Глава 9. Скорая расправа

   

 Дмитрий пошёл по домам: где забор поправить, где замок на дверях сменить, где печь поправить, где крышу залатать. Председатель услышав, что ненавистный ему Зибров обошёлся без него,  зеленел от злости. С этого времени он ждал момента, когда сможет рассчитаться с ненавистной семьёй за всё. И время настало: когда из за просчёта председателя и его зама в колхозе произошёл большой падёж скота: председатель свалил это на Дмитрия. Написал большую кляузу — подписался под ней, заставил поставить подписи уполномоченного и его милиционеров, а Нила с Евдохой и заставлять было не нужно — подписались с радостью, и в семейственности обвинить их было нельзя: Нил — Майский, а Евдоха — Грибанова.
Председатель даже не постеснялся поставить под кляузой колхозную печать, чтобы его писанина не показалась обычной анонимкой, а была весомым документом в деле этой семейки. После этого вызвал уполномоченного, приказал ему арестовать всю семейку Зибровых и везти на его машине в район,  в НКВД
— А там расправа будет скорой: вынесут приговор в до судебном порядке и отправят туда, где Макар коров не пас! -  решил председатель и в этот же день Дмитрия, Александру и Алексея забрали из дома и повезли в район.
И действительно приговор вынесли быстро: кулака Зиброва с подкулачниками — женой и сыном отправить в Акмолинск, куда отправляли таких вредителей — чистили район от остатков кулачества и очень торопились. На следующее же утро отправили все самые обычные семьи, оклеветанные тем, кто или завидовал им, или считал своими соперниками, или по иной причине, а то и без неё — просто не нравился человек — этого было достаточно.
На следующий день приговорённых посадили в открытый кузов полуторной машины в сопровождении четырёх вооружённых охранников и отправили в область чтобы дальше этапом отправить в город Акмолинск Казахской ССР,  где находился лагерь для содержания  раскулаченных лиц.
Зима властно вступала в свои права — декабрь месяц говорил сам за себя. Всю дорогу до самого Воронежа шёл снег и арестованные коченели всё больше, сомневаясь что не замёрзнут ещё по дороге. Доехали до Воронежа, машина заехала на запасные пути, где находился товарный поезд,  охранники согнали людей из кузова и прикладами и криками погнали вдоль состава : все вагоны были неотапливаемые предназначенные для перевозки скота. Уже одно это явно говорило о том как власть относилась к приговорённым и явно не к новой жизни как утверждали так называемые судьи. Наконец дошли до вагона на котором крупными буквами было написано: АКМОЛА  и ударами стали загонять людей в вагон. В вагоне было так же холодно, как на улице, с единственной разницей, что снег не валил на голову, а его заметало вьюгой в открытые двери, и поэтому люди пытались отойти подальше от дверей чтобы защититься от вьюги. Людей набили в вагон словно сельдей в бочке и они могли или стоять, или в крайнем случае сесть на пол, прижимая колени к груди и плотно прижимаясь друг к другу. Стоял сильный гул: люди попав в незнакомую, страшную обстановку растерялись, не понимая что делать, и как перенести всё это. Воспользовавшись растерянностью большинства, власть в этой волнующейся толпе взяли в свои руки уголовники для которых обстановка была уже знакома. Их было трое: мужчина с видимыми задатками лидера — крупный, не уступающий ростом Дмитрию Николаевичу, который пытался делать вид вполне интеллигентного и образованного человека, и двое других — мелких субъектов, которых главарь называл урками по имени Гриша и Гоша, которые называли главаря то Геннадием Ивановичем то рулём. И было не понятно: кличка это их главаря или фамилия. Главарь объявил себя смотрящим в вагоне и сказал что все должны будут слушаться его и Гришу с Гошей.
