Два величайших тирана на земле: случай и время.
Гердер
***
Когда Молли сообщила, что беременна, Курту почудилось, будто он уже это слышал. Во сне – решил он, радостно обнял жену и крепко поцеловал. Порой ему действительно снились вещие сны, так по крайне мере со всей серьезностью утверждала Молли, хотя сам Курт верил в это слабо: ну приснилось и ладно, забыли.
Вот и сейчас он не придавал никакого сверхъестественного значения ни счастливой семейной вести, ни быстро подъехавшему автобусу, ни удаче на работе.
Строго говоря, прощаясь с женой, он немного замешкался, да и шнурок на ботинке порвался перед самым выходом, а дрожащие от спешки руки никак не могли запихнуть туда новый. Он мчался на автобусную остановку и готов был уже расстроится, что опоздал, но тут автобус, по невиданным причинам где-то задержавшийся, только вырулил из-за угла, и сердце Курта возликовало.
Ну а на работе, во время обеда, разгорелся спор из-за нового решения недавно назначенного директора. Это была рисковая сделка с крупной компанией, если та согласится – авторитет вырастет до небес со всеми последствиями, а если пренебрежет (в чем неистово убеждали коллеги Курта) – пиши-пропало. Утверждение этой сделки новый начальник объявил вчера, повергнув всех в некоторое удивление, так что сегодня за обедом только это и обсуждалось. И вот когда все уже осудили спешность решения, обвинив новую главу в неразумии, близорукости и чуть ли ни эпатажности, Курт ни с того ни с сего ляпнул, что «по-моему, выбор не так уж плох». Все взгляды тут же устремились на него, вынуждая срочно придумывать некую речь в защиту. Не столь эмоциональную и убедительную, но, как оказалось впоследствии, очень счастливую. Так случилось, что весь разговор слышал начальник. Не подслушивал, а именно слышал, и это важное уточнение, потому как человек-то он все-таки хороший. И вот последний заключающий аккорд Курта, когда начальник уже отчаялся получить одобрение, произвел такое впечатление на шефа, что тот, воспряв духом, немедленно захотел видеть Курта в своем кабинете. Пока что он просто горячо выразил благодарность, пожал руку, очередной раз описал ожидающие широкие перспективы от этого сотрудничества, но было очевидно, что надбавки или даже повышение тоже не заставят себя ждать.
Словом, день у Курта выдался удачным как никогда. Хотя его и преследовало ощущение, что каждая якобы случайность происходит не по своей воли, а по воле самого Курта. Будто все это он уже видел. Будто прочитал сценарий, потом хорошенько его забыл, а вот только теперь поставили декорации и заставили играть. Впрочем, мало ли, что там кажется, когда все так уж удачно складывается! И день, да и вечер.
***
Когда Молли сообщила, что беременна, Курт насторожился. Сон, конечно, сном, но эту новость он уже явно знал.
- Ты ведь мне уже говорила? – осторожно возразил он, но Молли так удивилась и расстроилась, что пришлось немедленно заглаживать свою вину. Получилось как всегда:
- Может, и не говорила, но я ведь, кажется, об этом уже знал. По крайне мере твоя беременность не была для меня новостью и…
Молли облегченно рассмеялась:
- Да как же ты мог знать, я ведь тебе первому говорю! – она не верила, но уже не сердилась. – Может, тебе это приснилось? Ну, будто этот разговор уже был?
- Да, возможно, - недоверчиво согласился Курт и, поцеловав жену, отправился на работу.
Впрочем, уже в прихожей его ждала новая неожиданность: шнурок на левом ботинке с треском оборвался. Курт глянул на часы. Через семь минут автобус, а тут еще бежать!
- Непрочные стали делать шнурки, не правда ли? – крикнул он жене, судорожно отыскивая в ящичке гардероба у зеркала связку запасных.
- Я давно предвещала, что он оборвется! – бодро ответила с кухни Молли.
- Давно? – продевая шнурок в ботинок, усмехнулся Курт. – Я вроде недавно уже менял его!
Перепрыгивая через одни лужи и звонко шлепая по другим, он мчался на остановку. По часам до прибытия автобуса оставалось две минуты. Однако когда Курт, весь запыхавшийся, наконец-таки оказался у цели, вместо ожидаемого безлюдья там царила возмущенная толпа. Водитель, славящийся своей пунктуальностью, впервые опаздывал! И не порвись злополучный шнурок, пришлось бы мучаться ожиданиями и лишний раз сердиться, толкаясь, со всеми.
Как только Курт занял свое рабочее место, к его столу тут же подбежала Эллочка с огненно-красными волосами и, затараторив что-то по работе, стала протягивать одну за другой бумаги.
- Вы покрасились? Вам очень идет! – наконец перебил ее Курт, и та, расплывшись в довольной улыбки, быстро убежала.
- Надо же, - пробормотал он про себя, рассматривая принесенные бумаги, - вроде бы уже не первый день с таким цветом, а все радуется однообразным комплиментам от одних и тех же сотрудников.
За обедом обсуждали вчерашнее решение нового босса завязать отношения с одной из влиятельнейших корпораций. Предложение было очень смелое, и тем отпугивало многих. Джон заявил, что это последняя попытка укрепить авторитет нового начальника в глазах компании. Мэт упрекнул шефа в недальновидности, а значит и в непригодности к управлению. Карл и вовсе счел его эпатажным дураком, болеющим только за собственное состояние и не заботящимся о делах и процветании компании. Ну, всем же ясно, что мегакорпорация не станет заключать с нами союз! Когда коллеги выдохлись в своих упреках, Курт неожиданно заявил с самым беззаботным видом, что вот лично он поддерживает шефа в его начинаниях и верит в него, ровно как и в его дело. Человек-то ведь хороший, и ни капли не лицемер, как тут некоторые пытались его обозвать. На этой ноте за столом воцарилось молчания, потому как сам предмет горячих дебатов восхищенно смотрел на Курта. Пожелав немедленно видеть его в своем кабинете, он оставил буфет в полной тишине, преисполненный радостью, что хоть кто-то на его стороне.
