Путь к высшему образованию моего одногруппника Олега Туполева был многотруден и извилист. Родившись и возмужав в сельской местности, он на момент исполнившихся двадцати четырёх лет преодолел стандартный путь деревенского юноши времён Советского Союза. А именно:
• Закончил восьмилетку в родном поселении Малые Камыши
• Отдал четыре года получению специальности «механизатор» в ГПТУ районного центра
• Две зимы и две весны исполнял воинский долг в танковых частях Московского военного округа
• А после, вернувшись в родной колхоз, приступил к трудовой деятельности попеременно вращая штурвал зерноуборочного комбайна «Нива» либо трактора системы «Беларусь».
Перспективы дальнейшего жизненного пути рисовались до крайности прозрачными, и подразумевали женитьбу на фигуристой односельчанке, получение личной жилплощади и ежегодную битву за урожай вплоть до достижения пенсионного возраста. Но подсмотренная в период армейской службы московско-подмосковная жизнь посеяла сомнения в радужности стандартной сельскохозяйственной биографии. И даже упомянутые односельчанки, охотно демонстрировавшие ему положительное влияние свежего воздуха и домашней пищи на увеличение объёма грудных желёз и ягодичных мышц, не поколебали решения покинуть родные края.
Здраво понимая, что специальность комбайнёр является далеко как не самой востребованной в городских условиях, и твёрдо решив развернуть жизненный вектор в сторону умственного труда, Олег Васильевич осознал необходимость получения высшего образования. Основной проблемой для достижения указанной цели являлся длительный период, истекший после окончания школы и ГПТУ. Законы физики, математические формулы и жизнеописания литературных героев, необходимые для удовлетворения любопытства экзаменаторов при поступлении в ВУЗ, были вытеснены из коры головного мозга обыденностью армейских и деревенских будней. Но отучившись один год на «рабфаке» и подав документы на малопопулярный среди абитуриентов механико-машиностроительный факультет Уральского Политехнического Института, Олег сумел составить мне компанию на пути к заветным синим корочкам, с гордой надписью инженер – конструктор на развороте.
Его вливание в студенческий коллектив было на редкость тяжёлым. На момент поступления средний возраст нашей группы составлял восемнадцать с половиной лет. Двадцатипятилетнему старшему сержанту запаса, недавнему механизатору с окладом в 180 рублей, уже сполна вкусившему крепкого алкоголя и интимных отношений, было решительно не о чём поговорить со вчерашними малопьющими школьниками. Равно как и мы поначалу не находили тем для общения со взрослой мужской особью, искренне забавлявшейся, глядя на наши методы заигрывания с противоположным полом.
Сближение произошло по причине всё той же сложности в деле освоения точных наук. Будучи не в силах самостоятельно одолеть задания по высшей математике, сопромату и прочей аналитической геометрии, Олег был вынужден обращаться за помощью к юной поросли, более уверенно оперирующей тройными интегралами и эпюрами напряжений. Указанная помощь предполагала общение, обсуждаемые темы перерастали из ученических в бытовые, мы жадно впитывали его жизненный опыт, и к началу первой сессии я уже уверенно мог принять в личный трюм до трёхсот граммов водки за вечер.
И так всё наладилось, и было неплохо, если бы не французский язык. По неведомым законам распределения молодых советских педагогов, в школу села Малые Камыши, где произошло взросление Олега Васильевича, некогда была направлена молодая преподавательница языка Мольера и Бальзака. Закончив восьмилетку, и поимев оценку «удовлетворительно» по иностранному языку в аттестат о неполном среднем образовании, будущий инженер – механик был безмерно счастлив обучаясь в районном ГПТУ. Дело в том, что в учебной программе потенциальных трактористов, присутствовали исключительно английский и немецкий диалекты. И поэтому, во время уроков инглиша и дойча, наш герой счастливо предавался личным утехам, насмехаясь над невезучими соучениками.
