-Ваня…,- прохрипел Никодимыч, и глаза его наполнились слезами.
-Ваня!- он еще раз произнес это имя, слыша себя как бы со стороны. Не столько произнес, сколько простонал. Да, это действительно был стон, это было последнее слово, произнесенное Никодимычем при жизни. Он готовился умирать. Так было надо.
Петр Никодимович стоял в проеме калитки и смотрел на яблони, на свой садовый домик, на грядки. Он еще раз посмотрел на небо. В последний раз. Теперь он видел себя самого откуда-то с большой высоты. Всё выглядело как-то по-особому торжественно и печально. Умереть следовало мужественно. Прощание с жизнью длилось уже около часа. Вся она, эта прожитая жизнь, разумеется, пронеслась перед его глазами в одно мгновение. Никодимыч знал, что так всегда бывает перед неизбежной смертью, так всегда пишут в книгах. Он чувствовал, что это мгновение как-то сильно растянулось, но, ударившись в воспоминания, торопить его не хотел.
До полуночи оставалось чуть более часа, и надо уложиться в это время. Умереть необходимо именно сегодня. Важно, чтобы дата смерти Вани и Никодимыча совпадала. Он представил памятник, на котором высечена эта страшная сегодняшняя дата – единая для него и внука. Всем, кто придет скорбеть к могиле сразу будет ясно, что с этими близкими людьми случилась общая беда. Они трагически погибли в один и тот же день. Две родные, близкие души нашли общий покой. На глаза Никодимыча в очередной раз навернулись слезы.
Два закадычных друга - собутыльники с многолетним стажем не сговариваясь вынесли приговор:
-Да, Никодимыч, мля – теперь тебе только камень на шею, да в озеро.
В озеро не хотелось. И вообще хотелось спать. И выпить, конечно. Взгляд упал на валявшуюся у калитки веревку. Она обычно использовалась для других целей, но в этот злополучный вечер ей, видимо, выпадет драматическая миссия.
А так все хорошо начиналось!
И он, обуреваемый тоской, которую обычно называют смертной, и печалью, которую можно считать неизбывной, снова шаг за шагом начал перебирать в памяти последние сутки.
Вот он, чисто умытый, что случалось в последние годы редко, почти опрятно одетый, с расчесанной бородой выходит из подъезда. Распираемый гордостью от происходящего, он бережно ведет за руку своего внука Ваню – мальчика четырех лет.
Настроение испортили прямо у подъезда. Эти вредные старухи (а когда-то были молодыми заводскими девчонками) не удержались от комментариев:
-И хто ето тебе, дураку такому, ребенка-то доверил?
Вопрос был риторический, парировать колкость не имело смысла, но она больно ранила благородную и щедрую (Никодимыч настаивал, что это именно так) душу талантливого человека. Петр не стал ввязываться в разговоры, хотя в другое время мог бы уесть этих, с позволения сказать... Он их знал как облупленных уже лет пятьдесят, а, случалось, и облупливал. Эти две, как раз, промолчали, видимо, погрузившись в воспоминания, а усердствовала Лизавета, которой он в своё время так и не уделил внимания. Она до сих пор ему этого простить не может.
-Эх! Как я, дурак, женился на Ксении,- горестно размышлял Никодимыч,- женился бы на Лизавете – и моложе, и вообще лучше. Эх! Да, ладно, жить уж осталось полчаса.
Да, о занятости. Занят Петр Никодимыч был всегда чрезмерно. Работяга, каких поискать, он был славен на всю округу своей отзывчивостью и умением отремонтировать какую-нибудь авторухлядь, сделать любую работу по хозяйству. Даже итальянские «Фиаты», которые не сразу стали называть «Жигулями», он первым осмелился ремонтировать своими руками. «Фиаты-Жигуляты» были всегда чужими, а ему хотелось иметь свою машину. Мечта эта так и осталась несбывшейся
Никодимыч в этом месте опять не удержался от сдавленного вздоха. Пил, конечно. Угощали. У нас же добрые все. Все хотели ему только добра. Денег за работу брать стеснялся, не принято было в те времена.
