Дома после командировки мне приснился странный и загадочный сон. Ко мне во сне пришла черная собака. Она вдруг появилась на дороге, по которой я шел, остановилась передо мной, неподвижно стояла и внимательно странно смотрела в мою сторону, как будто хотела этим что-то сказать. Как только я ее заметил, прекратил движение, не зная, идти мне дальше, обойти ее или остаться ждать, что будет дальше. Собака не сходила с места и продолжала смотреть на меня. Это была довольно большая черная собака с темными желтоватыми глазами, которые она не отводила от меня. Ее глаза меня поразили. Я не мог понять, что от нее ждать. Бояться мне ее или нет. Раньше я видел глаза животных, собак или кошек, которые смотрят на тебя так пристально, будто они знают что-то такое, чего ты не знаешь. Ты смотришь им в глаза, и тебе кажется, что они умнее тебя, и все понимают. Нечто такое я испытал, когда смотрел в глаза черной собаке. Она не уходила с дороги, продолжала смотреть на меня и ждать. Никакой агрессии собака не проявляла. Стояла и спокойно, внимательно смотрела на меня. Я проснулся от страха и непонимания. Все никак не мог понять, к чему мне приснилась эта черная собака. Она преследовала меня целый день и как будто стояла перед глазами. На следующий день она снова приснилась мне. На этот раз она стояла позади меня на моей дороге, повернув голову в мою сторону. Я почувствовал ее пристальный взгляд сзади и неожиданно обернулся. Ее глаза смотрели прямо в мои глаза. В этот раз она стояла ко мне боком, повернув голову в мою сторону. Я увидел ее большие сосцы пожилой, зрелой и мудрой суки. Ее сосцы висели, полные, оттянутые к земле молоком, и особо привлекали мое внимание. От них шло что-то нехорошее, и мне показалось, что этими набухшими сосцами она вскармливает горе и беды. Она словно хотела меня о чем-то предупредить. Я снова проснулся с тревожными чувствами. И еще через несколько дней черная сука вновь приснилась мне. Она стояла в стороне от дороги, по которой я шел, и смотрела на меня тусклым внимательным взглядом и с жалостью. Я никак не мог понять, почему она мне снится и что она мне своим видом, своими умными глазами хочет сказать.
Через некоторое время я вернулся с работы, и мама встретила меня в коридоре с встревоженным лицом. По ее лицу я сразу понял, что у нас какие-то неприятности.
- Мне звонили, - сказала она потерянным голосом.
После этих ее слов ничего хорошего я не ждал. Почему-то сразу стало понятно, что это именно то, чего я так опасался, и о чем меня предупреждала черная собака.
- Звонила женщина и сказала, что… Ваш сын связался с замужней женщиной и разбивает семью. У нее муж, двое детей. Он не представляет, с кем связался. Это же легкомысленная женщина, вертихвостка. Она не пропускает ни одного мужчины. У нее дети от разных мужчин… Скажи мне, что она такое говорила? Это все правда?
Я не знал, что ответить матери. У нее действительно было двое детей. Но что они от разных мужчин я не знал. Но даже если это так то, что это меняло. О том, что у нее были другие мужчины, я знал. И все равно сказанное попало в меня, как пуля, посланная из засады, словно сорное семя, упавшее в плодородную почву и начавшее расти и разъедать душу. Я словно получил другой взгляд на происходящее, другое видение известного, которое открывалось иначе, под другим углом и с новой стороны.
С этого момента моя жизнь начала ломаться. Если до этого она преобразовывалась, перестраивалась, то с этого момента все пошло иначе, и я с этим не мог справиться, как нельзя справиться с лавиной, которая наползает сверху и все крушит. Ты ей стараешься противостоять, но не можешь пересилить и тебя тащит неизвестно куда.
