Начало повести: http://proza.ru/2020/02/28/1946
Предыдущая глава: http://proza.ru/2023/03/28/51
Снова наступал летний вечер… Тихий и безмятежный, какими вечера бывают только в разгар отпусков, в разгар школьного или студенческого безделья, а также дачного жаркого марева огородных грядок и посиделок у костра.
В качестве «шашлыка», подходит всё, что найдётся под рукой: ставшие популярными «ножки Буша», сосиски из пластиковой упаковки, или, попросту, кусочки черного хлеба.
Злата слушала, как почти каждый вечер звенит у соседей на участке гитара, молодые голоса звонко хохочут, а потом поют про «солнышко лесное» или «гранитный камушек в груди».*
Особенно сильно Злата страдала именно по вечерам.
Днём она ещё старалась загрузить себя какой-нибудь работой, двадцатый раз подряд протирая несуществующую пыль на полках книжных шкафов, пыталась читать, но бросила это занятие, когда поняла, что прочитывает дважды одну и туже страницу, совершенно не улавливая смысла.
Мысли бродили где-то далеко, жили своей, отдельной от неё жизнью.
***
Когда мать, явившись к ней, застала Злату за употреблением последней бутылки коньяка, оставшейся в баре, она бесцеремонно затолкала дочь в ванную комнату.
Там женщина заставила её встать под холодный душ, сопровождая свои действия весьма выразительной бранью, которой Злата от Анастасии Вениаминовны, всегда такой чопорной и холодной, не ожидала.
- Ты совсем разум потеряла?! – отчитывала Анастасия Вениаминовна дочь, цепко удерживая в руках её голову за роскошные черные кудри, перемежая слова довольно крепкими выражениями, самым ласковым из которых были слова «дура набитая», - думаешь, что так ты сбежишь от проблем? Нет, милая моя, сбежать у тебя не получится!
После насильственного контрастного душа, Злата, закутавшись в банный халат, сидела в кресле, угрюмо уставившись в одну точку.
Анастасия Вениаминовна расположилась напротив неё, на диване.
Осколки рюмки, которую женщина разбила, когда волокла дочь в ванную, были заботливо собраны в совок.
Вымыв руки, Анастасия Вениаминовна щедро плеснула коньяка в свой стакан, демонстративно устроившись с ним напротив дочери.
Злата продолжала сидеть неподвижно, не поднимая взгляда. Из-за этого Анастасии Вениаминовне было немного не по себе: она не понимала, злится сейчас Злата или нет.
- Злата, я знаю, что была тебе плохой матерью, - неожиданно тихо заговорила Анастасия Вениаминовна.
Лицо Златы напряглось, хотя его выражение не изменилось.
- Я знаю, что тебе кажется сейчас, что твой мир рухнул, но это совсем не так…
Злата, наконец, подняла взгляд на мать.
- Что ты знаешь о моём мире, мама? – спросила она, словно припечатав этим взглядом мать к дивану, - разве тебя когда-нибудь интересовало, как я живу? Для тебя, как и для отца, существовала только твоя работа. Отца я ещё могу понять, есть мужчины, которые совершенно равнодушны к собственным детям, но ты, мама? Когда, после смерти деда, я осталась на попечении бабушки, вы особо не возражали. Когда она болела и месяцами лежала в больнице, я жила в доме одна. Мне было всего пятнадцать. Но вы тоже не возражали. Когда её не стало, мне исполнилось восемнадцать. Здесь вы вдруг вспомнили, что у вас есть дочь. Что случилось тогда? Отец снизошел до того, чтобы прийти вместе с тобой ко мне. Но зачем, помнишь, надеюсь?! Рубикон был пройден, в этот момент я ощутила, что вы тоже мне не нужны. Что случилось сейчас, мама? Только не нужно мне рассказывать о том, что в тебе неожиданно проснулись дремавшие всё это время материнские чувства. Ты – моя мать, но ты ничего обо мне не знаешь. Ровным счетом ничего!
- Но… Мне казалось, тебе всегда нравилась самостоятельность… - Анастасия
Вениаминовна глотнула из стакана и закашлялась.
Злата зло рассмеялась.
- Мама, ты слышишь себя? Не оправдывайся, это выглядит жалко, – она отвернулась от женщины, всем своим видом показывая, что больше не намерена разговаривать.
