Каморка папы Карлы

Нина Амелина
        Мнения компетентного жюри разделились: "Флигель-шмигель" (дружное ржанье экспертов), "Каморка папы Карлы» (оно же),  "Не дом, а карикатура" (опять), "Хижина дяди Тома» (о, кто-то умеет читать…) И последнее: "Да за эти бабки можно снять три таких СОБАЧЬИХ БУДКИ". Собачья будка - безоговорочный победитель хит-парада. Только один человек стоял, молча, изредка поглядывая в телефон. Никакой возраст,  никакая внешность, снисходительное выражение  лица человека, которому все известно наперед. Серый спортивный костюм завершал его отличие  от остальных, дружно облаченных в дорогое и черное. Арсений давно перестал слушать клиентов, которые пытались сбить цену, соревнуясь в остроумии. "Ненавижу", -  привычно подумал он и улыбнулся серому человеку. Слово "ненавижу" принесло некоторое облегчение. А вот флигель был в бешенстве. Стекла его угрожающе сверкали. Нелепая массивная дверь, занимающая добрую половину фасада, дрожала и скрипела, пытаясь сорваться с петель;  выскочивший  из  углубления дверной глазок стал похож на ружейное дуло. Камни кладки шевелились, придавая стене сходство со шкурой гигантского ящера. Узкие окна зияли как раны, нанесенные гигантским ножом. Дом резко притянул к себе лучи заходящего солнца, и они окрасили мансарду в багровый цвет. Балясины перил дрогнули и заплясали, выпрыгивая из гнезд; наружная лестница яростно перечеркнула  фасад наискосок. Замерев на секунду,  тело флигеля растянулось вверх пластилиновой лентой; изогнулось, превращаясь в монументальную арку, которая не то - открывала, не то - преграждала путь. Ох... Театр для одного зрителя. Спасибо, конечно; но, ей-богу, не стоило так беспокоиться...
      Глюки начались с того проклятого дня, когда он  согласился пристроить старый флигель "в хорошие руки". Продажа, аренда - что угодно. Арсений прошел нелегкий  путь от: "кажется, я схожу с ума" -  до "я точно сошел с ума" за рекордно короткий срок.
    - "Ни с какого ума ты не сходишь... " -  сочувственно прошептал знакомый (вот, опять) голос, - "Заходи, гостем будешь…"
     - "Даже не вздумай", - запротестовал другой, - только риэлторов нам здесь не хватало..." 
     - "Точно, нам не хватало риэлторов!.."  - обрадовался первый, - риэлторов  должно быть много, очень много!»
      - "Риэлтор… - вклинился третий, важный, - «Ринг, риск…  резиденция, реконструкция…!"
      - "Я свихнулся, точняк..." – поставил себе диагноз психиатр Арсений и громко  хлопнул в ладоши, привлекая внимание: "Господа, у вас есть три дня (что за бред? - изумился он вместе с обалдевшими черными костюмами) - да, три дня, чтобы, образно говоря,  выйти на ринг, рискнуть и одержать победу. Кстати, реставрация - за счет победителя. Это здание достойно того, чтобы стать резиденцией любой солидной фирмы …"  (что я несу вообще?..)  Произошедшее Арсения, однако,  взбодрило.  Он  демонстративно поправил галстук, развернулся на каблуках и направился к машине.  – "Это вам - за собачью будку",  - подумал он. А, может, и не он.
     Сомнительная ценность дома была ничем в сравнении  с возможностью заполучить землю в центре города. Однако размечтавшимся  сообщалось: отмечтайте  назад. Эта никакая ни архитектурная кикимора, как можно подумать, это (фанфары, отпад челюсти) ...памятник старины: ДОМ, который охраняется самим Государством. И чтоб - ни один волос!.. Из-за своей исторической ценности домишко пустовал много лет, неотвратимо разваливаясь и врастая в землю. Все изменилось в начале весны, когда его  взял в бессрочную аренду кто-то, кому  было некуда девать деньги. Все лето  в домике шли  работы, и однажды вечером в обновленных  окнах зажглись огни.