Мы жили с мамой, как положено, как все. Это было такой доминантой, основным положением. Главное, считалось, жить, как все. Все стремились купить телевизор, хорошую мебель, ковры, холодильник. И если чего-то из этого не было, то получалось уже не как у всех и нужно было стремиться тому, чтобы было как у всех. Если получалось жить как все, тогда можно было жить спокойнее с сознанием того, что ты такой же, как и другие. Нет, были люди, которые стремились жить лучше прочих. Они имели машины, дачи, привилегии. Их было не так много и на них смотрели иначе. Хотя они жили тоже как все. Такие же квартиры, такие же районы. Мебель немного лучше, телевизоры лучше, одежда лучше, машины лучше. Но все равно все жили по одним правилам. Муж с женой растили детей, дети вырастали и создавали свои семьи, выходили замуж, женились. И если у кого-то не складывалась жизнь их, семьи распадались, то это считалось несчастьем, бедой, настоящим горем. Таких людей осуждали, если видели в этом их вину, им сочувствовали, если происходил несчастный случай, непредвиденное стечение обстоятельств. На них смотрели иначе, потому что у них все было не как у людей. И моя мама все время стремилась, чтобы у нас все было как у людей. И, когда мы со Светой расстались и потеряли ребенка, она очень переживала. И о том, чтобы разрушить чужую семью, речи вообще не было. Что скажут люди? Как к тебе будут относиться? Поймут или начнут сторониться. Поэтому она в разговорах со своими подругами старалась избегать темы конфликтов в нашей семье. Хотя в нашем заводском доме все обо всех знали, потому что информация в пересудах передавалась из уст в уста.
Я встречался с Галей на работе между этажами, и мы разговаривали. Мне нужно было ей все рассказать:
- Моей маме звонят и говорят о тебе нехорошие вещи.
- Что говорят?
- Что ты не пропускаешь ни одного мужчину, что у тебя дети о разных мужчин.
- Я тебе все о себе рассказала. Александра… Санька… Я думала, что она от другого мужчины. Я встречалась с одним человеком. Муж узнал, нашел письма в моей сумке. Я ничего не стала скрывать. Он устроил скандал. Тогда мы поехали к его родителям в Посад. Он уговорил меня с ним поехать. Его мать вечером постелила нам спать вместе. То ли они уже что-то знали и сговорились, то ли нет. Я не стала поднимать шум и легла. Тогда он взял меня силой.
Было видно, что она рассказывает и переживает все заново.
- Не надо, не рассказывай, - попросил я, щадя ее чувства.
- Нет, я должна. Он все время думал, что Санька не его дочь. И не давал мне денег на детей. Я беременной плохо жила и потом, когда родила, жила впроголодь. Через какое-то время он понял, что Санька его дочь. Беленькая, кучерявая. В их семью пошла. И начал давать мне денег, пока я не работала. Вот… Мои дети от моего мужа.
- Кто может звонить моей матери? – спросил задумчиво я. - Звонят почти каждый день.
- Мои не могут.
- Кто может знать или догадываться, что у тебя дети от разных мужчин?
- Мои не знают.
Моими она называла сотрудников, которые с ней давно работали.
- Правда, все они были у меня дома. Я приглашала их на дни рождения. И там… Однажды я видел, как мой муж общался Людой Бариновой. Она такая у нас общественница, деятельная и властная. Моя правая рука… - Она задумалась. - Нет, на своих я подумать не могу. Не знаю, кто бы это мог быть.
- Звонит какая-то женщина.
Мы стояли растерянные, не зная, что сказать друг другу. Разошлись огорченные. Точнее, я был огорчен, а Галя раскраснелась и пылала волнением от предстоящей через несколько дней нашей поездки в Рябиновку.
Вечером я пришел, и мама сразу с порога сказала:
- Мне снова звонили. Сказали, ты ходил к ней в отдел.
- Да, я ходил к ней в отдел по работе.