Ближе к вечеру по всем этажам разлетелась радостная весть, что огромнейшая компания принимает приглашение к сотрудничеству и назначает место встречи для дальнейших переговоров. Поскольку новость появилась в конце дня, когда все уже сходили с ума от духоты и усталости, а разносила ее ни кто иная как Эллочка, сотрудники сначала просто не могли поверить в истинность этого слуха и тихонько подсмеивались над «огненной леди». Ну а потом кончился рабочий день, все дела были немедленно выкинуты из головы, а сенсационная новость так и осталась носиться по офису, не успев для всех превратиться в правду. Рабочий день попросту кончился прежде, чем в это успели поверить.
Курт торопился домой, но то и дело был вынужден останавливаться. Ощущение дежавю не покидало его весь день, что немало беспокоило. Он вспоминал события сегодняшнего дня, вчерашнего, но все они, как и положено серым будням, путались и мешались друг с другом.
- Хороший велосипед, - мимоходом отметил он и тут же остановился: этот велосипед, как и его владельца он уже видел. Точно видел. Потому что не бывает двух таких отличных велосипедов у столь похожих блондинов. «Даже короткая голубая ленточка, привязанная к рулю, есть», - с досадой отметил Курт и вошел в дом.
***
Когда Молли с возбужденным и загадочным видом застыла после завтрака перед Куртом, загораживая ему путь, он уже знал, что она скажет. И когда порвался шнурок на пресловутом левом ботинке, не удивился. На автобус он уже не бежал, но нисколько не обрадовался, когда все-таки успел на него. Да и благодарность шефа вызвала только вымученную улыбку. От новой прически Эллочки и вовсе тошнило.
На все обеспокоенные взгляды коллег отвечал банально: не выспался. На понимающие ухмылки и одобряющие похлопывания по плечу криво улыбался. Когда в буфете настал его черед выступать, четко знал что и как надо сказать, но радости это не прибавляло. Когда начальник второй раз за день, уже под конец рабочего дня, вызвал в кабинет, чтобы сообщить о согласии корпорации на сделку, Курт даже бровью не повел.
- Я и не сомневался, - с лишь ему понятной иронией ответил он.
Но в шефе это замечание вызвало бурный прилив чувств, он был тронут до глубины души такой невозмутимостью и верой в общее дело, что немедленно предложил Курту это отметить. И вот рюмочка коньяка немного развеселила Курта. Не потому, что коньяк оказался очень даже неплохим, и не потому, что начальник выразил такое доверие и расположение, просто коньяка и вот этих хрустальных рюмок с двумя золотыми полосками сверху он не помнил. Ни разу не видел их. Вообще.
Искренне поблагодарив шефа, он отправился домой, напоследок шепнув сенсацию Эллочке (разумеется, с разрешения босса).
Как ни хотелось ему увидеть Молли, шел он весьма неторопливо: очень уж о многом надо было подумать. Во-первых, откуда такое навязчивое дежавю?! И, во-вторых, если предположить, что все это уже было или столь досконально ему пригрезилось, почему он впервые увидел рюмки и коньяк? Впрочем, со вторым все более-менее понятно, вопрос, как говорится, заключает в себе ответ: коньяк. Ладно. Допустим. Но с первым-то что?!
- Я так с ума сойду, - выдохнул Курт, умываясь из питьевого фонтанчика в парке, через который пролегала наиболее длинная дорога домой: это если идти пешком.
Он опустился на скамейку, откинулся назад и закрыл глаза, пытаясь восстановить последовательность хотя бы сегодняшнего дня. Сегодня он помнил четко. Но когда из интереса решил предсказать, что ждет его вечером дома, его осенило! Вечера он не помнил! Ни вчерашнего, ни позавчерашнего, ни того, что был в понедельник. Вся каша творилась до прихода домой, а потом – как отрезало, ничего. Будто повторялся (а Курт уже не сомневался, что все это не ведение, не сон, не дежавю, а именно повтор) только день, но не вечер.
- Я сошел с ума? – спросил он сам себе и радостно ответил: - пусть! Зато в таком положении дел хоть что-то становится понятным, а значит, поддается логике и анализу!
Итак, если повторяется только утро и день, стало быть, вечером происходит что-то такое, что просто необходимо выяснить, что-то невыразимо важное, ключ! Который всеми силами пытаются скрыть. Но ради чего?!
Курт опрометью бросился домой. Ему даже в голову не пришло, кто это «они», пытающиеся скрыть «ключ» и морочащие добрым людям голову.
***
Есть, конечно, хотелось, но не так сильно, как разговаривать. А потому Курт решительно отодвинул от себя завтрак, уперся локтями в стол и пристально посмотрел на жену.
- Что-то случилось? – поинтересовалась она.
- Ты беременна, - без вступлений объявил Курт.
- Как ты узнал?.. – покраснев, тихо удивилась Молли.
- Ты мне сказала.
- Я?! Но я только сегодня…
Но Курт перебил ее:
- Послушай, со мной творится что-то не то. Может, ты и не говорила о своем положении, но я знаю. То есть, может, ты не помнишь, как уже несколько дней говоришь это сразу после завтрака, но я четко осознаю, что ни раз целовал тебя за эту весть.
- Ты мог целовать меня и за что-нибудь другое, - смутившись, призналась Молли.
- Да. Но потом…
- Что потом?
- Вот гляди, - Курт вскочил из-за стола, - сейчас я стану надевать ботинки, мои любимые, коричневые, и шнурок на левом лопнет.
Он подлетел к обуви, схватил заветный башмак и принялся натягивать его на себя. С громким хлопком шнурок порвался.
- Видела?! – вскричал Курт.
Но Молли лишь улыбнулась глупой выходке мужа:
- Ты специально сильнее обычного натянул его, зная, что этот шнурок уже слабый. Я говорила тебе, его надо поменять, помнишь?
Курт тяжело опустился на стул, выдохнул:
- Помню. И гораздо больше твоего.