- Дочь… Да, ты права… - женщина одним глотком допила коньяк.
Янтарная жидкость снова обожгла горло, но Анастасия Вениаминовна только выдохнула, собираясь с силами сказать то, что она собиралась сказать.
- Я не ожидаю, что ты меня поймёшь. Наверное, такое трудно понять. Когда ты родилась, я восприняла тебя, не как своё дитя… Скорее, как неудобную помеху в своей распланированной жизни. Мне сложно признаваться в этом… Мы и так из-за тебя были вынуждены уехать из Москвы, я не готова была жертвовать ради тебя ещё чем-то… Меня интересовал только Анатолий и его заграничные командировки. Я не хотела всего этого лишиться. Сначала был Египет, строительство Асуанской ГЭС, потом Конго. Сама подумай, как мы могли взять тебя с собой в Африку?
- Ну, да… Африка, конечно, была важнее.
- Ты не понимаешь! - перебила Анастасия Вениаминовна, - тогда было такое время. Мы помогали странам Варшавского договора и третьего мира. Это был наш долг.
- Только не надо этого пафоса, - Злата помахала рукой в воздухе, - ты снова пытаешься оправдать себя, не более того. Ведь ты уже призналась - я была всего лишь помехой.
После недолгой паузы Злата услышала:
- Да. Признаю. Тогда я думала о тебе, как о помехе. Но потом всё изменилось! Разве ты не помнишь, как я привозила тебе подарки из командировок? Ты всегда была одета лучше всех, у тебя были импортные игрушки… А пенал? Ты помнишь, какой я привезла тебе пенал? Кажется, ты училась тогда в пятом классе.
- В шестом, - сухо поправила мать Злата и снова отвернулась. - Мама, ты никогда не интересовалась моей жизнью. Давай, ты не будешь делать вид, что теперь тебе стало это интересно.
- Но мне интересно!
- Да? – с сарказмом произнесла Злата, - что именно тебя интересует? Моя учеба в университете? Или то, что я уехала из общаги, потому что мой любовник снял для меня отдельную квартиру?
- Что?.. – Анастасия Вениаминовна перевела на Злату непонимающий взгляд, - ты о чем? Ты не жила в общежитии?! Подожди, но ты ведь встречалась тогда с Сергеем, так кажется, его звали?
Злата снова рассмеялась.
В конце концов, её даже стал забавлять этот разговор.
- Его звали Петр, мама. Он был старше меня на много лет, у него была жена и взрослая дочь. Он содержал меня, а за это я позволяла ему с собой спать. Не делай такое гневное лицо, это были взаимовыгодные отношения.
- Но как ты могла?! – женщина хватала ртом воздух.
- Не делай вид, что для тебя это потрясение. Разве ты не делала то же самое?
- Я?! Злата, ты в своём уме?! Что ты несёшь? – Анастасия Вениаминовна была полна негодования.
- Но разве ты не спала с отцом за заграничные командировки? За то, что он всегда брал тебя собой?
- Но это же совсем другое!
- Почему другое? - Злата невозмутимо пожала плечами, - разница только в том, что у тебя стоял штамп в паспорте, а у меня его не было. Разве, не так?
- Не передергивай! Я всегда любила твоего отца!
- Мама, в твоём страстном монологе о том, почему ты фактически бросила меня, слово «любовь» не было произнесено ни разу. Я слушала внимательно.
- Хорошо, Злата, - Анастасия Вениаминовна, вскочившая было с кресла, уселась обратно. – Тогда давай поговорим с тобой в другом ключе.
- Давай, - согласилась Злата.
- Ты же сама понимаешь, что алкоголь в твоём положении – это не выход?
- Разумеется, - Злата кивнула, - но как временное средство, сгодится.
- Прости меня… - Анастасия Вениаминовна посмотрела на дочь и губы её задрожали, - я была бездушной, я совсем не думала о тебе тогда, много лет назад. Злата, прости меня…
Злата встала, прихрамывая, подошла к своему письменному столу, открыла самый нижний ящик. Достала толстую тетрадь в синей обложке. Протянула матери.
- Что это? – Анастасия Вениаминовна взяла тетрадь, хотела открыть её, но Злата остановила женщину.
- Возьми с собой. Не хочу, чтобы ты читала это при мне.
- Хорошо. Как скажешь, - женщина поднялась со своего места, дотянулась до сумки, которая так и лежала на полу, у дивана, куда она бросила её, когда пришла.
