Вступление.
С середины 1990-х славяне язычники России начали устанавливать международные контакты со своими единомышленниками в других славянских странах. О том, как это происходило, уважаемый читатель может узнать из нижеприведённого рассказа.
Великое посольство
Часть 1. Первый блин.
В 2002 году по приглашению главы (naczelnika) Zadrugi Rodzimej Wiary Сташко Потшебовского (г. Вроцлав) и малопольского отдела ZRW в Кракове в Польшу отправляется делегация ССО СРВ. Путь великого посольства намечен через Брест в Варшаву, оттуда во Вроцлав, оттуда на священную гору Сленжу (Собутку), назад в Краков, где вечером 25.03.2002 должна состояться лекция Главы ССО в Ягеллонском университете, и на Яры годы (Комоедицу, 21.03.2002), а также праздник Ренкавка (R;kawka, 2.04.2002). Первоначально в состав делегации ССО СРВ входит 4 человека. Но до Бреста добираются двое. Утром 17 марта 2002 года половина делегации в составе вашего покорного слуги Вадима Казакова, который в то время числился Главой ССО СРВ, а также представителя ССО СРВ в Киеве, калужанина Велизара (Михаила Богатырёва) прибывает на ж/д вокзал города-героя Брест. Полномочные представители ССО СРВ пересаживаются, по совету местных славян, в электричку, которая при ближайшем рассмотрении оказывается дизельным поездом, занимают места, согласно закону первенства и, счастливые, отправляются в пределы бывшего союзника по Варшавскому договору – республику Польша. Далее, как пишут в книгах, «ничто не предвещало».
На пограничной станции Тересполь «ничто не предвещало» вошло в вагон в лице пана Барнека, доблестного поручика польской пограничной службы в сопровождении двух рядовых, вооружённых ещё советскими АКМ-74. Непредвещало молча изъяло приглашение главы ZRW с печатью, два наших далеко не серпастых-молоткастых паспорта, и, дождавшись, пока белорусские «туристы», обвешанные авоськами с сигаретами и водкой, покинут вагон, вывело нас на безлюдный перрон. На мой вопрос “Co si; sta;o?” (В чём дело? - прим.) оно ответило, что наше «Приглашение» имеет для него очень низкую ценность и не годится для пересечения границы его родного государства. Поэтому наличествует факт наглого вторжения в суверенные пределы.
Мы шагали гордо и молча, чувствуя за спиной бдительный взгляд конвоиров, пока, наконец, не дошагали до соответствующего помещения с решётками на окнах. В «предбаннике» наши вещи были изъяты, далее принимающая сторона поинтересовалась, впрочем, довольно вяло, наличием у нас оружия и наркотиков, не особо настаивая на том, что они у нас есть. Затем мы были помещены в камеру, очень похожую на одиночную камеру гауптвахты. Правда, в данной камере были две грубые табуретки и короткие нары. Посему, по степени удобства она превосходила одиночную камеру гауптвахты в несколько раз. Чувствовалась близость к Европе. Попав в привычную обстановку, удобно расположившись на нарах, я подумал, что в таких камерах хорошо писать художественные произведения, которые потом войдут в сокровищницу мировой литературы. Просто обязаны туда войти. Между тем, в головах сокамерников возникали и другие мысли, от «когда принесут обед?» до «сколько дают за незаконное пересечение границы?». Чтобы как-то скоротать предстоящие долгие годы заточения, мы принялись изучать наскальную живопись, оставленную предыдущими узниками. Из понятных надписей помню только «Чечня – сила» и «Ахмед, подожди меня в Берлине». Через пару часов лязгнул засов и в камеру вошёл польский пограничник. Он объявил нам две новости. И обе плохие. Первая: обед нам не принесут. И вторая возникла в виде конвоиров, которые вывели нас из камеры, приказали взять вещи и повели то ли на расстрел, то ли на этап. Мы постеснялись спросить, куда именно нас ведут, наблюдая их хмурые лица. Вывели нас на тот же самый перрон. Через несколько минут подошёл поезд, следующий по направлению в Брест. Нас ввели в пустой вагон, дежурный офицер вернул нам паспорта, двери захлопнулись, и мы покатили обратно, в родимую сторонку. Открыв паспорта, мы увидели там штампы, в которых на чистом польском языке было написано, что данные личности депортированы из Республики Польша в связи с фактом незаконного пересечения границы и указанием Его Величества Параграфа. Так закончилась первая попытка пересечения польской границы. Первый блин комом. Кстати, о блинах. На улицах Бреста как раз шли масленичные гуляния. Но нам было не до гуляний. Ведь приключения ещё только начинались.
Часть 2. Военный совет.
Войдя в знакомое и так полюбившееся здание брестского вокзала, мы решили взять языка. Как известно, язык до Киева доведёт. Путь в Киев нам пока был не нужен, тем более, Велизар прибыл оттуда утром, а нужен был путь в Варшаву. Разузнав у местных славян, где что находится, и как местные жители обычно пересекают польскую границу, мы решили приобрести так называемый ваучер. Не путать с бумажками, предназначенными для «законного» разграбления СССР. Этот ваучер, хоть и был чистой липой, формально давал право пересечения границы при наличии заграничного паспорта. Было здесь одно но. Ваучер действовал только для граждан Беларуси. По слухам, существовали такие ваучеры и для граждан России, только стоили намного дороже, а, кроме того, не гарантировали пересечения границы. Был ещё вариант срочного изготовления визы, но цены были заоблачные. Поэтому, посовещавшись, мы решили повторить попытку прорыва границы, купив за 15000 белорусских рублей в ближайшей палатке по липовому ваучеру. Подкрепившись в вокзальном буфете изысканными яствами, посольство в полном составе двинулось к местному рынку. На рынке удивило полное отсутствие торговцев с Кавказа и Средней Азии. Не то, что картошку, но даже бананы и мандарины здесь продавали белорусы. Открыв для себя этот явный признак отсталости местной экономики, мы вернулись на вокзал. Посовещавшись, разработали план пересечения границы способом «не мытьём, так катаньем».
Поскольку на поезде нам Варшаву захватить не удалось, и, кроме того, никто не гарантировал отсутствия пана Барнека при новом пересечении границы, то мы решили пересекать границу на автобусе, который отправлялся от вокзала около пяти часов утра. Купили билеты на утренний автобус и преспокойно стали готовиться ко сну, удобно расположившись на деревянных скамьях зала ожидания. Через час новая напасть в виде табора среднеазиатских цыган-люли, с шумом и гамом проникла в помещение вокзала и встретилась с нарядом местной вокзальной милиции. Главный аксакал, похожий на старика Хоттабыча, быстро решил вопрос с ночёвкой, вручив милиционеру деньги для последующей передачи в «Фонд помощи сотрудникам МВД, пострадавшим при получении взяток при исполнении ими служебных обязанностей». Люли засуетились, выстроили свободные скамьи в виде прямоугольника, оградив, таким образом, место своего ночлега. Отчего зал ожидания стал напоминать древнеримский лагерь, готовящийся к ужину. Кипели медные чайники на газовых горелках, что-то мешалось в закопченных котелках, потом, как по команде «отбой», всё вдруг стихло, люли постелили на кафельный пол одеяла и улеглись спать плотными рядами. Всё бы ничего, и славянам можно было бы поспать рядом, на соседней скамейке, если бы не одно но. В культуре этих детей пустыни, по-видимому, для защиты от тарантулов и змей, предусматривался особый запах, издаваемый во время ночлега двумя десятками немытых тел. Не прошло и получаса, как из зала ожидания потянулись на свежий воздух кобры, тарантулы, пара скорпионов, дежурный наряд милиции, а также редкие встречающие и провожающие.
