
Работа в медицине катастроф и на скорой подготовила Евгения к стрессам. «Мозг выключается, поле зрения сужается, ты видишь цель, выполняешь. Всё остальное не важно. Для работы в таких условиях нужны определенные личные качества, – убежден врач. – Можно подумать, что каждый сотрудник экстренной службы готов работать в стрессовых ситуациях. Но это не так. Нужно проводить психологическое тестирование (хотя не совсем уверен, что это поможет) либо искусственно создавать стрессовую ситуацию и смотреть на реакцию человека. Даже среди моих коллег несколько человек просто потерялись в непредвиденных условиях, хотя утверждали, что у них очень богатый опыт работы в стрессовых ситуациях. Растерянность для работы – плохо, непрофессионально. Поведение в таких ситуациях зависит от личных качеств и опыта: если чего-то нет, это может повлиять на результат» [11; 3].
«Взрыв, здание затряслось, крики, – рассказывает фельдшер Игнатьев. – Но все медики работают без эмоций, эмоции были потом. Да они до сих пор прошли не в полной мере, остались где-то глубоко внутри. Чувствовал злость на противоположную сторону. В госпиталь был прилет – ВСУ регулярно это делают – несколько пациентов и медиков погибли» [11; 3].
«Не всегда успевали спать, – вспоминает Евгений. – Иногда удавалось отдохнуть всего пару часов за день. Время есть – спишь, времени нет – не спишь. Бывали «забеги», когда с напарником на протяжении недели спали не больше полутора-двух часов в день, и то не за раз. Ты уже валишься с ног, но не спишь, работаешь, работаешь... И приходит состояние перевозбуждения: у тебя есть время поспать, а ты просто не можешь уснуть. Это хуже, потому что организм уже на грани срыва: у тебя есть полчаса на отдых, закрываешь глаза, а они открываются, надо опять куда-то бежать. То есть организм уже практически полностью исчерпывает свои внутренние резервы.
Старались заботиться друг о друге и давать отдохнуть. Ты понимаешь, что вот сейчас можешь справиться без коллеги какое-то время, говоришь: «Всё, вали отсюда, чтобы я тебя здесь не видел, надо будет, позову». Наверное, я привык работать с недосыпом, не помню, когда работал меньше чем на полторы ставки» [11; 3].
Евгений признается, что после командировки стал смотреть на жизнь по;другому, стал ценить простые вещи, понял, что счастье – в мелочах и что нужно наслаждаться тем, что есть.
Общаясь с бойцами, медик-доброволец пришел к выводу, что все российские военнослужащие очень мотивированы. Кто-то приехал по чувству долга, кто-то – за деньгами, это не важно, главное, они мотивированы на выполнение служебно-боевых задач.
«Мною движет чувство долга, в сложившейся ситуации нельзя оставаться в стороне, – признается военный медик Е. Игнатьев. – Считаю, что чем больше людей будет помогать, тем раньше закончится конфликт, если люди не будут прятаться за своими какими-то идеологическими обстоятельствами. Я – патриот, это заложено на генетическом уровне, у меня все предки воевали: Первая мировая, Гражданская, Финская, Вторая мировая. Для скорейшего разрешения конфликта нужно прикладывать все возможные усилия, ресурсы, как человеческие, так и материально-технические, максимальные усилия всего общества, а иначе он будет вялотекущим» [11; 3].
Сергей Сметанин
Возвращение внука
Страна моя у горя на краю
Тридцатый год — душой не принимаю.
Вернулся внук, израненный в бою,
Ну, что теперь? Моя ли хата с краю?
История летит во весь опор
К созвездиям со всем великолепьем.
На Украине воевал Егор
С бандеровским и натовским отребьем.
За будущее наше принял бой
Наперекор забвеньям и разлукам.
Живым пришёл из битвы внук-герой,
И я — герой героем рядом с внуком.
2022 г.
Юлия Дмитриенко, Надежда Рябкова
Об опыте медицинской службы на военной спецоперации (СВО) рассказывает в статье «Через смерть, огонь и грязь...» [3; 18] не называющий своего имени доброволец, служивший по контракту санинструктором:
«Санинструктор, – это тот человек, который вытаскивает за шиворот раненого из окопа или воронки и тащит его волоком по кустам, подставляясь при этом под хаотично разлетающиеся кругом осколки, свистящие повсюду пули и тому подобное. Санинструктор обычно работает в так называемой «красной зоне», зоне непосредственного огневого поражения со стороны противника. Еще есть «желтая зона» – та, где есть надежные укрытия и куда может подъехать транспорт для эвакуации раненых. И «зеленая зона», где вероятность огневого поражения от противника очень низкая, то есть тыл.
На практике границы между этими зонами очень условны». «Красной зоной» может стать всё что угодно: даже в госпиталь в глубоком тылу может прилететь ракета. Или в тылу может оказаться диверсионно-разведывательная группа (ДРГ) противника и начать там бой. Санинструктор работает в «красной зоне», ведет бой вместе со всеми, прячется в окопах, наступает и отступает вместе с отрядом, если раненых нет» [3; 18].
Доброволец-санинструктор поясняет, что, если раненые есть, санинструктор оказывает первую медицинскую помощь, находясь в зоне непосредственного огневого поражения, и рискует вместе с остальными быть раненым или убитым. Оказав первую помощь, санинструктор должен эвакуировать раненого в условную «желтую зону» – дом, бетонный забор, блиндаж или подвал, откуда пойдет дальнейшая эвакуация раненого в «зеленую зону» – медицинский пункт, медицинский батальон или госпиталь.