Она положила тетрадь в сумку, повернулась к дочери.
- Злата я знаю, что я очень виновата перед тобой…
Она помолчала.
- Я могу быть уверена, что ты не станешь больше делать глупости? – осторожно спросила она.
- Можешь быть уверена. – Злата усмехнулась. – В конце концов, я допила бы всё, что есть в баре и на этом остановилась. Ты плохо меня знаешь, мама. Иди домой. Я хочу побыть одна, мне не нужна компания.
Анастасия Вениаминовна кивнула, подхватила сумку и вышла из комнаты.
Злата осталась сидеть в кресле.
Провожать мать она не пошла.
***
«1 мая, 1971 год. Мама приехала! Мы пойдём на демонстрацию! Ура!»
Злате шесть лет. Печатные буквы, разноцветные карандаши. На странице тетради в клеточку рисунок: мужчина, женщина и девочка. В руках у всех красные флажки и воздушные шары.
Следующая запись: «Мама уехала. Это грустно».
И снова рисунок: девочка с голубыми бантами в черных, как смоль, косах. На щеках нарисованные капли – девочка плачет.
Дальше записи, сделанные шариковой ручкой, написанные ровным, четким почерком первоклассницы:
«20 сентября, 1972 год. Я пошла в школу. На уроках скучно, потому что читать, писать и считать я уже давно умею. От мамы пришло письмо, бабушка мне его прочла, только для меня письма не было. Мама обещала писать мне отдельно, но у неё много работы. Пока папа что-то строит, мама работает в больнице. Наверное, эти африканцы очень много болеют».
Анастасия Вениаминовна переворачивает очередную страницу.
К странице приклеены фантики от импортных конфет и жвачки. Они заботливо разглажены, обведены цветными шариковыми ручками: каждый фантик в своей рамке.
Надпись: «Мама привезла».
Прошелестели несколько страниц.
Следующая запись, почерк уже выраженный, определяющийся, с высокой петлёй на букве «в» и с витиеватой закорючкой над «й»:
«Сегодня мама первый раз пришла в школу на родительское собрание. До этого всегда ходила бабушка.
Я думала, она будет гордиться мной, похвалит, когда вернётся, потому что я, единственная из класса, написала диктант на «отлично». Но мама отчего-то вернулась сердитой, сказала, что не ожидала от меня «четвёрки» по музыке. А что мне делать, если я петь совсем не умею?
Бабушка говорит, что песню петь – не поле пахать. Без такой науки, как музыка, прожить можно. Ещё она говорит, что это про меня сказано: «Поёшь, Золотинка, хорошо! Но, когда перестаёшь петь – ещё лучше!»
Мама со мной не разговаривала два дня из-за этой «четвёрки», а скоро они с папой опять уедут… Я не хочу злиться на неё, но мне так обидно!»
Надо же… Она совсем забыла о том, что покойная мать называла внучку не Златой, не Златочкой, а Золотинкой. Почему она сама никогда её так не называла?..
Анастасия Вениаминовна низко склонила голову над тетрадью.
Что-то сжало грудь, стало тяжелее дышать.
Через несколько страниц:
«Вчера подслушала разговор бабушки с мамой.
- Анастасия, неужели так необходимо ехать с Анатолием? В этот раз он едет всего на полгода, это не так и долго. Останься на этот раз с нами.
- Мама, ты не понимаешь? Это же Германия! Не Африка или Афганистан, даже не Китай. Толю первый раз отправляют в Европу!
- Ну, положим, это всего лишь ГДР.*
- Всего лишь?! Мама, это же Европа.
- Хорошо, пусть это Европа. На этот раз будешь европейцам аппендициты вырезать, а не африканцам. В этом вся разница. Злата уже большая! Когда ты уезжала с мужем в первый раз, оставив девочку на нас с дедом, мы договорились, что это будет только пара поездок, до тех пор, пока Злата не подрастёт и не начнёт понимать, что происходит.
- Но ей всего десять лет, мама. Она ещё совсем маленькая.
- Да? Ты действительно так думаешь? Анастасия, твой ребёнок без тебя пошёл в школу и научился читать, не говоря обо всём остальном, а ты считаешь, что у неё до сих пор ум годовалого ребёнка?
- Мама, ты утрируешь, как всегда. Посмотри, она же прекрасно себя чувствует с тобой.