    ... "Строят из себя незнамо кого ", -  шептала под нос Клара Петровна, направляясь к подозрительной дверке, -  "В смысле? В коромысле", - терпеливо объясняла Клара предполагаемым непонятливым собеседникам. Петровне много дней не удавалось вступить с новыми соседями в близкий контакт. Лишь  через неделю(!), игриво воскликнув: "А вот и я - не ждали?", она смогла прорваться в приоткрытую дверь флигеля, заблокировав ее капустным пирогом. Для начала старшая из новеньких по-хамски вежливо отказалась перейти с активисткой на "ты". В ответ на Кларино предложение, старуха только искривила сдвинутые губы и протянула Петровне тарелку с тонкими печеньями: "Отведайте" (ах, ты… моль старая) - "Мерси, только что отведали пельменей", - вначале отказалась Петровна, которая тоже была не лыком шита. Соседский воротник оттягивала брошка размером с кулак (куда вам, нищебродам), а комод был специально заставлен фотографиями, принижающими Петровну. На первом снимке соседка (которую Клара опознала по горбатому носу) была снята на сцене, в пушистой юбке (глядите -  какие мы; не то, что вы...) На втором она стояла по колено в море,  плотно обнимаясь с загорелым, до трусов, мужиком; на третьем  фото вызывающе  изгибалась, сидя на верблюде. Когда Петровна, сказав: "Кстати..." -  начала интересно рассказывала про свое верблюжье одеяло, с лестницы свесилась внучка и зыркнула на Клару (кто это к нам, культурным, приперся?) Петровна аж задохнулась: на девице был надет прозрачный развратный халатик, как на какой-нибудь ср....ной графине из кино; а в руке, усыпанной перстнями и браслетами, соплячка держала подозрительного вида леденец на палочке. (Наркоманка – догадалась Клара Петровна возбужденно, - и леденец у нее, по-любому - наркоманский). Нахалка же, игнорируя Клару, вернулась назад, вильнув на прощание тощим задом. Это был  окончательный, двойной отказ в близости. У Клары кровь закипела в жилах, когда она представила,  как дворовый авторитет по кличке Батя, скажет в очередной раз: " Все это является  недоказанной х....ней". Погорелую балерину и ее развратную внучку следовало разоблачить, предъявив неоспоримые доказательства. И когда соседка, сказав: " Я отойду на секундочку...", - заковыляла из комнаты, Петровна подкралась к дверке под лестницей, за матовым окошком которой тлел подозрительный переливчатый свет...
      Одинокий пенсионер перебрался сюда два года назад, без сожаления оставив за бортом свою прошлую жизнь. В первый же вечер бывший физрук наврал дворовому коллективу, что до пенсии  служил в секретном месте, где его знали под кличкой "Батя". Уровень секретности он обозначил  молчаливым сдвиганием бровей и тяжелым взглядом вверх и вдаль. А еще коротко, украдкой оглянулся через плечо, словно по многолетней привычке проверяя: нет ли за ним слежки. Поверили Бате только самые наивные; а условный авторитет, заработанный жульническим способом, вышел боком самому агенту, так как потребность рассказывать небылицы о прошлом ему не позволяло собственное же вранье про подписку о неразглашении. Больная нога (пустяк, легкое ранение – отмахивался он, глядя вверх и… ну, вы помните…) эта нога не давала ему совершать дальние прогулки; лишая иной, кроме дворовых обитателей, аудитории. 
    Надежда (найти свежих слушателей) забрезжила вместе с желтыми огнями флигеля. Для начала Батя придумал хитрый план для визита к соседям. (С моим прошлым придумать план – легче легкого, - самодовольно подумал он, забыв на секунду, что секретное прошлое придумал себе сам). На звонки дом не отвечал, хотя каждый раз кто-то трудно, со свистом дышал в замочную скважину. Фальшивого агента начали обуревать смелые подозрения и робкие мечты. И вот однажды, в дождливый вечер, когда темнота опустилась много раньше обычного, а дворовая публика разошлась по своим телевизорам, Батя тихо прокрался к флигелю под прикрытием брезентового плаща и кустов. Жалюзи окон были спущены, маскируя тухлое мерцание  ламп. - "Я - готов", - тихо сказал себе Батя. И  ни капли не удивился, а только подпрыгнул на месте, когда дверь оглушительно скрипнула.