- Вас видели, как вы стояли на лестнице…
Такое складывалось впечатление, что кто-то ходил по пятам, следил за мной и все рассказывал матери. А та изводила меня вопросами.
Через несколько дней она мне говорила:
- Я знаю, вы вместе ездили в Рябиновку.
- Ездили по работе, - согласился я.
- А потом что вы делали?
- Она пошла домой, я на электричку, - сказал я, припоминая все, как было.
Припомнилось, как мы с Галей хотели пойти к Рае, но ту выписали из больницы. Поэтому мы не пошли к ней, а стояли под нашей Рябиной, говорили о маме, о наших отношениях, о работе. Галя снова уезжала закрывать этап договора в Питер.
- Нет, ты расскажи мне, куда вы ходили, - говорила мать.
Я задумался. Вспоминались какие-то незначительные вещи, которые ничего не могли объяснить. Да, мы обсуждали что-то по работе. Она говорила о том, что надеялась привезти из командировки новые заказы, чем обычно любила похвастаться. Приедет из командиров и говорит: «Я привезла новые заказы и договоры. Теперь будет работа, заказы и деньги». На прощание она восторженно и с некоторым восхищением сказала: «Все, кто со мной связывается, получает повышение по службе». Зачем она это сказала. Меньше всего я думал о повышении. Конечно, мне льстило, что она занимает заметное положение на предприятии, успешна, умна и деятельна. Но больше меня привлекала ее сущность, которая очаровывала и увлекала, не смотря на то, что она иногда говорила, как мне казалось, не всегда умные вещи, которые даже казались на тот момент глупыми. Например, ее слова о повышении. Впрочем, разное в жизни случается. Умным людям такое не к месту сказанное всегда прощается. Я ее спросил тогда, кого она имеет в виду. И Галя ответила, что человек, с которым она раньше встречалась, когда начал с ней встречаться, получил повышение по службе. Как это могло относиться ко мне, я не знал.
- Чего ты молчишь? – спросила мама. - Я спрашиваю, куда вы ходили.
- Никуда мы не ходили, - ответил я, едва сдерживая негодование, не желая вдаваться в подробности, которые касались только нас с Галей.
Мама поняла, что ей не следует продолжать расспросы и замолчала.
Теперь моя жизнь, состоявшая ранее из двух параллельных, ломаных линий, где я отдельно пребывал с Матерью и отдельно с Галей, где искренность граничила с обманом, любовные устремления с осторожностью, превратилась в беспокойное существование, где смешалось все желательное и нежелательное.
Я всегда был против любовных отношений на работе. Это бросалось в глаза и мешало работе. Мне самому хотелось это расстроить, чтобы спокойно выполнять свои обязанности. Обычно на таких людей бросают косые взгляды и находятся такие, которые звонят жене или мужу, рассказывая о том, чтобы те внимательнее относились к своим супругам. С одной стороны я такое приветствовал, потому что обман должен быть раскрытым, с другой стороны считал недопустимым и неблагородным. Позже у меня появился принцип, не вмешиваться в чужую жизнь до тех пор, пока такое возможно. Теперь в подобном положении оказался я сам, понимая, что нас с Галей заметили и о нас могут говорить.
