Из цикла рассказов "Мое уральское детство"
Мы росли в то созидательное время, когда дети мечтали стать космонавтами, врачами, учителями, инженерами, учеными, офицерами и первопроходцами. Мы играли в полярников, прокладывая путь в снегу по пояс, в дни, когда из-за больших морозов отменяли занятия в школах. Представляли себя укротителями диких животных, не давая дворовым котам беззаботно греться на солнышке. Осваивали непроходимые болота, доводя до исступления горластых лягушек в соседнем пруду. Воображали себя гордыми индейцами, улюлюкая гоняли по пустырям с перьями на голове, не подозревая даже, что битва с бледнолицыми давно проиграна. И, конечно же, играли в войну…. Вдохновленные советской кинохроникой, каждый считал себя Штирлицем, осваивая новые территории близлежайших районов, бились с фашистами на школьном стадионе, записывая во «враги» ябед и скупердяев.
Возвращаясь как-то раз домой из очередной «разведки», я решила заскочить по дороге к бабушке. Как обычно, прямо у порога она встретила меня традиционным вопросом, торопливо подвязывая фартук:
- Что будешь, Размазню или блинчики? Поди, с утра голодная носишься….
Бабушка всегда предлагала на выбор два моих любимых блюда. Ну, блинчики - это блинчики, а Размазня - это жидкая разваренная гречневая каша, так мама ее окрестила, считая подобное приготовление преступной порчей дефицитного продукта.
Не успела я определиться с выбором, как в дверях появился мой старший брат Олег, на ходу чмокнул бабушку в щеку и прямиком направился на кухню:
- Жрать хочу! У меня пять минут, - заметив меня, насмешливо добавил, - Учись, Салага! Навыки выживания.
Он ловко порубил луковицу в железную дедушкину миску, залил кипятком, добавил ложку подсолнечного масла, посолил-поперчил и всыпал горсть сухарей из бабушкиного заветного мешочка. Все это мгновенно он навернул с таким аппетитом, что я онемела от зависти.
- Все, я побежал - пацаны у подъезда ждут, - и был таков.
Мне хоть и было лет шесть, но я должна была знать о существовании такой похлебки – непростительное упущение. Насупившись, я пробурчала под нос:
- Тоже такое хочу….
Сухарница - так назывался этот неприхотливый деликатес. Пока я уплетала за обе щеки, бабушка рассказала мне, как зимой под самый Новый год, дедушка приехал на побывку с фронта после ранения и привез целый рюкзак всяких трофейных запасов: тушенку, крупу, сахар и целых две буханки настоящего ржаного хлеба. Хлеб бережно порезали на сухари, не проронив не единой крошки.
- Мы потом долго еще «пировали»… Голод, конечно, страшная штука…
Вспомнился мамин любимый упрек, если мне что-либо не нравилось: «Мы лебеду ели, а ты тут нос воротишь!» Или когда хотела обидеть папу, припоминала ему: «Конечно, твои то всю войну на хлебозаводе проработали…» Приблизительно я догадалась, что она имела в виду.
Война детворе виделась исключительно победным маршем. Пугающие слова «голод» и «смерть» до сих пор не вызывали у меня личных переживаний, не считая кота Барсика, которого переехала машина, и мы торжественно его похоронили, выложив могилку галькой и проронив несколько слезинок.
Для старшего же поколения эти слова навсегда остались кровоточащей незаживающей раной. Что такое голод бабушка испытала в полной мере, когда осталась совершенно одна с грудным ребенком - моей мамой, в чужом селе Еманжелинка без родных и близких, куда дедушку перевели в самый канун войны. Ни скотины, ни посева, ни урожая. Но были те, кому пришлось в разы тяжелее. И бабушка не придумала ничего лучше, как рассказать в образовательных целях о «Дневнике Тани Савичевой». Мой детский мозг перенес истинное потрясение….
Бабушка не захотела воскрешать и перебирать в памяти самые тяжелые моменты прошлого, когда осталась совершенно одна с грудным ребенком - моей мамой, в чужом селе Еманжелинка без родных и близких, куда дедушку перевели в самый канун войны. Ни скотины, ни посева, ни урожая.
Она не придумала ничего лучше, как рассказать о «Дневнике Тани Савичевой». Мой детский мозг перенес истинное потрясение….
Я потом долго играла в блокадников: кутала осиротевших кукол в старые лохмотья, кормила в день по ложке зеленой кашей из одуванчиков, пряталась в подвале от бомбежки и жгла последнюю «лучинку», нарушая категорический запрет «не трогать спички!»
Постепенно более жизнерадостные игры вытесняли грустные сюжеты. Ведь детство - на то оно и детство - счастливая пора, копилка добра и радости на всю оставшуюся жизнь....
*****************************************************
Бабушки нет уже более тридцати лет, мое детство осталось далеко позади, там, в другой жизни. В состоянии неестественной пустоты и спокойствия я нарезаю хлеб на сухари - так, на всякий случай. Одесса. 24 февраля. 2022 год.