- Возможно. Но ты не считаешь, что мне тоже нужен отдых? Особенно теперь, когда со дня смерти твоего отца прошло четыре года?
- Мама, мы приедем с Анатолием из ГДР, тогда ты отдохнешь, хорошо? Я обещаю!
- Ловлю тебя на слове.
Я заметила, что, когда бабушка сердится, она всегда называет людей полным именем. Значит, во время разговора, она сердилась на маму.
Дальше я не слушала, но решила всё записать. Бабушка говорит, что у меня какая-то «феномальная» (феноменальная – прим. автора) память. Потому, что это было важное мамино обещание, она приедет из этой ГДР и останется со мной! Представляешь, дневник?»
***
Анастасия Вениаминовна перевернула сразу страниц двадцать или больше.
Рисунков уже не было, не стало и надписей, сделанных разноцветными ручками.
Почерк был уже взрослым, убористым и четким, буквы стояли одна к одной, как сидят семечки в огурце:
«Снова приходила мама, узнавала, не нужно ли нам что-нибудь.
Странно, мне казалось, что в первую очередь её будет интересовать здоровье бабушки, но она сразу заговорила о деньгах – будет ли достаточно оставленной суммы? Но я не знаю. На всякий случай попросила, чтобы она оставила больше.
На этот раз бабушка, похоже, в больнице будет долго.
Мама очень переживает, не сорвётся ли их очередная командировка. Ответила, что пусть уезжают, в конце концов, мне уже пятнадцать, я вполне самостоятельный человек. Можно подумать, что я никогда не жила одна!
Интересно всё-таки, уедет она с отцом или всё-таки останется с нами?
Не то, чтобы я очень желала, чтобы она постоянно мельтешила перед глазами и учила меня жить, но хотелось бы почувствовать, что это такое – когда ты нужна собственной матери.
Она привезла мне из последней поездки кучу новых вещей, даже кассетный магнитофон.
Само собой, я уже похвасталась им перед Сашей и Ирой, все мои одноклассники в курсе, что я теперь «богатенький Буратино».
Впрочем, я всегда «богатенькая». Это мне определённо нравится. Приятно было видеть в очередной раз бешеную зависть в Иркиных глазах. Тем более, что Саша опять позвал меня на свидание.
Иногда я очень завидую той же Ирке - её мать болтает с ней, как подружка. Я часто представляю на месте тёти Лены собственную маму и понимаю, что это полная чушь. Мне проще представить, что я – ещё одна дочь тёти Лены.
С другой стороны, все одноклассники завидуют моей ранней самостоятельности. Удивляются, как я могу прекрасно чувствовать себя одна, но одновременно завидуют - я всегда при деньгах.
Они не знают, что я предпочла бы своим новым модным джинсам самое старое Иркино платье – лишь бы родители оставались дома.
Я уже привыкла видеть маму всего пару раз в год. Интересно, а она привыкла видеть меня так же редко? Но не спрашивать же у неё об этом?»
Неожиданно Анастасия Вениаминовна почувствовала, что плачет.
Чем дальше пролистывала она старую тетрадь, которую отдала ей дочь, тем больше её охватывало отчаяние. Она уже осознавала то, что сама виновата в том, какой стала её девочка. Её «Золотинка» уже тогда превращалась в Злату…
Она, слепая и глухая, ничего не видела.
Она хотела быть рядом с мужем, ездить с ним по командировкам, ей казалась логичной и правильной цена, которую она за это платила, не понимая того, что подрастающей дочери недостаточно внимания бабушки, которая, после скоропостижной смерти деда, сама нуждалась в поддержке.
Некоторое время женщина сидела, смотря невидящим взглядом на исписанные, ровным почерком, страницы.
Как так получилось, что они с дочерью стали совершенно чужими друг другу людьми?
Злата – их единственный ребёнок, но ведь ни она сама, ни Анатолий, никогда особенно её не опекали. Более того, муж искренне считал подобную опеку вредной.
Анатолий всегда относился к дочери прохладно, если не сказать – никак.
Его устраивало, что Злата живёт с родителями жены. Он, как и жена, привозил ей из командировок подарки, хвастался перед знакомыми успехами дочери и её самостоятельностью, но никаких других отцовских чувств никогда не проявлял.
Странно, что в дневнике нет никаких о нем упоминаний.