- Я не понимаю, чего ты хочешь от меня! – насупилась Молли, сердито распутывая связку запасных шнурков.
- Молли, - Курт умоляюще посмотрел на нее, - этот день уже повторяется несколько дней подряд!
- Разумеется, ведь будни так похожи…
- Да, повторяется! – не слушая ее, рявкнул Курт, - но только день. Вечера нет, понимаешь?
- То есть как, нет? – Молли встревожено поглядела на мужа. – Давай-ка я дам тебе аспирину. И, может, останешься сегодня дома?
- Да погоди, - раздосадовано оборвал ее Курт. – Дело в том, что я ясно помню этот повторяющийся день, но совершенно не помню вечера. Пожалуйста, я очень тебе прошу, расскажи, каким ты помнишь вчерашний вечер.
Молли растерянно улыбнулась:
- Ты пришел как всегда домой после работы, я, должно быть, покормила тебя ужином.
- Должно быть? То есть точно ты этого не помнишь?
- Разве я могла не покормить тебя ужином! – возмутилась Молли. – Конечно, покормила. И помню - не помню тут ни при чем. Должна была и все!
- Так-так-так… - в глазах Курт заблестели нехорошие огоньки. – Продолжай! А лучше нет, расскажи-ка мне все с самого начала. Представь, что я следователь. Итак, мадам, что вы делали весь вчерашний день?
Молли хихикнула новой придумки мужа, в которой уже не понимала ни слова. «Но раз уж пришло в голову ему так придуриваться – пусть, я подыграю», - решила она про себя.
- Я как всегда встала чуть раньше вас, господин следователь, накрыла на стол. Помню, солнце так ярко светило в глаза, что пришлось задергивать шторы, хотя я ужасно этого не люблю. Затем проснулся ты. Пока принимал душ, я успела переодеться и взять утреннюю газету. Потом ты поцеловал меня и отправился завтракать. Как всегда я зачитывала тебе заголовки статей и помечала маркером те, что вызвали наибольший твой интерес, чтобы позже спокойно их прочитать. Ты-то изучишь все это на работе, во время обеда. Когда ты закончил завтракать, я… - Молли осеклась, побледнела.
- Что, Молли, что?!
- Я думала об этом все время, с самого утра. И даже, кажется, ночью. И все никак не могла выбрать нужный момент, чтобы сказать…
Курт издал нервный смешок, откинулся на стуле, так что бедолага протяжно заскрипел.
- Ты собиралась, сказать, что у нас будет ребенок?
Молли растерянно кивнула.
- Ты точно помнишь, что это было вчера? Ты помнишь, что все это было?!
- Курт, - помолчав, призналась она, - мне страшно. Давай вызовем врача, и оба останемся дома.
- Нет, - протянул ее муж с неестественным блеском глаз, - вот теперь я точно пойду на работу. И знаешь что? Я опоздаю на автобус. Он сегодня задержится и придет не в тридцать минут, а в тридцать семь.
Курт и Молли одновременно взглянули на часы – было без четверти восемь.
- Я не понимаю, зачем опаздывать, - совсем растерянно призналась она.
- Так надо, - Курт азартно усмехнулся, потер руки. – Ты только ничего не бойся, ладно? И постарайся вспомнить во всех деталях вчерашний день, хорошо?
Молли кивнула. Он поцеловал ее, отшвырнул ботинки в сторону, достал из коробки парадные туфли и не спеша направился к автобусной остановке.
***
Опоздать на автобус ему так и не удалось. Еще не повернув к остановке, он услышал брань ожидающих пассажиров, взглянул на часы – пять минут девятого; но транспорта еще не было. Лишь когда Курт остановился позади толпы, тот выехал из-за угла. Негодующие люди яростно кинулись внутрь, обливая водителя руганью. Только Курт оставался совершенно спокойным, а потому водитель виновато развел руками:
- Странное утро выдалось, сэр.
Курт насторожился:
- Почему?
- Жена затеяла скандал, будто я уже два дня обещал починить ей туфли, хотя сама сегодня впервые пожаловалась. Вот, опоздал из-за нее, людей подвел. Вы едете? – спросил он, заметив, что на остановке остался один Курт.
- Нет.
Курту вдруг пришла мысль – на сколько бы он ни опаздывал, автобус всегда будет ждать. Но что, если на зло поехать на такси?
Когда на дороге показалась машина, Курт радостно вытянул руку.
- Опоздал на автобус. Подкинешь, друг?
Водитель оказался мрачным, но вполне дружелюбным.
- Я высажу вас у бара «Долл», там два шага до вашего офиса.
- Как вы узнали, что мне туда? – удивился Курт.
Водитель усмехнулся:
- Не сочтите меня грубияном, но я даже знаю, что к вашим парадным туфлям прилипла жвачка, которая останется у меня в салоне до вечера, а также что вы заплатите мне вместо двух долларов пять, потому как мельче не окажется у вас в бумажнике.
Курт оглядел свои туфли – так и есть, на правой подошве жвачка. Достал из записной книжки листок, попытался оторвать.
- Кидайте в бардачок, - заметив действия своего пассажира, откликнулся автомобилист.
- Вы…меня уже видели? – настороженно спросил Курт, заворачивая противную грязно-розовую массу с запахом мяты и лесных ягод в бумажку.
Водитель неопределенно пожал плечами:
- Вас или не вас, - поморщился и, круто завернув, остановился у бара.
- Спасибо, - Курт протянул пятидолларовую купюру (мельче действительно не нашлось).
- Не надо, - мужчина грубо отодвинул протянутую руку с деньгами и быстро уехал.
Озадаченный Курт вошел в офис без опоздания.
***
Сегодня коллеги были на редкость притихшие, погруженные в себя. Каждая реплика вызывала нервную паузу. Каждый казалось бы знакомый звук: кофемашина, принтер, кулер – вызывал подозрительные взгляды. Все старались не смотреть друг другу в глаза и как можно меньше говорить.