«Оказание первой медицинской помощи и вынос раненых с полей сражений – это, по сути, и было моей основной обязанностью, – продолжает рассказчик. – Не нужно быть врачом, чтобы заткнуть рану, замотать ее, наложить жгут, повязку, примотать кость к туловищу или оторванную руку примотать к телу, чтобы она где-нибудь по пути не потерялась, обработать рану перекисью и антисептиками, ввести обезболивающее и, главное, организовать эвакуацию – как можно быстрее погрузить раненого в машину, которая отправит его в госпиталь. И в госпитале, если успеют спасти раненого, уже будет оказываться полноценное лечение. Жизнь раненого напрямую зависит от того, насколько быстро и правильно он будет обнаружен, перевязан и транспортирован в госпиталь подальше от места близкого боевого контакта с противником» [3; 18].
Самое тяжелое для санинструктора – то, что надо идти, а точнее ползти или бежать в простреливаемую зону, туда, где уже был ранен один боец и, возможно, находится противник. Например, снайпер противника, специально стрелявший в ногу или руку, как раз и ждет подхода второго, чтобы раненых стало два. И еще то, что оказывать медицинскую помощь часто приходится в совершенно неподходящих условиях: дождь, грязь, осыпающаяся в окопе земля, густая трава, кустарник, кузов прыгающего по ухабам «Урала». Часто помощь оказывается из положения лежа на спине или боку, ведь бой не прекращается: летят пули и осколки. Возможно, в данный момент противник уже через беспилотник видит, что идет эвакуация раненого санинструктором, и как раз наводит миномет на этот участок [3; 18].
«Однажды, – вспоминает санинструктор, – наш взвод в деревне попал под сильный артиллерийский огонь. Мы сидели за столом на улице и обедали, когда услышали хлопки «выходов» ракет, а следом быстро нарастающий свист. Забились в подвал всей толпой, и не зря: над нами заухали многочисленные прилеты, бетонный потолок подвала весь дрожал. Прибежала ошалевшая от страха деревенская псина и забилась в самый дальний угол. И тут я услышал крики снаружи, от которых похолодел: «Док, быстрее! Где док?».
В подвал вбежал боец из соседнего взвода: наверху есть тяжелораненые. Он буквально тянул меня за рукав наружу. А наверху всё гремело и содрогалось. Насилу уговорил его дождаться хотя бы небольшого затишья. Тогда мы вышли и быстро побежали по деревенской улице. Не успели пробежать и ста метров, как снова услышали «выходы» и свист. Крикнул второму бойцу: «Ложись!», нырнул в какую-то канаву возле большого дерева и плотно закрыл ладонями уши. Меня подбросило и засыпало землей и камнями. Когда поднялся, увидел в 25 метрах от себя огромную воронку и дымящийся фрагмент оболочки снаряда.
Следующие прилеты были уже во время эвакуации раненых. С одним из раненых я укрылся между массивных колес КАМАЗа, в другой раз в обнимку с раненым упал в канаву. Снаряды пролетели над нами и угодили в дома на соседней улице, в которых оказались склады боеприпасов ДНР, моментально вспыхнувшие. Грузим раненых в «Урал», а прилеты продолжаются. Удивительно, что больше никто не был ранен или убит в тот день. Всех троих раненых благополучно доставили в медицинский батальон, а на следующий день они были эвакуированы в Москву вертолетом» [11]. Эвакуация и погрузка на борт БМП (боевая машина пехоты) тяжелораненого бойца весом за 100 кг на самодельных носилках из толстых жердей и бушлатов требует очень больших физических усилий» [3; 18].
«Но справедливости ради надо сказать, что подобное происходило далеко не каждый день, – уточняет санинструктор. – Мой взвод большую часть времени на передовой не находился и активных боевых действий не вел, находился в большей степени в тыловых подразделениях. Да и далеко не каждый артобстрел наших позиций заканчивался ранениями. За все два месяца командировки я оказал помощь всего 8-10 раненым. И еще около 40-50 заболевшим разными болезнями, начиная с укуса клеща и заканчивая панкреатитом, радикулитом, почечной коликой и пневмонией. Почти всех заболевших старался сразу эвакуировать в госпиталь, поскольку не было возможности ни сделать рентгеновский снимок, ни поставить капельницу, ни провести нормальный курс антибактериальной терапии. Можно сказать, что, с точки зрения врачебной помощи, это очень простая работа.
А вот с точки зрения психологической и физической нагрузки, работа очень тяжелая» [3; 18].
В первый месяц особенно сильно доставляло неудобства отсутствие электричества, воды, горячей пищи. Во второй, когда уже освоишься, легче.
Рассказчик признается, что освоиться на военной спецоперации с холодными ночами, окопами, сырой землей, насквозь продуваемыми ветром лесополосами ему помогли многолетние занятия спортивным ориентированием и велоориентированием, участие в соревнованиях, на которых нужно проходить (или даже пробегать) длинные маршруты по пересеченной местности в течение одних – двух суток, используя карту и компас, да еще найти на этой местности контрольные пункты, не считаясь с погодными условиями [3; 18].
«Костры бойцам жечь нельзя (демаскировка), – продолжает санинструктор, – спят порой на земле, складывая под себя всё, что есть: рюкзак, упаковку от сухпайка, целлофановые пакеты, сено, ветки, одежду. От ветра укрыться очень тяжело, мало кому удавалось нормально выспаться. Но, проведя ночи и в сырых окопах, и плохо отапливаемых подвалах, бойцы не заболевают и не впадают в уныние. У добровольческих батальонов, идущих следом, с обеспечением, говорят, значительно лучше, из-за чего условия в целом становятся комфортнее» [3; 18].