Аналогичная ситуация сложилась и в нашей учебной группе. Все мои однокашники, исключая Олега, спикали или шпрехали, но в отличии от профтехучилища никто и не подумал освобождать «француза» от занятий. В связи малочисленностью студентов, хоть что-то понимавших в тексте «Марсельезы» на языке оригинала, на «потоке» была сформирована сводная группа «парлевуфрансистов», члены которой решительно отказывались помогать возрастному соученику в переводах как с русского на французский, так и в обратном порядке. Попытки разжалобить преподавателя, рассказом о прожитых годах и ужасающей забывчивости в деле владения чужеземным языком, закончились частичной неудачей. Возрастная женщина педагог старой советской закалки на компромиссы решительно не шла. Сообщив для затравки о том, что: «Я всё понимаю и всячески приветствую желание получить высшее образование в столь преклонном для студента возрасте», она следом решительно отмела надежды на приобретение бесплатных пирожных в виде зачётов и экзаменов. Разработанная ею программа включала следующие пункты:
• В начале обучения требования к студенту Туполеву будут снижены, по сравнению с остальным французским коллективом.
• Ему будут выдаваться персональные задания, за которые он будет отчитываться на индивидуальных занятиях.
• Данные занятия она будет проводить с ним во внеурочное время, что не освобождает его и от посещения учебных «пар» в общей группе.
• К моменту завершения обучения иностранному языку, он должен настигнуть в познаниях более продвинутых соучеников, и уже на общих основаниях сдать предусмотренный экзамен (четвёртый курс, летняя сессия).
• В случае, если указанные выше индивидуальные занятия будут пропускаться, а дополнительные домашние задания игнорироваться, то студенту Туполеву можно смело возвращаться к вспашке и боронению земельных угодий колхоза «Заветы Ильича».
Годы поглощения знаний потянулись своим чередом. Временами учёба была трудной, а порою и трудной очень. Тем не менее в нашем распорядке исправно присутствовали стандартные радости студенческой жизни в виде футболов - волейболов, походов - театров, женских общежитий, стройотрядов и прочих молодецких утех. Не скажу, что Олег был лишён этого полностью, но строгая преподавательница и необходимость осваивать материал практически с нуля, значительно уменьшали его личное время. Очень скоро мы поняли, что шутить с ним на французскую тему небезопасно, что его ненависть к данному предмету является совершенно искренней, и что лишь врождённое упрямство не позволяет ему вернуться в родовое гнездо, вновь оседлать трактор «Беларусь» и сговорчивую односельчанку.
Четвёртый курс завершился в положенное ему время, а вместе с ним пропала необходимость в познании иностранных языков, по причине завершения программы их изучения. Оставался последний рывок – экзамен по указанной дисциплине. По установившейся традиции, мы старались не допускать обыденности в деле удачной – неудачной сдачи любого предмета. Общеизвестное высказывание: «Для меня экзамен всегда праздник» было расценено нами как призыв к действию ещё во время первой сессии. Празднование было незамысловато, предусматривало покупку алкоголя и его последующее употребление. В зимние сессии местом распития преимущественно были комнаты общежития, ну а в период положительных температур, мы предпочитали пикники на природе, облюбовав для этого дела полянку на берегу близлежащего озера Шарташ.
Экзамен по иностранному языку не стал исключением. Объединившиеся после сдачи «немцы» и «англичане», совместно с примкнувшим к ним единственным «французом», получившим удовлетворительную оценку, двинулись к заветному месту, по пути приобретя в гастрономе «чего-нибудь и закусить». Основным блюдом была выбрана здоровенная банка тихоокеанской сельди иваси, внутри которой, в пряном рассоле, разместились шесть неразделанных рыбин. Столом нам служила катушка от кабеля, неведомо для чего завезённая в насквозь неэлектрифицированную лесную местность, процесс нарезки и розлива за четыре студенческих года был отработан до тонкостей, а посему стеклотара совместно с консервной банкой вскоре опустели.