-За непослушание будем строго наказывать! - сказал он, и все трое продемонстрировали ножи, доказывая своё главенство. -  Еси на парашу приспичит, или ещё какой вопрос разрешения будете спрашивать у моих помощников и делать только после их разрешения, хотя на парашу думаю попроситесь не скоро: при такой кормёжке, как здесь, параша долго не понадобиться!
И все поняли что такое параша хотя никогда раньше такой глупости не слышали.
А  Руль продолжил с явной неприязнью:
-Не вздумайте гадить на пол — заставлю всё слизывать: в вагоне должен быть порядок и чистота — нам быть здесь ни один день. При этом продемонстрировал холодное оружие как бы в подтверждение своих слов и все поняли: главарь не шутит.
Двери закрылись оставляя людей в полной темноте и безнадёге и спустя некоторое время поезд пошёл методично стуча колёсами по стыкам. Люди чтобы не упасть начали опускаться на пол — очень скоро холод начал пробирать до самых костей и люди съёжившись стали теснее жаться друг к другу надеясь что вместе смогут сохранить оставшееся тепло. Дмитрий И Александра посадили сына между собой стараясь согреть его своим теплом. Алексей пригрелся немного и заснул. Сколько спал неизвестно — часов в вагоне не было ни у кого кроме главаря, но тот не собирался ни с кем делиться, понимая что полная неизвестность и непонимание где они находятся будет только добавлять толпе беспокойства и растерянности, а упавшими духом людьми всегда управлять легче, ведь они здесь в меньшинстве. С одной стороны это не плохо — нет конкурентов, а с другой — управлять такой толпой будет непросто, поэтому нужно с самого начала толпу запугать, показать что именно они могут навести здесь порядок, тогда толпа будет послушна даже троим: нужно быть готовым в случае чего пустить в ход ножи чтобы на деле доказать своё право главенства над толпой.
В вагоне стояла тишина: люди постепенно засыпали и Геннадий Иванович тоже успокоился: по крайней мере сегодня ничего этакого не предвидится. Его горе-помощники мирно посапывали тоже наконец успокоившись. Надежды даже на них у него не было — оба не были знакомы ему раньше — он знал что и Гриша и Гоша сидели за ограбление но больше ничего — даже с урками вполне могут быть проблемы и нужно держать ухо востро пресекая любую их попытку к проявлению самостоятельности — сразу сядут на голову если спустить хоть одну попытку. В общем поездочка будет непростой, поэтому нужно уже сейчас просчитать все возможности побега, и не откладывать его на более поздний срок: чем дальше отъедут от Москвы, тем труднее и дольше будет возвращение. Следующим днём он уже осмотрел очень внимательно вагон проверяя доски обшивки на крепость понимая что прорваться через двери будет невозможно: охранников много и все вооружены: даже если натравить на них толпу большую часть из которой конечно положат прорваться через охрану невозможно а вот разобрать заднюю стену вагона где они и устроились вполне реально: доски утратили свою исконную прочность и когда он ковырнул одну из них ножом ему удалось отколоть кусок. Григорий соображали зачем главарь заинтересовался стенами вагона, но так и не поняли даже тогда, когда тот отколол от доски изрядную щепку.
-Может костерок собрался разводить? - предположил молодой урка.
-Чтобы мы тут задохнулись все, или сгорели? - удивился тот, что постарше. - Нет, Руль не настолько глуп. Тут что то другое, но что я пока не понял.
Для них этот человек был потёмки так же как и они для него, но что это белая кость ни тот ни другой не сомневались:Руль умел подчинять себе человека одним взглядом, а на это способен не каждый, поэтому они и признали его своим главарём, и не протестовали когда он объявил себя смотрящим в вагоне. Однако решили, что нужно быть наготове  такой пойдёт даже на убийство, если кто то покусится на его власть, всячески заискивая перед сильнейшим, показывая свою полную ему подчинённость. Но каждый из них готов был в любую минуту вцепиться другому в глотку, если дело дойдёт до жизни и смерти, и каждый читал это по взглядам, жестам, и даже между слов другого, понимая что никакие они не друзья и даже не единомышленники, а такие же враги, как все остальные.
