Вагон из прошлых лет. Картины воспоминаний. Гл. 40

Михаил Гавлин
                Новые времена
               
Вернувшись семьей из своего путешествия, мы будто попали из прежней в другую страну. Наше возвращение почти совпало с назревавшими роковыми переменами. Во всяком случае, кажется, прошло не так уж много времени после поездки, и грянул августовский путч, а затем и вовсе контроль над государственным управлением огромной страной со стороны прежней властной элиты был утерян, что привело к распаду СССР. Наступали смутные времена. Страна, как и семьдесят лет назад, опять будто сорвалась с цепей и вступала в полосу безумных социальных экспериментов на простых людях. Но тот далекий катастрофический срыв произошел в годы тяжелейшей мировой войны, подорвавшей во многом институты старого режима, не готового к такому напряжению сил. Это хоть в какой-то мере объясняет, но, конечно, не оправдывает слабость и роковые промахи царского режима, а затем и сменившего его нового «Временного правительства». А теперь катастрофа произошла в абсолютно мирное время и это отдает преступлением власти, властной элиты против своего народа.

                Воспоминания о 1990-х гг.

                Как сон прошла тех лет армада
                Скопленьем зла, сгущеньем ада
                И воплощением всех бед,
                Где лишь позор и нет побед.

                К последней гибельной черте
                Страна катилась в нищете.
                И в ужасе стенал народ,
                И будто шел блокадный год.

                Лишь негодяи – нувориши,
                Как Будды золотые в нишах
                Сидели, гладя свой живот,
                Не слыша криков: «живоглот».


Наступившие девяностые были тяжелыми годами для всех, и для меня и моей семьи тоже. Мой институт, где я работал, лишился здания на ул. Мархлевского по соседству с небольшой католической церковью, в котором размещался много лет. Его отдали под католическую французскую гимназию, кажется, чтобы сделать приятный подарок к визиту президента Франции в Россию. Мы вынуждены были спешно переезжать в новое помещение, правда, неподалеку, в Малом Черкасском переулке, где арендовали третий этаж в громадном старом полупустынном здании (когда-то бывшее Купеческое собрание). Первый этаж занимала какая-то антиалкогольная инспекция. Зарплата резко падала, а рубль стремительно обесценивался. Были периоды, когда выплату зарплаты долгое время задерживали, или ее совсем не платили. Институт пустел, сотрудники разбегались, уходили в какие-то фирмы. Я тоже искал подработку, чтобы как-то прокормить семью. Зять предложил мне подрабатывать ночным сторожем с интервалом через день-два в одной багетной частной мастерской, расположенной на Таганке, рядом с садом им. Баумана, и я согласился. Несколько раз в неделю мне приходилось сразу после работы добираться, большей частью пешком, на дежурство, а утром, после ночи проведенной зачастую на полу, на матрасе, опять спешно возвращаться на работу в институт, если график моих дней не совпадал. Добирался я от института до багетной где-то за 30-40 минут: шел мимо Политехнического музея, потом по Солянке, ул. Степана Разина, по Таганской, мимо театра на Таганке и в хорошую погоду это доставляло даже удовольствие. Вечерняя Москва даже в это страшное время настраивала на поэтический лад.

                Таганка

Вот старинная улочка,                Во дворах спозаранку
Вся в раскидистых вязах,                Здесь всплеснет во дворах
Вся кривая, как удочка,                То ли свадьба, то ль пьянка,
В подновленных лабазах.                То ли драка впотьмах.

День сверкает в июле,                Полон прошлых видений
Ослепительно белый,                Бродишь особняком
Как сиянье кастрюли                Среди новых строений,   
При жаре очумелой.                Старых особняков.

И сверкают машины,                Под церковные склянки               
С затемненным стеклом.                Я прощаюсь с тоской 
Над столицею чинно                Со старинной Таганкой
Погромыхивал гром.                И Николо-Ямской.

Вот старинной Таганки
Одноногий костыль.
Здесь туристов приманкой
Над рекой монастырь.

Надо сказать, иногда в багетную мастерскую отдавали для оформления весьма неплохие работы современных художников, и даже старинные картины и я имел возможность ночью спокойно их рассматривать.

                Я сторож в мастерской, где творчество
                Кругом прислонено к стене,
                И на картинах одиночества
                Печать лежит, как и на мне.

Одна из них особенно запомнилась. На ней, как помню, были изображены каналы Венеции и здания над ними с облупившейся от времени и избытка влаги облицовкой из под которой видны были куски кирпичной кладки.

                Полузатопленной Венеции   
                Застыли мрачные дома.
                Они, как темные трапеции,
                Сгущается в картине тьма.

Но у меня это сразу вызвало другие, более живописные ассоциации – с Венецией великого Тициана.

                Венеция

                Вся в золоте роскошная столица дожей.
                Под маской прячет лик патрицианка.
                Играет жемчуг на атласной коже
                Прекраснейшей венецианки.

                Владычица морей и островов,               
                Дитя любви Европы и Востока.
                Меж смуглых, резвых скакунов
                Редчайший, золотистый локон.

                Глядит на вас прекрасная, как сон,
                Великой кистью на века согрета,
                Глядит из прошлого, из мглы времен,
                Из глубины старинного портрета.

                Все в прошлом. Обмелел канал 
                И зданья ветхи на картине.
                Собора потемнел портал
                И в воду рушится лепнина…


Позже, когда мне посчастливилось, однажды в туристической поездке побывать в Венеции, ее тициановский образ подтвердился в моих впечатлениях от этого фантастического города на лагуне.

                И золотом озарены
                Морей  неведомых просторы,
                Где  все друг в друга влюблены
                И вянет яблоко раздора.

                И дышит синева в глазах
                Блистательной венецианки
                Что смуглою рукой в перстнях
                Зовет с подушек оттоманки.

                Закатом вся освещена 
                Венецианская лагуна,
                Где кораблей теснится тьма
                И сыплют золото со шхуны.


Наряду с этим, после поездки, моему видению все более рисовалась другая Венеция, как некий страшноватый и довольно зловещий символ всеобщего карнавала и маскарада, современного всемирного декадентства и упадка.


                Венеция - всемирный маскарад

                Венецианская лагуна,
                Каналы, дожи и дворцы
                И камни те, что знали гуннов,
                И полуголые гребцы.

                Не туристических буклетов,
                Резных соборов и дворцов  –
                Венеция трущобных склепов
                И отсыревших стен домов.

                Встречают каменные гости –               
                Звероподобных морд оскал,
                Витой дугообразный мостик
                И за углом большой канал.
               
                Глядят фаюмскими глазами
                С балконов жрицы красоты
                И восхищенья не скрывают   
                Мужчин разинутые рты

                На площади Святого Марка
                Разноязыкость, толкотня.   
                Туристы, голуби под аркой
                Пережидают всплеск дождя.

                Лагуны синяя эмаль
                И гондольеры у причала.
                И умирания печаль
                Все странным светом пронизала.
               
                Венеция - дворцы, как сказка,
                В воде по пояс  встали в ряд -
                Увядшей куртизанкой в маске
                Творит всемирный маскарад.