За обедом все угрюмо молчали. Хотя обсудить все хотелось ужасно (все-таки вчера шеф такое безумное решение принял!), но почему-то было страшно. Наконец, Джон не выдержал:
- Да он просто отчаялся заслужить наше уважение… Не знает, как повысить свой авторитет в наших глазах иначе!
- Да? – неохотно откликнулся Мэт. – А, по-моему, он просто не отдает себе отчет, что станется с нами, если его дерзкое предложение получит отказ. Да он…
И завертелось. Ярость каждого слова, вызванная недоверием к шефу, трижды усугублялось общим страхом и непонимание. Уже все чувствовали, что разговор этот был, все знали, чем он кончится, и как начнется, помнили позицию каждого, даже еще не выступившего. Но что-то неумолимо заставляло их говорить свои слова в нужное время и удержаться от этого ни у кого не хватало духа. Это злило еще больше. И кода настал момент для торжественного несогласия Курта, все мрачно уставились на него. Но он молчал, непринужденно допивая остывший кофе. Мельком глянул на часы – уже две минуты, как он должен выступать. Довольно хмыкнул и допил гадкий на вкус напиток.
- Курт? – окликнул его Джон. – Ты, кажется, иного мнения.
- Я? – наигранно удивился он.
- Поделись с нами, будь добр, - сквозь зубы попросил коллега.
Курт промокнул губы салфеткой, медленно встал:
- Да, это так, - и рухнул обратно в кресло, с любопытством наблюдая, что же будет дальше.
Однако этой короткой реплики оказалось вполне достаточно. Все облегченно выдохнули. Тут же появился шеф, прочувственно сказал свой монолог, назначил встречу в кабинете и удалился.
Курт почему-то развеселился. Он четко знал, что и за чем должно произойти, но из врожденного чувства противоречия и детского стремления к экспериментам, делал все наоборот, оттягивая время как только мог. Над терпением начальника он все же измываться не стал. С благодарностью выслушал его, пожал руку и вышел. В дверях столкнулся с «рыжей фурией», так как сейчас Эллочка была похожа именно на нее, отвесил галантный комплимент по поводу цвета ее волос и удалился прежде, чем она успела запустить в него степлером, который несла шефу.
За пятнадцать минут до конца рабочего дня Курта снова вызывали к начальнику. Он ждал этого с нетерпением. Босс нервно стучал пальцами по столешнице. В кабинете ясно пахло валерьянкой.
- Садись, - он указал Курту на стул и нетерпеливо продолжил: - ты уже знаешь, да?
- Знаю что?
- О согласии корпорации сотрудничать с нами.
- Правда? – Курт старался быть как можно более искренним. – Ничего себя! Я и…
- …и не сомневался, - закончил за него шеф и испытующе глянул на подчиненного.
- Простите, - Курт потупился.
Сейчас он впервые почувствовал себя виноватым за свое спокойствие и веселость в атмосфере всеобщего непонимания, а от этого страха и злости. Еще только сейчас ему показалось странным, что другие не могут противиться сценарию дня, как он. Впрочем, ему-то тоже не очень давали волю – окружающие события все время возвращали в нужное русло. Он один против них выстоять не мог, а другие пока находились под их властью.
- Проехали. Сегодня все на взводе, - шеф устало потер пальцами виски, силясь что-то вспомнить.
- Коньяк, - сочувственно подсказал Курт уже без всякого самохвальства.
- Да-да, спасибо, - он поспешно достал из шкафчика две рюмки и непочатую бутылку какого-то дешевого коньяка. Невзначай глянул на Курта.
- Вы промахнулись сосудом, - как можно деликатнее напомнил Курт.
Шеф рассмеялся, быстро поменял бутылки и опустился со своей добычей обратно в кресло.
- А ты молодец, внимательный! Впрочем, я и не мог открыть другой коньяк.
- Пробку заело или бутылка выскользнула бы из рук?
- Возможно, - начальник серьезно посмотрел на Курта, - я не думал об этом. Просто пока не взял нужный, не почувствовал успокоения. Руки так и жжет, когда делаю что-то не то. А когда следую плану, - он запнулся, - более-менее спокоен.
- Тогда мне лучше сразу сообщить про согласие корпорации Эллочке, - Курт встал.
- Да-да, пожалуйста.
Но вместо того, чтобы выйти из кабинета и найти вездесущую леди, он недобро ухмыльнулся и потянулся к телефону:
- Можно?
Шеф был очень удивлен. Но не беспардонным поведением своего сотрудника, а самой возможностью такового:
- Если ты можешь, - медленно начал он, - противиться, звони! – и залпом осушил рюмку.
Он позвонил. Но Эллочка все равно заглянула в кабинет и уточнила. По ее программе ей просто необходимо было увидеть Курта прежде, чем разносить новость по офису.
Когда она умчалась, Курт снова сел.
- Что происходит? – наконец задал шеф, мучащий всех вопрос. – Я будто схожу с ума. Но глядя на всех… Не можем же мы все сойти с ума разом!
- Вы женаты, сэр? – помолчав, спросил Курт.
- Нет, но какое это имеет значение!
- Вы живете один?
- Курт!
- Тогда особенно тяжело. Знаете, отправляйтесь-ка сегодня с друзьями в бар. Посидите там допоздна, а еще лучше до утра.
- Напиться? – удивленно переспросил начальник.
- Ни в коем случае! Если мои суждения верны, вечер запомнить сложнее всего, а алкоголь в организме только окажет медвежью услугу. Посмотрите матч или просто фильм. Если хотите напиться, напейтесь утром. Если сможете.
- Что ты такое говоришь, Курт?
Шеф уже не сердился. Он изумленно разглядывал Курта, а тот с досадой отмечал, что пока начальник сам не поверит в происходящее, в повтор, не свыкнется с мыслью о собственном безумии, он не сможет вырваться из своей программы. Из своего дня. Впрочем, второе пока не может и Курт.