На работе, чтобы понять, кто мог звонить матери, я незаметно начал наблюдать за окружающими, чтобы понять, кто из них мог звонить. Под подозрение попало несколько женщин, и среди них выделялась одна яркая дама с рыжими до красноты волосами, очень фигуристая и необычайно говорливая. Такие женщины обязательно присутствуют у всех в отделах и цехах на работе. Они обычно не слишком хорошие специалисты, но зато целый день занимаются тем, что сплетничают то с одной, то с другой знакомой. Ходила по предприятию и передавала одни сплетни другим и собирала новые. Я видел, как она, сплетничая, косо поглядывает в мою сторону и мне казалось, что она говорит про нас с Галей. Она всегда одевалась ярко. И иногда дико хотело встать, взять из угла комнаты корзину с мусором и надеть ей на голову. Часто представлял, как поднимаюсь со стула, беру из угла корзину с мусором, подхожу и ничего не говоря, надеваю ей на голову в то самое время, когда та увлеченно о чем-то болтает и смеется. Мне с трудом удавалось себя сдерживать и, как выяснилось, не зря. Позже я понял, что она не могла знать каких-то вещей, которые говорили о Гале. Это должна быть женщина из ее бывшего отдела, из окружения и даже из ближнего круга. Галя рассказывала о Бояриновой, которая о чем-то говорила с ее мужем и даже с ним созванивалась. В то же время мама сказала, что звонит не одна женщина, а несколько. В той части отдела я видел, как Бояринова шепчется с Таней Светловой и Тоней Уткиной. Светлова всегда смотрела на меня через очки глазами, сузившимися в точки от ненависти и негодования. Так мне казалось, во всяком случае, потому что она явно была нарочито правильной и явной моралисткой. Это не смотря на то, что у нее с мужем, который с ней работал, складывались неоднозначные отношения. «При этом тех, кто звонил должно быть несколько… - рассуждал я. И здесь все совпадало. - Бояринова, Светлова и Уткина». Не вытерпев неизвестности, я позвонил по местному телефону и назначил Светловой встречу в клубе предприятия, который примыкал к корпусу, где на стендах сидела часть отдела Галины. Я первым пришел в клуб и ходил в полутьме, представляя, как задам ей прямой и каверзный вопрос и по тому, как она начнет вести себя, пойму, что это делает она со своей бабьей шайкой. Мне казалось, что я ее правильно вычислил. Она вошла и походкой, которой ходят все стройные, хотя и не слишком красивые девушки, направилась ко мне.
Я сделал несколько шагов ей навстречу и спросил:
- Это вы звоните моей матери и говорите гадости?
Она растерялась и отступила назад. Мне казалось, что я готов ее растерзать за то, что она делает с матерью, нервируя ее и доводя до крайнего напряжения.
- Нет, я ей не звоню, - ответила потухшим голосом та.
- Извините, - сбавил тон я и прошел мимо нее к выходу.
Я понимал, что оказался в жутком положении человека, который свихнулся на своей подозрительности. Это была какая-то шизофрения. Потому что мне казалось, что кто-то копается в моей голове, заглядывает к нам в квартиру и даже в мои сны. Однажды мне показалось, что в квартире наверху, где никто не жил, послышались шаги. Кто-то ходил над нашей квартирой и двигал что-то тяжелое. И так происходило несколько дней. А потом мне приснился жуткий сон. Неизвестный, некто ночью стоял в холле у нашей закрытой на ключ двери. И вдруг он растаял и превратился в опасный, резкий сквознячок, влетел, втягиваясь в замочную скважину, и невесомо заскользил прямо ко мне. И вдруг я увидел перед собой страшную старуху, которая подлетела ко мне и начала копаться в моей голове. Я проснулся в холодном поту. Меня всего охватил жуткий ужас. Я лежал и боялся пошевелиться, боялся, что сон найдет свое подтверждение в той жизни, которая меня окружает.
Мне казалось, что на меня обрушились все темные силы. И вдруг я вспомнил… Вспомнил, что все началось, когда Галя сообщила мне, что попросила развод у мужа. Именно в это время, спустя всего несколько дней все и началось.
Я ходил на работу, с работы и все время оглядывался. Мне казалось, что меня преследуют.
