Глава 1.
Грунтовая дорога была хороша всем кроме одного. Создавалось впечатление, что она вся состоит из каменных волн, причём довольно высоких. В прошлом году, когда ехали по ней, путешественники сначала удивлялись, потом до самого её конца матерились каждый на свой лад.
Представьте метров десять ровной дороги, затем небольшой скалистый холмик метра два или даже три в высоту, на который вёл пологий склон. Затем по такому же пологому склону съезжаешь, облегчённо вздыхаешь, и через семь-восемь метров поднимаешься на такой же или поменьше. В общем езда по волнам. Объехать нет возможности. Слева тянется бесконечный, не очень глубокий, но овраг, туда не съедешь. С правой стороны эти чёртовы «волны» переходят в натуральную гору, уходящую ввысь. В общем, интересной получается только первая минута езды.
Им по такому тракту надо было проехать около десяти километров. Стемнело, как и происходит на юге, сразу. Включили фары, но быстрее ехать в любом случае не получалось. Все запаслись терпением, но такая качка быстро утомляла, сосредоточенность падала. Как нарочно начался дождь, затрудняя видимость. Водитель превращался в робота: сначала - газ, затем педаль отпускаешь, и машина сама скатывается с «волны», через секунду снова надо жать на педаль газа… и так подряд сотни раз совершаешь одно и тоже движение. Миронов, чуть ли не засыпая, превратился в агрегат совершающих всего два эти движения. Он, даже заметив впереди в свете фар расплывчатую из-за дождя женщину, которая вела за руку девочку, не сообразил, что надо жать не на газ, а на тормоз. И машина остановилась, когда оба тела оказались под передними колёсами «УАЗ Патриота».
Гусев выпрыгнул из кабины, посветил фонарём.
- Обе мертвы. Чёрт! В лепёшку. Возьми влево, чтобы не наехать на них задними. Передние колёса чистые, крови нет. И на бампере чисто… Поехали дальше. Будем считать, что ничего не произошло. На этой дороге мы даже развернуться не сможем, чтобы отвезти их в город. Давай быстрей!
И они поехали. Кто о чём думал в этот момент, неизвестно. Миронов передал управление Кузьмину:
- Меня трясёт всего. Веди дальше ты.
С каждым километром каменные преграды постепенно становились всё меньше, превращаясь в подобие гигантской стиральной доски. И наконец-то дорога выпрямлялась во вполне приличную, по которой можно было ехать быстро, но необходимости в этом у них уже не было. Ориентироваться в темноте по звёздам городским жителям глупо, а вот ровность появившейся дороги – самый верный признак, что они на месте.
- А назад другой дороги здесь нет, - тихо произнёс Миронов. - Если только бросить машину и пешком.
Ему никто не ответил. Никто не хотел ни вспоминать произошедшее, ни говорить о нём. Утро вечера мудренее – об этом наверняка подумали все.
Именно здесь они сворачивали направо к горам. Как ни странно, к ним можно было, виляя между большими валунами, подъехать довольно близко. Там начинались редкие деревья, поляны, поросшие густой травой. Здесь они разбивали свой лагерь. Вокруг было пустынно, так как последний населённый пункт - небольшой аул с десятком домов оставался по левую сторону в конце той волнообразной дороги. Там начиналась низина и где-то ещё ниже в километре от аула текла шумная горная речушка.
Их привлекала конкретная гора. В ней во многих местах и на разных высотах виднелись входы в пещеры. В нижних они уже побывали. Но ничего интересного не нашли, что естественно. А вот в верхние пещеры вряд ли кто залезал. Во всяком случае, местных жителей они здесь никогда не встречали. Владикавказ немцы во время войны взять не смогли, но в пещерах, говорят, прятались партизаны и местные жители. Иногда там находили оружие. Это не в земле копаться. Поднялся, прошёлся до конца пещеры и всегда что-нибудь из старого оружия попадалось.
На этот раз снаряжение взяли практически альпинистское, хотя опыт скалолазания был только у Гусева.
Разбили две палатки. Гусев, хозяин «Патриота», предпочитал ночевать в своей машине. Стали готовить ужин с учётом того, что все после тряски и происшествия со смертельным исходом сильно устали и были выбиты из обычной колеи: ни шуток, ни обычных предположений по поводу завтрашнего дня: выпить побольше, закусить и спать. А завтра забыть обо всём и начать восхождение к уже намеченной заранее не самой высокой пещере.
Кое-какая надежда на счастливый исход происшедшей трагедии у них была. По этой дороге наверняка ездят не только они (кстати сказать, всего раз в год). Ни одна машина им не попалась. Их лагерь со стороны дороги, она шла километрах в трёх ниже, не был виден. И свой поисковый отпуск сразу решили сократить до трёх-четырёх дней вместо десяти.
Ранний утренний завтрак был неожиданно прерван появлением старика с типично азиатской узкой и длинной бородой. В руке высокий посох. Появился в тот момент, когда они, вскипятив на горелке воду, разлили растворимый кофе по кружкам.
Кузьмин пододвинул двустволку ближе к себе. Валунов вокруг было немало и чем ближе к горе, тем больше. За ними могли скрываться и другие люди.
Старик приветственно поднял свой посох:
- Добрые люди, я могу подойти к вашему костру?
Русский язык чистый. Впрочем, судя по возрасту, он и должен был обучаться в какой-то советской школе.
- Подходите, - сказал Миронов. - Вы что-то хотели?
Старик сделал несколько шагов вперёд, чтобы можно было бы говорить не повышая голос, и остановился, опираясь на свою палку.
- Молодые люди, меня зовут Магомед. Я хотел спросить, кто был за рулём, когда вчера вечером сбили на дороге мою внучку и её дочь?
- Мы ничего такого не заметили, - как можно спокойнее ответил Миронов, который и вёл машину последний отрезок пути.
- Сейчас на вас направлены с разных сторон три ружья. Не забудьте, что в городе в гостинице вы показывали свои паспорта и все сведения о вас мы узнаем. Если вы говорите, кто задавил мою внучку Анису и её дочку Зорину, мы продолжаем разговор. Если будете молчать, мы застрелим всех троих. Там дальше есть большие пещеры, куда поместится ваша машина вместе с вами. Подожжём, а вход закидаем камнями. И найдут вас там лет через двадцать.
Все переглянулись, стараясь не задерживать свой взгляд на Миронове. Наконец Гусев догадался предложить:
- Уважаемый Магомед, подойди ближе, чтобы нам не кричать другу. Присядь с нами. Мы стрелять не собираемся и тебе ничего не грозит.
- Я это знаю. Вы – не убийцы и не разбойники. Мы тоже не убийцы и не разбойники, чтобы убивать неповинных людей. – Громко крикнул: - Алан, подойди ко мне.
Откуда-то сзади появился молодой парень. Вся грудь и ноги были мокрые: видимо, давно лежал в мокрой траве. В руке держал двустволку, направленную стволом вниз. Подошёл к старику, после короткого взмаха его руки сел рядом, скрестив ноги.
- Как зовут меня, я сказал. Это мой внук Алан. Его жена и его дочка погибли под колёсами вашей машины. Как обращаться к вам?
