Стоя напротив, мать и дочь пристально изучающе смотрели друг на друга, не отводя глаз. Это продолжалось довольно долго. Наконец главная мятежница не выдержала:
- Ну? – спросила, как отрезала. – Тебе вообще нечего мне сказать?!
- Что я могу сказать, - Дейлика так и не отвела взгляд от своей обвинительницы, - разве ты станешь слушать? И потом… разве мой рассказ что-то уже сможет изменить?
- А ты всё же попробуй! – с вызовом и хрипотцой в голосе выкрикнула Мелиорат.
- Ну что ж…
На протяжении всего повествования, дочь не отрывала взгляда от говорившей. Ни один лепесток не дрогнул на вытянутой, как по стойке смирно её стройно-плетистой фигурке. Ни единый черешок не шевельнулся… Как путник, долго блуждающий по пустыне и, наконец вышедший к оазису жадно глотает воду из прохладного источника и никак не может утолить жажду – так и Мелиорат буквально на лету ловила каждое слово матери. Верила ли она в то, что слышала? Кто знает… Прерывать рассказ, однако не дерзнула ни разу
А магиня рассказывала и рассказывала, и поток её красноречия не прерывался ни на минуту. Рассказывала в каких условиях росла, каким тираном был отец, почему она сбежала из отчего дома и в какую передрягу угодила. Почему ушла от мужа-бандита и как скиталась по чужим углам и съёмным комнатам в коммуналках с малюткой-дочерью. Она не вспоминала, как упахивалась на подработках, опускала эпизоды о том, как сама не досыпала и не доедала, пытаясь дать как можно больше дочери – ей, Мелоди… Дейлика говорила и говорила, как встретила Стаса, как долго не могла поверить в то, что есть в их мире ещё такие мужчины, долго присматривалась, не доверяя даже собственному пробуждающемуся чувству. Умолчав о том, как побоялась, что настоящий отец найдёт их и захочет вернуть… зато, рассказывала, как отправилась бродяжничать, оставив дочь на попечение отчима, доверяя тому даже больше, чем самой себе. Пропускала в рассказе свои терзания и размышления что лучше, ДЕЙСТВИТЕЛЬНО правильней для дочери и любимого, о том, как она намеренно пустила бандитских «ищеек» по ложному следу, отправившись скитаться, отрубив все концы с прошлом, стерев начисто факты прежней биографии.
Дейл не пускалась в долгие рассуждения и объяснения, пытаясь как-то оправдать или хотя бы приукрасить свои прежние действия, показать себя с более выгодной стороны, нет. Факты – она перечисляла исключительно факты, не ища себе оправданий, будто нарочно даже сама себя обвиняя. Расковыривая в собственной душе старые, но как оказалось – такие же кровоточащие, как и тогда сердечные раны. Презумпция невиновности? Нет, это не по ней. Срок давности – не в её случае.
Трудно сказать, что в большей степени повлияло на Мелиорат – основную слушательницу повествования. Сам рассказ, или перипетии его, самообличительный ли тон, когда Дейлика словно бы расписывалась в своей беспомощности и несостоятельности как матери, а может быть то, что она никак не «приукрашивала» свои злоключения, не пыталась сгустить краски, или наоборот обелить, выгородить себя лично. Возможно всё это в комплексе повлияло на мелиорозу, но к концу повествования было видно, что её враждебность дала трещину. Ещё не проявляя каких-то особенных симпатий в отношении всех троих пленников, всё ещё находящихся полостью в её власти, она тем не менее бросила через плечо перед тем как покинуть помещение:
- Эй, как там тебя? Ситтатор… накорми… этих.
В проёме тут же возникла лохматая верхушка верного помощника мятежницы и – как видно было по его раболепному поведению и поклонению госпоже – по совместительству прислуги Мелиорат. Он только что с ног не сбил, уже принявшую вертикальное положение Дейлику – так резво кинулся выполнять хозяйский указ.
- И это… - услышала магиня приказ дочери, удаляющейся по коридору, - ослабьте… и шаману…
Остальное разобрать ей не удалось. И только нечаянная лёгкость, вдруг окутавшая Дейлику, подсказала ей, что произошло. Она повернула голову по направлению пускавшего пузыри Чармантия. Тот на глазах становился похож на челове… – простите, на куст – на нормальный, декоративный подстриженный куст чертополоха, а не на какой-то срубленный на корню и брошенный в компостную кучу ком веток.
Поймав её взгляд, Скромыс улыбнулся жене. Было видно, что и он приободрился.