- Просто поверьте мне, шеф. Я ведь верил, когда вы затеяли эту сделку, защищал вас и оказался прав. А теперь просто прошу: поверьте мне! Вы начальник, а я ваш сотрудник, но мы коллеги, части одного коллектива, одной компании. И если не будем доверять друг другу, какое же дело сможем довести до конца?
Шеф быстро закивал, попытался налить себе еще рюмку, но бутылка предательски выскользнула из горящих рук и разбилась.
- Только одна рюмка, - улыбнулся он.
Курт кивнул на прощанье и вышел.
***
Он лишь на минуту завернул к своему столу, чтобы забрать портфель, но этого оказалось достаточно, чтобы зазвонил телефон. Это звонила Молли. Курт вспомнил, что вчера она тоже звонила ему на работу, чуть раньше, правда.
- Да?
- Курт, купи, пожалуйста…
- Сока и хлеба, знаю.
- Ах да…я ведь звонила уже…вчера. Но знаешь, я сегодня все утро пыталась восстановить в памяти вчерашний день.
- И?
- И он действительно повторяет сегодняшний. Или сегодняшний вчерашний, не знаю. В какой-то момент я попыталась предугадать первые слова диктора, когда включу телевизор. И мне удалось. И все дальнейшее действие вплоть до ужина я смогла вспомнить или предвидеть. Но когда добралась до вечера… Курт, я ничего не помню. Словно не было этого самого вечера. Словно все кончается ужином, но каждый день снова начинается с того, как я просыпаюсь в своей постели. Я не понимаю, что происходит. Мне страшно. Пожалуйста, приезжай скорее!
Сердце Курта защемило от жалости. От отчетливо слышал слезы в голосе супруги, хотя она и старалась скрывать это. Молли никогда не была трусихой. Первой прыгала с тарзанки в лагере, где они вместе отдыхали детьми. Смело лазала по крышам, увлекая за собой подруг. Не плакала, когда строгая учительница отчитывала за невнимание к ее предмету и грозилась суровым наказанием. Не плакала, и когда наказывали. Словом, Молли никогда нельзя было упрекнуть в трусости, но сейчас она боялась. Настолько, что даже говорила об этом, что уже, впрочем, является некоторого рода смелостью. Но упрекнуть ее у Курта не повернулся бы язык: сейчас боятся все.
- Я приеду, как только смогу, - пообещал он и бросил трубку.
Курт действительно не собирался задерживаться. Ему было интересно, на каком моменте память откажет, связано ли это с приходом домой или же с каким-то определенным часом. Опрометью он кинулся в ближайший магазин, быстро схватил яблочный сок и хлеб. Пока мчался к кассе, ненароком налетел на какую-то старушку, выбиравшую рамку для фотографий. Старушка устояла на ногах, но товар из ее рук упал на пол.
- Осторожнее! – возмутилась она, грозно сдвинув брови.
Курт нагнулся, чтобы поднять фоторамку, подал ее старушке:
- Простите, мэм. Я очень спешу к жене. Вот рамка.
- Погодите, - старушка быстро сменила гнев на милость, - как по-вашему, мой сын будет рад таком подарку? У них много фотографий в доме, я хотела украсить вот эту рамку, расписать. Как вы считаете?
Курт замер. Ну конечно же! Если он не может запомнить события вечера, то это сделает за него техника! Ведь не обрывается же на этом моменте мир! Он, Курт, что-то ведь делает! Ужинает, например, как утверждает Молли. А значит надо просто запечатлеть все подробности вечера если не в памяти, то на бумаге! Он готов был расцеловать старушку. Та, заметив перемену в собеседнике, улыбнулась:
- Я вижу, вам пришла какая-то блестящая идея? Очень рада! А то мой сын жалуется, будто я уже засыпала его этими фоторамками. А ведь у них столько фотографий…
Кое-как закончив беседу, Курт помчался в магазин электроники. Дома наверняка тоже лежал фотоаппарат, но не было ни малейшей гарантии, что там Курт сможет не забыть им воспользоваться. Если принести все с собой, может, появится хоть малейший шанс…
Глаза Курта горели сумасшедшим блеском, руки тряслись от нетерпения. Будто объятый лихорадкой, он судорожно распаковал фотоаппарат. Накрепко примотал его за шнурок к запястью. Эта камера печатала фотографии сразу, что было как нельзя кстати. Снимки он не собирался выпускать из рук до последнего. И, учитывая, что сегодня ему удавалось сопротивляться сюжету, собственной программе, он надеялся на успех и загадочным вечером. Достав из кармана авторучку, Курт жирно написал на предплечье: «фотографировать, чтобы помнить» и вошел в дом.
***
Наутро страшно болела голова. Молли уже хлопотала на кухне, позвякивая тарелками, ставя чайник. Курт с трудом сел. Перед глазами запрыгали черные точки, в висках страшно звенело.
- Ну не мог же я напиться до полусмерти, - закрыв глаза, попытался развеселить себя Курт.
Когда ему стало легче, мир более-менее успокоился, пространство перед глазами перестало плыть, а шум в голове утих, он глянул на руку. Сначала так, из шутки, проверить: не дрожит ли. А потом мороз пробежал по коже, прогоняя остатки сна; фотоаппарата, так старательно примотанного к запястью, не было. Чуть выше, на предплечье, еле проглядывалась синяя надпись: «фотографировать, чтобы помнить».
- Спокойно, - сквозь зубы процедил Курт, снова ложась на подушку. – Если предположить, что мне все-таки удалось сделать пару кадров и сохранить их в своей руке до последнего, то в какой момент случилось это последнее и куда бы я мог сунуть карточки после этого?
Медленно он перевел взгляд на ладонь. Она отливала синевой и страшно гудела, наполняясь кровью. «Отлежал», - понял Курт и тот час полез под подушку. Сердце отчаянно забилось, когда его взору предстала увесистая пачка фотографий. Не веря своим глазам, Курт снова сел на кровати. На самой верхней был изображен ужин. Все-таки женскую интуицию не проведешь! Курт довольно ухмыльнулся.