-Ботинки хоть бы другие надел,- не унималась Лизавета. Она и так знала, что у Петра Никодимовича других ботинок не было, но все же заострила внимание. Намекает, зараза, что если б на ней женился тогда, и ботинки были б, и «Жигули» были бы тоже.
Да, с Лизаветой бы все получилось. А эта… Петр решил больше не вспоминать про жену. Она ему всю жизнь испортила. И сейчас он финансировался не то что по остаточному принципу, а вообще не финансировался никак. Где он возьмет другие ботинки? Все, что добывал редкими подработками на садовом участке, там же и пропивалось. И было с кем.
Пенсия у него была хотя и не очень большая по нынешним временам, но, как говорится, хорошая. Он уже и не знал точно, сколько там ему начисляют, так как все это экспроприировалось буквально на лету. Даже бутылку пива не всегда успевал купить.
-Кстати,- подумал приговоренный,- бутылку пива не помешало бы.
Целый день по жаре таскался с самого рассвета. Не ел даже сегодня. Как-то даже обидно умирать в таком состоянии.
А ситуации этой, описанной выше, предшествовала целая череда событий, в которой Петр Никодимович оказался лишь неудачливым исполнителем чужого плана. План был разработан его женой, Ксенией Викторовной. Она всю жизнь только и занималась построением разных планов, в реализации которых муж должен был играть роль исполнителя.
Так сложилось, что дочка собралась с мужем по турпутёвке, а для Ксении момент оказался неудачным. Посидеть с внуком она могла бы, но не захотела, так как именно на эти дни у нее была своя путёвка. Ксения так устроена, что она могла пойти на разрушение чьих угодно планов, но свои она предпочитала сохранять в неприкосновенности.
Свой интерес у Ксении, поднятый с юного эгоистического девичества в качестве знамени, под которым прошла вся ее жизнь, она не думала ущемлять даже на йоту. Эти десять дней, ну надо же так было сложиться, именно эти десять дней ей были необходимы, чтобы навестить любимый пансионат. Ксения всю свою жизнь трепетно заботилась только об одном – о своем драгоценном здоровье. Все остальное, включая дочь и внука, было для нее второстепенным, хотя она всегда умело маскировала истинные мотивы своих поступков, жестко подчиненных этой неколебимой парадигме.
Она всегда тщательно продумывала систему версий, чтобы обосновать все, что угодно, даже прямо противоположное тому, что она на самом деле реализовывала, чтобы скрыть истинные мотивы своих поступков.
Петр, конечно, видел свою Ксению насквозь, но бороться с ее неутомимым, как у крысы, мозгом, он был не способен. При всей ее непредсказуемости, муж умел прогнозировать ее поступки на пять ходов вперед. Тем забавнее было, что окружавшие их люди, включая дочь, всегда находились под гипнозом ее витиеватого, но по сути примитивного вранья, и всегда ей верили.
Петр Никодимович как-то собирался исследовать этот интересный феномен на основе научной методологии, но, как всегда, не нашел для этого времени.
Вот тут-то Ксения и вспомнила про своего мужа, сильно одичавшего за последние годы на садовом участке. Сама она ездила туда крайне редко. Была бы своя машина, ещё ладно, а мотаться на электричках ей не очень хотелось.
Итак, в соответствии с планом, разработанным Ксенией Викторовной, Петра необходимо выманить из леса, отмыть, то есть разрешить ему помыться в ванной и, подкормив дешевыми сосисками, настроить на нужный лад.
Стоит заметить, бородатый садовод давно уже не мылся в ванной. Постепенно была создана такая обстановка, что ему легче было сходить в городскую баню, чем в свою собственную ванну. Если Никодимычу удавалось проникнуть туда с целью помыться, то жена устраивала ему настоящую истерику.
