Рубрика Художественный салон
Ирина родилась в Москве, потом влюбилась в Петербург, а в начале нового столетия, однажды побывав в Париже, решила там остаться. Три города, три непохожие судьбы как живительный источник творческой силы теперь представлены на её персональной выставке «Санкт-Петербург. Москва. Париж», которая проходит в музее-усадьбе Фёдора Шаляпина. 44 работы, выполненные в технике масляной живописи и пастели. Нежная зелень садов Царского Села соседствует с ослепительным жёлтым цветом весенних парижских мимоз, тающий в дымке Сакре-Кёр сменяют вечерние огни московских набережных, а прямые линии мостов соединяют три центра мировой культуры и искусства, чьи архитектурные мотивы знакомы многим.
В 1989 году на вступительном экзамене в Московское академическое художественное училище памяти 1905 года приёмная комиссия, увидев работы 15-летней Ирины Алавердовой, пришла к заключению: «Такому поразительному чувству цвета научить невозможно, с ним можно только родиться!» Теперь картины Ирины украшают коллекции Российского фонда культуры, Московского музея современного искусства, Владимиро-Суздальского музея-заповедника, частные собрания в России, Швейцарии, Монако, Франции, Англии, США и музеи Ватикана. Она является членом Союза художников России и Европейской академии естественных наук, почётным доктором Академии искусств «Pro deo».
С художницей мы встречаемся в её уютной мастерской. Рядом течёт повседневная жизнь шумного московского проспекта. Большая комната с высокими потолками и множеством окон залита светом и торжественной тишиной. На стене напротив меня висит автопортрет хозяйки: тонкий, изящный овал лица, по-восточному удлинённый разрез глаз, крупные руки художника, застывшие в выразительном взмахе.
Текст: ИРИНА ВАЛЬДЕС
Все краски палитры
– Ирина, чем памятны для вас Москва, Петербург и Париж?
– Я коренная москвичка. Почти 35 лет жила и работала в Москве, с которой связана вся моя жизнь. А в 1992 году нас, студентов художественного училища, привезли на творческую практику в Петербург. Я влюбилась в него с первого взгляда. Месяц мы ходили с этюдниками и холстами по городу и его великолепным пригородам, где всё продумано: каждая линия, каждый штрих складываются в уникальный ансамбль. Я не знала более красивого и гармоничного города до встречи с Парижем, куда в 2000 году приехала обычным туристом. Он настолько меня ошеломил, что, блуждая по улицам и бульварам, я упала, разбила ноги, простудилась. В Москву вернулась без голоса, в синяках, но в полном восторге. Долгое время Париж для меня оставался тем магическим местом, куда я возвращалась за вдохновением. Мне поступило около десяти приглашений выставить свои картины в Париже, в том числе в салонах Лувра и Гран-Пале. Выставки прошли успешно. Потом поступили новые предложения. Два года я жила на два города – то в Москве, то в Париже, пока не поняла, что постоянные переезды мешают работе. Живопись требует времени и сосредоточенности. Я решила остаться в Париже.
– Что определило выбор?
– Французы – нация, генетически воспитанная на искусстве. Париж принимает любой способ самовыражения: и абстракцию, и фигуратив, и прикладные жанры. Только очень ленивый художник в Париже может быть забытым в своей мастерской. Для всех находятся салоны, фестивали и почитатели. Ко мне приходят поклонники живописи, посетившие вольными слушателями короткую программу в Национальной высшей школе изящных искусств. Они обсуждают мои работы на таком высоком искусствоведческом уровне, что хочется сказать: «Подождите, я включу диктофон!»
– Сколь долго длится эта влюблённость в города?
– Если влюбляюсь в город, храню ему верность. В начале 1990-х открыла для себя Суздаль и теперь ежегодно туда возвращаюсь. После окончания училища у меня наступил творческий кризис. Папа, наблюдая мои страдания, предложил: «Давай поедем в Суздаль…» Мы приехали в январе, на улице –25 ;С. Тогда там не было никакой туристической инфраструктуры. Меня встретил абсолютно пустой город кристально-белого цвета с моими любимыми перламутровыми оттенками: белое небо, белое солнце, белые храмы, деревья в хрустальной оболочке. В этой сказке трёх дней хватило, чтобы себя реанимировать. Целый год я писала белый Суздаль. Мои работы попали на выставки в Манеж и ЦДХ. Их увидели искусствоведы из Владимиро-Суздальского музея и предложили персональную выставку в галерее Спасо-Евфимиева мужского монастыря. Расписанный внутри главный храм монастыря построен в традициях древней белокаменной архитектуры, но в нём есть одна абсолютно белая галерея. В разгар жаркого лета мои белые холсты висели на белых стенах храма. Посетители после экспозиции подходили к сотрудникам и говорили: «Холодно у вас здесь…» А для меня эти слова были самым большим комплиментом. Я добилась необходимого эффекта. Теперь картины из суздальской серии представлены в галереях и коллекциях разных стран мира.
– А теперь какие цвета в палитре любимые?
– Постоянно влюбляюсь в какой-либо цвет. В апреле 2018 года по пути из Парижа в Реймс увидела жёлтые рапсовые поля и не могла оторвать от них взгляда. Удивляюсь, как не попала в аварию. Когда приехала в Реймс, села в кафе, попросила салфетку и стала рисовать. Еще полгода длилась моя любовь к жёлтому цвету. Я ходила по Парижу и видела только оттенки жёлтого. Созвучно слову «рапс» даже хотела назвать выставку «Рапсодия», но по-французски «рапс» звучит иначе. Сейчас у меня синий период. Я скупила все возможные синие краски. В феврале в Париже прошла моя выставка под названием «Нюансы синего».
Среди цветов, вершин и облаков
– Хорошо помните тот момент, когда взяли в руки карандаш?
– В мои руки карандаш попал раньше, чем ложка. У родителей была одна проблема: очень быстро заканчивались карандаши, краски и бумага. В мои детские годы купить художественные принадлежности было очень сложно. А я всё время рисовала, могла часами рассматривать кисточки, краски, гладить бумагу пока все дети мечтали об игрушках. Невероятная страсть к бумаге осталась. Для её хранения я даже купила специальный шкаф. Изучив разную технику, теперь сама грунтую холсты.
– И что в детстве любили рисовать?
– Натюрморты, цветы, фрукты. Я и сейчас обожаю патиссоны. Однажды пыталась изобразить облака. Часами стояла на балконе, но ничего не выходило. На бумаге получалось не облако, а грязный блинчик. Оказалось, нарисовать на холсте проплывающие облака очень сложно. Прошло 20 лет, прежде чем облако получилось само собой.
– Как родители относились к увлечению?
– Мои родители считали, что все дети любят рисовать, и я – не исключение. С трёхлетнего возраста каждые выходные мама меня водила в Пушкинский или Третьяковку, где мы проводили не больше часа. Одна-две картины на меня производили столь сильное впечатление, что этого было достаточно до следующих выходных. Мне запомнилась картина Пикассо «Девочка на шаре». Обычно каждое воскресенье я говорила маме: «Пойдём к девочке». В очередной музейный выходной на вопрос мамы: «Ты хотела бы стать художником?» я категорически ответила: «Нет». Мне было 10 лет. Но через два года не выдержала и записалась в изостудию при Дворце пионеров. Ходила туда пешком в любую погоду. На итоговой выставке наших работ педагог отметила родителям мои способности. Это меня воодушевило, и я решила поступать в Московское художественное училище памяти 1905 года. Несколько лет имела счастье учиться у Осипа Абрамовича Авсияна. Уникальный художник и педагог, который воспитал целую плеяду советских художников. Он считал, что главное в живописи – композиция. Осип Абрамович говорил нам, что задача художника не в том, чтобы срисовывать с натуры, а в умении найти свой образ. Художественное произведение – это образ, который ты находишь в окружающем мире. Он должен быть правильно скомпонован в пространстве плоскости.
– Каким был ваш первый образ?
– Однажды папа привёз нас с мамой в Крым. В Коктебеле я влюбилась в гору Сюрю-кая. Начала писать этюды, но ничего не получалось. Только собиралась с мыслями, готовила нужную палитру, как натура менялась: солнце светило по-другому, облака закрывали гору. Однажды вечером долго любовалась вершиной с безлюдного холма. Тогда впервые поняла, что процесс созерцания – самое важное в творчестве. После возвращения в Москву целый год по памяти писала только эту гору: с разных ракурсов, в разное время дня, в разную погоду.
Бах среди берёзовых аллей
– Был момент, когда почувствовали себя художником?
– Очень долго стеснялась представляться художником. Мне было 20 лет, когда состоялась моя первая персональная выставка в ЦДХ. Помню, сидела на стульчике у входа под информационным стендом. Ко мне подходили люди, спрашивали: где же художник? Вероятно, мои работы казались зрелыми и серьёзными, а вид у меня был юный и тщедушный. Я решила пошутить и ответила, что художник стар и болен, поэтому не может присутствовать. Прошли годы, прежде чем мои картины вместе со мной сумели достичь баланса. Лишь ближе к 30 пришло осознание того, что живопись – моя профессия. Дело в том, что художник не совсем обычная работа. Ты всё время находишься в творческом процессе. Нужный образ может прийти даже тогда, когда делаешь что-то обыденное – например, готовишь суп.
– Что может послужить творческим импульсом?
– Цвет, форма, музыка... Иногда холст или бумага дают пищу для фантазии. В Париже рядом с моим домом есть магазин художественных товаров. Однажды в его витринах увидела стопку необычных круглых холстов и сразу купила её. Потом решила, что квадратный или прямоугольный холст, на которых мы обычно рисуем пейзаж, неудобен для восприятия. Ведь человеческий глаз – круг, через который мы видим мир. В парижских домах окна мансард всегда круглые. Тогда я стала их писать на круглых холстах. Эту серию назвала «Око Парижа».
– Как себя настраиваете на работу?
– Прежде чем приступить, общаюсь с холстом. Могу его погладить. С утра обычно не завтракаю: встаю и сразу сажусь писать. Ближе к обеду выпиваю чашку кофе. Если очень погружена в работу, о еде нередко забываю.
– Вы ждёте вдохновения?
– Каждый день встаю и пишу. Вдохновение приходит в процессе работы. А вот подготовка к выставке способствует суете: контакты с людьми мешают творческому процессу. Вернуться в нужное состояние мне помогает музыка Иоганна Себастьяна Баха. Она воздействует на меня магическим образом: я полностью отключаюсь от реальной жизни и погружаюсь в творчество. Однажды на прогулке в Павловске я вышла на берёзовую аллею и в какой-то момент, идя по дорожке, вдруг почувствовала ритм баховских фуг. Так у меня появилась серия картин «Берёзовый клавир Баха», написанных к «Хорошо темперированному клавиру». Я написала 48 картин – по числу прелюдий и фуг цикла. К каждой тональности подобрала свой цвет.
– А если вдохновение не приходит?
– 15 лет назад пережила депрессию, которая затянулась на год. Я не могла писать картины. Чтобы выйти из творческого кризиса, начала расписывать всё, что было в доме – двери, мебель, хрусталь, витражи. Сначала работала с упоением, а потом появилось много заказчиков, и я снова вернулась к холсту.
В бессознательном порыве
– Картины чаще рождаются в воображении или в процессе работы?
– Обычно вижу картину в воображении, а потом пытаюсь перенести свой образ на бумагу. У меня имеется несколько холстов, которые, потеряв нужный образ, так и не смогла закончить. Пришлось отложить. Особенно люблю рисовать пастелью. Эта техника не прощает ошибок: картина теряет свежесть, если не знаешь, что хочешь нарисовать. Пастель требует тотальной концентрации. Ты можешь работать два часа, но за эти два часа устанешь так, словно работал целый день.
– Творчество – подконтрольный процесс или всё-таки иногда возникает ощущение того, что кто-то ведёт кисть?
– Мои лучшие картины написаны тогда, когда получилось полностью, как говорится, отключить голову и отдаться порыву. Но я долго к этому шла. Сейчас процесс создания картины идёт на бессознательном уровне. Поэтому я не всегда помню свои работы. Иногда даже не узнаю свои картины.
– Как бы вы сформулировали свою миссию?
– Дело в том, что визуальное воздействие – самый сильный инструмент влияния на человеческое сознание. Всем художникам я очень рекомендую прочитать книгу выдающегося советского учёного-физика Сергея Вавилова «Глаз и солнце», где автор подробно объясняет строение человеческого глаза и особенности визуального восприятия человека. Свою миссию, как художник, я вижу в создании образа, который максимально позитивно влияет на сознание человека. Надеюсь, что мои картины несут зрителям только положительную энергию. Поэтому я никогда не пишу в плохом настроении.
К точке обнуления
– В наши дни художнику важно быть хорошим коммерсантом?
– Известно, что за создание картины и умение её продать отвечают разные полушария головного мозга. Во все времена основной проблемой художника была коммерческая востребованность. Многие великие живописцы, чьи имена остались в истории, имели покровителей. Настоящее счастье творить во времена Третьяковых, Щукиных, Морозовых. Четверть века я пытаюсь найти человека, который смог бы выполнять обязанности моего менеджера, но пока не получается. Приходится всё делать самой: сама фотографирую работы, изготавливаю макеты печати, готовлю выставки. Чтобы быть замеченным, современный художник должен быть максимально активен во внешнем мире.
– Как рождается выставка?
– Как только меня захватывает тема, я погружаюсь в неё на год или два. Проделав работу, мне необходимо показать результат зрителю. Мои картины – мои дети. Они требуют внимания и ухода. В юности в ЦДХ мне посчастливилось познакомиться с искусствоведами мирового уровня. Они научили меня компоновать картины, расставлять акценты. Сейчас легко составляю экспозицию из 100 работ.
– Какую выставку считаете своим главным достижением?
– У меня были выставки, которые я очень люблю – «Берёзовый клавир Баха» в выставочных залах Государственного музея имени Пушкина, «Серебро и золото Земли» в ЦДХ. В Париже в мэрии VI округа был представлен большой проект из 70 работ. Но главное достижение меня ждёт впереди – в Сенате Франции готовится моя персональная выставка.
– Как относитесь к современному концептуальному искусству?
– До тех пор пока в мире существуют художники, искусство должно быть Вавилоном, в котором есть место всему. Дайте возможность зрителю самому выбрать то, что ему по вкусу: великое никогда не умрёт.
– А «Чёрный квадрат» Малевича?
– «Чёрный квадрат» – это высшая точка обнуления. Развитие искусства циклично: оно начинается с архаики, движется к классике, потом наступает короткий период романтизма, который снова возвращает к архаике. «Чёрный квадрат» – высшая точка эпохи Серебряного века: достигнув её, искусство вновь обратилось к архаике.
– Можете назвать себя успешным художником?
– Когда буду работать в мастерской, а агенты, галеристы и искусствоведы будут искать встречи со мной, смогу назвать себя успешным художником. Уверена, это время придёт.
– Что посоветуете молодым художникам?
– Художнику необходимо быть странствующим человеком. Надо много ездить, смотреть, наблюдать, а в молодости сделать это легче всего.