Представители Великого посольства держались дольше всех, всё-таки на улице была бесснежная и холодная весенняя ночь, да и идти посланникам было некуда. Состоялся третий военный совет, на этот раз практически во вражеском лагере. На совете большинством голосов было решено выйти в город с целью получения азотно-кислородной смеси для истосковавшихся по ней лёгких. Была тёмная холодная ночь, по улицам Бреста ветер разносил банкноты Белорусского государственного банка в огромном количестве. Сначала мы думали, что кто-то потерял сумку с деньгами и ветер раскидал купюры во все стороны, но потом, подобрав несколько купюр, выяснили, что все они мелкого достоинства, до 100 рублей, и белорусам просто лень их подбирать. Подойдя к памятнику Ленину, мы принесли жертву Велесу, вспомнив, что город Брест пошёл от места, где было построено капище этого Бога. И, побродив ещё немного по улицам, вернулись в здание вокзала за вещами. До отправления автобуса оставалось продержаться всего пару часов. Благодаря обережному запаху, доносившемуся из-за ограды лагеря кочевников, есть не хотелось. В автобус мы погрузились, с наслаждением ловя ртами свежий, пропитанный выхлопными газами воздух. Нас ждала граница.
Часть 3. На границе тучи ходят хмуро.
18 марта 2002 года. Утро. На автомобильном пропускном пункте «Тересполь» было многолюдно даже тёмным ранним утром. Белорусские «туристы», ежедневно въезжающие в соседнюю страну с одной и той же целью, своё дело знали туго. Стоя в очереди к пункту досмотра мы наблюдали, как бдительная польская таможенница вспарывала огромные сумки, вытаскивая из потайных мест лишние пачки сигарет и прочую контрабанду, заворачивая обнаглевших «туристов» в начало очереди и изымая излишки. Насколько я помнил из последней поездки в Польшу, состоявшейся 11 лет назад, в 1991 году, провозить можно было не более двух бутылок вина и блока сигарет. Сигареты мы не везли, а клюквенное вино «Княжий погреб» должны были распределить поровну между четырьмя посланниками. Как я уже писал выше, до Бреста добрались только двое. Четыре подарочные бутылки были явно лишними. И по всем раскладам, должны были пополнить склад конфискованных таможней товаров. С тоской взирал я на свой туго набитый 120-литровый походный рюкзак и сумку Велизара, ненамного уступавшую в объёме. Посольство оно ведь дело такое, без подарков никуда! Вино, традиционные баночки с красной икрой, книги и прочее. Был даже калужский печатный пряник. И вот…Прекрасная пани, стоявшая у таможенной стойки, поманила меня рукой. На русском языке был задан вопрос:
- Куда едете? Отвечаю на польском: “Jestem pisarzem, jedziemy do Krakowa.”(Я писатель, мы едем в Краков, - прим.)
- Для чего?
- Chc; da; wyk;ad na Uniwersytecie Jagiello;skim (Хочу прочитать лекцию в Ягеллонском университете, - прим.)
- Россиянин?
- Tak jest! (Так точно! – прим.)
Далее следует жест рукой в сторону выхода и пани таможенница произносит:
-Проходите!
Я в удивлении спрашиваю, будет ли пани смотреть «плецак», то бишь, рюкзак, но пани, улыбаясь, говорит, что это лишнее. Тогда я, словно Остап Бендер, стоя у сходней парохода «Скрябин», произношу сакральную фразу: «Со мной ещё мальчик, мой знакомый». Пани таможенница милостиво делает взмах рукой и мальчик, который уже давно не мальчик, хватает свою огромную сумку, и мы выходим из здания таможни недосмотренными, будто дети из неблагополучной семьи, чувствуя на себе завистливые взгляды белорусских профессиональных туристов.
Часть 4. Славянское братство.
Пройдя таможню, туристы шумно погрузились в автобус, проклиная придирчивых таможенников и подсчитывая убытки. Далее путь лежал к контрольно-пропускному пункту пограничной службы. Остановившись у будки пограничников, похожей на строительную бытовку, водитель автобуса собрал у пассажиров паспорта с вложенными ваучерами и отправился на поклон к пограничникам. Через несколько минут он вернулся, неся в руке пачку проштампованных белорусских паспортов и произнёс, обращаясь к нам, давно ожидаемые слова: «У вас проблемы!». Кто бы сомневался? Как человек, владевший в какой-то степени языком местной туземной администрации, взяв с собой двадцатидолларовую купюру, я побрёл к месту ведения переговоров и торжественно приоткрыл дверь в неизвестность.
Помещение, как я уже сказал выше, снаружи представляло собой здание, габаритами и конструкцией похожее на строительную бытовку. Однако внутри…
Полки с левой стороны «бытовки» были заставлены, подобно полкам винного магазина, различной ликёро-водочной продукцией. Там было всё, от вина и водки, до коньяка разных марок. Предположительно, подобное изобилие было вызвано профессиональной деятельностью двух панов пограничников, сидевших тут же, за столом, приставленным к правой стенке «бытовки». Паны занимались тем, что внимательно изучали мой паспорт и ваучер. Увидев меня, один из панов с профессиональной печалью в голосе произнёс на русском: «Вадим Казаков? Имеешь проблемы!»
Далее разговор происходил на родном языке принимающей стороны.
- Знаю.
- Куда едешь?
- В Краков, чтобы прочитать лекцию.
- Какую лекцию?
- О славянах. Я писатель.
- О! Ты писатель? О чём пишешь?
- Пишу об истории славян, о славянских древностях.
Последние слова вызвали интерес у обоих панов, после чего первый спросил:
- А скажи мне, раз ты писатель, что тут за земля? Белая Русь или Красная Русь?
- Чёрная Русь…
- О, Правильно! А скажи нам, славяне после принятия христианства, стали жить лучше или хуже?
Ну, думаю, я попал. Конец нашему посольству. Всё-таки Польша католическая страна, гордящаяся поляком, который не только выбился в люди, но даже стал ещё и папой римским. Скажу «лучше», погрешу против истины, скажу «хуже», и здравствуй, Брест, это снова мы! А, была не была! Говорю, что стали жить хуже.
- Истинная правда, - отвечает пан пограничник. И тут же добавляет:
- Коньяк будешь?
Чтобы не огорчать гостеприимных пограничников, говорю, что буду. Хотя крепкие алкогольные напитки не пью. Водку пробовал один единственный раз в жизни. В феврале 1989 года. Но, «что не сделаешь на благо концессии»!
- Только у нас, к сожалению, - продолжает пан пограничник, - закусить нечем! Есть томат.
