Немного спирта в холодной воде
Сентябрь на Полярном Урале это преддверие зимы – холодные дожди, иногда мокрый снег.
Поэтому в наших брезентовых геологических палатках стояли небольшие печки, сваренные из толстых железных листов. Дрова – сухие ветки, наломанные с редких ивовых кустов, кое-где растущих вдоль реки.
Сами палатки мы поставили на широкой каменистой косе – чтоб было удобнее выходить в маршруты в окрестные горы – массив с красивым для слуха названием Енганэ-Пэ. В переводе с ненецкого языка – «отдельная скала».
Сезон заканчивался, и мы готовились на другой день выезжать на базу – в поселок на сто десятом километре железнодорожной ветки, ведущей в ямальский город Лабытнанги.
Посидев после маршрута вечером у костра, мы разошлись по палаткам отдыхать в своих толстых геологических спальниках на верблюжьей шерсти.
И все бы хорошо, но ночью мы проснулись от ветра бешеной, совершенно безумной силы.
Ливневая стена накрыла лагерь – дождевые струи летели горизонтально. Это была настоящая полярная буря.
Небольшая речка Енганэ-Яха, которую мы еще утром переходили вброд по колено, вздулась почти мгновенно.
Могучие массы воды неслись с бешеной скоростью, неся с собой камни, песок, вырванные с корнем ивы. Каменистая коса, на которой стояли наши палатки, стала скрываться под водой.
В предрассветной тьме, под ливнем и мокрым снегом, бредя по пояс в несущейся воде, мы вытаскивали из палаток имущество – вьючные ящики с бесценными топокартами, полевыми книжками, табельным оружием и продуктами.
Одну палатку успели снять и поставить на высоком берегу. Туда же перетаскали всё имущество и печку.
Через два часа всё было спасено – только затопленные до половины палатки, прочно закрепленные большими камнями, торчали из реки. Но вскоре мощное течение унесло и их – куда-то вдаль, в бурную штормовую мглу.
Мы сидели в натопленной палатке, насквозь мокрые от ледяной воды и ветра.
На печке грелся большущий трехлитровый чайник.
Начальник отряда, геолог лет сорока пяти, уже немного отошедший от пережитого стресса, открыл свой персональный вьючный ящик и торжественно достал из него...
Полную бутылку спирта!
– О, гляньте – девяносто шесть градусов! Я его приберегал на крайний случай. Думаю, он наступил. Давайте по пятьдесят граммов.
И разлил спирт по большим алюминиевым кружкам.
Все радостно загомонили и принялись чокаться кружками, которые при ударе издавали дребезжащий жестяной звук.
Я никогда раньше до этого не пил чистый спирт. Я боялся сжечь себе желудок или пищевод или что-то ещё анатомическое, я в этом не очень понимал.
С замирающим сердцем я посмотрел на прозрачную жидкость в кружке и в растерянности сказал куда-то в пространство:
– А можно я ноги спиртом протру? А то замёрзли очень.
И плеснув немного спирта в ладонь, принялся растирать себе ступни.
Они были и вправду ледяные. Я так увлёкся этим процессом, что не заметил, как в палатке воцарилась тишина. Даже штормовой ветер на улице вроде бы притих. Я поднял голову и обнаружил, что все вокруг смотрят на меня. Их взгляды словно ночные прожекторы прожигали меня насквозь.
Я понял, что сделал что-то очень неправильное. Наверное, что-то такое, что выходит за рамки понимания северных людей.
Потом самый старший из них, Семён – пятидесятилетний рабочий-горняк, бригадир, который всю свою жизнь, кроме, наверное, времени, проведённого в воркутинских лагерях, копал геологические шурфы и канавы в полярных горах, положил мне могучую руку на плечо и сказал тяжёлым басом:
– Ты это... Никогда так не делай, Андрюха... не надо... чо-то это неправильно как-то...
И подтолкнул ко мне поближе мою кружку с остатками спирта:
– Пей. Н; вот тебе воды, запьёшь.
Конечно, я выпил. И сразу запил чистый спирт ледяною речной водой.
Словно холодное пламя прошло сквозь меня, воспламеняя каждую клетку моего организма.
Замёрзшие до ледяного состояния ноги через секунду стали горячими, а сознание словно бы мгновенно расширилось до дальних границ вселенной.
Как будто у меня открылись невидимые глаза.
Все геологи и рабочие горняки, сидящие в палатке, стали мне понятными и близкими.
Я понимал их чувства и помыслы без всяких слов и движений, ощущая себя их частью.
Я чувствовал окружающую природу – суровые горы, ледяные реки и тундру так, будто я неотъемлемо им принадлежу.
Внутренним взором на мгновение я увидел космические глубины – вращающиеся галактики, неведомые солнца и планеты, движущиеся по гармонически выверенным орбитам.
И да – я чувствовал запредельную любовь к этому миру. Любовь, превосходящую всё, что я знал к тому времени.
Не исключаю, что точка буддистского просветления находится где-то неподалёку от этого состояния.
Не столько спирт, сколько, видимо, глубокое стрессовое состояние от прошедшей опасности и чрезмерного напряжения пробудило скрытые силы сознания.
А днём за нами пришёл вездеход и, лязгая тяжелыми стальными гусеницами, к вечеру довёз нас до базы.
...судьба причудливо и прихотливо переплетает линии событий – словно создаёт тканый узорчатый ковёр, который раскидывается во времени и пространстве, проявляется на короткое время и гаснет вместе со Вселенной. И узловые точки этого коврового узора - пересечение человеческих судеб, изломы эпох и переход в новое время.
Так осуществляется процесс мироздания, в котором мы, люди, активные участники, идущие непроторенными тропами.
И иногда род деятельности помогает нам найти свою дорогу в жизни, как в этом помогла мне геология – наука о Земле, наука о Вселенной и – о Всевышнем, каким бы именем его ни называть.