Решили на всякий случай не называть фамилии. Гусев произнёс:
- Меня Владимир. Это, - кивок в сторону Миронова, - Павел. Третьего нашего товарища зовут Юрий.
- Это ваша машина сбила нашу женщину и ребёнка?
Долго молчать, когда всем всё ясно, только демонстрировать свою слабость. А Старик вёл разговор, как прокурор на судебном процессе. Ему надо было услышать добровольное признание преступника.
Кстати, путешественники не были простыми парнями-«копателями», ищущих старое оружие. Владимир Гусев заведовал большой автомобильной базой. Павел Миронов работал врачом, заведовал отделением в городской больнице. Только старший сын Гусева – Юрий заканчивал юридический колледж в Москве.
Миронов встал и тихо произнёс:
- Это я в темноте поздно увидел их фигуры и не успел затормозить. А на той дороге наша машина не смогла бы развернуться, чтобы отвезти тела в городскую больницу. Я виноват. И прошу прощения в первую очередь у мужа и у вас, уважаемый Магомед.
В разговор моментально вступил Гусев:
- Мы готовы заплатить любую сумму, чтобы хоть частично покрыть свою вину. Назовите её. Если вы хотите, чтобы мы признались официально и заявили об этом в городской полиции, мы это сделаем.
Алан что-то недовольно произнёс. Старик ему тихо ответил.
- Мы вас услышали. Но деньги здесь, - он широко обвёл концом посоха у себя над головой, - мало что значат. Заявить в полиция о наезде – ваше дело. Нам оно не нужно.
- Так что вы хотите? Чем мы можем загладить свою вину? – уже горячась, спросил Гусев.
- Мой сын потерял жену и дочку. Вы должны вернуть ему жену и дочку. Это должны быть женщины из ваших семей, которые согласятся жить у нас. Ещё лучше – молодая девушка, которая родила бы Алану дочку или сына. И тоже добровольно. Силой здесь никто никого держать не будет. Все наши люди будут обращаться с ними точно также, как со своими родными, с таким же уважением. Можете мне поверить. У нас так принято.
- Очень необычная для нас просьба, уважаемый Магомед. Нам надо подумать.
- Разумеется. Мы вас не торопим. Сколько лет твоей дочери Павел?
- Двадцать пять. Она детский врач.
- Не молодая уже… Но то, что она детский врач, это очень хорошо. У нас детей лечить некому. Твоя дочь будет Алану законная жена. Она же никого не убивала и ни в чём не виновата. А если ещё детей наших сможет лечить, ей в ноги будут кланяться. А родит мужу ребёнка, выкормит его, тогда пусть решает сама. Не понравится у нас, может уехать, только ребёнка должна оставить. А мой сын на какой-нибудь молодой женится.
- А если дочка сбежит от вас?
- Мы легко узнаем ваши адреса. Вы же останавливались во Владикавказе и расспрашивали про более удобную дорогу к нашим горам и пещерам. Но у нас есть люди из нашего рода. Они найдут ваши семьи и всем молодым женщинам, которые могли бы родить, и вот ему, - он показал посохом на Миронова, - перережут горла. Тогда вы умрёте позорной смертью баранов. А дочку твою похитят и привезут Алану, но не в жёны, а в наложницы. Разницу понимаешь?
- Понимаю.
- Вы должны ружьё отдать нам. Временно. Его вернут, когда исполните наши условия… Но это лишь первое условие – возвратить нам убитых вами людей. А вторая просьба – виновник должен понести наказание. Я хорошо запомнил, как написано в вашей священной книге: «Глаз за глаз, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу». Мать и её дочка погибли. Этот человек, который признался в своём преступлении, должен погибнуть.
- Вы его застрелите?
- Нет. Мы стреляем только в тех, кто нападает на нас. Такого давно не было. Этот человек должен умереть. Пусть он сам выберет, какой смертью хочет умереть. Сын хочет перерезать ему горло. Но человек – не баран, и ваш приятель – тоже не баран. Я запретил сыну это делать. Вы можете сами застрелить его. Он может сам застрелиться. Он может залезть на скалу и броситься в пропасть. Что угодно. Но мы должны это увидеть. Я всё сказал. Надеюсь, вы не настолько глупы, чтобы попытаться скрыться на машине. Тогда погибнете все. - Алан помог старику подняться. – Нам когда прийти за ответом?
Миронов, сам не зная почему, ответил за всех:
- Завтра утром.
- Завтра утром мы придём. Ружьё вам ночью не пригодится. Алан, возьми его.
Когда Старик с сыном отошли на достаточное расстояние, они увидели, что с двух сторон к ним присоединились двое мужчин с ружьями.
- Ты зачем сказал «завтра»? – Возмутился Гусев. - Куда мы отсюда денемся и кто нас спасёт, если нет мобильной связи?
- Не знаю. Но после этого разговора я понял, что мне всё равно не жить. Главное теперь спасти дочку. Они могут элементарно похитить её и этот Алан будет жить с ней как с женой. Вот её надо как-то спасти. Где-то спрятать. А я за свою вину отвечу, не мальчик.
- Они от своего закона не отойдут. Тогда они могут похитить мою дочку или племянницу. Ты думаешь, я это перенесу легче, чем ты?
Молчавший до сих пор Юра предложил:
- Надо придумать что-нибудь неожиданное для них. У нас две проблемы: чтобы дядя Павел остался жив, и чтобы никого из наших девушек не похищали для родов в их племени. Кровь хотят обновить. Соображают. Им даже в большей степени выгоднее наша, чем из какого-то местного аула… Надо, чтобы дядя Павел заболел. Сильно заболел. И мы повезём его в больницу. Они обещали его не убивать, значит поедут с нами, будут следить. Но в городе и полиция, и мы можем сразу связаться со своими. Пап, ты же можешь прислать сюда в командировку на автобусе человек пятнадцать водил с ружьями. Нам навстречу. Силой уже нас не возьмут. У них в посёлке наверняка столько мужиков не наберётся. А по дороге встречаются пустынные места, пока не выедем на основную трассу. И ночевать можно в степи…
- Ты предлагаешь практически вступить с ними в боевое столкновение. Тогда убивать придётся всех, чтобы никто не смог сказать, что это были мы. Ты шутишь? Такую бойню устроить и выйти сухими из воды?
- Зато сразу решаются обе проблемы.
- Мне понравилась только первая часть его идеи, - сказал Гусев. - Я здесь могу устроить себе заражение крови и у нас есть кое-какие лекарства, чтобы не помереть, пока не попадём домой. Если и помру, не беда. Они это увидят своими глазами. Зато хоронить меня можно вполне пристойно. Горло не перерезано. Не самоубийца. Будет могила. Будет памятная плита с надписью. К моей могиле не стыдно будет подходить – умер от болезни. Но вот что делать с Ирой?
Его спутники ничего посоветовать ему не смогли.
Миронов заболел под утро. Поднялась температура, сильная слабость, рвота.
Стали собираться в дорогу, но уезжать не торопились, ждали прихода Магомеда.