Кроме сумки с красным крестом (в ней с двадцать перевязочных пакетов, шесть жгутов и таблетки), каких-то отдельных обозначений у санинструкторов не было, в целом они особо не отличаются от остальных солдат, в них также могут стрелять. У всех бойцов белые повязки на правой ноге и на левой руке из вафельных полотенец, из простыни или из белого скотча.
«Большинство людей из нашего батальона – люди опытные, контрактники с боевым опытом и в Чечне, и в Сирии. Но были и те, кто из оружия хорошо стрелять в первое время особо не умеют и правильно рыть окопы тоже не все умеют», – добавляет санинструктор [3; 18].
Вернувшись из командировки в зону СВО, доброволец-санинструктор вышел на старую работу и, по его признанию, «испытал сильнейшую скуку», вместе с тем и большой душевный подъем, поскольку вышел далеко за зону собственного комфорта и смог преодолеть самого себя [3; 18].
Надежда Рябкова, Егор Бурлаков, Юлия Дмитриенко
Как служили в прифронтовой зоне СВО, рассказывают два медика из Самары – Вадим Русин и Сергей Скупченко, поехавшие работать на Донбасс добровольцами за свой счет во время отпуска [11; 17].
Подполковник медицинской службы Вадим Русин до этого работал в городской больнице № 8 Самары, его коллега Сергей Скупченко – в больнице имени Пирогова. Оба – абдоминальные хирурги, специализируются на травмах органов и стенок брюшной полости.
Вместе с другими врачами из разных уголков России добрались до пограничного КПП, сели на автобус Минздрава ДНР и прибыли в Докучаевск, в 7-10 километрах от линии боев. Больницы Волновахского района и Мариуполя в результате боев были разрушены. В Докучаевске разместились прямо в больнице, с первого дня приступили к приему пациентов, оперированию. Раненых бойцов привозили измотанными, грязными. Тяжелых сразу перенаправляли в Донецк или Ростов-на-Дону через Минобороны и Министерство чрезвычайных ситуаций (МЧС).
Помощь оказывали не только российским солдатам, жителям ДНР и близлежащих сел, но и плененным солдатам ВСУ. Врачи поделились историей о связанном украинском диверсанте, одетом во время пленения в женскую одежду. Легкие диверсанта были повреждены, он не мог дышать – российские медики спасли. В психологическом плане выполнять такую работу крайне сложно. У многих сотрудников Докучаевской больницы, которые оказывают помощь раненым, по ту сторону линии соприкосновения войск находятся родственники, они за них переживают.
Врачам приходилось привыкать к частым обстрелам Докучаевска орудиями ВСУ. Выполняли свою работу и в этих условиях. Со временем уже не трогал звук выстрелов, ракет, напрягало только ожидание взрыва. Особенно тяжело было видеть последствия взрывов: невозможно привыкнуть к горящим домам, разрушенным зданиям, торчащим из земли невзорвавшимся боеприпасам.
Хирурги В. Русин и С. Скупченко проработали в Докучаевске три недели и, когда отпуск закончился, вернулись домой. Но ненадолго: медикам предложили вернуться на фронт, на этот раз в Луганскую Народную Республику (ЛНР). В августе 2022 года мужчины прибыли в Лисичанск, где опять оперировали бойцов с осколочными и пулевыми ранениями: раненых доставляли сразу после зачисток и штурмов. В Лисичанске не были слышны взрывы, как в Докучаевске, но «царящая атмосфера пустоты и разрушения в лишенном света и воды городе сильно давила на психику» [11; 17].
Сергей Сметанин
Лиса и Лев
(басня)
С похмелья Лев больной в пещере возлежал.
Тем временем Лиса поодаль проходила.
— Эй, кумушка, зайди! — хозяин приглашал. —
Здесь у меня гостей вчера так много было!
Осталось и вино. И фрукты, и цветы.
Понравится тебе. Повеселишься знатно!
— Спасибо, дорогой! Я вижу — есть следы.
Они к тебе ведут. Но нет следов обратно!
Сказала так Лиса, махнула Льву хвостом
И бросилася прочь за первым же кустом.
Морали в басне нет. Известны всем примеры,
Когда манят гостей богатые пещеры.
Север
Снежно-холодного пламени
Светел дорожный туман:
Мир, словно чёрт на экзамене,
Бога ведёт на обман.
Всё наизнанку повёрнуто
Всюду эрзац или ложь,
В зеркале болью подёрнутом
Лик на себя не похож.
От цифровой интервенции,
Что предназначена нам,
Жаждут одной преференции:
Ляжем костьми по гробам.
Но понапрасну стараются:
Русский на то и русак –
Бешеной злобе и зависти
Не попадает впросак.
Что фантастичные ужасы!
Запад, восток или юг –
Совесть и личное мужество
Снова выводят на круг.
2020 г.
Надежда Рябкова, Егор Бурлаков, Юлия Дмитриенко
Работающие в зоне специальной военной операции врачи знают, что рискуют, но самоотверженно продолжают выполнять свой долг.
Медицинский отряд специального назначения (МОСН), сообщает канал НТВ [11; 6], развернул полевой госпиталь неподалеку от передовой, в холле неприметного здания с крепкими стенами. Раненые поступают из-под Угледара. В приемном отделении одного из них относят на первичный осмотр. Первым с раненым знакомится командир МОСН: проверяет, сохранил ли солдат ясное сознание в ходе эвакуации. Командир отряда всегда появляется в том месте, где врачам требуется помощь. Для персонала он – олицетворение размеренной, сосредоточенной работы, в которой не должно быть нештатных ситуаций. Главный постоянно на ногах, у него нет своего кабинета, как у командира, негде даже прикорнуть [11; 6].
Военный врач-хирург объясняет: «Мы все живем здесь, спим, естественно, на койках, но работаем все здесь, в том числе и я. Помогаю и в приемном отделении, когда становится совсем тяжело, когда количество пациентов большое» [11; 6].