Ну, дела, думаю. Вроде бы я слышал, что коньяк закусывают шоколадом и лимоном. Точно не помню, но чтобы помидорами, такое в голове не укладывается. Соглашаюсь на томат. Пан достаёт с полки необходимый «томат», который оказывается коробочкой томатного сока. Эх… Где наша не пропадала?
Судорожно соображаю, к чему должна привести химическая реакция при попадании соединений коньяка и солёного томатного сока на пустой с обеда желудок, но в голову, по малоопытности, ничего не приходит. А пить надо. По всем признакам конфликт между двумя противными сторонами вышел на стадию дипломатических переговоров.
Посланный нетерпеливыми пассажирами автобуса на разведку Велизар застал в «бытовке» классическую композицию «на троих». Польские пограничники с открытыми ртами и стаканами в каждой руке (в одном коньяк, в другом томатный сок) внимают лектору со стаканом коньяка в руке, который в сжатом виде рассказывает всё, что знал к тому времени об истории славян. Гжегож и Ярослав, так звали пограничников, были достойными слушателями. Запросили книгу с автографом. Я тут же попросил Велизара, чтобы он сходил к автобусу, который был на грани бунта, вытащил из моего рюкзака один экземпляр «Именослова» и принёс в подарок этим достойным людям. Через двадцать минут пограничники спросили, почему же у нас, таких уважаемых людей, в паспортах штамп о депортации? Пришлось рассказать о вчерашнем вторжении в их страну, которое практически в одиночку было героически отбито поручиком Барнеком. Услышав фамилию Барнек, пограничники пришли в сильное возбуждение. Перебивая друг друга, они начали мне объяснять, словно оправдываясь, что если бы они стояли в тот момент на посту, то никогда не скатились бы до такого позора. И что, безусловно, пропустили бы нас в свою страну для такого важного дела, как лекция в Ягеллонском университете. И что они видели в одном месте законы Польши, согласно которым они изо дня в день вынуждены пропускать в свою любимую страну не только белорусских спекулянтов под видом туристов, но также и «всяких муслимов», а нормальные славяне из-за какой-то неправильной бумажки вынуждены томиться в застенках. Далее они попытались оправдать действия поручика Барнека тем, что у него-де первая жена была русская, отчего он всех русских просто ненавидит. После чего один из пограничников схватил штамп и с силой влепил его в липовый ваучер. Затем они принялись искать наши паспорта, лежавшие всё это время под коробкой «томата», и с видом людей, спасших страну от позора, торжественно проставили в них штампы на въезд. Прощались мы как лучшие друзья. Ярослав и Гжегож советовали в следующий раз переходить границу только в их смену, обещая пропустить не только без ваучера, но даже и без паспорта.
Настоящее славянское братство. Ещё они посоветовали сделать нормальное приглашение задним числом, так как на обратном пути могут возникнуть трудности с выездом. Распрощавшись с братьями-пограничниками, подписав им на память книгу словами «Гжегожу и Ярославу, лучшим польским пограничникам от автора, 18.03.2002», я на прямых ещё ногах вошёл в автобус с гагаринским «Поехали!» И мы поехали. То ли томатный сок поборол коньяк, то ли наоборот, но силы меня оставили и я погрузился в здоровый сон. На небосклоне начали появляться первые признаки утренней зари. Очнувшись на непродолжительное время, я увидел, что мы едем по какому-то городку и ужаснулся увиденному. Все вывески магазинов были на чистом русском языке. Удручали надписи «Мебель», «Хозтовары», «Спорттовары», «Рыбалка и охота». «Ну, вот и приехали», - мелькнула мысль, и я снова погрузился в нездоровый коньячно-томатный сон.
Часть 5. Утро красит.
Утро красит нежным цветом
Стены древнего Кремля.
Просыпается с рассветом
Вся советская земля.
(Слова Лебедева-Кумача, а музыка, что неудивительно, братьев Покрасс)
18 марта 2002 года занимавшееся малярным ремеслом утро окрасило неизвестную мне местность в яркие жёлто-зелёные тона. Восстав после коньячно-помидорного анабиоза, я уныло стал наблюдать за проносящимися мимо окон автобуса картинами предположительно полей, засеянных предположительно озимыми культурами, селениями с одноэтажными, предположительно кирпичными домиками, редкими, предположительно, автомобилями, на которых селяне пытались ехать с утра пораньше по своим, предположительно, селянским делам. Среди разновидностей привычных глазу «жигулей» попадались изделия явно не советского автопрома. Хотя вывески магазинов продолжали угнетать моё сознание надписями на русском языке, не покидало чувство, что тут что-то не так. А если что-то не так, значит, что-то не так! Во-первых, мы едем не на восток, в Брест, а на запад, во-вторых, уж больно долго мы едем, и, в-третьих, названия улиц почему-то на польском языке. Велизар, сидевший рядом, подтвердил мои подозрения. Мы всё-таки в Польше! Ура!
Чтобы ярче заблистали
Наши лозунги побед,
Чтобы руку поднял Сталин,
Посылая нам привет!
(всё оттуда же)
Вдохновлённые перспективой получения привета, мы высадились на вокзале в городе Бяла-Подляска. И тут же купили билеты на поезд, следующий в Краков через Варшаву. Как потом выяснилось, мы каким-то образом умудрились заплатить за них половину стоимости. Добрались до телефона, купили телефонную карточку и позвонили Власте в Краков, вкратце, насколько позволял лимит карточки, описав наши мытарства. Попросили, не мешкая, организовать нормальное «Приглашение», что и было сделано довольно быстро.
Польский поезд, в который мы сели, пробудил во мне приятные воспоминания молодости. Последний раз я ехал на польском поезде в декабре 1991 года. По маршруту Ягодин-Ковель-Ягодин-Хелм. Перед тем, как в него сесть, если можно так выразиться, мы, группа захвата из семи человек, просидели в засаде 17 декабря на пограничной станции Ягодин, с 18 часов до 2 часов ночи, замерзая в снегу, затем преодолели проволочные заграждения, и, дождавшись, пока пограничники снимут охрану с головы и хвоста поезда, броском захватили вагон с возвращавшимися из Хелма туристами. Вагон мы удерживали от нападения беснующихся банд около двух часов, до прихода в Ковель, отбив первую атаку на станции Любомль, когда нападавшие вскакивали в вагоны на ходу и пытались забраться в наш тамбур с крыши поезда. Кто видел кинофильм «Неуловимые мстители», может представить картину захвата поезда во всех подробностях. Только у нас не было револьверов, чтобы отстреливаться от бурнашей и мост, слава Богу, они поджечь не успели. Вы не пробовали вскакивать в поезд на ходу? На самом деле это легче, чем кажется на первый взгляд. Перед станцией поезд замедляет ход и вам предоставляется редкая возможность вскочить на подножку вагона, а оттуда залезть на крышу по сцепкам. Далее уже дело техники. Все открытые окна ваши. Вторую атаку, уже в самом Ковеле, отбить не удалось. Враг был хитёр и коварен. Нас просто выдавили через окна. И вся наша туристическая группа из 17 человек с объёмными «челночными» сумками втиснулась в два купе польского поезда, следующего по маршруту Ковель-Хелм. В этом поезде у меня родилось крылатое выражение: «И какой же русский не любит тесной езды?» Но это уже совсем другая история. Хотя и не менее поучительная, чем «Великое посольство 2002 года». На этот раз поезд был не такой оживлённый, и мест в купе было предостаточно. До Кракова мы домчались с комфортом, на вокзале нас встретили, проводили, разместили, накормили. Пытались напоить пивом. Но мы мягко попросили чаю. Сами же гостеприимные хозяева пили исключительно пиво. Каждый новый входящий в дом польский родновер, чтобы пообщаться с русскими родноверами, приносил с собой почему-то 5-6 баночек пива разных сортов. Из всего этого изобилия я помню только сорт “Okocim”. Вообще польские продукты это отдельная тема. Если коротко, то это дёшево и вкусно. А если это дорого, то вкусно вдвойне или втройне. Краковская колбаса, купленная в магазинчике на улице Броновицкой, отличалась от той «краковской» колбасы, которая продавалась в калужских магазинах, как русский от россиянина. Сыр «осцыпек (oscypek)» это нечто неописуемое. Польские меды питные готовят ещё с языческих времён, и Польша славится медами, как Франция винами. «Пулторак» (полуторный мёд) 18-летней выдержки стоит бешеных денег. Но он того стоит. Нам удалось попробовать «двуйняк» (двойной мёд) и «труйняк» (тройной мёд). Вскоре, прознав, что в Кракове на постое находится посольство ССО СРВ, к нам присоединился Витезслав, чешский родновер из Йиглавы. Все мы стали готовиться к празднику Jary gody, то есть, Ярилиному дню или Комоедице.