В это время в комнату вошла Молли:
- Ты уже встал? – удивилась она. – Там завтрак готов, яичница с беконом, тосты и кофе, иди. Что это у тебя? – она подошла ближе, чтобы разглядеть фотографии, но Курт быстро спрятал их.
Молли обиженно фыркнула и спустилась вниз, на кухню.
Курт не мог рисковать. Не было никакой гарантии, что жена уже не подвластна программе, а объяснять ей с самого начала, убеждать, ждать, пока она поверит, у него не было времени. Быстро перекусив, радостно выслушав весть о продолжении рода, он поцеловал жену, надел старенькие кеды и, сопровождаемый удивленным взглядом Молли, выбежал на улицу.
На работу Курт даже не думал идти. Во-первых, там все ясно, во-вторых, в кармане лежали заветные фотографии, которые ему не терпелось увидеть. Он скорее чувствовал, чем знал, что смотреть их надо в полном одиночестве и не привлекая лишнего внимания. Последнее особенно сложно, когда ты в костюме, с галстуком, а ногах рваные кеды. Поэтому прежде всего Курт направился к своему приятелю, живущему неподалеку. Тот продавал диски на соседней улице, но лавка открывалась не раньше десяти, так что Сэм должен был быть дома.
- Эй, я не ждал тебя! – недовольно оповестил он друга, отчаянно зевая.
Но Курту было не до этого. Он вихрем влетел в дверь.
- Дай мне джинсы и какую-нибудь майку.
- Не понял, - честно признался Сэм. – Но знаешь, я тебя правда совсем не ждал. И не то что бы был не рад видеть, но… - он замялся, прищурил глаз, наклонив голову. Такой жест обычно означала: «Ты ведь сам все понимаешь, старина. Давай в другой раз!».
- Знаю и понимаю, - быстро кивнул гость. – И немедленно уберусь из твоего дома, как только дашь мне одежду. – Курт уже расстегивал рубашку. – Или ты позволишь мне идти на улицу голым?!
- Ладно, ладно, - с продолжительным ворчание Сэм полез в шкаф, нашел что-то подходящее и почти не мятое, кинул Курту, - забирай!
- Ты меня очень выручил!
- Иди уже! – Сэм скорчил недовольную гримасу и нетерпеливо махнул рукой.
- Только один вопрос, - Курт развернулся уже в дверях, - до какого момента ты помнишь вчерашние события?
- Чего? – насупился Сэм, но Курт ждал ответа, не давая захлопнуть дверь. Пришлось отвечать: - закрыл лавку в восемь, пришел домой и, кажется, сразу отрубался. Вообще вчера был тяжелый день…
- Понятно, - быстро ответил Курт и исчез.
***
Вот сейчас его внешний вид производил то самое впечатление, когда внимание уже не обращают, но и в полицию пока не забирают – среднестатистический парень, прогульщик, не умеющий устроить свою жизнь – то, что надо!
Он вбежал в парк, быстро достиг дальнего его угла, сел на скамейку - самую закрытую от чужих глаз, которых, к слову, в такой час было немного. Нервно сжимая заветный карман, достал фотографии. Внимательно вгляделся.
На первой, как он успел увидеть прежде, изображался ужин: какая-то рыба шипит на сковородке, Молли стоит в фартуке у плиты. В углу фотографии красным выведено время: без десяти минут восемь.
- А в восемь ровно Сэм закрыл магазин, - задумчиво произнес Курт. – Восемь минут, чтобы дойти до дома, две – чтобы доползти до кровати и отрубиться. А у Молли рыба почти готова, значит, двадцати минут на ужин нам могло вполне хватить…
Следующий снимок был темнее первого. На нем супруга зажигала свечи, весьма довольно поглядывая в фотокамеру.
- Романтику она что ли устроила? – удивился Курт, но тут же разглядел на заднем плане гору немытой посуды и исправился: - просто отключили электричество. Молли никогда не оставляет грязную посуду на потом, каким делами ее не соблазняй.
На третьем кадре света по-прежнему не было, зато было видно окно, а из него - соседские дома тоже с выключенными лампами. От четвертого, совсем уже темного, веяло паникой. Молли с ужасом взирала куда-то на пол, где блестела вода.
- Вряд ли она будет шарахаться от простой лужи…
Курт вернулся к третьему снимку и только сейчас заметил помимо соседских домой подозрительно темное небо и какую-то густо-серую клинообразную полосу, разрезающую его на две части.
- Смерч… - пересохшими губами прошептал он.
Следующие кадры лишь усугубляли картину. То слишком темные, то чересчур контрастные, они отображали одну катастрофу за другой. В воздухе кружились дома, яростный ветер вырывал с корнем деревья, люди бежали в панике от смерча, но захлебывались в воде разлившихся рек. Обломленные столбы страшными виселицами сопровождали дорогу, превратившуюся в поток бурой полуводы – полугрязи. Ошметки проводов свисали по обочинам, то и дело испещряя фотографии резкими всполохами. Молли (Курт узнал ее по силуэту и фартуку, которая та так и не успела снять) распахнула дверь и попыталась выскочить на улицу, немедленно оказавшись по колено в воде. Курт схватил ее и насильно втащил обратно, захлопнув дверь. Этого не отображали фотографии, но совершенно ясно вдруг представила память. Курт вздрогнул. Он точно помнил, как они карабкались сначала на второй этаж, потом из окна на крышу. Как судорожно надували резиновую лодку и как не хватало дыхания. По небу плясали молнии и багровые тучи закручивались в странный водоворот. Обезумившие люди рыдали и падали, чтобы уже никогда не встать. Какой-то ребенок неистово звал маму, трогал ее за плечо, но она не откликалась. Грязный поток уносил с собой велосипеды и машины, обломки зданий и еще мигающие светофоры, трупы и живых мертвецов.
Курт отшатнулся от нахлынувших на него воспоминаний. Воистину, лучше было снова прожить этот день, чем знать события вечера!