Раненые поступают волнами. Контузии, осколочные ранения, раны после попадания под миномет – распространенные истории в эпикризе. Реанимация для безопасности находится в медицинской палатке, которая установлена в помещении. Как и остальные боевые подразделения, сотрудники медотряда особого назначения опасаются попасть в камеру вражеского дрона: артиллерию наведут моментально. «Мы до 90% ребят, которые к нам приезжают, возвращаем в строй, возвращаем им жизненные функции, пусть не сразу, пусть даже через какое-то время, – добавляет врач медицинского отряда. – Именно по этой причине на нас охотятся» [11; 6].
Врачи извлекают самые разнообразные осколки от советских, польских, американских мин. Польские мины обычно летят беззвучно, они многооскольчатые, поэтому наносят организму очень большое количество повреждений [11; 6].
Врач медицинского отряда особого назначения с гордостью рассказывает о том, что школа военной медицины в СССР, а затем в России всегда отличалась новаторством, нестандартными подходами. Напоминает, что исполнилось 35 лет первой в своем роде операции по извлечению осколка из сердца, которая была проведена без использования аппарата искусственного кровообращения. В 1988 году, во время войны в Афганистане, хирургу подполковнику Юрию Шевченко на операционный стол привезли советского солдата Валиса Роландоса. Случай был весьма нетипичный. Аппарат искусственного кровообращения в госпитале Ташкента отсутствовал. Перед Шевченко встал выбор: потерять бойца либо вскрыть грудную клетку и извлечь осколок в течение 5 минут, пока не наступила гипоксия и смерть мозга. Хирург остановил приток крови в сердце, буквально осушил его и приступил к операции. С первой попытки достать осколок не удалось – он застрял в тканях. Анестезиолог с секундомером в руках отсчитывал каждые пять секунд, подполковник понимал, что не успевает. Прекратили работу, восстановили кровообращение, отпустили турникеты, зажали шов, отдышались в течение 20 минут – и вновь к лежащему на операционном столе бойцу. Солдат Валис Роландос из Литвы был спасен. Операция на его сердце вошла в историю мировой кардиохирургии. Военврачи таких больше не проводят – нет необходимости. Даже в полевых условиях они обеспечены современным оборудованием [11; 6].
Доброволец, хирург одной из сочинских больниц Денис, морально готовившийся оперировать прямо в окопе, удивился уровню оснащения военных коллег. Под Угледаром Денис уже прошел испытание огнем в медицинской роте – вытаскивал раненых с первой линии. Теперь служит в медицинском отряде специального назначения. «Очень жалко наших ребят, – делится своими эмоциями Денис, – молодые ребята, 20 лет, плюс-минус, травматические ампутации конечностей...» [11; 6].
Начмед из Татарстана возит бойцов с переднего края. Он говорит, что эвакуационная команда давно перестала ездить на военной технике с красными крестами, сотрудники МОСН подбирают неприметный гражданский транспорт и переделывают под военные эвакуационные машины – «таблетки», как там называют машины для эвакуации раненых. «Надо кресты все убирать, снимать все повязки, потому что в первую очередь идет охота на медперсонал», – считает начмед [11; 6].
Украинцы не стесняются выкладывать видео, свидетельствуют военные медики, как они в действительности относятся к раненым на поле боя. Это иллюстрирует, например, видеозапись, запечатлевшая дрон, который завис над носилками с российским раненым и сбросил одну за другой на беспомощного бойца самодельные бомбы. Фирменный стиль, прочно закрепившийся за ВСУ. Охота на медиков не прекращается, мишенями становятся и военные врачи, и гражданские. В Донецке под обстрелом ВСУ в полном составе погибла бригада скорой помощи из четырех человек.
Добровольцы-медики выносят под обстрелом с поля боя раненых, оказывают первую медицинскую помощь прямо в окопах, останавливают кровотечения, спасают конечности бойцов от ампутации, не дают раненым умереть от болевого шока. Солдаты и офицеры называют врачей и медсестер ангелами-хранителями [11; 9]. Добровольцы-медики продолжают работу в условиях, где давно стерлась граница между передовой и смертельно опасным тылом [11; 6]. Они выполняют свой гражданский и врачебный и долг.
Юлия Дмитриенко, Надежда Рябкова
Гуманитарные правила обращения с больными и ранеными воюющих стран, принятые Женевской конвенцией в 1864 году, были подписаны Россией в 1867 году, что активизировало российское движение сестер милосердия 19;20 веков, общества попечения о больных и раненых воинах, Российского общества Красного Креста [3; 5; 4; 10; 13; 14; 15]. Уже в XVI-XVII вв. и в последующие времена между отдельными государствами, воюющими сторонами заключались договоры об обеспечении и облегчении судьбы раненых воинов, об обмене и выкупе пленных. Медицинские формирования на поле боя объявлялись нейтральными и неприкосновенными, бесчеловечное обращение с безоружным врагом представлялось противозаконным и клеймилось как ничем не оправдываемое зверство.
Исполняя свой профессиональный долг, медики, оказавшись в прифронтовых госпиталях и на полях сражений, проявляли человечность, сострадание, милосердие, реализуя идею помощи и покровительства любому раненому: и своему, и противоборствующей стороны.
Традиции гуманизма, международной правовой защиты жертв вооруженных конфликтов, человеческой помощи нуждающемуся в XXI веке продолжают российские военные врачи, медицинские сестры и братья, волонтеры-медики на специальной военной операции в Украине. Охрана и облегчение участи больных и раненых воинов на войне – профессиональный международный долг медика.