Он пришёл вместе с сыном. Засады если и были вокруг, они их не видели, но играли «на публику». «Блевать» Миронов выползал из палатки наружу. Температура была натурально повышенной. Ну а слабость и симулировать не приходилось.
- Ты не перестарался? – спросил Гусев.
- Нормально. Были на охоте две недели назад и меня укусила лиса. Вот первые симптомы бешенства. В больнице анализами определят, что это не бешенство, но тогда, думаю, будет уже поздно. Перед больницей сделаю другую инъекцию. От неё через сутки и загнусь. Про крематорий не забудьте. А всё остальное обговорили. Машину гнать без остановки и в другие больницы не обращаться. Сразу до нашего города. Там они могут хоть охрану выставить вокруг больницы, пока я буду жив. И желание дочки уехать с ними только после моих похорон, думаю, они поймут.
- Вон идёт Старик с сыном, - первым заметил Юрий.
Миронов в последний раз выпил бутылку воды. Теперь у него должна была развиваться гидрофобия и пить он якобы не сможет из-за судорог глотательных мышц и одышки. А ехать двое суток. Знают ли местные об этом или нет – Бог весть. Но летучих мышей в пещерах целые стаи. Не может быть, чтобы никто никогда не заражался от них бешенством.
Старик внимательно посмотрел на Миронова.
- Не брешешь, что у тебя бешенство? – спросил он Миронова.
- Лучше застрелиться, чем неделю задыхаться от этой болезни. Меня лиса укусила ещё две недели назад. На охоту ходили. Думал пройдёт без последствий.
- С вами поедет наша машина. Но она присоединится во Владикавказе.
- Ничего не имеем против. Только чтобы мы её не ждали. Мы понимаем, что наш друг должен помереть, но способствовать этому не хотим.
- По пути появится мобильная связь. Оставьте мне ваш номер. По нему будете договариваться с сопровождающими. Они вам подскажут, как быстрее проехать Владикавказ по боковым улицам.
- Хорошо. Спасибо. Когда приедем, друга положат в больницу, а ваши люди где будут жить?
- Найдут, где жить, не беспокойтесь. Просьба только одна, но обязательная. Один раз в день в удобное для неё время Алан должен видеть дочку этого Павла. Если задаст ей несколько вопросов, пусть не обижается. Дотрагиваться до неё не будет, об этом и разговора нет, пусть не боится.
Когда через час ехали по ухабам «каменной дороги», то увидели, как справа, по низине легко и быстро их обогнал всадник. Вот там дорогу и надо было делать. Или она там в густой траве есть, а они просто не знали?
Глава 2.
Мы стояли перед входом в инфекционный корпус больницы, тянули время на свежем воздухе до восьми часов вечера, когда надо было являться на практику – ночное дежурство в этом малоприятном для всех нас отделении. Кто-то входил, кто-то выходил – шла пересменка медицинского персонала.
Обратил внимание, что одна девушка, кутаясь от ветра в серый плащ, стояла в стороне и явно не знала, куда ей идти. В такое отделение так просто в вечерние часы не пускают и уходить не хотела. Видимо кто–то из близких ей людей лечился в нём. Мне такой тип девушек нравился: по классификации Александра Сергеевича – «трепетная лань», но я бы на месте поэта дописал бы: «в трепещущем на вечернем ветре плаще».
Рассмотреть её подробнее не удалось. Открылась дверь и дежурный врач крикнул:
- Чего застыли столбняком? Заходим, все заходим и быстро.
Собрались вокруг врача в холле инфекционного отделения перед лестницей, ведущей на верхние этажи. Один парень (это я) и три девушки из моей же группы – нормальное соотношение для медицины.
Дежурный врач быстро оглядел нас, проходивших практику после пятого курса, в которую входило и ночное дежурство.
Потом посмотрел на часы.
- Вам до восьми утра здесь торчать, я правильно понял? Кто хотел стать инфекционистом?
Вместо леса рук он увидел тонкую руку Вальки Топлинкиной и услышал уверенный голос:
- Мне эпидемиология всегда нравилась…
- Ишь ты бойкая какая. – Оглядел её и резюмировал: - Считай, что это очень близко к инфекционным заболеваниям. Остаёшься со мной. А у вас, красотули, какие планы? Косметологическая медицина?
- Типа того. Или уж терапевтами.
- Тогда с вами поступим так. До десяти сидите где-нибудь здесь у входа. В десять переодеваетесь в гардеробной. Руки помыть не забудьте. И через хозяйственный вход расходитесь по домам. Диктуйте фамилии, я помечу, что были на практике.
Девчата победоносно заулыбались.
- А ты, акселерат, - обратился дежурный врач ко мне, - какую стезю выбрал? Баскетболист? Или волейбол?
- Волейбол. Но работать хотел психиатром и хожу в психиатрический кружок.
- Да? Впрочем, тоже хорошая специальность. Там кроме авторучки никакие инструменты не нужны.
- Голова на плечах ещё не помешает, - не громко заметил я.
- Ты не обижайся на меня. Наш консультант-психиатр говорит, что психиатры – это элита медицинского мира. Нервы у тебя должны быть крепкие, правильно?
- Пока не жаловался.
- Тоже со мной пойдёшь. Ручка и блокнот с собой есть?
- Ручка есть, блокнота нет.
Рита Дынько на радостях пришла на помощь:
- Могу дать свой блокнотик. – И зашептала в ухо: - Только листы не вырывать. И не вздумай читать, что там написано.
- Клянусь Гиппократом.
- Всем всё ясно? – обратился врач к нам. - Вы оба – за мной.
Девчата расселись на лавке напротив входа ждать 22-00, а мы с Топлинкиной потопали за врачом на второй этаж.
- А вот здесь – стоп. – Мы остановились возле одной из палат. - Как тебя зовут, психиатр?
- Константин Минаев.
- Отмечу у себя, что ты тоже «Был на практике». У тебя будет особое задание, но весьма серьёзное, я не шучу. В этой палате лежит один пациент. Ты сможешь всю ночь до восьми утра не спать?
- Думаю, что смогу.
- Тогда слушай меня внимательно.
Врач открыл дверь в палату, обнял меня за плечи и отвёл немного в сторону.
- Видишь, прямо у входа стоит стул. На него садишься и сидишь, сколько сможешь. Можешь встать, пройтись по коридору, поприседать, но не долго. Дальше стула внутрь палаты не заходи, к больному не подходить.
- А пить попросит?
- Не попросит хотя бы потому, что у него гидрофобия. Это больной бешенством. Привезли слишком поздно. Фаза возбуждения прошла, началась фаза паралича. Как паралич дойдёт до грудной клетки, или остановится сердце, или перестанут дышать лёгкие. Задача: мне надо точно знать во сколько это произойдёт. Часы наручные есть?
Я протянул руку, показывая, что часы есть.
- Дышит он громко, всё услышишь. Если сердце первое остановится, то дыхание сразу прервётся. Не ошибёшься. Отмечаешь на часах время, а лучше сразу запиши в своём блокноте. И идёшь в сестринскую. Она меня найдёт, сообщаешь мне данные и тоже свободен. Если будет уже светло, можешь идти домой. Если будет темно, то я дам тебе одеяло и полежишь до утра на лавке внизу. Что не ясно?