      Замок лязгнул за спиной, оставив Батю наедине с заманчивой неизвестностью. Поскользнувшись на паркете, Батя, нечаянно сел на кнопку всеобщего включения. Все включилось. – Так я и думал, - сказал себе Батя, по многолетней привычке к вранью.  Ничего такого он, разумеется, не думал. Батя очутился в центре  круглого зала, весь потолок которого состоял из мелких, работающих в реальном времени, мониторов. Мониторы показывали все про всех. Вдоль стены извивался длинный стол с компьютерами; там, спиной к Бате, сидели, щелкая по клавишам, спортивного сложения мужчины в балаклавах, переговариваясь на многих иностранных языках. Батя все понимал. Почуяв его, эти сто человек вскочили, развернулись и отдали честь, прокричав приветствие шепотом.  – Вольно, - ответил им Батя, тоже – шепотом. На глаза ему попался экран камеры, направленной прямо на него. На экране Батя был могуч. Шелковый, сшитый на заказ, костюм и брезентовый плащ не могли скрыть его огромную мускулатуру. Широкие поля ковбойской шляпы бросали острую тень на лицо, скрывая  блеск умных глаз. От прежнего пенсионера остались только длинно свисающие усы, обрамляющие рубленый подбородок. По обеим сторонам Бати стояли породистые бойцовые псы размером с корову  (вот кто дышал в замочную скважину!) – Я всегда знал, - подумал Батя, - хотя, конечно, ни хрена он не знал. По-военном  четко отбивая шаг, Батя зашел в прозрачный лифт, чтобы вознестись под самый купол. Туда, где находился Мозг Всемирной супер секретной организации…
     Вскоре после того, как Арсений "пристроил в хорошие руки" пресловутый домишко, те же «хорошие руки» начали стремительно скупать в центре самое безнадежное жилье - с обязательством сказочного ремонта. Злые языки говорили разное, но не долго. Одновременно в окружающих домах появилось множество пустующих квартир. Тут злые языки умолкли (не струсив, а почувствовав размах!) Арсению теперь приходилось посещать старый двор все чаще. В угол с проклятым флигелем он старался не смотреть, но любопытство, в конце концов,  победило. Или – не любопытство. Кусты, когда-то прикрывавшие  старый дом, давно засохли, уступив место разросшимся на все четыре стороны, незнакомым растениям. Тот, кто не знал про флигель, никогда не догадался бы о его существовании.
      Дом нагло пялился на Арсения прищуренными окнами, словно раскормленный кот, который запомнился ему  умирающим от голода, бездомным котенком. Флигель возмужал. Старые камни, просвечивающие сквозь зеленый ковер, казались толще и темнее.  На двери появился узор, как будто часть плюща, воссоединившись со старыми досками, окаменела. Да и весь дом был покрыт  живыми и мертвыми листьями, из-за которых  дом казался  больше. - "А вот все ЭТО зеленое - в ноябре, среди снега,  отчего ОНО никого, кроме меня, не удивляет"? - подумал Арсений, неприятно, догадываясь.
   - Ну, привет. Как ты? - услышал он в ответ подзабытый голос.
  - Заходи…  (а вот и -  еще один), - ждали тебя...
 - Ждали, - согласился третий, - не ждали, ждущие, жизнелюбие, жесть. Животрепещущий жбан.
   - Не обращай внимания, он просто - ключ, - сообщил первый. Приветствуем тебя, и так далее. Трудись во славу, и тому подобное. Как говорится - и тебе зачтется. Останешься в веках, чего уж там... Не пропадай, помним, скучаем, на связи. Заходи, куда ты денешься. Всегда - приятно. Незабываемо. Волнующе и - прочее и - прочее....  Уйди с дороги.
   ...Арсений стоял у трансформаторной будки, наблюдая, как на крыльцо флигеля поднимается подросток. Оглянувшись и не заметив Арсения, мальчишка протянул руку к звонку,  пробормотав под нос: "Вот, блин..." Дверь скрипнула, выпустив наружу музыку, взрывы хохота и крики: "Открыто-открыто!.."