Так, врачи Церковной больницы святителя Алексия (г. Москва), сестры милосердия и православные добровольцы сразу же после начала специальной военной операции Российской Федерации в Украине откликнулись на человеческое горе в зоне конфликта, отправились в горячие точки – в Мариуполь, Новоазовск, Донецк, Изюм, Луганск, Горловку, Северодонецк, чтобы спасать жизни, ухаживать за больными и ранеными, поддерживать отчаявшихся. Свыше 500 беженцев приняты на лечение в церковной больнице святителя Алексия, десятки пациентов вывезены из зоны конфликта [3; 8]. Русская православная церковь оказывает и другую гуманитарную помощь беженцам и мирным пострадавшим в спецоперации.
Медицинская сестра паллиативного отделения московской церковной больницы святого Алексия Ирина Сечина в конце апреля – начале мая 2022 года побывала добровольцем в Новоазовске (ДНР) – помогала больным и врачам.
«Мне не хочется никакого надрыва в своем рассказе. Я медсестра. Взгляд на пережитое у меня медицинский, – рассказывает о своих впечатлениях от участия в спецоперации медсестра Ирина. – Недалеко, в Мариуполе, идут бои, а в Новоазовске белые и розовые облака цветущих фруктовых садов, нарциссы, как сорняки, прут из всех трещин в асфальте, сельхозработы и раскатанная в пыль военными и невоенными машинами площадь перед кирпичной двухэтажкой районной больницы. В приемник больницы тяжелораненых привозят на бронетранспортерах, машинах, вертолетах. Многие без ноги или с собственным кишечником в руках. В здании постройки 70-х или 80-х годов прошлого века нет лифта, добровольцы совершают сотни поднятий тел с первого этажа на второй в хирургическое отделение, обдирая костяшки рук о шершавые стены узкого лестничного пролета...» [3; 10].
Параллельно медперсонал больницы регулярно ведет прием местного гражданского населения, детей, часто поступают мирные жители, подстреленные в ноги, когда выбирались за водой или в магазин. Многие мирные жители, которых привозили из подвалов, имели обширные трофические изменения мягких тканях нижних конечностей: «Долгие недели сидения в мокром и холодном помещении, обезвоживание и истощение, так называемая окопная болезнь, когда ноги все время в обуви при плюсовой температуре и влажности – все это вместе приводит к этому» [3; 10].
В больнице каждый доброволец делал то, что может и должен: ставили катетеры, меняли подгузники, приносили, подавали, мыли, кормили – в общем занимались сестринским уходом. Помогали и в операционной, часто руки подержать: одному во время перевязки, чтобы пациенту было удобнее, у другого, лежащего с внутривенным наркозом, предотвратить его попытку вытащить рукой языкодержатель изо рта.
«Наркоз дает главврач больницы, – вспоминает медсестра, – перевязку делает молодой ординатор из Москвы, специально уволившийся из «красной зоны» и вот уже месяц добровольно и бесплатно оперирующий в этой больнице и в ней же живущий. Главврач удивляется, что, как только военных везут, – ни одной «мирной» хирургической болезни не поступает, а как только первый «мирный аппендицит» приехал, значит, всё, можно расслабиться.
Ротация пациентов была феноменальной. Привезли, кровь остановили, ампутировали или дыхание восстановили – и прощай. Только тапок ему нашли на оставшуюся ногу, только ювелирно, чтобы не замочить перевязку, отмыли его от земли и мазута – на следующий день приходишь с грандиозными планами милосердия к нему в палату, а койка уже застелена и ждет следующего страдальца. Когда случалось, пациент умирал (и это после всего, что мы сделали, чтобы он жил!), в глазах друг друга читали настоящую боль. Но на словах только вздыхали, мол, опять» [3; 10].
Во время особо крупных боев срочно освобождали все отделение целиком. «Машины, вертолеты, носилки. Донецк, Ростов-на-Дону, еще какие-то больничные веси. Всех куда-то отправляли. Среди медперсонала начиналось напряженное ожидание: «Ну что? Что там пишут? Уже взяли?» Экраны телефонов пестрят новостями, у каждого свой читаемый телеграмм-канал, хотя все понимают, что это несерьезно, что самый верный источник – это первый «борт» с трехсотым (то есть раненым), но каждому хочется оказаться хоть как;то подготовленным» [3; 10].
«За мою смену ничего в Мариуполе не произошло, – признается Ирина. – На меня не попала даже капля того кровавого месива, которое начинается в приемном покое, когда его осаждают носилки с ранеными солдатами. Но раненых солдат я видела. Единицами поступали каждый день, иногда драматично: бойцы, все в крови и земле, вбегали в приемник, неся на руках своего командира, который подорвался на мине... А потом тихо и тяжело сидели в коридоре, ожидая, когда хирурги определятся с судьбой их товарища – двухсотый (погиб) или не время еще ему» [3; 10].
По наблюдению медицинской сестры Ирины Сечиной, есть традиция такая боевая: кто кого в больницу с боя привез, тот не уходит, а остается ждать. Его на это время тоже оставляют на больничном попечении: кормят больничным, вещи его нехитрые солдатские стирают в машине, а иногда и разрешают помыться в санитарной комнате, что для солдата – как в раю побывать.
«Бывали и мелодраматичные поступления, – продолжает воспоминание медсестра. – Одного прямо из фронтовой медицинской палатки привезла военный врач, женщина с пустыми от усталости голубыми глазами. Он кричит: «Отправьте меня назад! Я к ребятам хочу! Я тут не останусь!» А она ему: «Куда я тебя отправлю?! Ты же оружие не сможешь держать! А если с тобой в бою что случится?». Оказалось, что у бедняги температура 39, ангина. И вот он понять не может, как так – руки и ноги целы, а воевать с товарищами ему не дают, заставляют на койке валяться» [3; 10].