- Вроде всё ясно. Вопрос. А начнёт дышать тихо? Если паралич начнётся с нижних отделов лёгких? Я от двери и не услышу – дышит или нет.
- Думаю, сердце к этому времени уже остановится, но ты прав… Можешь подойти к ногам кровати. Его не бойся. Бешенство от человека к человеку не передаётся. Всё дело в том, что диагноз у него мы пока ещё не уточнили. Когда именно его укусила, мы знаем. Дней десять наверняка прошло. На Кавказе побывали несколько дней. Привезли вчера в диком возбуждении, связанного. Как раз инкубационный период для бешенства. Те, кто с ним за эти дни был в одной машине, не заразились. Период возбуждения прошёл, начался период паралича. Лечить мы сразу начали, прививку сделали, но… Так что, психиатр, докажи, что никакие больные тебе не страшны. А время мне важно для уточнения диагноза. Когда могло начаться, его сопровождающие сказали, а когда закончится, скажешь теперь ты. Задача ясна? Пошли. Посмотрю, как ты там разместишься.
Я чуть отодвинул стул и сел. Верхний свет в палате был выключен. Горела только настольная лампа на тумбочке в углу у передней ножки кровати, но стояла на низкой скамеечке. Голова и лицо больного оставались в полной темноте.
- Вот такая ситуация. Можешь и постоять, и поприседать. Дверь не закрывай. Тебе не так душно будет, свет опять же из коридора не даст уснуть. Да и ходить там может кто-нибудь из персонала, опять-таки шум. И я ещё подойду. Всё ясно?
- Да.
- Тогда заступай на пост.
Врач с Топлинкиной пошли к лестнице подниматься на третий этаж. Донеслось только:
- А мы с тобой начнём вечерний обход. Без нужды старайся ни до чего не дотрагиваться…
Я сидел и слушал, как умирает человек. Интересно в сознании он или нет? О бешенстве я ничего не читал, им сейчас очень редко кто болеет. Для того прививку и делают. Зато живого… пока ещё живого больного бешенством увидел.
Дыхание у пациента действительно слышно было хорошо: хриплое, то частое, то редкое, то останавливалось на минуту. Тогда я вскакивал и вглядывался в темноту головной части кровати. Снова раздавался хрип и я садился на стул.
На часы смотреть было бесполезно. Когда, как мне показалось, прошёл целый час, оказалось, что прошло только двадцать минут.
Видимо, после двух часов ночи я всё-таки задремал, так как услышав:
- Ты кто?
Ответил сначала растерянно:
- А? - И только потом добавил: - Я студент. Наблюдаю за вашим состоянием.
- Ждёшь, когда помру?
- Нет.
- Как зовут?
- Константин.
- Я ещё немного подышу. Часа два у меня есть. Поможешь в одном деле?
- Каком?
- Дай телефон.
- Запретили подходить к вам.
- Не бойся, не заразишься. Брось мне его под руку. Потом спиртом протрёшь.
Набрал по памяти номер телефона.
- Привет, Ирулька. Тебе письмо передали? Пока ещё могу говорить, хотел ещё раз сказать: прости меня. Я ведь всю жизнь тебе испортил. Свою-то прожил, а как ты там будешь жить, не представляю… Да не плачь ты… Целую тебя, милая. Слава Богу, что мама не дожила до такого позора… Да... ты не торопись. Пройдёт девять дней, скажи, тогда и поедем. Может, Гусеву удастся какую-то свою связь Владикавказа с тем аулом наладить. А там… Они вроде слово держат. Люди чужие, но не хуже, а может и получше наших… Да-да. Конечно… И я тебя люблю... Ируль, а ты можешь на такси подъехать к больнице. Тебя парнишка встретит и проведёт ко мне в палату. Хоть посмотрим на прощание друг на друга, если говорить уже не смогу… Только быстрее… Но на всякий случай, прощай, милая…
Кашель, который усиливался на протяжении всего разговора, прерываясь периодами молчаливой одышки. Он что-то ещё попытался шёпотом произнести, но я уже не понимал его, а подходить вплотную к нему и наклоняясь прислушиваться, боялся. Психбольных своих не боюсь, даже буйных. А тут какая-то непонятная и невидимая инфекция и… страшно.
Слабая рука отбросила мой смартфон в сторону. Я обернул его маской и положил в карман.
Откашлявшись, и с каким-то неестественным свистом из горла, проговорил:
- Встреть её... Приведи сюда на минуту… Прошу перед смертью…
На бред не похоже. Действительно, что-то там случилось и мужик чем-то отравил себя, чтобы было похоже на бешенство.
Но анализы сделают и всё откроется.
Перерывы в дыхании становились всё дольше.
И потом - легко сказать: «Встретить»! А врач подойдёт в это время?
Гардеробная была этажом ниже. Сбегал, схватил первый попавшийся халат и вернулся в палату. Пациент ещё хрипел.
Выскочил в коридор, подбежал к окну, которое выходило на площадку перед центральным входом в отделение. Пусто.
Успеет – успеет, не успеет, я не виноват.
Сел на стул, но хриплое дыхание больного заглушало все посторонние звуки. Вышел в коридор, отошёл на пару шагов к окну. Здесь и дыхание было слышно, и звук захлопывающейся двери в машине должен услышать.
А вот и такси. Выскочила в одной блузке и джинсах девушка.
Я взял халат и бросился к двери.
Без слов и вопросов побежала за мной, накидывая на плечи халат. Перед палатой я остановился, прислушался.
Дышит.
Махнул ей рукой. Она зашла в палату, но я сразу остановил её у спинки кровати.
- Молодой человек, я врач. Я в курсе того, что вам неизвестно. Заразиться бешенством от человека нельзя. Пропустите меня, пожалуйста.
Я убрал свои руки с её плеч.
Она прошла вдоль кровати вперёд:
- Папуль, ты меня слышишь?
В ответ раздался хрип.
- Не волнуйся за меня. Всё будет хорошо. Я выживу, не бойся.
Доктор оказался прав. Очередной кашель на выдохе вдруг оборвался и наступила тишина. Я посмотрел на часы: три часа ночи тридцать три минуты. Во всяком случае на моих. Здесь и записывать нечего, такое время не забудешь.
Постоял ещё минут десять, в медицине всякое бывает. Больше вдохов не слышал.
- Я должен доложить о времени его смерти. И сюда придут медсестра и врач. Наденьте халат, застегнитесь как следует и идёмте со мной.
- Он мужской.
- Не важно. Главное – застегнуться.
И мы пошли искать кабинет медицинских сестёр.
Открыл дверь и увидел, что на диване дремлет медсестра. Уже взрослая, старый кадр. Поэтому приподняла с валика голову, разглядела нас и снова опустилась на валик.
- А, студент? Ну, что, отмучился бедняга?
- Да. В три часа тридцать три минуты. Легко запомнить.
- Запиши. Возьми на столе лист. Запиши и сунь в его историю болезни. Рядом лежит.
Затем тяжело вздохнув села, заправила волосы в чепчик.
- Пойду проверю всё-таки. Меня дождитесь.