Сколько проехали было никому не понятно и полной неожиданностью стало то что на одной из остановок двери в вагон открылись и перед взорами людей предстала шеренга охранников с нацеленным на них оружием. Невольно возникло мысль что они сейчас начнут стрелять но этого не произошло. К дверям подошёл охранник с тележкой бросил в вагон несколько булок хлеба и поставил ведро горячего чая. Крикнул:
-Это вам на завтрак! Таким же будут обед и ужин. Делите всё поровну — нам лишние трупы  не нужны.
Рядом с Зибровыми кто-то пробормотал:
-Облагодетельствовали гады. Словно несколькими буханками можно накормить столько людей…
Троица подобрала хлеб и отошла в свой угол.
-Поделим всё по братски! - успокоил главарь.
Он приказал уркам оторвать от вагона часть доски которую начал ковырять ещё утром пояснив что будут резать на ней хлеб и те поняли что именно для этого главарь испытывал её на прочность. Оторвать удалось хотя и с некоторым трудом и Геннадий Иванович начал резать на доске хлеб предварительно её немного очистив от инея и прочих отложений. Он нарезал булку тонкими ломтиками, и потом вырезал куски едва ли больше спичечного коробка. Раздавать начали только после того, как кусков стало столько сколько было людей в вагоне, ещё давали кружку чая на троих — кружек на всех не хватало потому как главенствующие взяли себе три из них и набрали чай первыми пока он ещё не остыл — последним чай уже доставался холодным но люди были рады и этому: многие из ни не пили уже больше суток.
Урки проглотили свои куски мгновенно, надеясь что главный выделить для них, как для смотрящих дополнительную пайку, но главарь сложил оставшиеся куски в свой вещмешок, и помощничкам не выдал ни кусочка больше. Тем такое отношение не понравилось, но они смолчали: имеет право — он смотрящий, а они только его помощники.
Дмитрий Иванович предупредил жену и сына чтобы они не спешили проглотить хлеб сразу а ели по кусочку — Алексей отломил от своего куска небольшой кусок положил в рот и принялся сосать его как конфетку и отец подбодрил сына понимающим кивком головы.
Когда кусочек растаял, Алёша положил в рот другой, за ним третий, и так пока вся норма не закончилась — растянул почти до обеда.
Охранники не обманули: снова в вагон полетели несколько булок хлеба и появилось ведро чая, и снова всё делил смотрящий, а раздавали хлеб и чай его помощники-урки. Времени до ужина было много и неизвестно когда будет этот ужин, если будет вообще. Ужин всё таки принесли и это несколько успокоило народ6 может и правда у них нет такой цели — уморить всех ещё по дороге.
Кроме того уже по количеству кормёжек можно было понять какое время суток. Хотя какая разница когда в вагоне полная темнота и даже на расстоянии руки уже ничего не видно,  когда каждый день был похож на предыдущий, когда однажды утром несколько человек так и остались лежать на полу. Геннадий Иванович осмотрел всех и сказал, что они мертвы.
-Откуда знаешь? — спросил старший из урок  Григорий.
-Я в своё время в меде учился — ответил главарь, - не доучился только, но живого от мёртвого отличить могу.
Он выбрал из толпы двоих покрепче и приказал отнести всех „мертвяков“, как сказал Григорий, к двери, и те подчинились беспрекословно. Утром охранники сначала убрали из вагона умерших, а потом бросили хлеб и поставили чай.
-Как собакам - проворчал кто то рядом с Зибровыми.
-Мы для них хуже собак. - ответил Дмитрий Николаевич и Александра остановила его прикосновением руки, опасаясь что кто-то услышит его слова и донесёт охране: и без того обстановка хуже не придумаешь.