Часть 6. Этот стон у нас песней зовётся.
Привыкнув к обрядам, которые в России проводятся в лесу, в любую погоду, в дождь и снег, мы были удивлены постановкой дела у краковских родноверов. Сам праздник Jary Gody проходил за городом. Была снята на сутки небольшая двухэтажная турбаза, очень понравилось размещение и сама обстановка. На первом этаже была небольшая столовая комнатка, отделанная «под старину». Все присутствующие, а их было немного, всё делали, что называется, от души. Нас взяли на полное довольствие. Мы, в свою очередь, пригласили краковских общинников в Россию на Перунов день. Сам обряд был скромным, но от чистого сердца. Поразило, что на каждый праздник, который соответствует смене времён года, краковяне делают особое знамя. Поговорив с общинниками, мы убедили их, что при правильной постановке дела, можно увеличить количество общинников в несколько раз. Было бы желание.
После обряда, как и положено, начался пир. Мёд-пиво лилось рекой. Блюда были простые, но сытные. Домашние сыры, похожие на брынзу, с зеленью, хлебы, ячневая каша со шкварками. Отметили, что перед едой поляки, как и русские родноверы, не берутся за руки и не произносят молитв, как это повсеместно наблюдается среди украинских родноверов. Есть еда и хорошо. Произносились здравицы во славу Богов и Предков, во славу народа славянского. Всё, как у нас. Мы почувствовали себя, что называется, как дома. Затем начались песни. Кто кого перепоёт. Надо заметить, что обычные поляки почти не поют польских народных песен, собираясь вместе. И не знают их. Увы, такая же беда и в России. Русские тоже не поют своих народных песен. «Русские народные» песни, которые мы слышим по радио и с телеэкрана, не совсем народные и, кроме того, не совсем русские. Да, ещё довольно часто звучат казачьи песни. Но песен русской равнины нет. К счастью, в «средневековой» столовой собрались необычные русские и необычные поляки. И мы запели. И даже устроили соревнование. Поляки поют польскую, русские поют русскую песню. И так, кто кого перепоёт. Выбывает тот, кто не сможет вспомнить ни одной народной песни. Вскоре многочисленная краковская команда лишилась почти всех игроков, кроме трёх. Из нашей команды выбыл Велизар. Ещё через пару песен команда Кракова замолчала. Спев им их родную “Czas do domu”, я убедительно закрепил нашу победу. Зато местные славяне победили нас в плясках. В итоге победила дружба!
Часть 7. Превратности судьбы.
На следующий день после праздника Яры годы мы выехали в «цветок Европы» город Вроцлав на встречу с главой RW Станиславом Потшебовским. 4 марта 1996 года ZRW (Zrzeszenie Rodzimej Wiary) получило государственную регистрацию, правда, под номером 108 в реестре религиозных общин Польши. О чём Сташко каждый раз при встрече сокрушался, возмущаясь страшной несправедливостью польских властей, поставивших исконную веру славян на 108 место в списке, «после всяких там…». Официальная деятельность ZRW началась во Вроцлаве, 23 марта 1996 года, тогда же и был выбран начальником ZRW Сташко из Вроцлава (Stanis;aw W;odzimerz Potrzebowski). C 2000 года ZRW изменила название и превратилась в RW. Первая встреча Станислава Владимировича (ZRW) и Вадима Станиславовича (ССО СРВ) состоялась в Литве, в августе 1997 года. И вот теперь самый, что ни на есть, польский поезд мчит 22 марта 2002 года Великое посольство из славного города Краков в не менее славный город Вроцлав, оплот веры славянской. В купе трое, Вадим Казаков, Велизар и Власта. Чтобы как-то скоротать время в пути, Власта и Велизар общались на английском языке, обогащая словарный запас друг друга. Я же, прикрыв глаза, пытался разобраться в этом потоке иностранных слов, опираясь на полученные в школе знания. К сожалению, знакомые выражения, вроде “I am a komsomol member” или “London is the capital of Great Britain” до моих ушей не доносились, поэтому я начал размышлять о превратностях судьбы. Хорошо, думал я, что Судьба не даёт нам возможностей знать, что будет завтра и это правильно. Узнай мы заранее, что нас ждёт в Бресте 17 марта, мы, наверное, остались бы дома. Обзавелись визами и перенесли бы Великое посольство на более поздний срок. Но, что сделано, то сделано. И, благодаря её Величеству Судьбе, мы получили в подарок то, что получили. Почему в подарок? Да потому, что мы смогли узнать, что в Польше есть не только поручик Барнек, но также пограничники Гжегож и Ярослав. А это, поверьте, дорогого стоит. Если бы мы знали, что Судьба, от щедрот своих, совсем скоро завалит нас дополнительными подарками. Но откуда нам это было знать?