Взял историю болезни Миронова. Анамнез начинался строчкой: «Доставлен на частной машине в бессознательном состоянии и двигательном возбуждении в 22-00». Дальше шли сведения, полученные, видимо, уже сегодня днём от дочки и знакомых.
Вернулась медсестра. Я сказал:
- Доктор велел, чтобы вы сразу доложили ему о смерти.
- Он его не оживит. Куда торопиться? Больных сейчас у нас мало. Доктор после вечернего обхода наверняка перешёл к ночному осмотру. Заперся с вашей девицей в ординаторской. Пока всю её не осмотрит сверху донизу, чего их беспокоить?
- Он нам разрешил уйти домой, если светать начнёт. А то сидеть на скамейке в холле сейчас холодновато.
- Ну и шагайте отседа. Главное своё дело вы сделали. На листке допиши свою фамилию и номер группы. Потребуешься, враз найдут. Лист в историю болезни вложил?
- Да. И на столе оставил… Я в палате телефон на пол уронил. У вас нет немного спирта протереть?
- Вон баночка с хлорамином. Самое верное средство. Только провоняет немного, зато будет от всех бактерий чистый. И шагайте с Богом. Я ещё часик полежу, а то скоро уже самой вставать надо.
Глава 3
По домам нас развёз тот же таксист, что привёз Иру.
Сели оба на заднее сидение.
- Спасибо вам, что дали мне проститься с папой. Меня зовут Ира.
- Константин.
- Вы не знаете, какой у папы диагноз?
- Те строчки, где должен стоять клинический диагноз, чистые. При поступлении написали: «Полиорганная недостаточность в результате отравления неизвестным веществом». Бешенство при жизни диагностировать сложно. Получат анализы тогда, может, уточнят его диагноз.
Ира неожиданно взяла меня за руку:
- Я знаю, что вы нарушили там правила, какие полагаются в инфекционных отделениях. Я вам очень благодарна… - Она пожала мне руку и… не отпустила её, только слегка разжала свои пальцы. - Вы на каком курсе?
- На шестом.
- На кого специализируетесь, если не секрет?
- Хотел бы работать психиатром-наркологом.
- Да, это преимущественно мужская специальность. А я педиатр. Мне с детишками нравится работать… Вам где лучше выйти?
- Я на Первомайке живу.
- Тогда сначала вас высадим, а потом я к себе поеду.
- А вам куда?
- На Московское шоссе. В том районе. Я, когда папа звонил, была у подруги, она тоже врач. Живёт на Дзержинке, рядом с больницей. Потому я и успела хоть до папиной руки дотронуться на прощанье... Давай на «ты», мы же коллеги. У меня к тебе просьба, Костя. Ты завтра точный диагноз узнаешь?
- По идее на утренней конференции докладывают, с каким диагнозом и от чего пациент скончался. Как получится в данном случае, даже не представляю. Я не знаю, как долго делают анализы. Там могут быть какие-нибудь специфические. Но что узнаю, тебе скажу. Только вечером. Между лекциями, в коридорах или тем более на улице на эту тему говорить не всегда удобно. После пяти тебе нормально?
- Да. Говори свой номер телефона.
Я продиктовал. Ира сразу позвонила. Я ответил:
- А теперь у себя зафиксируй мой номер. Вот и будем на связи… Тебе уже выходить?
- Да.
- Тогда ещё раз спасибо и до связи. Костя, я тебе сама позвоню. Мне на одну тему поговорить с тобой хотелось бы. Больше не с кем, психиатров и психологов знакомых нет. Другие могут и не понять моей просьбы…
- Звони. Лучше вечером. Буду ждать.
Ира позвонила только на четвёртый день, когда я уже перестал ждать звонка. Потом догадался: похороны, поминки и т.п. В общем не до посторонних разговоров. Она предложила встретиться в районе площади Победы.
- Я тебя всегда прошу об услугах. Если надоела с ними, так и скажи.
- Глупости, Ира. Говори, чем могу помочь.
- Дело в том, что всё объяснить я тебе могу лишь при личной встрече. Завтра в пять часов буду с одним молодым человеком гулять, если можно так выразиться, по Парку железнодорожников. Мы обычно делаем круг, затем он сажает меня на троллейбус и я уезжаю домой. Просьба такая: сесть где-нибудь на лавочке в парке около входа и посмотреть, будет ли кто следить за нами или нет? Если ничего подозрительного не заметишь, то потом можно и встретиться, когда я расстанусь со своим провожатым. Если что-нибудь пойдёт не так, созвонимся вечером и что-нибудь придумаем другое. Самое верное, конечно, это тебе прийти ко мне очень поздно вечером. Явно никто не заметит. Но неудобно гонять тебя через весь город. Попробуем сначала встретиться днём.
- Как скажешь. Могу и ночью приехать. Я человек свободный в этом отношении. Из-под родительского контроля уже вышел.
- Давай всё-таки завтра в пять часов. Только со мной не здоровайся, ради Бога. Для меня самое главное, чтобы твоего лица этот парень не видел. Мы с тобой как бы не знакомы.
- Намёк понят. Бейсболка, худи и очки с простыми стёклами.
- Хотя бы так. Мне даже стыдно, что я эксплуатирую тебя, всё рассказать могу только какому-то одному человеку. А ты уже в мои дела, сам пока того не сознавая, вмешался. Они серьёзные. До смерти серьёзные. Но теперь уже поздно нытьё разводить. Так мы договорились до завтра?
- Да.
На скамейке, которая стояла первой после входа в парк, сидела неумеренной полноты женщина и что-то вязала. Чёрные волосы с проплешинами, редкие усики и даже на подбородке торчали волосы – всё это явно её не украшало, но у всех свои недостатки. Но следующая скамейка была занята двумя влюблёнными парами.
Пришлось сесть с этой представительницей южных народов. Раскрыл эротический роман Александра Бушкова «Д’Артаньян», регулярно листая страницы и незаметно поглядывая на часы. Ира с женихом появилась сразу после пяти часов. В макияже и на каблуках она выглядела очень стройной и привлекательной. Впрочем, и сопровождавший её парень относился к тем, кого я называл «кавказский тип красавчика». Шли как не очень близкие люди, о чём свидетельствовало слишком большое расстояние между ними. Влюблённые и даже близко знакомые так не ходят. Беседа, судя по губам и мимике, носила больше односторонний характер: он что-то спрашивал, а Ира коротко отвечала.
Мимо моей скамейки прошли молча. Я, не откладывая книги, внимательно проследил за теми людьми, кто шёл в ту же сторону. Ничего подозрительного не заметил, зато неожиданно превосходно услышал рядом с моим ухом сказанное по телефону соседкой:
- Русланчик, дорогой, ну прошли они. Никто её не охраняет. Кому она нужна и куда денется, если билеты куплены, а паспорт у тебя. Обычная девка. Рада ещё будет, что уехала из этой шумихи. Я здесь сама скоро с ума сойду. Весь зад отсидела на этой скамейке. Я пойду, Русланчик? Ну чего мне здесь торчать? Посадит её в троллейбус и сам за ней поедет. Куда ей, дуре, бежать? Хорошо… Ну, давай, Русланчик…
С тяжёлым вдохом женщина поднялась и направилась в сторону улицы Чкалова.