«Когда-то, в советском детстве, – размышляет Ирина, – я часто слышала про русского солдата. А вот сидит он в коридоре на тощей дерматиновой больничной банкетке. Груда неопределенного цвета. Залоснившийся от пота, пыли и мазута кокон солдатской формы с ярким бинтовым пятном свежей перевязки. Тихо сидит. Ничего не просит, если не спросить. Не стонет. Невольно думаешь, да как только банкетка выдерживает его тишину и усталость? Как мир выдерживает? Потом и в палате он так же будет тихо лежать, расширяя вокруг себя границы усталости и молчания.
Вот «мирные» – не такие. Первый день они рассказывают обстоятельства своего ранения или подвального сидения как фильм, который посмотрели про кого-то другого. И очень просят кефир и сладкую газированную воду. Я потом поняла, почему: кефир, чтобы восстановить микрофлору кишечника после долгого голодания, а газировку, чтобы быстро напитаться сахаром. Организм не дурак. Видела людей, которых от голода начинало рвать всего лишь от запаха обычного супа. Я только в книжках про блокадный Ленинград о таком читала. Нам, добровольцам, приходилось с собой все время носить баночки с детским питанием, откармливать потихоньку.
На второй день, когда наконец приходит понимание, что бомбить больше не будут, пациенты «из подвалов» (так мы их называли) начинали объединяться в группы и вели разговоры: кто где был, когда «прилетело», у кого кто пропал или у кого что разбомбило. И тоже все, как кино, пересказывали. На третий день некоторым удавалось расплакаться, а некоторые начинали просить что;нибудь им принести: зеркало, резинки для волос, копченой колбасы, футболки, краску для волос. Важны были не столько эти вещи, сколько само внимание. Ну а дальше их куда-то отправляли, чтобы освободить койко-место. Многие из них плакали, что не хотят. Конечно, только за три дня почувствовал, что жизнь-то есть, и вот опять перемены. Но шок от пережитого еще такой, что отдаться во власть кому-то, решающему за тебя, кажется разумным. С некоторыми мы успевали за три дня так намучиться, что они как родные становились» [3; 10].
«Давно, читая «Доктора Живаго», – продолжает медсестра, – я очень переживала за медика, оказавшегося в мясорубке гражданской войны, где люди с похожими лицами и с похожими словами на устах убивают и предают друг друга. Переносила его муки на себя и думала: если что, лучше уж оказаться в такой заварухе, имея медицинскую специальность. Не теряя совершенно своего, личного, мнения, можно с чистой совестью помогать всем, кому нужно сострадание». Вот уж тогда я не думала, что это «если что» настанет когда;нибудь на самом деле» [3; 10].
Сергей Сметанин
Майдану
Устал от грозных новостей,
Переживать душа не в силах.
Ну, сколько можно сворой всей
Плясать на отческих могилах!
Я "западенцев" тоже знал,
Они от жизни ждут подарков.
От них я жалоб не слыхал
На притесненья олигархов.
Зачем же к свету поднимать
Наследье злобных мракобесов?
Вам захотелось воевать
Из профашистских интересов?
Но как ни будет бой жесток
За возрожденного Иуду,
Ни Яценюк, ни Тягнибок
Народу счастья не добудут.
Дождутся яроши ганьбы*!
Прозреет вещий хор народа:
Нужны им верные рабы,
А не майданная свобода.
2014 г.
*Ганьба — позор, срам, стыд
Свобода forever!
Ответ печальному либералу
Партия прикажет, комсомол ответит...
Сергей Лазорцев
Твой запрос на славу Музой отоварен.
Но грустить не надо — ты ж свободный парень!
Путина — России, Украине — сала,
Чтобы честь страдала — не для либерала.
Хочешь — помечтаешь, хочешь — позигуешь,
Только в строй не встанешь — личностью рискуешь.
То, что создавали партия, советы,
Заберут монахи, шлюхи да поэты.
Ты же скромно-скромно бровушки насупишь.
На заморский фантик. Что захочешь — купишь!
Пятая колонна насекомых
— Зачем жуки и бабочки спешат
На митинг мух в поддержку паутины?
— Всему найдутся веские причины,
Когда вопрос касается деньжат.
Разница
Давно ли, весело, гуртом,
За то, что пляшем и поём,
Голосовали всем колхозом?
А нынче — горечь, в горле ком.
Такое чувство, что живём
Под одуряющим гипнозом.
2018 г.
Сын войны
Постарел, но я вовсе не сетую:
— Осторожно, дружок, не сломай! —
Всю природу живейшею метою
Одарил воскрешающий май.
Вольный ветер. Беспечное пение.
Соловьиная чья-то беда
Жжёт не более, но и не менее,
Чем когда-то в былые года.
Ничего, что приходится щуриться.
Надо помнить и благодарить...
Хорошо! День Победы на улице.
Хорошо бы его повторить.
2021 г.
От души
Когда представить вы могли бы
На школьном глобусе черты:
Мерцают стран морские рыбы
В сетях широт и долготы...
Но, злобой дня пренебрегая,
Скажу для будущих обам:
— Россия — рыбка золотая,
Да не по вашим рыбакам!
Для чего рыли яму?
Не для того траншею рыли,
Чтоб танк её не одолел.
А для того траншею рыли,
Чтоб трупный дух очей не ел.
На танке или не на танке —
Мы все к последней едем ямке.
Вооружения запас
Наворотил, рабочий класс?
Всё то, что ты наворотил,
На биржевых бы воротил,
А не на скромных работяг,
Что поднимали красный флаг!
2014 г.
