Комендант суда. Суд идет, прошу встать.
Председательствующий. Садитесь, пожалуйста. Заседание продолжается.
Подсудимый Плетнев, расскажите суду о ваших преступлениях перед Советской властью.
Плетнев. Летом 1934 года ко мне обратился доктор Левин и сказал, что меня хочет повидать Ягода, причем сказал, что он будет ко мне обращаться не как пациент. Темы разговора он не конкретизировал, так что точно я не знал, о чем будет речь, но он говорил, что внутри правительства идут разногласия, существует известный антагонизм, и что, вероятно, на эту тему будет со мною беседовать Ягода. Он мне не называл ни имен, ни фамилий, ни конкретных фактов.
Через несколько дней за мною прислали машину, и я был привезен в кабинет Ягоды. Он начал со мною беседу на политическую тему. Он сказал, что назревает переворот, в котором он участвует; из других лиц он назвал только одного Енукидзе. Через некоторое время Левин кроме Енукидзе назвал мне участником антисоветского заговора еще Рыкова. Ягода сказал, что они с Енукидзе решили привлечь, помимо Левина, и меня, и что требуется наша помощь в деле устранения двух лиц. Эти два лица были: Максим Горький и Куйбышев. Я возражал, говоря, что, во-первых, Максим Горький-писатель, что, во-вторых, это-два больных человека, которым, по существу, не так долго осталось жить. Ягода сказал: "Они больны, но они чрезвычайно активны, и вопрос не в том, чтобы устранить только здоровых, а в том, чтобы уменьшить продолжительность и интенсивность активности этих лиц", и добавил, что Максим Горький особенно значителен как внутри страны, так и за границей. Он сказал, что выбрал меня не только как медицинское лицо, но и потому, что знает мое антисоветское настроение. Предложение его было подкреплено сильными угрозами по отношению ко мне и по отношению к моей семье. Он сказал, что знает мое отношение к доктору Никитину.
Относительно доктора Никитина я должен сказать следующее: доктор Никитин был любимым врачом Льва Толстого, с ним ездил, жил у него в Ясной Поляне, когда он был болен, ездил в Крым, а затем служил в той самой больнице, где и я. Он обратился ко мне с разговором насчет группировки, которая существует среди врачей. Но я никогда не мог считать доктора Никитина мало-мальски каким-нибудь политическим деятелем, и, как я показывал на следствии, так и сейчас говорю, что я отклонил с ним разговор, а через некоторое время я узнал, что их несколько человек поехали в ссылку.
Таким образом, в чем состояло существо их деятельности, кроме этих бесед я лично затрудняюсь сказать. Но я в так называемом никитинском деле не принимал решительно никакого участия. Я редко бывал у Куйбышева. У Горького я бывал с доктором Левиным, когда Юрький тяжело болел.
Я был консультантом, домашним врачом Горького был Левин.
План лечения был выработан мною совместно с Левиным, я за него несу ответственность так же, как и Левин.
Изложенное Левиным я подтверждаю. Горький был очень слаб здоровьем, что было известно тогда всем врачам. Это на вскрытии было подтверждено, что Горький жил с одной третью легких, следовательно, физическое переутомление, какая-нибудь инфекция - это могло оказаться роковым.
Никаких посторонних ядов не вводилось, а был проведен режим, который был вреден для Горького.
Доктор Левин совершенно правильно сказал, что когда велось лечение, никаких переходных граней через допустимые и возможные дозы не было.
Вчера доктору Левину задавали вопрос, впрыскивал ли он по 30-40 ампул камфоры. Это не грань. Мне пришлось впрыснуть одной старушке с крупозным воспалением легких гораздо большее количество камфоры- 50 ампул.
С той поры прошло 8 лет, она из года в год показывается мне.
Камфора исчезает из организма в 25-30 предельных минут. Но это не есть абсолют, и вместе с тем, то, что для Ивана оказывается нормальной, возможной дозой, для Петра это будет велико.
То же можно сказать и с алкоголем. Одному достаточно 3 рюмок для того, чтобы опьянеть, а другому 2 бутылки выпить ничего не стоит.
Количественно и качественно лекарства были все допустимы, а индивидуально для Горького они были вредны. Конечно, это не меняет сути дела. Токсическое влияние, вредное влияние проявилось потому, что предел выносливости у Горького был меньше, чем у другого человека.
Что же касается до умерщвления Куйбышева, то изложенное Левиным совершенно правильно. Вследствие очень напряженной, очень нервной жизни у Куйбышева не хватило сил, нужны были возбуждающие средства, которые впрыскивались ему в виде разнообразных гормонов.
Их нельзя было впрыскивать непрерывно в течение 365 дней в году, нужно делать перерывы, а эти перерывы не делались.
Соответствующее влияние оказывала также дача и сердечных лекарств, которые Левин назначал.
Как видите, мои показания совпадают с показаниями Левина, может быть, отличаясь от них какими-нибудь мелочами, но здесь мелочи не решают дела, и я несу наравне с ним одинаковую ответственность.
Может быть, теперь разрешите ответить на те вопросы о происхождении, работе и другие, которые вчера задавались Левину и которые, очевидно, будут заданы и мне.
Вышинский. Как вы характеризуете свои настроения в то время, когда были приглашены Ягодой для сговора об убийстве Куйбышева и Горького? Были у вас тогда антисоветские настроения?
Плетнев. Были.
Вышинский. А вы маскировали эти настроения?