Первый признак скорого получения подарков мы обнаружили на вокзале города Вроцлав, где нас, естественно, никто не встретил. Следующим подарком был назначен местный таксофон, который скушал купленную накануне за немалые деньги телефонную карточку и не подавился. Был поздний вечер или ранняя ночь, кому как нравится. Часам было всё равно, поэтому они просто показывали 21.00. На улицах попадались редкие прохожие, киоски с карточками были, разумеется, закрыты. А карточку другой системы этот подарок судьбы принимать отказывался категорически. Но этого Судьбе показалось недостаточно, поэтому вскоре выяснилось, что даже имей мы телефонную карточку и сытый таксофон, позвонить мы бы всё равно не смогли. Записная книжка с точным адресом и телефоном Сташко Потшебовского осталась лежать на компьютерном столике в колыбели космонавтики - городе Калуге. Попытались по память вспомнить улицу и дом. Вроде как улицу и дом нашли, после чего позвонили в несколько квартир, но там про Главу RW никто не слышал. Мы, конечно, подозревали, что Сташко обладает чуть меньшей известностью, чем Кароль Войтыла, работавший, по слухам, где-то далеко за пределами Польши римским папой, но надежда на хоть какую-то известность, в пределах дома, всё-таки была. Затем мы решили сделать звонок в Краков за счёт принимающей стороны и спросить у краковских родноверов, не знает ли кто, где живёт пан Потшебовски? И, о чудо! Первый родновер, к которому мы дозвонились, сообщил нам, что знает, где живёт пан Потшебовски. И даже указал точное место. Из его слов мы узнали, что пан Потшебовски, оказывается, живёт во Вроцлаве. Это нам здорово помогло. Во-первых, значительно сократило область поисков, во-вторых, мы ещё раз убедились, что приехали в правильный город. Через 20 минут оживлённых междугородних переговоров мы всё же стали счастливыми обладателями заветного адреса и волшебного телефона. На удивление Сташко оказался дома, и мы сбивчиво и коротко поведали ему все наши злоключения, начиная от встречи с паном Барнеком, изъявшим его, ставшее историческим, Приглашение, и до обряда жертвоприношений таксофону. Глава RW посочувствовал нам, заметив, что 20-30 лет назад по таким приглашениями можно было свободно въезжать в Польшу. На что я ответил, что за последние 20-30 лет законы несколько изменились. Незначительно, конечно, но всё же, изменились.
Сташко определил нас на ночлег к своему другу и соратнику Здиславу Словиньскому, владельцу родноверческого издательства «Топожель» (TOPORZEL), на Гоголинской улице, дом 11/2. Здислав оказался гостеприимным хозяином. Там мы впервые попробовали оригинальное блюдо: солёные огурцы с вересковым мёдом. Мы тоже приехали не с пустыми руками, привезли краковских колбас, подарочное вино «Княжий погреб», прочую снедь. Здислав накрыл стол и мы приступили к пиру. После пира Здислав предоставил нам доступ к своему компьютеру. Мы получили электронную почту и смогли написать соратникам пару строк о ходе посольства.
Во время отправки очередной электронной бересты в Россию Здиславу позвонил Радек Микула из Праги, который разыскивал нас с Велизаром по всей Польше, чтобы пригласить к себе в Чехию, благо «тут недалеко». На наше замечание по поводу отсутствия у нас чешской визы, Радко легкомысленно ответил, что «знает тропы в горах», по которым-де «можно обойти пограничные посты». И, кроме того, он уверял нас, что у них «все так делают», поскольку «граница слабо охраняема». Вспомнив ехидную улыбку пана Барнека, мы вежливо отказались, впрочем, пообещав приехать в Прагу как-нибудь в следующий раз, справедливо полагая, что нам ещё и в Польше хватит приключений. На этом очередной рабочий день посольства закончился. Уставшие, но не сломленные, посланники отошли ко сну. Надо было хорошо выспаться. Ведь утром наш путь лежал на священную гору Слёнжа.
Часть 8. Восхождение.
Здесь вам не равнина,
Здесь климат иной…
Рано утром, позавтракав, но не взяв с собой ничего из еды, наивно надеясь на скорое возвращение, и оставив запасы снеди гостеприимному хозяину, мы выдвинулись по направлению к Слёнже. Вообще к святым горам принято ходить пешком, топая босиком по лужам с котомкой за плечами и по пути отбиваясь от волков или же крокодилов огромным посохом, смотря по тому, в какой местности находится гора. Но мы, отдавая себе отчёт в том, что крокодилы, а тем более, волки, нам по пути вряд ли встретятся, решили сократить пешеходную часть программы и воспользовались предложением пана Словиньского, загрузившись в его самоходный экипаж. Благодаря предусмотрительности Здислава, мы успели посетить местный краеведческий музей. Доехав до Бондковиц, посольство встретилось там с местными родноверами, которых было не так много, всего 7 человек, и далее мы вместе выдвинулись к жальникам, славянским могилам VIII века. Там, постояв вокруг жальника, взявшись за руки, мы прослушали короткую лекцию Сташко о горькой судьбе местных жителей из племени слензян, почти полностью онемеченных к XIX веку и высланных, после присоединения этих земель к Польше, в Германию. Ирония судьбы. Те, кто утратили свой язык, утратили в конце концов и свою землю. Очень поучительная история. Надо отметить, что наша славянская одежда, в том числе и одежда Власты, произвела должное впечатление на местных славян, которых отличало от обычного гражданина наличие пары хорошо сделанных серебряных оберегов на фоне чёрной одежды. Выпив мёда во славу предков, мы, подхватив свои рюкзаки, двинулись вверх. Местные же шагали налегке. На полдороге к вершине Сташко объявил привал. Тут мы впервые пожалели о том, что оставили купленную накануне колбасу у пана Словиньского. И не догадались купить хотя бы хлеба для еды, взяв его только на требу. Пока местные родноверы уплетали свои завтраки, мы втроём принялись обозревать окрестности. У древнего «Алтаря солнца» вроцлавские славяне совершили второй обряд. Как и первый, он был краток. Они разожгли огонь и зачитали по бумажке славления. После чего обряд был завершён. Недолго думая, мы, попросив разрешения у Сташко, втроём провели свой обряд. Тут начали происходить первые чудеса. Мои японские часы впервые отстали на 15 минут, что выяснилось уже на вокзале. Гадание на чертах сбылось полностью на следующий же день. Далее было собственно, подтверждение союзных отношений с Rodzimoj Wiaroj. Что и было записано на диктофон. Во время произнесения славлений выглянуло Солнце. Окрылённые знаком Богов, мы двинулись к вершине. Нас осталось пятеро. Двое из посольства, примкнувшая к ним Власта, сам начальник RW Сташко и Аркадиуш, поляк из Германии. О том, что на вершине климат иной, мы, дети русской равнины, знали до этого только из песни Высоцкого. Но Судьба милостиво разрешила нам убедиться в этом на собственной шкуре. Если внизу было около 20 градусов по Цельсию, цвели цветы, зеленела трава, кузнечики радостно прыгали с ёлки на ёлку, то ближе к вершине мы попали в обычный декабрьский день. Было довольно любопытно наблюдать постепенный переход весны в зиму. Огромные серые валуны проглядывали сквозь слой чистого белого снега. Ветви деревьев склонялись под его тяжестью. Сказочная картина! С вершины горы открылся незабываемый вид на поля Силезии. Мы сами находились в зиме, наслаждаясь минусовой температурой и сильным, обжигающим кожу ветром, а там, внизу, весна давно вступила в свои права. Затем мы забрались на бывшую вышку люфтваффе, откуда открылся ещё более впечатляющий вид: прямоугольники полей, крошечные автомобили, маленькие, словно игрушечные, домики.