Удав и Крот
(басня)
Удав, живя в лесу, свежатинкой питался.
Ему на жертву только стоило взглянуть —
Несчастный кролик улизнуть и не пытался.
Он лишь молился, уходя в последний путь.
Но вот в лесной дали, событьями чреватой,
Незаурядный инцидент произошёл:
Весной из норки вылез Крот подслеповатый
И к голове Удава медленно побрёл.
В испуге ахнули взволнованные звери:
— Беда пришла! Конец несчастному Кроту!
— Не пережить жене и детям злой потери! —
Сорока новость растрещала за версту.
А скромный Крот, пройдя спокойно мимо взгляда,
Глазенки тускло устремив куда-то вниз,
Прошёл чуть далее и поступил как надо:
Вцепился в голову Удава и... отгрыз.
— Как не поддался он воздействию гипноза?! —
Не верят кролики. — Удава порешил?!
— Да я слепой с рожденья! — Крот им заявил, —
А что Удав? — Большой червяк, но это проза.
И мы все — кролики во мгле бонапартизма,
Когда пред нами чья-то дутая харизма.
Но где-то рядом землю роют неспроста
Кривые когти пролетарского Крота.
2013 г.
Счастливое поколение
Поколение брежневских лучших времён.
Мы уйдём и, пожалуй, жалеть нас не надо:
Жили славно под шелковой сенью знамён
И мечтали мы искренне после парада.
Обходила наш дом жажда власти и благ,
Белой завистью с детских пелёнок страдали
К тем, кто видел реальные смерчи атак
За продление нашей любви и печали.
А работать и петь, разве то не добро?
А дремать после вахты — ужель не услада?
Пусть вам вывернет душу рулетки зеро —
Нам такого пристрастия даром не надо.
Поколение брежневских милых времён.
Мы уйдём — рано, поздно ли — все исчезают.
Жили славно под шелком пурпурных знамён,
Пусть другие об этом лишь только мечтают.
Не могу понять...
Я из первых певцов марксизма —
Друг добра, ненавистник зла.
Но есенинской музы капризной
Диалектика мне мила.
Так же в юности мог подраться,
Выпив лишнего под луну,
В этом малом грехе признаться
Нынче утром не премину.
Греет сердце мне луч-подвижник
Через ветви и провода.
Может, где-то и был я книжник,
Фарисей же — ну, никогда.
В детстве был баянист весёлый,
Рад был сам сочинить куплет...
Без усилий окончил школу,
А затем университет.
Избежал ворожбы вселенской —
Что ж от чистого ждать листа?
Парень, всё-таки, деревенский,
Примерялся к судьбе спроста.
Правдой, правдой и только правдой
Жил десятками лет, и что ж?
Выезжал я на своенравной
Там, где ждал меня грозный нож.
Пусть бывала в крови рубаха,
Хоть ты в клочья её порви!
Меньше знал я по жизни страха,
Больше нежности и любви.
Север пестовал пресурово,
Но не то меня душит, нет.
От предательства Горбачева
Больше, чем уж как двадцать лет,
Не могу я понять, хоть тресни,
Олигархов злой колготни,
Зная — ждёт их конец известный —
Что от века хотят они?
Нет ни Родины им, ни мамы,
Что им вдовий и детский плач!
Занимает их мысль упрямо
Только индекса в бирже скач!
Потерять капитал робеют
Честной подлостью нажитой?
Список Форбса не обеднеет
Ни от кризиса, ни от войн!
Но вселенную невозможно
Вечно в рабстве держать и лжи!
Что ни день — на Земле тревожно
Поднимаются мятежи.
И весёлой есенинской сути
Им, ей богу, не растерять.
И, тогда уж, не обессудьте,
Будет Родина вам и мать!
2014 г.
Лжец
Привычка лгать ведёт к самообману —
Мешать вруну завзятому не стану,
И не пройдёт полгода, так и знай,
Он сам себя накажет — негодяй.
2014 г.
Слова
Не верю ни сну, ни смерти,
Ни заводи, где листва.
Я больше всего на свете
Люблю, как звучат слова.
Не важно, какого толка,
Богат или прост язык —
От птичьего перещелка
Я их отличать привык.
И, что в переводе будет —
Значенья порою нет.
Слова — это значит люди,
А люди — тепло и свет.
Хочу, чтобы все, как дети
Имели на них права.
Я больше всего на свете
Люблю, как звучат слова
2008 г.
За мир!
Войну стихами не остановить —
Я это слишком четко представляю.
Но, рифмою грозя и проклиная,
Того, кто равнодушен, — разбудить,
Того, кто ей доволен, — осудить
И замысла сорвать паучью нить
Способна ты, поэзия родная!
2008 г.
ЛИТЕРАТУРА
1. «В госпиталь был прилет»: фельдшер из Екатеринбурга рассказал, как спасал раненных на спецоперации // Екатеринбург онлайн [Электронный ресурс]. URL: https://www.e1.ru/text/health/ 2023/02/09/72035030/ (дата обращения: 11.03.2023).
2. Врачи-добровольцы прибыли в зону проведения СВО для помощи населению // Известия [Электронный ресурс]. URL: (дата обращения: 11.03.2023).
3. Дмитриенко Ю. Н., Рябкова Н. И. Будни добровольцев-медиков специальной военной операции (по материалам электронных СМИ // Волонтер. Всероссийский научно-практический журнал. 2022. № 4. С. 55-71 [Электронный ресурс]. URL: https://unecon.ru/vc/zhurnal-volonter/arhiv-nomerov/ (дата обращения: 14.02.2023).