Только теперь он заметил, что все фотографии волнились от воды, на некоторых расплылось изображение, другие были настолько черные, что разобрать их было невозможно. На одном из последних снимков он увидел горящие развалины своего дома и край лодки, в который судорожно вцепилась Молли. На следующем - ее уносило водоворотом. На последнем, сделанном явно из-под мутной воды, прослеживался силуэт разодранной резиновой лодки… Где покоился фотоаппарат, Курта больше не волновало.
С ужасом он отбросил фотографии в сторону, обхватил руками колени и закрыл глаза. Вокруг радостно чирикали птицы, шумела листва. Слышался беззаботный разговор двух старушек, выгуливающих собак. Звонкое тявканье питомцев. Какая-то птица рядом со скамьей, где сидел Курт, шумно взмахнула крылами, потревоженная собачьим лаем. Ласково пригревало солнце, прохладный ветерок не холодил, а обдувал свежестью. Кеды совсем промокли от утренней росы.
Пошатываясь, не очень осознавая происходящее, Курт кое-как собрал фотографии, сунул их в карман и направился прочь из парка. Старушки проводили его негодующими взглядами:
- С утра пораньше, а он уже пьяный!
- Бездельник! Иди работать!
Но Курту было все равно. С трудом он дошел до ближайшего бара, тот только что открылся, но принять посетителя не отказался. Залпом осушив первую рюмку и жестом потребовав вторую, Курт немного пришел в себя, огляделся. Кроме него и бармена в зале никого не было.
- Что-то стряслось, друг? – участливо спросил бармен. – Я, как знал, что кто-то с утра нагрянет! Специально пораньше пришел.
От этих невинных слов Курт чуть не вырвало. Такими безжалостными, пророческими и до ужаса омерзительными они ему показались.
- Эй-эй, - бармен заволновался. – Ты как? Жив?
Прикончив и вторую рюмку, Курт наконец смог говорить.
- Я даже выразить не могу, как все-таки рад, что вы уже открыты. Только ничего не говорите, - предостерегающе поднял палец Курт, - а то мне станет совсем плохо.
Еще недолго посидев возле ничего не понимающего бармена и немного придя в себя, Курт расплатился, кинув, не считая, чаевые, и покинул бар.
Нахлынувшие воспоминания уже не лезли наружу с таким отчаянием, давая возможность хоть немного думать. То, что теперь Курт абсолютно свободен от своей программы, сомнений не было. Как и то, что все остальные по-прежнему зависимы от нее, пусть даже и замечают это, и злятся. Раз теперь он способен полностью действовать по-своему и никакие внешние события не способны вернуть его в систему, значит, и вечер он отныне не забудет. А стало быть, будет переживать его снова и снова, пока окончательно не свихнется от прекрасного дня и ада, наступавшего примерно в половине девятого. Переживать конец света каждый день. Ежедневно тонуть, чтобы наутро вновь проснуться в своей постельке, как ни в чем не бывало. Каково, а?! Вот у него, у Курта, есть такая уникальная возможность. Пусть от ужаса встают дыбом волосы, пропадает голос и подкашиваются ноги, зато память теперь не исчезает, зато вечер есть! Стоило ли отказываться от сладкого забвения? От такого щедрого подарка?!
- Но нет, мне же не сидится на месте, мне же все надо знать! Вот, получи, распишись! Доволен?!!
Прохожие в ужасе отшатнулись от Курта. Какая-то женщина судорожно перекрестилась. Это привело его в чувства. Он и не заметил, как последние слова сами собой слетели с языка, разлетаясь по всей улице.
- Надо что-то делать, - решительно пробормотал Курт, - я не выдержу и одного такого вечера наяву!
Он посмотрел на часы. Полдень.
- До конца света около восьми часов, - недобро усмехнулся он и включил таймер.
***
- И самое интересное, как эти фотографии оказались у меня под подушкой, а? Ведь неспроста Ты дал им уцелеть! Неспроста дал увидеть мне их! А? Э…
Курт сидел на крыше высотки, свесив ноги вниз, и допивал бутылку бурбона. Только что таймер отсчитал семь часов.
- Всего час остался. И все, - решительно мотнул головой Курт, чуть не упав с крыши. Чудом удержался.
На что улетело это время он, пожалуй, не был в силах ответить. Половина явно потратилась на то, чтобы добраться до этой высотки, потому как в его городе такой нет. Еще сколько-то, чтобы заглянуть домой и незаметно стащить выпивку. Пьяницей Курт никогда не был, да и напиваться-то ему, собственно, ни разу не приходилось. Но сейчас было настолько страшно и жутко, что другого выхода он просто не видел. Потерять сознание прежде, чем все это начнется, - вот о чем он мечтал сейчас. Но спасительный сон, пусть и пьяный, все никак не приходил. Смутно помнилось, как по дороге он звонил Молли, удостовериться, что она ничего не помнит. Дар забвение, которого он по собственной дурости решился и теперь тщетно пытался заменить алкоголем, оставался с ней, а, значит, она спасена. Дважды Курт порывался поехать к ней, но боялся тем самым погубить и ее, и себя. Ее – ненароком воскресив воспоминания, а себя… попросту не смог бы уехать.
- И вот еще что, никак не возьму в толк: почему именно я? – Курт с трудом поднялся и продолжил, размахивая бутылкой и обращаясь к удивительно спокойным лазурным небесам. – Неужели во всем мире не нашлось кандидатуры получше, а? Или конец света такой ла… ло… ло-кальный? Только здесь и все? Покапал и хватит? А другие страны довольствуйтесь репортажами из-за границы?! Тьфу, как же голова трещит… - пить Курту не нравилось, но все же он заставил непослушные руки влить в себя остатки алкоголя. – И самое мучительно, - снова заговорил он, - я совершенно точно знаю, что напиваться – не выход. Ну, напился сегодня, уснул, пронеслась туча. А завтра? Пить по новой? Увольте! Эх… - вздохнул он, снова вольготно располагаясь на крыше, - вот был бы буддийским монахом, впал бы в кому. Правда я бы тогда не был женат… - Курт задумчиво почесал голову, решительно мотнул ею: - не пойдет!