После этого каждое утро у дверей уже лежали тела погибших людей, и число их увеличивалось каждый день, а число оставшихся всё уменьшалось, но норма хлеба оставалась прежней, и все начали понимать, что смотрящий остатки хлеба оставляет для себя и своих подхалимов, но все молчали - им было недвусмысленно показано: тем кто будет много выступать может не дожить до следующего утра, а охранники разбираться не станут: им нет разницы умер человек своей смертью или его пришили.
На четвёртый день  спиной к спине к Зибровым оказалась новая семья: муж с женой и дочкой Настенькой. Девушке было лет восемнадцать, но выглядела она намного моложе: тоненькая нежная, хрупкая.
Алексей с неприязнью думал о тех  кто приговорили эту девочку — почти ребёнка на такие мучения, проклиная этих зверей, хотя мать всегда говорила, что этого делать нельзя даже в отношении своих заклятых врагов: проклятие может упасть на голову того, кто проклинает.
Мужчины сидели друг к другу спиной и женщины тоже а Настя и Алексей сидели спиной друг к другу и Алёша чувствовал тепло девушки и сам всеми силами посылал своё тепло ей. Девушка нравилась Алёше всё больше и больше, и он очень хотел сделать для неё что-нибудь хорошего, но что он не знал.
Но как оказалось в дальнейшем Настенька нравилась не только Алексею — младший урка воспылал к девушке тёплыми чувствами, и всячески пытался показать своё отношение: то пытался ущипнуть её, то производил неприличные телодвижения, то делал вид что споткнулся и заваливался на девушку, но она всегда успевала отстраниться и тот валился на пол со словами:
-Уф, какой неловкий я, однако!
А второй урка начинал понимающе хохотать, глазами показывая на девушку.
Но в один из дней произошёл очень неприятный инцидент: Гоша как бы ненароком толкнул Настеньку и та отлетела к Григорию который уже намеренно толкнул её в объятия младшего собрата. Гоша облапил девушку и прижался к ней своим отвратительным телом изображая сладострастие. Девушка как могла отбивалась от него но силы были явно не равны, и тут вдруг раздался громоподобный голос её отца:
-Оставь девочку, урод!
Однако урка прижимал Настеньку всё крепче не собираясь подчиняться, как казалось, никому. И дальше произошло неожиданное: люди начали вставать к плечу плечом рядом с отцом и первым встал рядом Алексей, а с другого бока его отец. Тишина стояла бы звенящая, если бы не стук колёс — урки так и не поняли, что произошло — понял их главарь.
-Тебе было сказано урод чтобы ты отпустил девочку?! — повторил отец.
Гоша начал хорохориться, пытаясь достать из кармана нож:
-Ну, и что ты мне сделаешь?
Стена стояла, как пружина, готовая броситься на уголовников в любую секунду.
Геннадий Иванович выдернул девушку из рук младшего урки и подтолкнул её к отцу - тот перехватил дочь и увёл её в ближний от двери угол, а главарь ударом ноги в колено, опрокинув Гошу на пол а потом схватил его за ворот и волоком потащил в угол, где они обычно сидели — Григорий поплёлся следом, понимая что ничего хорошего их не ждёт. Когда все трое уселись на свои места главный сказал, не скрывая раздражения:
-Придурки, вы что творите — хотите восстановить против себя всю толпу? Вас же ночью придушат, как котят, и меня вместе с вами прикончат, а в мои планы не входит подыхать в этом вонючем вагоне — меня в Москве ждёт кралечка: дочь большого чиновника, и я намереваюсь остаток жизни прожить в довольстве, холе и блаженстве, и  не позволю вам сорвать мои мечты — не позволю! Ещё хоть одно телодвижение в сторону девушки, я сам вас прирежу и отволоку к двери.
Геннадий понял, что нужно как можно скорее выбираться отсюда — иначе ничем хорошим это не закончится: толпа уже начала показывать зубы, и им троим даже ножами её всю не остановить — нужно бежать как можно скорее. Весь оставшийся день троица не вылезала из своего угла и Геннадий Иванович своим уркам признался, что решил как можно скорее бежать отсюда:
-Чем дальше отъезжаем от Москвы. - сказал он — тем труднее будет вернутся назад.