В вину ему вменялось сразу всё – не тем мылом мылился, не ту мочалку использовал, слишком долго занимал ванну, плохо зашторился, много лил воды и т.п. Она стучала в дверь, давала какие-то указания, которые он естественно не выполнял, так как, во-первых, просто их не слышал из-за шума льющейся воды, а во-вторых плевать на них хотел. Тем не менее, эта психологическая атака достигала своей цели. Настроение у Петра, как у человека мягкого, от подобных выпадов жены, конечно же съезжало в густой минор.
Случай был достойный, чтобы припомнить Петру его крестьянское происхождение, лапотный взгляд на мир и присущую, по ее мнению, всем деревенским людям нечистоплотность. При этом перебиралась и перетиралась вся его родня, ему припоминалось как тридцать лет назад у его матери в буфете приклеилась банка с вареньем. Своё собственное чистоплюйство она расценивала как чистоплотность, не понимая разницы между этими понятиями.
Конечно, на полу обнаруживались какие-то капли. Это служило поводом обвинить Петра в преступной халатности, так как, рассуждала дальновидная женщина, именно с маленьких капель начинается большая лужа, которая потом обязательно зальет всех соседей до самого первого этажа, а ей потом платить за ремонт.
Ксения Викторовна всегда и по разным поводам напирала на это словосочетание «а мне потом платить». Дочери она с детства внушила, что в этом доме за все платит только она. Формально, конечно, она была права. Так как счетами, счетоводством вообще, платежами всякими, конечно, занималась всегда она. Вопрос только в том, что никогда своих денег она в эти платежи не вкладывала. Все это делалось сначала на зарплату, а потом на пенсию мужа.
После не слишком торжественного выхода Петра Никодимыча из ванной жена немедленно устраивала всеобъемлющую дезинфекцию. Сама ванна, полы в ванной комнате засыпались всякими чистящими средствами. Она что-то там яростно терла, выкрикивая воинственные лозунги, гремя тазами и ведрами так, чтобы всем было хорошо слышно и чтобы все сочувствовали несчастной женщине. Еще несколько дней в это помещение запрещалось заходить даже для чистки зубов, так как все было засыпано хлоркой.
Так вот, главная трудность для воплощения хитроумного плана заключалось в следующем. Надо было убедить дочь в способности отца решать такую сложную комплексную задачу, как присмотр за внуком. Ксения Викторовна даже пожалела слегка, что слишком усердствовала перед дочерью, поливая Петра всякими помоями и выдумывая новые подробности из их совместной жизни, которые могли бы дополнительно дискредитировать мужа. Дочь долго брыкалась – доверия к отцу, спасибо маме, у нее уже не было.
Но тут на выручку пришёл сам Никодимыч, неожиданно для всех проявивший энтузиазм. Впервые за многие десятилетия у супругов хоть в каком-то вопросе совпало мнение и возникло желание совместными усилиями добиться нужного результата. Дочь была сильно удивлена единодушием родителей, потрясена их совместным натиском, и, будучи раздавленной этим обстоятельством, после мучительных сомнений, все-таки сдалась.
Зятя, естественно, никто ни о чем не собирался спрашивать. Его задача сводилась к тому, чтобы доставить мальчика в нужное время в нужный пункт. Ксения Викторовна потирала руки, она видела себя этаким дирижером, композитором, который выстроил партитуру, а остальные участники должны были по мановению ее дирижерской палочки исполнить свои роли.
Но у этого плана было все-таки одно уязвимое место, и Ксения это понимала. Петр был способен выпить в самый неподходящий момент, и с Ваней могли случиться какие-нибудь неприятности. Такого оборота событий ей не хотелось главным образом по причине тщеславия. Ваню, конечно, будет жаль, но гораздо больнее будет удар по репутации филигранного режиссера – великой Ксении Викторовны.