Дня через два я шел на работу и вдруг около пятиэтажного кирпичного дома увидел Галю, которая прошла со стороны улицы по дорожке у стены дома и скрылась в ближнем к улице подъезде. Я приближался к дому и услышал, как два рослых молодых человека, стоявших у дорожки, ведущей к этому подъезду, о чем-то праздно и весело довольно громко разговаривали. Такое впечатление, что они нарочно привлекали к себе внимание. В это время дверь подъезда открылась, и Галя, выглянув, поманила меня к себе. Я не пошел мимо этих громко говорящих молодых ребят, которые вызывали подозрение. С утра обычно такие люди так не стоят и громко не разговаривают. Я обошел их по другой дороже и зашел в подъезд. Галя тут же обняла меня и сказала:
- Я соскучилась! Я так хотела тебя видеть, прижаться к тебе, обнять. Только вчера вернулась из командировки и с утра сразу приехала к тебе.
- Галочка, я сейчас не могу с тобой разговаривать. Не могу… Прости, мне нужно идти, сказал я, испытывая какую-то странную тревогу.
- Хорошо, иди, - сказала она.
Я вышел из подъезда и с облегчением вдоль стены пошел к переходу на другую стороны улицы, которую переходил каждое утро.
Вечером мама сказала:
- Мне опять звонили. Тебя видели, как ты заходил с ней в подъезд какого-то дома. Вы стояли в парадной… И еще они мне сказали, что она сама вешается тебе на шею…
Два этих события связались, и я что-то начал понимать.
На другой день, когда Галя пришла к нам на стенд, я выбрал удобный момент и сказал:
- Это все делает твой муж. Это его люди за мной следят.
- Нет, не может быть, он не мог такое сделать.
Я хотел с ней поспорить, но в это время меня позвали к городскому телефону. Звонила мать. Она словно чувствовал, что я нахожусь с ней сейчас.
- Валера мне снова звонят…
- Мам, успокойся, пожалуйста… - Я хотел ее привести в спокойное состояние. Но в это время кто-то засмеялся на стенде. Кто-то начал громко говорить и снова все рассмеялись.
- У тебя там смех? – спросила она.
- Да, - ответил я.
- Это вы надо мной смеетесь. Вы хотите меня со свету сжить, - почти закричала она.
- Что ты, мам? Зачем ты так говоришь?
- Я знаю, - сказала она. – Я все знаю.
Мне нечего было ей сказать. Она положила трубку, а я стоял и не знал, что делать.
Вечером я шел домой, чтобы ее убедить в том, что я на ее стороне.
- Это вы мне звоните, – сказала она чуть не плача. – Вы… Я знаю…
- Мы тебе не звоним.
- Я слышала, как вы переговариваетесь и смеетесь.
- Ты все неправильно поняла. Зачем ты берешь трубку, когда тебе звонят с неизвестного телефона.
- Как я могу не взять трубку, если это может касаться тебя. Ты же мой сын…
- Не плач, мам, не плач, я с тобой.
Я обнял ее, и она прижалась ко мне. Она боялась за меня, как бы что-то со мной не случилось.
Сначала я ей не верил, что звонят. Но однажды я пришел на обед домой, когда послышались тревожные звонки.
- Это они, - сказала мама.
- Кто они? Тебе звонят женщины?
- И мужчины и женщины. По-моему, разные люди.
Я взял в руки трубку и поднес к уху. На той стороне линии молчали.
- Вас слушают, - сказал я отчетливо.
И на той стороне линии отключились от связи и послышались короткие гудки.
На другой день я взял трубу зазвонившего телефона и вдруг услышал в ней что-то нечленораздельное, как будто со мной говорил какой-то сумасшедший, которого я никак не мог понять. От этого голоса, который говорил расслабленно и так словно он знает с кем говорит, у меня волосы на голове зашевелились. Я положил трубку и долго не мог забыть этот голос.
Через день я вернулся домой, и мама мне сказала:
- Валера, мне снова звонили. Звонила какая-то старая женщина со скрипучим голосом. Она сказала… Он ее не бросит. Все равно останется с ней… Они живут… Живут… Целовались, как пятнадцатилетние… А ты… Сдыхай… Сдыхай… Сдыхай… Вот так она сказала… Три раза..
Все, что происходило с нами и что входило в нашу жизнь, начало так или иначе на нас влиять.