И вот тут Олега «отпустило». Наверное, все из нас испытывали подобное состояние. Ты чего-то добился, к чему шёл очень долго. Либо, напротив, потерял нечто привычное и дорогое. И поначалу наш мозг, а может не мозг, а как раз-таки «сердце», отказываются воспринимать это. Например, уход детей из дома во взрослую жизнь. Даже если он не был неожиданным. Вас заранее проинформировали об этом, показали приобретённую жилплощадь и познакомили со счастливой избранницей – избранником. Вы помогали упаковывать и перевозить личные вещи, разбирали и вновь собирали мебель, желали счастья и просили почаще заходить. Но потом, в течение нескольких последующих дней, вас не покидает ощущение, что дочь - сын скоро придут. Причём придут домой, что они живут по-прежнему здесь, хотя вы и знаете, что это уже не так. И лишь через некоторый промежуток времени к вам приходит осознание, что они уже не придут НИКОГДА. То есть, конечно, они будут заходить в гости, и дай Бог будут заходить совместно с потенциальными внуками и внучками. Но вам уже не придётся ежевечерне интересоваться их делами в институте или на работе, выдавать или отказывать в выдаче карманных денег, совершать совместные прогулки по выходным, либо всей семьёй ездить в отпуск. Своевременный уход детей в самостоятельную жизнь является необходимым и нормальным процессом, но от этого он не становится менее печальным.
Нечто подобное произошло и с Олегом. Во временном промежутке между четвёртой и восьмой, до него наконец-то дошло, что ОН НИКОГДА В ЖИЗНИ БОЛЬШЕ НЕБУДЕТ УЧИТЬ ФРАНЦУЗСКИЙ ЯЗЫК! Процесс осознания оказался на редкость эмоционален и включал в себя самобытные танцы, бессвязные нецензурные монологи и непонятно кому адресуемые угрозы. При этом речи о крайней степени опьянения решительно не шло. Разумеется, по прошествии стольких лет, не представляется возможным восстановить количество граммов водки, пришедшихся в тот погожий денёк на одну мужскую особь, только что поимевшую высшее образование по иностранному языку. Но ответственно заявляю, что это была решительно не та доза, которая могла бы довести до подобного состояния потомственного крестьянина в неведомо каком поколении, освоившего первый стакан «косорыловки»(свекольной браги) в десятилетнем возрасте.
Не смотря на молодость мы вскоре вкурили, что творится нечто неладное. Первоначальное веселье, вызванное ужимками и прыжками старшего товарища, сменилось всеобщим недоумением, а вскоре и вовсе переквалифицировалось в тревогу. Олег Васильевич был зажат в чьих-то объятиях, неоднократно похлопан по спине, поглажен по макушке и выслушал с десяток успокоительных выражений на тему: «Всё-всё, давай затянись и отведай из моего кубка». Это помогло, речь стала связанной, в ней стали проскакивать допустимые к всеобщему употреблению слова, и мы засвидетельствовали его клятвенные заверения о том, что из комбайнерских уст больше не вырвется ни единого французского словечка. И даже интернационализмы, перетекшие в русский язык из ненавидимой им Франции, например такое как аккордеон, впредь будут беспощадно заменяться насквозь русским синонимом гармошка.
И вот тут кем-то из нас была допущена роковая ошибка. Прозвучала просьба оказать нам честь быть последними слушателями его иностранных изречений, тем более что никто из нас, при всём желании, не смог бы упрекнуть франкоговорящего оратора в грамматических ошибках или скверном произношении. Просьба была воспринята благосклонно, и нашему вниманию был предложен отрывок из биографии Наполеона Бонапарта, рассказанный не далее как сегодня, на экзамене, «этой очкастой козе», сиречь строгой преподавательнице. Для схожести с великим полководцем была сломана ветка, изображавшая трость, а для придания пущей важности знаменитой персоне, Олег Васильевич заскочил на стол – катушку. Благодарная аудитория, пусть не лежавшая, но хотя бы сидевшая у его ног, была готова внимать, но как оказалось для окончательного вхождения в императорский образ чего-то не хватало. Недостающим звеном оказалась знаменитая треуголка. И вот не найдя поблизости ничего более подходящего, на расслабившуюся от счастья голову была водружена консервная банка, наполовину заполненная селёдочным рассолом.