Так вот, с началом реализации этого плана душа у Петра Никодимовича просто пела. Вот теперь-то он выступит на первую роль. Пока мальчик был мал – не царское это, так сказать дело, обращаться к его неразвитому разуму. А теперь воспитательная роль главы этого с позволения сказать клана, прайда, семейства становится очевидной и незыблемой.
Уже упоминалось о наличии у Петра Никодимовича массы достоинств, позволявших ему претендовать на эту роль. Обширные познания из самых разный отраслей научного знания и социальной практики, богатый жизненный опыт, могучий интеллект, все это, наконец, окажется востребованным теперь.
Петр уже продумал концепцию воспитания мальчика, однако до вчерашнего дня как-то не подворачивался повод для начала ее реализации. Несмотря на устойчивую англо-американофобию, он справедливо полагал, что в основу воспитания должен быть положен классический английский подход. В чем этот подход заключается конкретно, Петр Никодимович представлял слабо, но главное в этом подходе знал твердо. Весь воспитательный процесс должен вращаться вокруг столпа, могучего утеса, каким он представлял себя, олицетворяющего собой патриархальную (в хорошем смысле) гомеостатичность и фундаментальный консервативный патернализм.
В ходе этого вращения произойдет не только формирование Вани как настоящего Человека, Мужчины с большой буквы, достойного гражданина своего Отечества, но, что Петр также считал важным, своеобразная переплавка всего человеческого материала, вовлеченного в это вращение. Преобразится дочь, возмужает зять и, самое главное, Ксения Викторовна только теперь, после многих десятилетий совместных мытарств вдруг откроет для себя богатый внутренний мир человека, рядом с которым ей выпала высокая миссия прожить свою жизнь. Она, конечно, преобразится тоже, и ему, Петру, удастся направить всю ее неукротимую энергию и буйную фантазию на созидательные, креативные, а не на разрушительные как сейчас, проекты.
Петр владел основами философского осмысления темы, разбирался в психологии и педагогике, твердо помнил названия всех четырех типов темперамента. Мог рассказать о достоинствах и недостатках каждого из них. Себя он считал харизматическим сангвиником, способным олицетворять всечеловеческую добродетель. Чудовищное сочетание меланхолических и холерических недостатков своей супруги он считал некой карой, которая ему определена свыше взамен всего, чем его щедро наградила природа, крестом, который он обязан протащить через всю свою жизнь.
Да, напомним, что кроме прочего, Петр был красив и, как говорят в таких случаях, статен. В молодости, конечно. В этом месте Петр опять вспомнил Лизавету и вздохнул:
-Где были глаза у человека? И мозги?
В оправдание себе он всегда приводил один и тот же аргумент – Лиза была моложе его лет на восемь, а по тем временам это было много. Салага она была, одним словом, а увивалась за Петром, уже женатым мужчиной.
Петру выдали старый дочкин мобильный телефон (своего у него не было), комплект чистого постельного белья – для Вани, сумку с продуктами и небольшую сумму денег. Ко всему этому прилагалась многостраничная инструкция. Все-таки Ксению Викторовну нельзя было назвать полной дурой. Она умела сочинять инструкции.
Петр, сколько себя помнит, всегда находил эти листки на кухонном столе. Не всегда можно было найти еду в доме, но инструкции были всегда. Если сложить все, написанное Ксенией Викторовной за многие годы, получится два романа «Война и мир». Инструкции были бесполезны, так как Петр их никогда не читал, а просто складывал в помойное ведро. Он читал полезную литературу.
А ведь Петр Никодимович представлял себя в науке – второй Ломоносов. Могучий, статный, косая сажень в плечах и, разумеется, умище.
Основные философские познания Петр почерпнул на этапе подготовки в аспирантуру, но и впоследствии интересовался теми или иными философскими идеями. В тот период, когда зарплату выдавали в заводской кассе наличными деньгами, он успевал приобрести какие-то книги прежде, чем жена, устроив скандал за растраты, экспроприировала получку.