В теплый день конца весны мы сидели на кухне перед обедом с открытым балконом, и вдруг к нам через открытую дверь с улицы залетела оса. Она пролетела мимо и через какое-то время вылетала на улицу. Мы собирались обедать, и вдруг снова через балконную дверь к нам залетела оса. Увидев ее очередной раз, я перестал кушать суп и взмахами рук выгнал ее на улицу. Но она снова вернулась. Я ее снова выгнал из кухни на улицу. И та через короткое время каким-то волшебным образом снова вернулась. Тогда я проследил ее полет, и увидели, что она поднялась к потолку и с краю на перекладине, деревянной палке, с кольцами для занавески, вьет гнездо. Я сел за стол и посматривал на то, что оса будет делать, надеясь, что строительство гнезда займет у нее много времени.
- Что там? – спросила мать.
- Осиное гнездо, - сказал я и показал место, куда летала оса.
- Да, - сказала мама и посмотрела на меня и на гнездо с испугом.
В этот момент ко мне в голову залетела мысль, от которой вдруг стало жутко.
- Ее надо выгнать, - сказала мать.
Именно из-за той мысли, которая мне пришла в голову, я не хотел этого делать.
- Я его потом сниму, - произнес я и продолжил кушать.
К своему удивлению, я заметил, что после того, как я поел, гнездо выглядело почти готовым. Оса строила его довольно быстро. На краю палки отчетливо виднелась миниатюрная летающая тарелка, какие обычно изображают на разых картинах, пепельно-серого цвета, которая как бы присела на выступ перекладины.
Я взял швабру и снял гнездо с палки для крепления занавески. Оно тонкой хрупкой и невесомой шкуркой спланировало на пол. Через некоторое время прилетела оса и начала искать недостроенное гнездо. Не найдя его, она вылетела на улицу.
Мать принялась мыть посуду. Я ушел в комнату. Велико же было мое удивление, когда через час, вернувшись на кухню, я увидел недостроенное осиное гнездо на том же самом месте. Почему-то мне стало жутко. В это время ко мне подошла мама и стала рядом. Мы посмотрели друг на друга, как будто подумали об одном и том же. Именно в этот момент я подумал о том, что это Галя, которая прилетает к нам и хочет у нас поселиться. И я даже сказал:
- Может быть, пусть живет?
- Нет, что ты, - сказала мама. - А если что случится?
В другое время я бы просто не стал обращать на это все внимание, а сейчас каждая мелочь, каждый новый поворот заставлял меня думать о чем-то сверхестественном, нереальном и невообразимом.
Я снова взял швабру, снял с перекладины гнездо и закрыл на некоторое время дверь балкона. Оса перестала к нам прилетать.
Я несколько раз удивлялся тому, что происходило странное. Я разговаривал по местному телефону с Галиной, и именно в это время мне звонила мать. Я переставал говорить с Галей и говорил с ней.
- Я слушаю тебя, что ты хотела, - говорил я ей.
- А что ты занят?
- Да, занят. Мне некогда… Говори, что ты хотела.
- Хотела, чтобы ты купил свеколки…
- И ты ради этого мне позвонила?
- Да, мне свеколки захотелось.
- Хорошо, я куплю свеколки, - говорил я и уже не перезванивал Галине.
В начале лета, когда на деревьях распустились зеленые сочные листья, умер Юрьевич. Он взял летний отпуск и умер, когда собирался ехать, строить дачу. Его жена говорила, что он собрался уезжать, сидел за столом, выпивал и упал со стула на пол. Врачи приехали и ничем не смогли помочь. И все было так, как он говорил. Я стоял у гроба, который поставили на табуретках на проезжей части его двора. И все его сослуживцы, и родственники стояли вокруг гроба. С другой стороны у гроба стояли: его брат, приехавший из Крыма, жена с сыновьями и невестка в черном платке…