Но взгляд Анастасии Вениаминовны вдруг зацепился за знакомое слово: «отец», когда она принялась вновь перелистывать страницы.
***
«Не знаю, если у меня вообще отец. У меня есть свидетельство о рождении, в котором вместо прочерка написано, что я – дочь Анатолия Сергеевича Н.
Присутствие матери в моей жизни я, хотя бы иногда, замечаю. Но она в ней всегда присутствует одна. Отец – существо недосягаемое и некое гипотетическое. Он вроде бы есть, но в своей жизни я видела его столько раз, что с легкостью могу все эти эпизоды пересчитать.
Наверное, ни у кого больше нет такого «выдающегося» отца.
Кстати, когда умерла бабушка, именно отец затеял со мной разговор о том, что хорошо бы продать бабушкин дом. И библиотеку деда в придачу.
Хорошо помню этот разговор».
***
Анастасия Вениаминовна тоже его хорошо помнила.
Это произошло ровно через полгода после похорон её матери.
Когда она в очередной раз собралась пойти навестить дочь, Анатолий неожиданно собрался идти вместе с ней.
- Толя, но ты никогда не ходил к тёще с тестем, всегда ждал, пока Злата сама не придёт к нам на квартиру, - удивилась женщина.
- Ну, сейчас ситуация изменилась. Она там совсем одна, в большом доме… Её нужно поддержать, это же наша дочь.
Анастасия Вениаминовна удивилась ещё больше, но вида не подала.
Как только они уселись на диване, в комнате, похожей на библиотеку, а Злата, суетясь, поставила перед ними две чашки крепко заваренного чая, Анатолий начал с ней разговор.
- Злата ты же понимаешь, что содержать дом - это не женское дело. Мы с матерью посоветовались и решили, что его следует продать. Пока переедешь к нам, у нас большая квартира. Ты ведь собираешься учиться дальше, верно? Институт обеспечит тебя общежитием. Книги деда тоже нужно будет продать, вместе с мебелью, в нашу квартиру всё это добро просто не влезет.
Анастасия Вениаминовна с недоумением посмотрела на мужа, но посчитала его предложение вполне здравым, хоть никакого совета он у неё на самом деле не спрашивал.
- Злата, я считаю, что отец прав…
Выражение лица Златы изменилось.
При встрече было видно, что она обрадовалась родителям, теперь же на её лицо была натянута невозмутимая, спокойная маска.
Пряча в глазах усмешку, она наблюдала, как Анастасия с Анатолием помешивают в чашках чай.
- Продать? – глаза Златы потемнели, - так вот почему, папочка, ты за столько лет впервые снизошел до того, чтобы самому прийти сюда?
- При чем здесь это? – Анатолий слегка покраснел, снизу вверх поглядывая на дочь, - ты сама должна понимать, что так будет лучше для всех.
- Особенно для тебя, папочка, да? Продать дом, продать то, что «не влезет», забрать деньги, а меня отправить в далекое светлое будущее в виде общежития в другом городе. Молодец. Иногда я действительно сомневаюсь, что ты мой отец, а не чужой дядя.
- Ты как с отцом разговариваешь?! – взвился на дыбы Анатолий.
- Нормально я разговариваю, - отрезала Злата.
Анастасия Вениаминовна уставилась на дочь. Когда она успела стать такой взрослой?
- Так вот, дорогие мои родители… Я не думаю, что вы забыли, что мне уже есть восемнадцать лет. Я совершеннолетняя и отвечаю за себя сама. Хотя, сама я это делала и раньше.
Злата повернулась к матери.
- Дело в том, мама, что наследницей имущества бабушки являешься не ты.
- Как это? – Анастасия Вениаминовна резко наклонилась вперёд.
- Я знаю, что бабушка никогда не говорила с тобой об этом. Она не собиралась так рано уходить, тем не менее, успела составить завещание. Дед оставил дом и всё имущество бабушке, а она теперь оставила всё мне. Вот так. Поэтому никто ничего продавать не будет.
- Не может этого быть…
Анастасия не могла поверить, что мать так с ней поступила. Оставить всё Злате? Но ведь на момент написания завещания той ещё не было восемнадцати! Но, какая разница… Если завещание есть, то она не собирается ничего делать. Не судиться же с собственной дочерью, разве она ей враг?
Однако, Анатолий считал по-другому.