Ксения вела его в тупик, и Петр сознавал это. Но он, находясь в каком-то гипнозе, исходившем от взбалмошной жены, продолжал надеяться, что контролирует ситуацию. Нет, это был не гипноз, это было какое-то постепенное, еле заметное, но неуклонное скольжение вниз. Все его мечты о вкладе в науку, о широкой известности в ученых кругах так и жили в нем со студенческой скамьи, постепенно превращаясь в какой-то набор зыбких качающихся, трансформирующихся фигур, близких, но неосязаемых и недостижимых.
Многие годы после того, как Ксения сорвала его из аспирантуры и заставила идти работать, он искренне надеялся, что это лишь временное отступление от намеченного плана, что ему удастся вернуться в науку:
-Вот только сейчас переживем трудное время, подрастет дочь, и уж тогда займусь диссертацией,- успокаивал себя он.
Даже стоя у станка, он постоянно думал об этом, накапливал статистику, аккуратно заносил в тетрадку многочисленные цифры – результаты измерений. Весь этот материал должен был лечь в основу его кандидатской, посвященной допускам и посадкам. Вырисовывалась красивая работа с перспективой на докторскую, а там вплоть до академика – направление, связанное с оптимальной сборкой.
Он уже представлял себя, сидящим в президиуме крупной международной конференции, выступая на которой сам Михаил Тимофеевич Калашников признавался бы, что без вклада Петра Никодимовича он никогда бы не смог обеспечить высокое качество сборки своего оружия.
Тетрадок накопилось довольно много, а, кроме того - завалы из газетных вырезок, кипы журналов, книг. Все это в один не прекрасный день, когда Никодимыча не было дома, предприимчивая супруга снесла с помощью двух алкашей в макулатуру. На вырученные средства она приобрела редкую по тем временам книгу – жизнеописание какого-то Генриха.
Профессиональную литературу Петр стал приобретать украдкой, старательно пряча от Ксении покупки в гараже, который удалось получить от завода, хотя перспектив приобрести автомобиль не просматривалось. Но она все равно рано или поздно находила их и устраивала Петру очередную истерику за непозволительное транжирство семейного бюджета, умело используя всякий раз какое-нибудь значимое обстоятельство - то температуру у ребенка, то собственные выдуманные проблемы, со здоровьем. Здорова она всегда была как лошадь и, нет сомнений, переживет всех, включая дочь, – робкое, мягкое и доброе, не в мать, существо.
В общем, на дачах Петр слыл человеком высокообразованным, всегда мог ввернуть что-нибудь про Сократа или Самьюэля Хантингтона. Кстати, Петр хорошо разбирался в геополитике и всегда критиковал концепцию Хэлфорда Макиндера за ее однобокость.
Что же представлял из себя Никодимыч сегодня? Неряшливо мыслящий, неряшливо одетый, бестолково тратящий последние остатки своей жизни, пьющий, конечно. Даже дачное строительство уже давно превратилось в вечно нереализуемую маниловщину. Это было какое-то топтание на месте, бесконечные начинания, доделки и переделки. То он заводил пчел, то он разводил кроликов, то пытался к своей полусгнившей баньке пристроить финскую сауну, то планировал построить большой новый туалет. Все эти проекты вместе взятые и каждый в отдельности, будучи разумными, так и не были реализованы.
В рамках новой стратегии, начало практической реализации которой совпало с колкостями Лизаветы, Петр в ином свете видел всю дальнейшую концепции своей жизни, и – шире, концепцию жизни всех, окружающих его людей. Важнейшая роль в ней отводилась, разумеется, Ивану Михайловичу – внуку. И вот теперь Вани не стало. Мальчик погиб, это было ясно.
На илистом берегу, возле озера, были обнаружены следы. Один из друзей Никодимыча, который всегда утверждал, что служил срочную не в стройбате, а в разведке, однозначно определил, что это следы пропавшего мальчика.