Надо заметить, что Олег являлся и является ныне ярким представителем сельской культуры поведения. Это не наигранное, а впитанное с рождения уважение к старшим, опрятность во внешнем виде, аккуратность и не торопливость во время еды, бережное отношение к деньгам, которое никак нельзя назвать скупостью и т.д. Все те качества, которые были воспеты ещё в стародавние времена Некрасовым, Есениным, Буниным и иными трубадурами стогов и нив. Как мне кажется, лихие девяностые, напрочь уничтожили этот самобытный стиль поведения. Ныне я не так часто посещаю загородную местность, но всё же порою подсмотренное общение деревенских жителей даже отдалённо не напоминает мои детские воспоминания о селе Осиновка Курганской области. Увы-увы.
Посему Олег Васильевич всегда тщательно следил за своим внешним видом. У него не было дорогих вещей, собственно, как и у всех нас в ту пору, но те что носились подвергались регулярной чистке, стирке и утюжке. В самом начале учёбы костюм был ежедневным атрибутом во время его посещения института. Впоследствии, под нашим тлетворным влияниям, планка дресс-кода была несколько снижена, но на любом экзамене в обязатительном порядке присутствовали серая двойка, белая рубашка и синий галстук. Именно в данном одеянии он и прибыл на указанное празднование.
К счастью день был жаркий, к внешнему воздействию солнечного света добавлялся внутренний подогрев, поэтому в процессе распития парадный пиджак с галстуком были сняты и повешены на ближайшую сосну - берёзу. Тем отчётливее было заметно стремительное стекание тёмной жидкости с головы на белую рубаху, с последующей пропиткой верхней части брюк. Не дождавшись окончания повествования о перипетиях бонапартовой жизни и торопливо поаплодировав, мы стащили сорочку с неряхи –француза, попытавшись немедленно её застирать. Но озёрная вода и песок решительно отказывались бороться с маслянистым рыбным загрязнением. На следующий день выяснилось и полное бессилие отечественного стирального порошка «ЛОСК» в деле удаления следов селёдочной жизнедеятельности с гардероба царских особ. Также непригодным к дальнейшему использованию был признан и естественный волосяной покров императорской головы. Многократно промытый хозяйственным мылом, он, тем не менее, не утратил аромата консервной продукции завода «Сахалинрыбпром» и был полностью удалён через пару дней в ближайшей парикмахерской. Брюкам повезло больше. Будучи доставлены в родное село Малые Камыши, стараниями мамы Олега, они ровно через год таки поприсутствовали на защите дипломного проекта, совместно со счастливо отвисевшимися на дереве пиджаком и галстуком. Судьба остальных пострадавших частей гардероба, в лице синих семейных трусов, покинула гигабайты моей памяти.
Дополнительно могу сообщить, что у всех участников вышеупомянутого застолья выработался устойчивый рефлекс, до сей поры ассоциирующий персону Бонапарта с сельдью иваси. Думаю, что в годы расцвета первой французской империи за подобное сравнение нас немедленно сволокли бы на гильотину. Но благодаря полководческому таланту фельдмаршала Кутузова, культа личности Наполеона в нашей стране не случилось. Посему моя постаревшая голова покуда находится в назначенном ей месте, и ещё что-то помнит о тех событиях июня одна тысяча девятьсот восемьдесят пятого года. А на наши периодические расспросы о том осквернил ли Олег Васильевич за истекший период свои уста хотя бы одним французским словом, следует неизменный отрицательный ответ. Мы ему верим.