Насладившись неземной красотой, мы, голодные но довольные, узрели туристическую базу, к которой и направились, чтобы как следует подкрепиться. Внутри стояли столики, за которыми пировали какие-то туристы. Выбор еды на прилавке был невелик, кроме того, цены превышали российские в 7-10 раз. Лишний раз мы убедились, что Боги занимаются проверкой нас на прочность. Аркадиуш и Сташко купили себе всё необходимое и уселись за столик, обсуждая какие-то важные вопросы, не забыв, правда, угостить шоколадом нашу очаровательную спутницу. Увы, наличных злотых у нас было недостаточно, поскольку во вчерашней суете мы не озаботились поиском обменного пункта. Отказавшись от пончика, предложенного Сташком, сотрудники великого посольства попробовали расплатиться кредитной карточкой Велизара, но, к нашему сожалению, турбаза ещё недостаточно вошла в ЕС, поэтому американские карточки к оплате не принимала. В конце концов, покопавшись в закромах, наскребли несколько мелких монет, которых едва хватило на покупку двух мелких американских шоколадных батончиков. Всё было бы хорошо, если не учитывать, что мы ели шесть часов тому назад, и пять из них шагали в гору с рюкзаками, в рубахах, встречая зиму. Как говорится, не всё так плохо, как кажется, всё на самом деле гораздо хуже. Поэтому, не желая более злоупотреблять гостеприимством, что называется, «вот Бог, а вот и порог», мы поспешили удалиться. Судя по расписанию, автобус уходил от подножия горы через два часа.
Расстояние, который обычный турист, снабжённый соответствующей обувью, проходит за два часа, мы втроём прошли в два раза быстрее, что позволило успеть на предыдущий автобус. По дороге произошло необычное событие. Почти у самого основания горы над головами двух человек, Власта немного отстала, появился ворон, вестник Богов. Он принёс нам известие, о котором оба узнали на следующий день. На вроцлавском вокзале мы отметили, что совершенно не ощущаем никакой усталости. Что было удивительно, учитывая наше «голодное и холодное» восхождение. Еда в вокзальном буфете оказалась дешёвая и вкусная. Мы купили по кнышу и начали, довольные, их уплетать. Кныш (knysza) представляет собой пышную булочку, пустую внутри, которую начиняют всякими вкусностями: запечённой говядиной, зеленью, луком, огурцами, подливой. На том же вокзале к нам подсела общительная женщина, всем своим поведением напоминавшая «боевого говоруна» — этакого милого собеседника, которому посторонний минуты за три, сам того не понимая, рассказывает о себе всё. Но на этом чудеса не закончились. На пути из Вроцлава в Краков мы за 10-12 минут до станции непонятно почему заснули и выскочили из купе за полминуты до отхода поезда. Утром в течение минуты по двум разным телефонам из двух разных стран нам сообщили известие о смерти родственников. Чуть погодя позвонили Власте с телевизионной студии и передали, что телевизионная передача про местных славян под названием «Бзик под контролем» не выйдет в эфир, так как испорчена плёнка. Вот такие дела.
Часть 9. Сокращение штатов.
Нет-нет, дорогой читатель, спешу вас огорчить! Североамериканские Соединённые Штаты не сократились, увы! Сократились штаты Великого посольства ССО СРВ. Велизару 24 марта 2002 года срочно потребовалось выехать в Киев, поэтому лекцию в Ягеллонском университете пришлось читать мне одному. Лекцию по истории родной веры в России для факультета славистики устроил Скотт Симпсон (Skott Simpson), шотландец, магистр в области религиоведения, свободно владеющий польским языком. Скотт занимался исследованиями язычества Центральной и Восточной Европы. На удивление, лекция прошла тихо и спокойно. Несколько десятков студентов и студенток были ознакомлены с достижениями язычества в России на начало марта 2002 года. По рядам были пущены альбомы с цветными фотографиями славянских праздников, что вызвало неподдельное оживление в католической аудитории. Лекция была двуязычной. Вопрос на польском, ответ на русском, вопрос на русском, ответ на польском. Власта, хорошо владеющая русским языком, в затруднительных случаях помогала с переводом. Такой подозрительно спокойный вечер просто не мог не насторожить. Так и произошло. Отметить удачное окончание лекции мои новые знакомые решили в подвальчике, где подавали отнюдь не простоквашу, а любимый пенистый напиток местных родноверов под названием “piwo”. Вскоре к нам присоединились их друзья и знакомые в чёрных одеждах, оказавшиеся польскими националистами. Национализм бывает разный. Если для удобства восприятия сравнить национализм с сыром, то русский национализм, например, можно отнести к сорту «Российский молодой», заквашенный на импортных немецких ферментах, с добавлением пальмового масла, по вкусу отдалённо напоминающий исходный оригинал - тильзитер. Литовский национализм более похож на Литовский сыр, с зеленью, латышский, соответственно, на Латвийский, белорусский же похож на соевый сыр «тофу». По форме и вкусу он, вроде как и сыр, а по содержанию таковым не является. Исключением из правил является т.н. «украинский национализм», который, собственно, и сыром-то назвать нельзя, поскольку он не отвечает требованиям ГОСТа ни формой, ни содержанием. Польский же национализм похож на выдержанный «Пармезан», чему поспособствовали постоянные разделы Польши, превратившие королевство, раскинувшееся от моря до моря, от Познани до Смоленска, в просто Польшу, страну с однородным по национальному составу населением, живущим, за редким исключением, на своих исконных землях. Люди в чёрном подсели к нашему столику и начали вести непринуждённый разговор, обсуждая какие-то местные националистические новости, сдувая пену с кружек и обмениваясь шутками. Я благоразумно помалкивал, стараясь больше слушать и меньше говорить, мысленно приготовившись отвечать за все злодеяния, совершённые Россией против Польши с момента изгнания поляков из московского кремля в 1612 году. С Екатериной II, устроившей первый раздел Польши, я был лично не знаком, со Сталиным тоже. В преступной связи с вышеуказанными личностями не состоял. Так что вины за собой перед Польшей практически не чувствовал. Если не считать того, что я в сентябре 1969 года встретился с наркомом иностранных дел СССР В.М. Молотовым. Было такое тёмное пятно в моей биографии. Ведь при правильно составленном обвинении важен сам факт такой встречи. И вялые объяснения, что, мол, тов. Молотов просто шёл мимо, направляясь по своим наркомовским делам, и что мама даже держала меня за руку, чтобы я не бегал по Красной площади, пугая отставных наркомов, никоим образом не послужили бы оправданием. Встречался? Встречался! Тогда подписывай вот тут!
Мои невесёлые размышления были прерваны возгласом удивления. Оказывается, пока я размышлял над своим алиби, Власта, добрая душа, представила меня гостям. Оживившись, гости завалили меня вопросами. Первый вопрос был таким: «Знает ли пан, что в Варшаве прошёл пикет против действий Российских войск в Чечне?» Отвечаю, что да, телевидение показало пару-тройку варшавян, прыгавших по улице с флагом независимой Ичкерии. «А знает ли пан, - был второй вопрос, - что мы в Щецине провели шествие в поддержку действий российских войск в Чечне? Показывало ли это российское телевидение?» Отвечаю, что впервые об этом слышу. Люди в чёрном возмущённо обменялись нецензурными выражениями в адрес ОРТ, НТВ и других ведущих телеканалов. После чего объяснили суть претензий к детищу Зворыкина. Оказывается, на этот митинг съехались несколько сотен польских правых. Демонстранты вышли на улицы с флагами России и Польши, выкрикивая лозунги в поддержку действий России в Чечне. Колонна шла по городу, размахивая флагами, ощущая моральную поддержку от многочисленных прохожих. Кто-то с балкона даже помахал демонстрантам российским флагом. И всё бы хорошо, но подлое польское телевидение вместо этой многочисленной демонстрации показало в новостях по всем каналам трёх варшавян с флагом Ичкерии, «осуждавших оккупационную политику России». Тот же сюжет показало и телевидение в России.