От такого неожиданного соседства я не сразу пришёл в себя: два соглядатая сидели на одной скамье, следили за одной и той же девушкой!
Затем понял, что встречаться с Ирой здесь и сейчас нельзя. Подошёл к киоску, откуда лучше было видно, когда они будут выходить из парка по другой его стороне. Если он посадит её на троллейбус, то пойдут переходом через проспект, а там всегда уйма встречных толп. Легко потерять обоих.
Увидев знакомую парочку, пошёл, не торопясь, за ней, чтобы попасть одновременно с ними под зелёный свет на переходе. Удалось. Отошёл в сторону фонтана и оттуда разглядел уже в проезжающим мимо меня троллейбусе Иру.
Позвонил. Лишь бы не вышла раньше, чем ответит.
Ответила:
- Я слушаю.
- Не выходи из троллейбуса. Слышишь? Не выходи! Езжай домой. Они наверняка знают, где ты живёшь, а твой хахаль едет где-то сзади за твоим троллейбусом и следит, где ты выйдешь. Так что встречу надо переносить на более позднее время.
- О, Господи! Не думал, что они так меня обложили. Я и не собиралась убегать. Просто нужен кто-то, кто… Спасибо, Костя. Если я позвоню тебе часов в десять вечера, ничего?
- Звони. Можно и позже. Посмотри в окно, как «собачники» разойдутся, так дворы должны опустеть. А если кто-то упрямо сидит и дышит свежим воздухом, значит тебя стережёт…
В половине одиннадцатого Ира позвонила, и я на такси поехал на Московское шоссе. Двор пустой. Набрал на домофоне номер её квартиры.
Раздалось тревожное:
- Кто?
- Пушкин Александр Сергеевич.
Такой «хитрый» пароль с ней выбрали. Дверь открылась, но я сначала осветил фонариком сумрачный (горела всего одна лампочка) подъезд, держа в левой руке баллончик с перцовым газом. Потом лифт. Меня встретила заранее открытая дверь её квартиры, чтобы я не звонил в звонок и не вызывал лишний шум.
- Куртку сними и проходи, - сказала Ира.
- Свет в коридоре оставь, а в комнате потуши. - Это уже были мои инструкции по маскировке.
- Я хотела тебя чаем угостить.
- Угощай, но не зажигая света. Посмотри в окно. Нас в бинокль можно разглядеть из любой из этих девятиэтажек. Уж если предупредила меня «не светиться», так давай играть в эти шпионские игры до конца и по всем правилам.
- Ты прав. Сделаем так. Попьём чаю, хоть и не хочется.
- Мне тоже.
- Тогда не буду терять времени. Когда захочется, тогда и попьём. Больных научился слушать?
- Вроде получается.
- Вот и слушай меня, не перебивая, а все вопросы потом.
Ира без излишних подробностей, но и не скрывая ничего (например, что отец виновник трагедии на дороге) пересказала мне всё, вплоть до похорон отца.
- Девятый день они мне разрешили отметить дома, но уже на следующее утро самолётом вылетаем из Москвы во Владикавказ. Куда дальше, я не знаю. Где-то за городом расположен аул, где Алан, это мой будущий муж, ты его видел, и живёт. Теперь твои вопросы.
- Сначала пару риторических, чтобы убедиться, что я всё понял правильно. Ты действительно с ним там распишешься и действительно будешь рожать?
- Да. За любой другой более приемлемый для меня вариант кто-то из близких поплатится жизнью. В это, кстати, до конца мы не верили. Но вот ты сегодня это подтвердил: у них действительно есть какие-то знакомые, не знаю уж какой национальности. На Кавказе десятки различных этнических групп. Впрочем, для меня теперь это не важно.
- Получается в создавшейся ситуации от тебя вообще ничего не зависит?
- Да, ничего. Кроме одного.
- Ты о чём?
- Быть его женой мне придётся, никуда не денусь. Ребёночка рожу. Но от этой мрази рожать не хочу и не буду. У меня впереди четыре свободные ночи. Никаких любовников в последние два года, как назло, не было, мужа – тем более. Начала писать диссертацию и со всеми гулянками завязала. И вот за эти дни единственный молодой человек, парень, который мне помог, который мне понравился, это ты. И ты в курсе всей моей истории. Что скажешь?
- Что от меня требуется?
- Неожиданный для меня вопрос. Отвечу вопросом: у тебя сексуальные отношения с девушками были?
- Разумеется. Вопрос считаю обидным.
- Прошу прощения, сэр. У тебя нет официальной невесты или такой девушки, которую ты так любишь, что не сможешь ей изменить?
- Что-то ещё не попадались такие.
- Тогда, если считать, что все психиатры сами ненормальные люди, шуткой, мне тебе сказать больше нечего. Вернее, не совсем удобно.
- Теперь дошло до дурака. Очень уж неожиданно. Предложение трахнуть кирпичом по башке твоего жениха меня менее бы удивило. Значит ты хочешь, переходим на медицинский язык, чтобы твой ребёнок был чистокровно русский?
- Да. И глагол трахнуть ты упомянул вряд ли случайно.
- Забудем об интернациональной дружбе, тем более она всегда существовала больше на словах. Это твоё право – выбор отца ребёнка. Тогда нечего терять время. У тебя должны быть какие-то особые дни (по акушерству, ты уж прости, у меня трояк), которые для зачатия наиболее подходящие.
- Уже за одно это знание тебе можно было бы поставить четвёрку. Ты угадал. Сейчас именно такие дни.
- Тебе не будет стыдно, если отцом твоего ребёнка станет троечник, но зато кандидат в мастера спорта по волейболу?
- Именно на такого я и рассчитывала. И почувствовала в тебе родственную душу.
Оба рассмеялись, чем сгладили серьёзность предыдущего разговора.
- Тебе налить выпить? Есть коньяк. Что тебе помогает в этом деле?
- Только одно – раздевающаяся девушка. Может быть, с этого и начнём?
- Пошли в спальню. Я надеялась на такой исход, так что душ приняла заранее… Только, знаешь, у всех девушек свои дефекты в фигуре. В нагом виде их уже не скроешь. У меня, говорят, очень маленькие груди.
- Я тебе не так просто сказал, что занимаюсь волейболом. Так что в моём окружении преобладают девушки вполне определённой комплекции и не отягощённые большой грудью. Им же подпрыгивать над сеткой для удара! А она на высоте двух метров и 24 сантиметров, представляешь? Не только с шикарными сиськами, но даже с тяжёлой нижней частью тела, на которую масса любителей-мужчин, через сетку мяч не ударишь. По этим прозаическим причинам меня именно эти части тела привлекают меньше. Не привык, скажем так. Так что твоя фигура, чем больше ты раздеваешься, тем больше мне нравится…
Утром, позавтракав у Иры, я заявил:
- Каждый эксперимент требует подтверждения и неоднократного повторения, ты не считаешь?
- Согласна с вами, коллега. Единственное условие, твоё лицо никто не должен видеть. Сегодня в такое же время вечером прийти сможешь?
- Разумеется.