Он лег на спину, закрыл глаза. Перед внутренне взором весело прыгали радужные зайчики, орала какая-то цветная огромная птица. Мерзко так орала, без голоса. Курт поморщился:
- Есть правда ма-а-а-аленький шанс… шансик… что напившись и проведя эту ночь в искусственном забвении, завтра я проснусь как все, и дар ко мне вернется. – Он немного подумал, прицыкнул: - но что-то я сомневаюсь!
Далеко внизу гудели машины. Мегаполис кипел своей жизнью, распадаясь на множество маленьких людишек и предприятий, которые, казалось, объединяет лишь ветер. Могучий, пронизывающий ветер, свистящий сразу и тут, на высоте, и там, у самой земли.
Курт огляделся, довольно хмыкнул:
- А лежу-то я, на крыше того самого небоскреба, где находятся наши партнеры! – он громогласно расхохотался, и хохотал до того момента, пока не перешел на кашль.
Это его немного остудило. Отшвырнув бутылку, он сел, поднял глаза к бесконечному, высочайшему небу и слезно воскликнул:
- Ну что же мне, в конце концов, делать-то, а?!..
Внизу по-прежнему гудели машины.
***
На таймере оставалось пять минут.
Курт ни о чем не думал. Вместо долгожданного забвенья пришло похмелье. Тошнило.
Уныло он смотрел на проезжающие внизу точки-машины, следил за неспешной походкой точек-людей, наблюдал, как постепенно пустеют и закрываются магазины, кафе, как гаснет одна реклама и загорается новая, ночная.
От мыслей тошнило еще больше. Голова была на удивление пустая. Казалось, если сейчас отделить ее от тела, она, подхваченная порывом усилившегося ветра, улетит на самое небо, за горизонт…
Таймер пикнул. Осталась минута. Откуда-то из-за домов появилась черная тонкая линия, перерезающая небосклон, все нарастающая и расширяющаяся. Курт вздохнул и неожиданно вспомнил женщину, так испугавшуюся его нечаянных слов на улице, что даже перекрестившуюся.
- Слушай, - вдруг громко воскликнул он, - я не знаю, чем и в чем провинились мы, но представляю, сколько могли натворить за все эти, - Курт запнулся, - века! Не знаю почему, но, видимо, моей вины здесь больше прочих, ладно, не спорю, пусть. Даже если на самом деле я сейчас лежу в психушке, и все это мой дурной сон, действие лекарств или что другое, все равно. В детстве мне говорили, Ты милостив! Я прошу тебя, прости! Не наказывай нас так сурово, ладно?
Курт покосился на таймер - пятнадцать секунд.
- Мои слова не искренне, - вздохнул он, - корыстны. Иначе бы я не глядел на время, я знаю. Хорошо, давай договоримся так: Ты продолжаешь мой кошмар сколько Тебе угодно, но в нем не будет Молли, хорошо? Она не заслужила Твоего гнева. И той женщины, что перекрестилась при виде меня (ух, понимаю ее…). И старушки, что снова будет украшать фоторамку в подарок сыну. И Мэта, потому что он, конечно, сволочь иногда редкостная, но в целом очень добрый малый! И Эллочки – как она без моих комплиментов? – Курт усмехнулся. – Да и нашего нового шефа, у него же такое будущее впереди! Эх, знал бы он на чьей крыше я сейчас стою… Да и вообще всех моих коллег, друзей и соседей, всех, кого я видел хоть раз на улице или не видел вовсе. Давай договоримся так: всех их в моем кошмаре не будет! Там буду только я и все кары, что Ты приготовил? Идет?
Курт встал на колени, раскинул руки:
- Я прошу, не трогай их! Прости! Прости!!
Последнее слово пропало втуне. Отчаянно запищал таймер на нуле. В этот же миг ударила молния, раздался душераздирающий вопль грома. И только теперь алкоголь, а вместе с ним и все пережитое за день рухнуло на Курта кипящей лавиной и поглотило, повергло в пучину мрака. Холодную, склизкую, но абсолютно пустую.
Эпилог
Курт очнулся от головной боли, разрывающей, казалось, мозг. Попытался открыть глаза, но свет так ослеплял, что это было невозможно. Приподнял голову – и со стоном опрокинул ее на подушку.
- Тихо, тихо, - чья-то холодная рука провела по воспаленному лбу.
- Молли, - Курту казалось, он сказал громко, на самом же дела едва шевелил губами. – Это ты?
- Я. Ты только молчи.
- Где я? Что случилось?
- В больнице…
- Что?!
- Тссс, - она положила руки ему на грудь, заранее предотвращая даже попытку подняться. – Врачи говорят, у тебя лихорадка, но она уже не опасна. Скоро ты станешь на ноги.
- Что там было?
- Тебя сняли с крыши, - Молли улыбнулась. – Ты почему-то не явился на работу. Вместо этого отправился в мегаполис, залез на крышу высотки и стал орать что-то невразумительное. И самое забавное даже не то, что ты ни с того ни с сего был пьян, а что твои крики помешали одному очень ценному сотруднику мегакорпорации совершить самоубийство. Он струсил. Решил, что смерть уже подкарауливает его, а поскольку твой внешний вид в образе смерти его категорически не устраивал, он сдался на милость полиции и санитарам. Они же вытащили тебя. А теперь главное – накануне твой босс предложил этой компании сотрудничество, но та собиралась отказать. Это был бы крах и для твоей карьеры, мой дорогой. Однако после твоего героического подвига, - Молли иронично улыбнулась, - сделка не только состоялась, но тебя еще собираются и повысить. Как только ты выйдешь на работу. А пока отдыхай и набирайся сил. Мы будем ждать тебя дома, - Молли дотронулась до своего живота, а потом поцеловала мужа в лоб и вышла из палаты.
И никогда еще Курт не испытывал более приятного прикосновения. И никогда еще не засыпал так спокойно и уверенно.
А на далекой мостовой подхватываемые колесами машин покоились забрызганные грязью разорванные фотографии, на которых больше нельзя было различить изображения.