Пришлось прочитать лекцию уже по другой тематике и объяснить собравшимся, что так называемое «Российское телевидение» не является российским. Мало того, оно даже не является государственным и зачастую освещает процессы, происходящие в государстве, в антигосударственном ключе. Что можно сказать о телевидении России (точнее, телевидении, расположенном в России), то же можно сказать и о телевидении Польши (точнее, расположенном в Польше). Ни там, ни там, мы не увидим реальных хозяев. Возможно, хозяева ТВ Польши и ТВ России это одна и та же группа лиц. Именно эта группа и формирует т.н. «общественное мнение», иногда даже вопреки здравому смыслу. Поэтому очень важно не надеяться на правдивое освещение в СМИ, находящихся неизвестно в чьих руках, а устанавливать прямые связи. А ещё лучше, поддерживать и развивать свои СМИ. Далее, как пишут в официальных сообщениях, встреча прошла в тёплой, дружественной обстановке. И закончилась далеко за полночь. И без приключений.
Часть 10. Возвращение на родину.
Из обязательной программы Великого посольства оставался только праздник Ренкавка, который должен был состояться 2-го апреля 2002 года на копце Крака. Поэтому неделя, оставшаяся до праздника, была посвящена личным делам. Я побродил по Кракову, посетил замок Вавель, прикоснулся к подлинному Збручскому изваянию, спрятанному в замке. Далее мои стопы направили меня в «Сукенницу», краковские гостиные ряды. Сукенница (когда-то, давным-давно, рынок для торговли сукном), знаменита на весь Краков своими умными голубями, приучившими людей подавать им завтраки, обеды и ужины. Во время сего пиршества голуби, наевшись, по своему обыкновению, соревнуются друг с другом, кто из них сможет как можно выше залезть на человека. Побеждает тот, кто не только выше залезет, но ещё и умудрится нагадить на голову своему кормильцу. Такой голубь в кругу своих соратников пользуется заслуженным уважением. Впрочем, такое поведение свойственно не только голубям. Там же, в местном общепите, я заказал борщ, который в скорости, мне и принесли, налив его в стакан. Поскольку я слабо представлял, как правильно есть борщ из стакана, а окружающие, как назло, себе борщ не заказали, я попытался его просто выпить, как томатный сок, благо, в употреблении томатного сока я поднаторел ещё на границе. Ощущение довольно странное. Польская кухня умеет удивить.
По приглашению Всебуда (Мартина Кабачиньского) я отправился к нему в гости, в небольшую деревушку, что недалеко от Кракова. Сытно отобедав картофелем со шкварками, заправленным поджаренной мукой, мы, поблагодарив супругу Мартина Эву, отправились к местной достопримечательности, славянскому селищу X века, расположенному по берегам причудливого оврага. Набрав там глиняных черепков и прочих ценностей, оставшихся на поле с тех времён, мы уже собрались возвращаться, но тут Всебуд, уж не знаю, зачем, сообщил мне, что «недалеко граница России». Как? Где? Оказывается, в двух верстах отсюда, «на том поле», за перекрёстком грунтовой дороги, когда-то стояла будка корпуса пограничной стражи Российской империи. А за ней, вплоть до 1915 года простиралась Россия-матушка. Лучше бы он этого не говорил! Тоска-кручина по родине, такой близкой и, в то же время, такой далёкой, накатила чёрной волной. Недолго думая, я рванул в сторону русской границы. Всебуд едва успевал следом. И вот заветный перекрёсток! Оставив Всебуда на территории Австро-Венгрии, я шагнул вперёд и припал к родной земле. Дул тёплый весенний ветерок. Весело щебетали в небе птицы, проносясь туда-сюда через старую российскую границу без таможенного досмотра. На нашем склоне оврага росли берёзки, но это были другие берёзки. Явно не те, что росли на территории Австро-Венгрии. Более берёзовые, что ли. И вообще, по эту сторону поля я почувствовал себя, как дома. Однако, надо было срочно возвращаться в Краков. И, поблагодарив Всебуда за такой подарок, как кратковременное пребывание в России, я с сожалением вернулся назад, не забыв прихватить горсть родной земли.
Затем была поездка в Горлицы (Gorlice), где, по совету бравых пограничников Ярослава и Гжегожа, родители Власты сделали мне нормальное приглашение. Горлицы знамениты известным Горлицким прорывом, где австро-венгерские и немецкие войска в мае 1915 года разгромили нашу 3-ю армию. Пользуясь предоставленной возможностью, я посетил воинское кладбище. Точнее, одно из многочисленных воинских кладбищ в окрестностях Горлиц. Солдаты немецкой, австрийской и русской армий были погребены на одном и том же кладбище, но в разных братских могилах. Если в немецких и австрийских захоронениях перечислены фамилии и имена погибших, то в русских просто обозначены дивизия, полк и количество павших. Спасибо и на этом. В России ведь нет ни одного памятника павшим на той войне. Просто вычеркнуты и забыты. А такие вещи без последствий не проходят. Не это ли отношение к павшим затем аукнулось потомкам? Которые «мы наш, мы новый мир» построили великой кровью и затем бездарно его профукали? Кто знает? Может быть, так оно и есть. Тем временем, путешествия мои подходили к концу. Впрочем, как и скудные средства. Всё-таки цены в Польше были чуть выше наших, российских. Но где наша не пропадала? Не пропадёт и в Польше.
Часть 11. Ренкавка. Возвращение.
Наступил долгожданный день праздника Ренкавки. По старинному обычаю, в этот день богатые краковяне бросали с вершины копца Крака в толпу зевак монеты, фрукты, корнеплоды, изделия кузнечного и гончарного промысла, а также различные сладости, от пряников до ульев с пчёлами. Всё это изобилие у подножия подхватывали бедные жители города. Тут же начинался и раздел добычи. То есть, наступал тот самый миг, ради которого на самой вершине и собирались богатые горожане. Среди богачей, занявших позиции на вершине. особенно ценились тяжёлые медные монеты, которые, в отличие от хлеба или мешков с зерном, накрывавших счастливчиков, стоявших в первых рядах, могли долетать до задних рядов просящих. Народное предание гласит, что люди носили на возвышение землю и камни в рукавах, чтобы соорудить курган (копец) для усопшего князя Крака. И поэтому, мол, название праздника произошло от рукавов (r;kaw — рукав, польск.), в которых якобы носили землю, или рук, если землю носили в горстях (r;ka – рука, польск.). Согласно другому предположению, название Ренкавка происходит от чешского слова rakew — могила. Во всяком случае, прослеживается прямая связь между рукой, сжимавшей на вершине тяжёлый чёрствый пряник и могилой для одного из просителей. Предположительно, чеха по национальности. Одним словом, копец.
Ренкавка 2002 года проходила не столь бурно, как хотелось бы. Мы с Властой предусмотрительно заняли место у намёта (палатки) жрецов у самого подножия копца Крака. Оградив участок предполагаемого места падения батонов и пряников кольями с верёвочкой, я пошёл осматривать окрестности копца Крака. Всё было заставлено шатрами реконструкторов и торговцев. Вот златокузнец за плату современными злотыми чеканит всем желающим монеты средневековых правителей. К сожалению, не из серебра, а из мягкого сплава. Вот портной предлагает средневековое платье. Вот сапожник торгует мягкими кожаными чунями. Наши братья родноверы тоже нашли себе место на этом празднике жизни. Всебуд со товарищи подрядился в дружину, охраняющую торг. А пара человек устроилась палачами с испытательным сроком. Они стояли у большой колоды с воткнутым в неё мясницким топором и надписью “Kat”, предлагая всем желающим за небольшую плату испытать на себе прелести средневекового правосудия. Уряд праздника был таков: 1) Торжественное открытие Ренкавки с копца Крака - славянский жрец громко читает славление Богам и предкам; 2) Начало торгов. Ссора заморского гостя с местным купцом из-за красавицы челядинки; 3) Ссора перерастает в массовое побоище с привлечением княжеских дружинников и охраны гостя; 4) Вынос тел. Пир для замирения и продолжение торгов; 5) Метание пряников в толпу нищих и обездоленных; 6) Свободное время. Подсчёт прибыли и убытков. Праздник, как праздник. Обычный.
Славянским жрецом, открывшим Ренкавку, был, как вы понимаете, ваш покорный слуга. Воздав хвалы славянским Богам и предкам вместо Te Deum, который звучал тут на протяжении последних сотен лет, я спустился с вершины и занял своё место, согласно расписанию, у палатки жрецов. Всё прошло, как по маслу. Были и торг, и драка, и примирительный пир. Народу праздник понравился. Мы с Властой зарабатывали на жизнь гаданием. Власта гадала на разбитых куриных яйцах, я на чертах и резах. Всего каких-то 2 злотых и ваша судьба на ближайшие месяц-два будет предсказана с точностью до 8 из 10. Очередь желающих узнать свою судьбу, состоящая, в основном, из школьников младших и средних классов, не прекращалась до самого конца праздника. Смотря на этих детей, я подумал, что, в сущности, как мы ни ругаем поляков или как они ни ругают нас, а наши страны очень похожи. В отличие от той же Украины, которая задумывалась создателями, как Антироссия, или Беларуси, которая вообще пока не определилась, куда ей плыть, Польша это параллельная Россия. Это то, что получилось бы из России, прими она не Константинопольский вариант христианства, а Римский. Ну, может быть, с какими-то местными особенностями. Выкинь христианскую составляющую и разница между русским и поляком начнёт стремиться к нулю. Недаром ведь написано в Несторовой летописи, что «Радимичи и Вятичи от Лях». Нет, действительно, стоило нам вернуться в Ляхи, чтобы посмотреть, как они тут без нас жили последнюю тысячу лет. Посудите сами, жрец из Калуги открывает праздник в Кракове. И местные родноверы считают это в порядке вещей. У поляков нет каких-то особенных «польских Богов», как, впрочем, и у чехов. И у поляков, и у чехов, и у нас Боги славянские. «Русские Боги» или «украинские Боги» это такая же глупость, как какие-нибудь «Боги Приднестровской молдавской республики». С такими мыслями вечером 3 апреля 2002 года автобус уносил меня из Кракова по направлению к Украинской границе.
В кратких путевых заметках невозможно рассказать всё о стране, где я был последний раз 11 лет назад, и где мне посчастливилось вновь побывать. Да и что можно увидеть из окна вагона или городского трамвая? Хотя то, что удалось увидеть, наталкивает на некоторые размышления. Уже белорусский Брест резко отличается от родной Калуги: удивило отсутствие на улицах бомжей и то там, то сям валяющихся пьяных. Ночной Брест напомнил мне советскую Калугу 70-х годов ХХ века. Тихо, спокойно, нет милиции и нет лиц, стремящихся к изучению уголовного кодекса. Особенно поразил городской воскресный рынок Бреста. Там не только картошку и мясо, но даже бананы и мандарины продают белорусы! Кто бы мог подумать!? Для меня, жителя Калуги, где даже морковку, выкопанную у местных бабок на огороде, продают втридорога кавказцы, видеть такое безобразие не было сил. Да как только белорусы посмели сами продавать то, что вырастили!? Без посредничества лиц кавказской национальности!? Да и самих вышеуказанных лиц как-то не наблюдалось. Слава Богу, ни в Калуге, ни, тем более, в Москве, городское начальство такого своеволия не допустит.
Из окна поезда, пересекавшего Польшу, я тщетно высматривал на обочинах родные для каждого русского человека кучки мусора, горы пластиковых бутылок, куски бетонных конструкций и брошенную на полях ещё во времена Л.И.Брежнева сельскохозяйственную технику. Увы! Всё напрасно. Как мудро подметила одна бабушка, ехавшая со мной в поезде Львов-Москва, «чисто не там, где убирают, а там, где не мусорят». Что заставляет поляков в Кракове не бросать пакетик от чипсов или пустую пачку от сигарет себе под ноги, как это делает большинство граждан РФ, я так и не понял. Возможно, это оттого, что на улицах Кракова так чисто, что «плюнуть некуда» (после целого дня прогулки ботинки не покрылись толстым слоем пыли), а может оттого, что они так приучены с детства – бросать мусор в урну? И почему-то мало собак и кошек. Животных, что ли, не любят? Вот у нас, в стране высокой культуры, в стране Достоевского, Толстого, Гоголя и Аркадия Райкина, люди любят животных больше, чем своих сограждан. Нередко можно наблюдать картину, как один собачник покорно ждёт, улыбаясь, пока его собака, размером с телёнка, сделает свои дела посередине тротуара. И, отойдя в сторону, с интересом смотрит, как в эти «дела» ступит зазевавшийся прохожий. Или, почему в Калуге, где жильё дешевле, чем в Кракове, раз в пять, бомжи есть, а в Кракове их нет? Почему? Кто виноват? Клинтон или уже Буш? Почему в Кракове люди одеты опрятно, а во Львове похожи на беспризорников времён Гражданской войны? Причём, на беспризорников похожи и дети, и их родители. Неужели трудно заработать на штаны без заплаток? Вроде бы, Россия больше не «оккупирует» независимую Украину? Уже более двенадцати лет как не «оккупирует», а стало только хуже. И, думаю, что это не предел. Есть над чем задуматься, есть к чему стремиться, и есть, от чего лучше бежать. Полагаю, читатель сделает свои собственные выводы из описания «Великого посольства». Я же, не будучи гражданином Польши, не имею права приглашать вас, дорогие читатели, в чужую страну. Но если вам вдруг представится такая возможность, не долго думая, поезжайте в Польшу! Когда будете проезжать через автомобильный пункт пропуска Тересполь, передайте привет пограничникам Гжегожу и Ярославу. И вот ещё что... На всякий случай, захватите с собой шоколадку. Коньяк у них есть.
Вадим Казаков, Калуга. 2002 г.