4. Дмитриенко Ю. Н., Рябков М. Н., Рябкова Н. И. Благотворительные общества Санкт-Петербурга XIX века: охрана материнства и детства (по страницам «Энциклопедии благотворительности. Санкт-Петербург») // Волонтер. Всероссийский научно-практический журнал. 2021. № 4. С. 20-64 [Электронный ресурс]. URL: https://unecon.ru/vc/zhurnal-volonter (дата обращения: 23.12.2022).
5. Дмитриенко Ю. Н., Рябкова Н. И. Сестра милосердия баронесса Юлия Вревская // Волонтер. Всероссийский научно-практический журнал. 2022. № 3. С. 35;46 [Электронный ресурс]. URL: https://unecon.ru/vc/zhurnal-volonter (дата обращения: 23.12.2022).
6. «До 90% ребят возвращаем в строй»: как военные хирурги работают в зоне СВО // Канал НТВ [Электронный ресурс]. URL: https://www.ntv.ru/novosti/2749203/ (дата обращения: 11.03.2023).
7. «За сутки удавалось поспать полчаса»: медбрат из Екатеринбурга о том, что увидел в зоне спецоперации // Екатеринбург онлайн [Электронный ресурс] URL: https://www.e1.ru/text/health/2022/09/30/71694407/] (дата обращения: 23.12.2022).
8. Милосердие [Электронный ресурс]. URL: https://www.miloserdie.ru/ (дата обращения: 23.12.2022).
9. «Нас было семь девчонок»: награжденные за отвагу красавицы-медики рассказали про СВО. Ангелы-спасители в погонах // Московский комсомолец (МК.ru) [Электронный ресурс]. URL: (дата обращения: 11.03.2023).
10. Опыт медика-добровольца в ДНР // Милосердие [Электронный ресурс]. (дата обращения: 23.12.2022).
11. Рябкова Н. И., Бурлаков Е. М., Дмитриенко Ю. Н. Помогать раненым и спасать их жизни – призвание добровольцев-медиков Специальной военной операции // Волонтер. Всероссийский научно-практический журнал. 2023. № 1. С. 54-77 [Электронный ресурс]. URL: https://unecon.ru/vc/zhurnal-volonter/arhiv-nomerov/ (дата обращения: 7.04.2023).
12. Рябкова Н. И., Рябков М. Н., Дмитриенко Ю. Н. Благотворительные общества Санкт-Петербурга XIX века: помощь бедным пациентам больниц (по страницам «Энциклопедии благотворительности. Санкт-Петербург») // Волонтер. Всероссийский научно-практический журнал. 2021. № 3. С. 16-41 [Электронный ресурс]. URL: https://unecon.ru/vc/zhurnal-volonter (дата обращения: 23.09.2022).
13. Рябков Д. М., Рябков М. Н., Рябкова О. В. Благотворительные общества Санкт-Петербурга XIX века: сестры милосердия. Часть 3 (по страницам «Энциклопедии благотворительности. Санкт-Петербург») // Волонтер. Всероссийский научно-практический журнал. 2022. № 3. С. 7-34 [Электронный ресурс]. URL: https://unecon.ru/vc/zhurnal-volonter (дата обращения: 23.12.2022).
14. Рябков М. Н., Дмитриенко Ю. Н., Рябкова Н. И., Рябков Д. М.
Благотворительные общества Санкт-Петербурга XIX века: сестры
милосердия. Часть 2 (по страницам «Энциклопедии благотворительности.
Санкт-Петербург»). 2022. № 2. С. 20-36) // Волонтер. Всероссийский научно-практический журнал [Электронный ресурс]. URL: https://unecon.ru/vc/zhurnal-volonter (дата обращения: 23.12.2022).
15. Рябков М. Н., Рябкова Н. И., Дмитриенко Ю. Н. Благотворительные общества Санкт-Петербурга XIX века: сестры милосердия. Часть 1 (по страницам «Энциклопедии благотворительности. Санкт-Петербург») // Волонтер. Всероссийский научно-практический журнал. 2022. № 1. С. 23-48 [Электронный ресурс]. URL: https://unecon.ru/vc/zhurnal-volonter (дата обращения: 23.12.2022).
16. Хабибьянова Ирина. «Раненых на чужих и своих не делим»: студент-медик из Екатеринбурга дважды побывал в зоне спецоперации добровольцем // Комсомольская правда [Электронный ресурс].
URL: https://www.ural.kp.ru/daily/ 27457/4661746/ (дата обращения: 23.12.2022).
17. Хирурги из Самары Вадим Русин и Сергей Скупченко рассказали о профессии в зоне СВО // Курьер. Среда [Электронный ресурс]. URL: https://dzen.ru/a/Y6mo0J8XhCc-fpwW (дата обращения: 11.03.2023).
18. Через смерть, огонь и грязь: военный медик откровенно рассказал о своих буднях на СВО // Москва онлайн [Электронный ресурс]. URL: https://msk1.ru/text/world/2022/10/ 05/71707598/] (дата обращения: 23.12.2022).
19. «Я видела много тяжелых ранений». Военная медсестра — о службе в зоне СВО, работе под огнем и охоте на российских медиков / Владимир Седов // Lenta.ru [Электронный ресурс]. URL: https://lenta.ru/articles/2023/03/08/med/ (дата обращения: 11.03.2023).
УДК 821.161. 1
ББК 84 (Рус)
С 50
Литературно-художественное издание
Сергей Сметанин, Надежда Рябкова, Юлия Дмитриенко, Егор Бурлаков
СТРАНА МОЯ У ГОРЯ НА КРАЮ
Стихи, рассказы, публицистика
12+
Редактор Рябкова Н. И.
Корректор Рябкова Н. И.
Компьютерная вёрстка Рябковой Н. И., Сметанина С. Е.
http://www.ruspoetry.narod.ru