- Твоя мать оспорит завещание! – резко бросил он Злате.
Девушка в ответ лишь усмехнулась:
- Она проиграет.
- Нет. – Анастасия Вениаминовна посмотрела на мужа.
- Что – «нет»? – не понял тот, - не проиграешь?
- Я не стану ничего оспаривать, – женщина встала, поправила слегка помятую юбку.
– Злата права – она уже совершеннолетняя. Если она хочет жить отдельно, то имеет на это полное право. Я не стану вмешиваться.
Подобного Злата не ожидала, поэтому посмотрела на мать с благодарностью.
Она знала, что дома Анастасию Вениаминовну непременно ждёт большой скандал – отец не терпел, когда ему перечили, тем более ставили под сомнение решения, которые он уже принял.
Анатолий молча поднялся и вышел из комнаты, хлопнув дверью.
Анастасия Вениаминовна невольно вздрогнула.
- Спасибо, что поддержала, - тихо сказала Злата и спросила, - так ты действительно не знала, что бабушка написала завещание в мою пользу? Она не говорила тебе?
Анастасия Вениаминовна покачала головой.
- Я ничего не знала. Мы не говорили об этом, я всегда воспринимала своё наследство как само собой разумеющееся.
- Знаешь, не могу сказать, что мне жаль, - Злата подняла глаза на женщину.
- Я знаю…
***
Руки женщина снова потянулись к страницам. В тетради были и чистые страницы.
Пролистав их, Анастасия Вениаминовна нашла последнюю запись.
«Уезжаю в университет. Я окончательно убедилась, что здесь я никому не нужна. За домом присмотрит тётка, а я постараюсь больше не забивать голову разной чепухой.
Мне нужен не муж, а мужчина, для которого я была бы драгоценностью.
Драгоценности принято беречь от посягательств и хранить в дорогом футляре.
Всё остальное – полная ерунда. Прощай, дневник!»
Ниже была приписка:
«Хотела выбросить тетрадь, но потом передумала. Зачем я его оставила – сама не знаю…»
***
Прости меня, дочь, прости меня…
Анастасия Вениаминовна словно очнулась, заметив, что беззвучно плачет, а слёзы капают на синюю обложку только что прочитанной тетради.
Женщина чувствовала себя опустошенной, придавленной осознанием того, что её Злата, которую она привыкла всегда считать самой самостоятельной – выросла без её материнской поддержки.
А когда выросла – решила доказать ей, своей матери, что та никогда ей и не была нужна.
Её Злата стала ожесточенным, капризным и черствым человеком. То, что Анастасией Вениаминовной принималось за силу, на самом деле было обычным жестоким эгоизмом, который она сама и взрастила в своём ребёнке.
Понятно, почему Злата не выбросила этот дневник…
Ей хотелось, несознательно хотелось, чтобы когда-нибудь, мать прочла написанное и ужаснулась тому, что натворила.
Женщина понимала, что Злата – это её собственное отражение. Она вырастила подобие себя, но только ещё более злое, равнодушное и ущербное.
Неужели ничего нельзя исправить?..
Дочь никогда уже не простит её…
***
Даша выбежала из подъёзда и, поздоровавшись со старушками, облепившими лавочки, направилась к автобусной остановке.
Она торопилась.
Илья, уехав на пару дней, оставил на её попечение Прошку.
Как ни странно, но Даша начала привыкать к юркому зверьку, иногда тот даже спал
у неё на коленях, как кошка, свернувшись в уютный клубок.
Правда, он её, по-прежнему, не особо слушался, продолжал прятать всякие вещи под шкафом в её комнате, но вести стал себя тише.
Поэтому, когда Илья тихонько постучав в её дверь, попросил присмотреть за питомцем, Даша неожиданно согласилась.
- Ты можешь его надолго не выпускать, но хотя бы пару часов Прошке нужно побегать. Еду я оставлю, только свежего ничего не давай, а то припрячет, где не нужно. Представляешь, что потом будет?
- Хорошо, - Даша улыбнулась и кивнула.
Слушая рассказы Ильи, она стала подумывать о том, что теперь и сама стала неплохо разбираться в хорьковых пристрастиях.
Завтра сосед должен был приехать.
Накануне позвонил Игорь, и они болтали минут пятнадцать.
- Я хочу познакомиться с этим Ильёй, надеюсь, ты не возражаешь? – осторожно начал Игорь, когда Даша уже собиралась распрощаться.
- Не возражаю, - Даша пожала плечами, - я давно собиралась тебя пригласить, посмотришь, как я «обжилась». Почему бы не завтра? Завтра воскресенье. У тебя нет планов?
- Нет. Я с удовольствием приду. К какому часу?
- Думаю, попозже… Приходи часам к семи, хорошо?
- Договорились! – Игорь положил трубку первым.
К визиту брата Даша решила приготовить настоящие, домашние пельмени. «Заодно и Прошка фаршем полакомится», - привычно подумала Даша и улыбнулась.
Прошка как-то быстро перешёл в разряд «своих». А ведь поначалу Даша была так уверена в том, что ни за что не примет зверька…
На кухне имелась мясорубка, но мяса в морозилке не было, поэтому Даша решила съездить на рынок.
Если бы она торопилась не так сильно, то заметила бы мужчину у соседнего дома, который сначала внимательно проводил её глазами, а потом последовал за ней.
Убедившись, что Даша села в автобус, мужчина заторопился обратно к дому.
***
Юрий приехал в пятницу и караулил Дашу возле работы. С его связями было легко вычислить, в какой именно конторе, занимающейся ритуальными услугами, работает теперь его бывшая жена.
Обаятельный, когда это ему было нужно, Юрий легко входил в доверие, а простодушные собеседники быстро выбалтывали нужную информацию.
Проследив за Дашей, Юрий с удивлением убедился, что после работы она направилась вовсе не к брату. Определив дом и подъезд, куда съёхала бывшая жёнушка, Юрий ушёл, довольный.
Теперь оставалось выяснить, в какой именно квартире она живёт.
На следующий же день он принялся осуществлять задуманное.
Подойдя к дому, он окинул взглядом подъездные лавочки и довольно усмехнулся. На одной из них сидели три старушки, на второй – одна.
Все в сборе, как раз то, что ему нужно.
Нацепив на лицо самую добродушную из всех улыбок в своём арсенале, он
уважительно поздоровался.
- Добрый день. Позволите присесть? Приехал издалека.
- Так, садитесь, конечно, - откликнулась маленькая, сухенькая пожилая женщина, немного подвинувшись.
- Спасибо! – Юрий присел, посмотрел на подъездные окна.
- А вы кто такой будете? – подозрительно поинтересовалась одна из старушек, сидевших напротив.
- Я? - переспросил Юрий и опять широко улыбнулся, - я – Дашин брат двоюродный. Командировка у меня, решил заодно сестру проведать.
- Это какой Даши? – сразу заинтересовалась задавшая вопрос, - у нас одна Даша, да и та в соседнем подъезде живёт.
- Погоди, Таисия, - перебила её соседка, - это, наверное, та Даша, что у Марии комнату сняла!
- Это которая с пятнадцатой? – уточнила Таисия.
- Точно! – закивала её соседка по лавочке, - только нет её сейчас.
- Как нет? – расстроено переспросил Юрий, довольно ухмыляясь про себя.
- Так, разминулись вы, - махнула рукой сухонькая старушка рядом с ним, - она прямо перед вами ушла. Торопилась шибко.
- Эх, обидно, - протянул Юрий, вставая, - ну, ничего… Завтра приду. Спасибо, что не дали путнику от усталости умереть!
Старушки засмеялись, закивали.
Так, значит, пятнадцатая квартира… Отлично!
Довольный Юрий отправился на остановку, больше ему тут делать было нечего…
___________________________
* «Гранитный камушек» — песня российской группы «Божья коровка», вышедшая в 1995 году на одноименном альбоме и являющаяся главным хитом группы.
**Герма;нская Демократическая Республика (ГДР) (нем. Deutsche Demokratische Republik, DDR); неофициально также Восточная Герма;ния (нем. Ostdeutschland) — социалистическое государство, существовавшее на территории Центральной Европы, в период с 7 октября 1949 года до 3 октября 1990 года. ГДР была образована 7 октября 1949 года на месте бывшей советской оккупационной зоны Германии на территории Восточной Германии через четыре года после окончания Второй мировой войны. ГДР была одним из основных членов Организации Варшавского договора, вплоть до разрушения Берлинской стены и объединения Германии в 1990 году.
Продолжение здесь: http://proza.ru/2023/04/12/29