Плетнев. Да.
Вышинский. Каким образом?
Плетнев. Неоднократно говорил о полной поддержке всех тех мероприятий, которые проводились Советской властью.
Вышинский. А в действительности?
Плетнев. Я был несоветским человеком.
Вышинский. Антисоветским?
Плетнев. Да.
Вышинский. Маскировались?
Плетнев. Да.
Вышинский. Двурушничали?
Плетнев. Да.
Вышинский. Лгали?
Плетнев. Да.
Вышинский. Обманывали?
Плетнев. Да.
Вышинский. Из чего складывался план, который вырабатывался вами вместе с Левиным в отношении умерщвления Алексея Максимовича Горького? Формулируйте кратко.
Плетнев. Утомить организм и тем понизить сопротивляемость.
Вышинский. Настолько...
Плетнев. Чтобы не было... одним словом, понизить сопротивляемость, добиться того, чтобы организм не мог сопротивляться.
Вышинский. До предела понизить?
Плетнев. Да.
Вышинский. До возможного предела?
Плетнев. Да.
Вышинский. До возможного и доступного человеческим силам предела?
Плетнев. Да.
Вышинский. Воспользоваться этим состоянием ослабленного организма для чего?
Плетнев. Для возможной простуды и связанной с простудой инфекции.
Вышинский. То есть умышленно создать обстановку неизбежного
заболевания какой-либо болезнью?
Плетнев. Да.
Вышинский. И воспользоваться болезнью, чтобы что сделать?
Плетнев. Чтобы применить неправильный метод лечения.
Вышинский. Для чего?
Плетнев. Для умерщвления Горького.
Вышинский. Вот это и был ваш план?
Плетнев. Да.
Вышинский. И вы его выполнили?
Плетнев. Да.
Вышинский. Как вы подготовили организм Горького к тому, чтобы он не в состоянии был сопротивляться болезни?
Плетнев. Эту технику здесь изложил Левин.
Вышинский. Вы этот план поддерживали?
Плетнев. Да.
Вышинский. В этом деле ваше мнение тоже было, имело оно значение?
Плетнев. Технически я ничего предвидеть не мог, но я несу за это полную ответственность.
Вышинский. Ответственность вы, конечно, несете в полной мере. Меня сейчас интересует другой вопрос: в чем выразилось ваше фактическое участие. В том, что вы вместе с Левиным разработали этот преступный, чудовищный план? Так я понимаю?
Плетнев. Да.
Вышинский. В том, что вы вместе с Левиным этот план проводили в жизнь? Правильно я вас понимаю?
Плетнев. Да.
Вышинский. Вы добились вместе с Левиным намеченного вами чудовищного результата?
Плетнев. Да.
Вышинский. В отношении Валериана Владимировича Куйбышева вы тоже вместе с Левиным разрабатывали план его умерщвления?
Плетнев. Тоже вместе с Левиным.
Вышинский. И вы вместе с Левиным заботились о том, чтобы этот план был выполнен?
Плетнев. Постольку, поскольку его Левин выполнял, это был общий план.
Вышинский. А почему Левин выбрал вас в свои помощники или руководители, это как вы сами считаете?
Плетнев. Нам с ним очень часто приходилось встречаться на консультациях в правительственных кругах.
Вышинский. Не только с вами он встречался.
Плетнев. Я думаю, что он лучше ответит на этот вопрос, чем я.
Вышинский. А вы как сами смотрите?
Плетнев. Вероятно, из-за этих антисоветских настроений.
Вышинский. Они ему были известны?
Плетнев. Были известны.
Вышинский. Вы давно с Левиным знакомы?
Плетнев. Лет 40.
Вышинский. Со студенческой скамьи?
Плетнев. Немножко позже.
Вышинский. А имел он основание считать, что вы его не выдадите?
Плетнев. Я вас не понял.
Вышинский. Вы не опасались, что Левин может вас подвести?
Плетнев. Я не могу этого сказать.
Вышинский. Вы опасались или нет?
Плетнев. Все равно я отвечаю за это дело.
Вышинский. Но вы опасались или нет, что он вас выдаст?
Плетнев. Я об этом и не думал.
Вышинский. Понятно. Вы приняли с сочувствием этот план?
Плетнев. Я уже показывал на предварительном следствии, что тут была тяжелая борьба.
Вышинский. Почему вы не отказались от этого преступного плана?
Плетнев. Были угрозы со стороны Ягоды по моему адресу.
Вышинский. Почему вы придавали серьезное значение угрозам Ягоды?
Плетнев. Все-таки это был нарком внутренних дел.
Вышинский. Ну а когда он перестал быть наркомом, что вас тогда удерживало от того, чтобы явиться в надлежащие органы и выполнить свой долг гражданина?
Плетнев. Я считал вопрос законченным и умершим.
Вышинский. Умершими были ваши жертвы, а вопрос до сих пор жив.
Плетнев. Теперь я вижу, что он жив.
Вышинский. Вы боялись Ягоды, когда он был руководителем НКВД, но ведь был такой момент, который длился не день и не месяц, когда Ягода никакой опасности для вас не представлял, когда его сняли с работы в НКВД.
Плетнев. Я думал, что с кошмаром покончено...
Вышинский. Что концы в воду, что никто ничего не знает?
Плетнев. Да.
Вышинский. И что вы по-прежнему можете фигурировать как медицинское светило, будучи в действительности светилом бандитского мира. Это так?
Плетнев. Да.