Стратег стоял в мокрых штанах, в одном левом ботинке. Правый ботинок, будь он проклят, все-таки потерялся – его засосало в илистом дне, когда Петр бороздил озеро в поисках детского трупа. Озеро было густо покрыто зеленой ряской, поэтому последователь Песталоцци и Сухомлинского вылез на берег больше похожий на лешего, чем на многоопытного педагога. Теперь особое сходство с лешим придавали зеленая всклокоченная борода и безумный взгляд, устремленный в равнодушный космический континуум. Рана на ноге, скорее всего от разбитой бутылки, оказалась даже кстати. Пролитая кровь подчеркивала драматизм ситуации.
Дочь почему-то внезапно перешла на «Мегафон». Говорят, этот оператор более подходит для людей болтливых. Связь стала отвратительная, а при выездах Надюши на несколько десятков километров от Москвы становилась вообще невозможной.
Связаться с дочерью Никодимыч не смог, а жене звонить не стал. Он не знал, что один из собутыльников все-таки решил ей дозвониться в пансионат и проинформировал о происходящем.
Ксения была очень недовольна, что пришлось прервать такой многообещающий вечер, где не молоденькие совсем участники перформанса позволяли себе впадать в детство. То они играли в каких-нибудь зайчиков, то квакали, изображая лягушачий хор, то перевоплощались в козликов и козочек.
Но главный конкурс, который Ксения намеревалась вырвать у подруг и получить приз, заключался в том, что нужно было задницей пересчитать грецкие орехи. Ксения специально готовилась к выполнению этого задания. Тренировала свой счетный аппарат перед выездом в пансионат. Она знала, что интуиция - это когда голова чувствует ситуацию задницей. А интуиция у нее была просто нечеловеческая.
И тут этот звонок, который сломал ей все планы. Пришлось прямо в парадном одеянии, уломав какого-то частника на «Жигулях», рвануться к месту происшествия.
Она успела. Вовремя.
Ничто так не сближает людей, как совместно совершенное преступление и необходимость координировать свои действия, заметая следы. Они стояли – великолепная супружеская пара, один в мокрых штанах с зеленой бородой, другая в роскошном вечернем платье и держали Ваню за руки. Оба думали только об одном – спасибо «Мегафону» за такую связь. Оба решили твердо – дочери ни звука. А Ваня не проболтается.
Так где же пропадал Ваня целый день? Как можно было здесь потеряться? И как он вдруг нашёлся?
Конечно, тот, кто хорошо знает наших русских женщин, тот не удивится, когда узнает ответ на эти вопросы.
Наши русские женщины… Впрочем, о них столько всего написано, что и добавить нечего. Есть среди них один характерный типаж. Это из тех, которые всегда готовы хоронить Бубликова. Они никогда ни в чем не сомневаются, всё знают наперед, действуют всегда бездумно и стремительно, вселяя в окружающих и в себя самих полную уверенность в правоте своей миссии. Думают такие, как правило, уже потом, после того, как наворныхают дел. А чаще всего уже думают только о том, как спихнуть возникшую из-за их неумной креативности проблему на кого-нибудь подходящего.
Именно такая, и неудивительно, подвернулась Ване на пути. Мальчик ничего особенно плохого и не собирался делать. Просто он проснулся чуть раньше дедушки, подвыпившего накануне, и, не желая тревожить его сон, решил провести небольшую разведку окружающего пространства.
Конечно, его внимание сразу же привлек пруд.
Так вот, эта молодящаяся дамочка возникла перед Ваней буквально ниоткуда. Такие умеют возникать именно ниоткуда и именно тогда, когда им лучше быть подальше.
Вопросы: -Мальчик, ты чей,- и,- Что ты тут делаешь?- выпрыгнули из накрашенных по случаю воскресенья губ Анны Павловны автоматически при виде ковыряющего в носу Вани.
Ответ ее, естественно, не интересовал, даже если бы мальчик и мог его предоставить. Она уже знала все ответы на все вопросы сегодняшнего дня. Завтра она будет знать все ответы на вопросы завтрашнего дня. Вчерашние вопросы и ответы уже забыты, при этом не сделано никаких выводов из наделанных глупостей.
-А-а!!! Дак, это Удальцовых мальчик. Они вчера приехали – я их машину видела,- решила женщина.
-А ну, пойдем домой, нечего здесь шляться,- Анна Павловна решительно и твердо взяла Ваню за руку и поволокла по песку в сторону соседнего садоводчества, где, как она полагала, его уже ищут родители.
Торопясь, она предвкушала, какими благодарностями рассыпятся эти высокомерные Удальцовы. Как они будут ей обязаны, как все вокруг будут только и говорить о благородстве, благоразумии и бдительности Анны Павловны. Она даже разволновалась, представляя себя героиней дня, а, может быть, даже всего дачного сезона, и все больше прибавляла ход.
Ваня, будучи мальчиком избалованным, как ни странно, не сопротивлялся и покорно волочился за незнакомой тетей, переходя с быстрого шага то на мелкую рысь, то на галоп. С большим трудом поспевая за стремительно рассекавшей пространство Анной Павловной он свободной рукой размазывал внезапно появившиеся сопли.
-Тпрууууу!!!- так и хочется сказать здесь. Это дурная кобыла Анна затормозила у калитки Удальцовых. Мальчик ткнулся носом в ее необъятную корму, но сохранил полную индефферентность к происходящему.
-Здравствуйте, товарищи Удальцовы! Что это вы за ребенком так плохо следите?,- громыхнула прокурорским тоном Анна Павловна.
-А что случилось?- панически захлопала крыльями курицеобразная Удальцова.
-Коля!!! Коля!!!- истошно завопила она,- где Ариночка?!!
На крылечко вышел ее муж с дочкой на руках:
-Люся, ну зачем каждый раз так орать?,- вежливо спросил он,- ты Ариночку даже напугала. Ты ее заикой когда-нибудь сделаешь.
Люся уже валилась в обморок, так как за эти несколько секунд она успела сгенерировать в своем воображении десяток самых жутких ситуаций, в которые могла попасть ее дочь.
Даже сейчас еще до Анны Павловны не доходила простая мысль о том, что Ваня не есть тот самый ребенок Удальцовых. Мало того, скоро выяснилось, что они вообще не Удальцовы, а Удальцовы, кажется, вон там, на четвертой линии живут вон в том, кажется, домике.
Анна сердито смотрела на этих Неудальцовых, не понимая как они смеют носить другую фамилию, когда в ее мозгу они давно уже Удальцовы.
Через два часа скачек по линиям соседних садоводчеств, Анна начала понимать, что следует менять стратегию действий. Неважно, что Удальцовы вовсе Потаповы, а у Михайловых хоть и есть мальчик, но он уже, оказывается, вырос и ушел косить от армии в институт.
Ваня стал плакать, и на нее начали катить бочку наблюдатели:
-Эй ты!!! Ты чё мальца истязаешь? Чё, не могла его дома оставить? Уж пятый раз пробегаешь тут! Пылишшшу подняла! Дурында неотесаная!- начал поддерживать дискурс вежливый московский пролетариат, вырвавшийся из каменных джунглей на природу.
Анна повела мальчика кормить к себе домой. У таких обычно жрать нечего, но нашлось все же полпакета молока. Ваня набросился на молоко с булкой и после этого уснул как убитый.
Своего момента в этот день Анна все-таки не упустила. Ей удалось осчастливить и Ваню, и Никодимыча, и Ксению в самый решающий момент, когда дедушка уже взялся за веревку.
Тот редкий случай, когда дурная голова Анны правильно сработала, все-таки произошел. Она прискакала этакой небесной феей, волоча несчастного Ваню, у которого одна рука уже стала длиннее другой.
Сопровождавшие ее два никодимычевых собутыльника даже поотстали немного.
В принципе, они уже были почти готовы к поминкам, а тут такой оборот.
В этот же момент к калитке приблизилась и Ксения.
2016