- Буду ждать…
Глава 4
За прошедшие полтора года я трижды приезжал во Владикавказ. Во второй приезд Ира настояла, чтобы Алан свозил её в женскую консультацию. Со мной общался нормально, как с другом Ирины. Со своим конём и двухколёсной походной коляской, в которой везли Иру, он оставался на улице, а я надевал белый халат и шёл вместе с ней к нужному врачу. При последней встрече Ире было уже не до меня и не до поцелуев, она думала только о предстоящих родах. И я её понимаю.
По результатам УЗИ у неё была здоровая девочка с нормальным весом. Врач сказал, что роды могу состояться в ближайшие недели.
- Он девочку и хотел, - сказал я в коридоре.
- Ага! Ты теперь представь, что девочка родится светлоглазой и с беленькими волосиками на голове. И я, как нарочно, брюнетка. Так в кого она пошла, спросит? И сообразит, что от тебя.
Роды прошли удачно. Ира сама кормила девочку. Но зимой скончался старик Магомед. Старшинство в поселении перешло к его старшему сыну Алану. По радиотелефону Ира, который умудрился установить Гусев, сказала, что «обстановка стала, как при симптоме Щёткина-Блюмберга». Мы решили, что мирно решать накопившиеся вопросы с Аланом будет труднее. Надо попросту устраивать Ире побег. Все свои обещания она выполнила: вышла замуж за Алана и родила ему ребёнка. Но тот факт, что девочка родилась не похожей на него, настолько возмутил Алана, что он грозился зарезать Иру за измену. Она, в свою очередь, забивала ему голову генетической мутацией и комбинативным типом наследственности: терминами, в которых он, конечно, не разбирался.
Вскоре мы получили от неё сообщение (его пересылали на рацию Гусеву из Владикавказа). Ире удалось отправить его незаметно для Алана. Пишет, что он ни за что не отпустит её, пока она не родит ему второго уже «настоящего» ребёнка от него. И вообще относиться к ней стал хуже.
«На дело» отправились вместе с Юрой.
Летели на самолёте, так как уже знали все неудобства «волновой дороги», по которой практически никто не ездил. Изредка использовали для ходьбы, чтобы обогнуть гору, не поднимаясь на перевал. Но и тогда обычно шли по низине, если не шёл дождь.
Разумеется, мы с Юрой решили тоже большую часть пути пройти по лугу, чем прыгать козлами с одного бугра на другой в течение всего дня. Вряд ли нам попадётся кто-то, шедший в ту же сторону.
Молодые, здоровые, отягощённые небольшими рюкзаками, мы первые километра три пробежали неторопливым бегом. Дальше уже можно было идти пешком, поглядывая вперёд в бинокль, так как встречные люди нас тоже не устраивали. Они могли сообщить в аул, что идут двое русских. А мы предупредили, что приеду я один с «посылкой» для Иры. О своём приезде, как и договаривались ранее, Алана предупредил по радиотелефону.
Когда до аула оставалось километра три, я со дна оврага закинул на «волновую дорогу» взятую с собой из альпинистского снаряжения Гусева верёвку с якорем. Он сразу зацепился за какой-то каменный выступ. И мы продолжили путь дальше только в неравных условиях: Юра шёл по травяному лугу, а я каждые десять метров должен был забираться на очередной вал, а потом спускаться с него.
Когда я в бинокль увидел крайние домики аула, мы с Юрой перестали переговариваться и переглядываться. В ауле знали о приезде «русского» и тоже у кого-нибудь мог оказаться бинокль, который разглядел и бы и второго «незаявленного» гостя. Обычно мы возили в рюкзаках только книги, которые заказывала Ира (не только беллетристику, но и по педиатрии), некоторые лекарства и – строго по списку - косметические средства, которыми она делилась со всеми женщинами аула, завоевав их любовь и уважение. Не говоря уже о том, что она лечила заболевших детей, которых к ней приводили.
Уже на подходе к крайнему дому Юра увидел странную картину, которая ему невольно напомнила сказку «Репка». Валун метра два, если не больше в диаметре, чем-то помешал хозяину ближайшего дома, грядки которого спокойно огибали этого посланника гор и плодоносили не хуже других. Не очень понятную и тяжёлую работу выполняли пять мужчин. (А сколько персонажей вытаскивали сказочную репку сразу и не вспомнишь). Камень был глубоко окопан с двух сторон. Основная траншея, по которой его намеревались кантовать, вела вниз, в сторону реки.
По бокам камня (он был продолговатой формы) были закинуты две петли канатов, за концы которых тянули четыре человека. С другой стороны, подкоп был небольшой, но глубокий. Там почти под самым камнем лежал Алан, упираясь ногами в этот наполовину вытащенный из своего гнезда «мегалит». Он же и командовал на своём наречии что-то похожее на «Раз, два, три, толкаем!»
После этого валун довольно сильно раскачивался, но что-то мешало ему приподняться чуть выше и выкатиться из норы на расчищенную для него траншею.
- Салам, Алан! Салам, добрые люди, - привычно произнёс Юрий.
Послышались ответные приветствия.
Не вылезая из ямы, Алан недовольно спросил:
- Это ты? Я думал приедет Костя. Опять книжки привёз?
- Ты же сам не возражал против этого. И лекарства какие-то, которую заказывали ваши женщины. Косметику.
- Пусть красятся. Красивее не станут… А ты не поможешь нам? А то пора обедать. Устали уже ребята.
- А что надо сделать?
- Не боишься запачкаться в глине?
- Нет.
- Тогда снимай рюкзак и ложись рядом со мной. Чуть правее. Я в этот бок буду упираться, а ты в тот. Понятно?
- Дело не хитрое.
- Я считаю до трёх, а потом со всей силой толкаешь камень в их сторону.
Юра лёг рядом с Аланом.
- Отодвинься правее. – Протянул руку и положил её на грудь Юре. - Вот на таком расстоянии и лежи. Спиной в стенку упёрся, а ногами в эту каменную дуру.
- Понятно, - ответил Юра.
Алан что-то сказал своим рабочим. Те взялись за канаты.
- Так. Начали, Юра. Закрыл глаза, натужился, упёрся ногами и я считаю: раз, два…
Алан ребром ладони сильно ударил Юру по горлу. Тот на несколько секунд от боли задохнулся и потерял сознание. Алан же, поднявшись повыше, ногами стал заталкивать его под камень, который, отклонившись, открыл тёмное гнездо ямы, из которой его вытаскивали.
Но совершив одно движение вперёд, камень, как маятник, покатился назад. Что-то треснуло и он внезапно упал в свою яму, утащив за собой Юру. Алан задержался на секунду и не успел прижать к своей груди ноги. Неровный край камня потащил за собой и его ноги. Рухнув окончательно в своё гнездо, он прижал тело Алана к краю вырытой ямы практически по пояс. И продолжал под его дикий крик, медленно оседая, затягивать ещё глубже. Наконец валун остановился.
Прибежавшие с другой стороны помощники увидели только голову Алана, плечи и руки. Кровь уже хлестала изо рта и носа, руки беспомощно шевелились и вскоре замерли.
Ловушка захлопнулась, утащив за собой и её автора. Мужики суетливо тянули его за руки, пытались разгребать землю, но быстро поняли всю безуспешность такой помощи.
А я, заметив издалека и сверху, что Юрка полез под камень, успел достать бинокль. И увидел одного «лишнего» человека. Это был мальчишка с топором, который находился на противоположной стороне глыбы и Юра его видеть не мог. Видимо имелась какая-то подпорка, которая мешала совершить камню самое последнее движение и выкатиться из ямы. Подпорку выбили и камень рухнул на своё место, в котором отлежал, наверное, несколько веков.
Юра и этот Алан были похоронены заживо и мгновенно.
«Вот сволочи! - подумал я. – Узнали о моём приезде, из которой никто тайну не делал. Смертельную ловушку явно готовили загодя. Но появился Юра, а не я… За Юрку нужно было бы отомстить. Но это начать новый виток кровной мести... Они оба погибли. Будем считать, что это ничья…»
Мужики, недолго думая, стали деловито убирать следы своей «работы». Засыпали выкопанную землю назад – по бокам от камня. Быстро заложили подготовленную траншею и везде, где виднелась свежая земля, заранее приготовленными при рытье пластами дёрна. Издалека ничего необычного и не различишь. А близко кто там ходить будет кроме их самих?
Где же их честность? Где же обещание Магомеда, что они убивают только, если на них нападают? Умер старик Магомед, вот и сменилась у них Конституция? Порядки установились другие. Они убили невинного человека. Это не месть. Это убийство. Это называется война.
Гусев перед нашим отъездом недаром пытался сунуть в рюкзак сыну пистолет. Он служил в своё время в Чечне и Дагестане. Тот отказался его брать.
- Ты запомни, - внушал ему отец. - Как бы тебе они не улыбались, в голове у них только одна мысль: «Ты другой веры. Убить тебя, как собаку застрелить, которая ему мешает. Всевышний такие грехи прощает».
А у меня был обычный охотничий нож. С ним войну не начнёшь…
Но теперь ситуация изменилась. Формальный отец погиб. А мать с ребёнком хотят вернуться домой на свою родину.
Кто будет решать этот вопрос сейчас? Не до Ирины им.
Для всего аула самый главный вопрос: кто будет следующим вождём?
Я спустился по верёвке с дороги и пошёл напрямик к тому дому, где жила Ира с Аланом. Видимо весь народ собрался в особом доме, был у них такой, для всяких собраний.
На пути встретились две женщины, но они, поздоровавшись, прошли спокойно мимо меня (женщины на собрании, естественно, не присутствовали).
Зашёл сразу в дом Алана, прошёл в комнату, где обычно находилась с ребёнком Ира.
- Костик, милый! Я тебя жду-жду. Так и думала: или сегодня придёшь, или завтра.
Я поцеловал Иру. Она за эти месяцы заметно располнела. Одета была на их манер: монисты, браслеты, перстеньки.
Вкратце рассказал о том, что случилось. Не давая ей выразить ужас от всего случившегося, сказал, что мы должны этой ночью уйти. Спросил:
- Где сейчас все собрались?
- Они, наверное, нового вождя избирают. Я пойду к ним.
- Зачем? С ума сошла?
- У меня здесь свои плюсы, милый. Когда говорит жена вождя, все замолкают и слушают её. Так принято. Пусть я стала вдовой вождя. Но вряд ли уже появился новый, который единственный и может мне заткнуть рот. Они там всю ночь будут спорить и торговаться.
- Я пойду за тобой.
- Не надо. Останься с ребёнком. Вон большой кинжал висит, это на всякий случай. Алан обещал зарезать им меня за измену. А за краем этого ковра стоит заряженная двустволка. И не пускай никого сюда.
Когда Ира вошла в «зал собраний», там наступила тишина.
Ах, как бы я хотел послушать, что она им сказала! Но Ирина говорила уже на их языке. И, судя по всему, отнюдь не просительным голосом.
В её кратком пересказе выступление женщины (редчайший случай) на совете мужчин прозвучал так:
- Я сказала, что моего мужа намеренно задавили валуном. Кто? Разбирайтесь сами. Я родила девочку, которая всё равно не сможет быть у вас вождём. Поэтому прошу отпустить меня и моего ребёнка на родину. Я считаю, что заслужила свободу хотя бы тем, что вылечила десятки ваших детей, и тех, которые приносили мне из разных мест. Я никогда не нарушила ни одного вашего правила. Все женщины, ваши жёны уважают меня. Быстро вы забыли завещание мудрого Магомеда. В каменную ловушку попал не только мой муж, но и мой друг, который привёз детям сладости, а вашим женщинам лекарства. А теперь ответьте мне, но так, чтобы ваши боги не наказали вас за ложь и злобу, когда вы с ними встретитесь на том свете. А потом уже выбирайте себе нового вождя. Это уже не кровная месть. Это называется убийство невинного человека. Мало вам этих смертей? Хотите, чтоб было больше убитых? Я жду вашего ответа, мужчины. Знайте, что я могу позвонить по рации, вы все знаете, что она у меня есть, и вызвать несколько вертолётов, чтобы они сравняли ваш аул с землёй? И вам снова придётся перейти жить в пещеры... Что скажут ваши женщины, я хорошо знаю. Но решаете всё вы. Молчите? Тогда начинайте собирать вещи и скот, чтобы вам можно было выжить зимой в ваших пещерах. Давно ли вы вышли из них? Я сняла золотое монисто, которое полагается носить жене вождя, и положила на стол. Потом повернулась и пошла к выходу, но меня остановил один из братьев Алана. Сказал, что я могу уехать с дочкой на свою родину в любой день. До большой дороги они меня довезут на специальной тележке. И чтобы я не держала на них зла. Обо мне все будут вспоминать, как о хорошем человеке. Я поблагодарила всех, поклонилась и ушла.
- Вертолётами ты их, уверен, напугала до самой смерти! А на каком языке ты с ними говорила?
- Сама не знаю. Удивишься, но это смесь языка бывших скифов и сарматов. Сохранилась в племенах, которые жили одном из ущелий. К ним можно отнести и это вымирающее племя. Потом они перешли в пещеры. Жили в них и постепенно, не знаю, как правильно выразиться, оцивилизовывались. Построили себе аул, но приближаться к городу не торопились. О них потом подробнее расскажу. А сейчас ты должен исчезнуть. Пока темно это реально. И встретить меня завтра днём там, где начинается хорошая дорога. С ребёнком лучше улетать в Москву самолётом.
- А если они снова обманут и устроят ловушку?
- Вряд ли я сейчас представляю для них какой-либо интерес. Но в таком случае тебе лучше идти по «волновой дороге» параллельно той повозке, на которой повезут меня с девочкой, и следить за нами. Если заметишь что-нибудь подозрительное, ты сможешь спуститься в овраг и добежать до меня, чтобы оказать помощь. Главное спасти Заринку, золотце наше… Сейчас возьми с собой одеяло, ночью будет холодно. На каменную дорогу забраться сможешь?
- Да. Как и спустился. У меня там осталась верёвка с якорем.
- До завтра, милый.
- До встречи!
***
Март, 2023