Утром он приказал своим подопечным ножами расширить разлом в стене, чтобы в дыру мог пройти такой как он. Щепки будете складывать в левый угол.
-Зачем? - удивился Гоша. - - Не лучше ли выбрасывать их на улицу?
-Не твоего ума дело! - разозлился главный. - Как сказал — так и будешь делать!
И младший урка, получив толчок в бок от старшего, не произнёс больше ни слова.
Весь следующий день урки долбили стену вагона складывая щепки в угол, как и приказал главный, а по вагону от одного к другому шла молва что уголовники готовятся к побегу. Кто-то радовался этому известию: уже давно это троица была всем поперёк горла, а Дмитрий Николаевич и Александра Ивановна,всё это время уговаривающие сына в любую минуту быть готовым к тому, чтобы сбежать отсюда поняли, что вот он и есть тот единственный шанс которого нельзя упускать. Дмитрий решил поговорить с главным и попросить взять с собой их Алёшу: вместе бежать всё же сподручнее — это люди бывалые - знают что делать и куда идти, а в одиночку Алёша вряд ли сможет доехать до Сталинграда.
Отец пошёл на разговор к главарю, а мать продолжала убеждать сына что он должен бежать, хотя тот ни в какую не хотел оставлять их.
Геннадий удивился откуда этот человек с  явным отпечатком образованного и можно сказать интеллигентного человека знает о побеге, ведь кажется он предпринял все меры, чтобы их никто не услышал — оказывается услышал. Он хотел послать мужика, равного себе и по возрасту, и по росту, и по статусу -- не уголовному, а человеческому, куда подальше но в глазах мужчины была такая мольба, что не смог отказать и выслушал его до конца потом поинтересовался:
-Ну и какой мне прок от этого — скажи на милость — ты же человек как видно не глупый?
-Говори, что нужно — я всё сделаю! - ответил отец.
-Будешь отдавать мне свой паёк — решил Геннадий.
Дмитрий даже не секунды не задумался: ради жизни сына он готов был на всё:Хорошо — договорились!
Однако руку подавал главарю всё же с опаской, но тот ответил на рукопожатие вполне дружелюбно, этим несколько успокоив отца. Когда сын отлучился по надобности Дмитрий рассказал жене о том, что потребовал с него главарь.
-Ничего, Митя — ответила Александра — будем делить на двоих мою долю, и потом это же не надолго: они уйдут, а мы, как и раньше, будем получать два пайка. На том и порешили.
Но прошёл день, другой а Геннадий, молчал хотя отверстие в вагоне было уже достаточным и Дмитрий начал думать что главарь обманул его, и брать с собой Алёшу не собирается, но продолжал отдавать ему свою норму — только очень внимательно начал присматриваться и прислушиваться к левому углу, где обитала троица. И вот в один из дней поведение троицы показалось ему подозрительным: появилась нервозность, блеск в глазах ожидание чего то, и он понял, что ночью они будут бежать. Дмитрий взял сына за руку и повёл в левый угол, где обитала троица.
-Вы же обещали, Геннадий Иванович, — сказал он, - руку жали, а собрались уходить и ничего мне не сказали.
-Откуда знаешь? - как можно тише зашипел тот.
-Догадался. - ответил Дмитрий. - Предупреждаю сразу: не возьмёшь сына — попробуете бежать мы всем вагоном поднимем шум — вас поймают и расстреляют на месте.
-Тихо — тихо, папаша — возьмём мы твоего сына, возьмём. Оставляй его здесь и иди тихо на место: твоя выгода в том, чтобы мы ушли тихо, и никто даже не понял этого.
Дмитрий оставил сына и ушёл на место, продолжая внимательно наблюдать за тем, что будет дальше, готовый в любой момент поднять шум.


   Продолжение следует: