РОМАН ГУЗЕЛЬ ЯХИНОЙ «ЗУЛЕЙХА ОТКРЫВАЕТ ГЛАЗА»
Гузель Яхина родилась 1 июня 1977 года в Казани в семье инженера (отец) и врача (мать). Семья была многодетной, кроме Гузель родители воспитывали ещё шестерых детей. До трёх лет Гузель разговаривала только по-татарски, лишь в детском саду стала приобщаться к русскому языку. С самого раннего детства девочка любила рисовать, и это увлечение получило продолжение в художественной школе. Любовь к литературе Гузель привил её дедушка, который любил и мастерски рассказывал самые различные истории, а также много читал. Уже в старших классах девочка начала писать рассказы самостоятельно. Однако мечтала она стать не писателем, а сценаристом и работать в сфере киноиндустрии. По линии матери в роду у неё были татарские крестьяне, по линии отца – городская интеллигенция. Эти два разных мира удивительным образом смогли соединиться в девочке. После школы Гузель поступила в Казанский университет на факультет иностранных языков, который успешно закончила. Однако по специальности работать не торопилась, переехала в Москву, где закончила сценарский факультет Московской школы кино. Работала в сфере рекламы, совмещая работу с обучением, и писала свои первые произведения. Рассказ «Винтовка» был опубликован в журнале «Нева» в 2014 году. В этом же году на интернет-ресурсе Проза.ру появляется её повесть «Мотылёк» и начинается работа над романом «Зулейха открывает глаза». В журнале «Сибирские огни» вышли его первые главы. Но роман не вызвал ажиотажа среди издателей, и автор после нескольких неудачных попыток найти издателя обратился за помощью к литературному агенту. Именно после этого шага книга увидела свет и стала успешной. В 2015 году Гузель Яхина стала лауреатом Национальной литературной премии «Большая книга», а её роман, выпущенный издательством «АСТ», был отмечен премиями «Ясная поляна» и «Книга года». По данным на апрель 2018 года роман «Зулейха открывает глаза» издан на 20 языках мира, а вся проза Яхиной переведена на 30 мировых языков. В 2018 году Гузель стала автором «Тотального диктанта» и три её текста, созданных для разных часовых поясов – «Утро», «День», «Вечер», – вошли в её новый роман «Дети мои». 5 июля 2019 года писательница вновь стала лауреатом премии «Большая книга».
Хочется отметить, что, несмотря на отсутствие богатой биографии, Гузель удалось взбудоражить общество, привлечь внимание к себе как к очень яркой, сильной творческой единице, имеющей свой неподражаемый голос и безусловный талант.
Неоднозначность мнений о романе
Одной из первых высказалась о романе Г. Яхиной «Зулейха открывает глаза» Людмила Улицкая. Во вступительном слове к роману она пишет:
«Этот роман принадлежит тому роду литературы, который, казалось бы, совершенно утрачен со времён распада СССР. У нас была прекрасная плеяда двукультурных писателей, принадлежавших одному из этносов, населявших империю, но писавших на русском языке. Фазиль Искандер, Юрий Рытхэу, Анатолий Ким, Олжас Сулейменов, Чингиз Айтматов... Традиции этой школы – глубокое знание национального материала, любовь к своему народу, исполненное достоинства и уважения отношение к людям других национальностей, деликатное прикосновение к фольклору. Казалось бы, продолжения этому не будет, исчезнувший материк. Но произошло редкое и радостное событие – пришёл новый прозаик, молодая татарская женщина Гузель Яхина легко встала в ряд этих мастеров.
Роман “Зулейха открывает глаза” – великолепный дебют. Он обладает главным качеством настоящей литературы – попадает прямо в сердце. Рассказ о судьбе главной героини, татарской крестьянки времён раскулачивания, дышит такой подлинностью, достоверностью и обаянием, которые не так уж часто встречаются в последние десятилетия в огромном потоке современной прозы».
Однако мнения писателей разделились на два лагеря. Татарские писатели обрушились на роман с безжалостной критикой. Кандидат филологических наук Милеуша Хабутдинова написала рецензию «Если заглянуть Зулейхе в глаза», в которой перечислила исторические ошибки Гузель Яхиной, а затем поспешила сделать неутешительный вывод: «Роман представляет реконструкцию татарского мира в традициях колониального романа. К сожалению, вновь татары показаны “аборигенами” в родном краю. Очевидно, что автор занимается реконструкцией мира татарской культуры, не ставшего для неё родным... Сюжет романа – коллаж из сюжетов советских книг... Автор находится в плену советских мифов о забитой восточной женщине, которую раскрепостила советская власть... Яхина предлагает своим соплеменникам стать частью расы господ колониальных империй».
В статье «История одного предательства» татарский политолог Руслан Айсин написал: «Этот роман не о любви, как может показаться кому-то на первый взгляд, и не о женской судьбе. Это роман об истории одного предательства. Роман о том, как ничтожен человек, лишившийся духовного измерения и подлинных корней!»
А вот рассуждения Зауре Батаевой: «О чём это произведение? Большевик Игнатов убил попавшего в список на раскулачивание татарского крестьянина Муртазу на глазах его жены Зулейхи, а её саму отправил в Сибирь. В ссылке в Сибири, в невыносимых условиях у “невежественной” Зулейхи “открываются глаза”, она вступает в совершенно новую жизнь. Она благополучно рожает зачатого с мужем сына. Сердце молодой женщины открывается навстречу убийце мужа чекисту Игнатову.
Если оценивать произведение с чисто литературной точки зрения, то следует признать, автор написала увлекательный, интересно написанный роман, создала образ “татарской Скарлетт”. Образ получился достоверным, потому что Гузель Яхина опиралась на семейные воспоминания, описывала историю своей бабушки. К тому же тема коллективизации остаётся актуальной и сейчас. О нашей недавней истории следует писать больше, в любой форме. Но в чём цель автора, который описывает палачей, погубивших миллионы людей, через лёгкий женский роман о любви? Как следует отнестись к этому роману мне, ведь мои ата-аже были убиты красными, а дед по маме более десяти лет провёл в Карлаге? Я не могу не задумываться о том, как такая книга могла стать бестселлером в стране, пережившей столь страшную трагедию».
Гузель Яхина признаётся, что шквал критики очень болезненно отзывается в её сердце, но, на мой взгляд, этот шквал критики и является первым и верным признаком успеха молодого автора. В рецензиях и статьях критиков звучит творческая зависть, замаскированная под обиду за свой народ, за достоверность изложенного, откапываются неизвестно откуда сотни причин, чтобы сказать что-либо негативное, прикрепить его на грудь автора этаким ярлыком непоколебимой, хотя довольно сомнительной истины.
Милеуша Хабутдинова пишет о том, что роман «представляет реконструкцию татарского мира в традициях колониального романа. К сожалению, вновь татары показаны “аборигенами” в родном краю». Но роман «Зулейха открывает глаза» не является реконструкцией татарского мира, он написан о тяжёлой эпохе становления тоталитарного режима в России, и забитая молодая татарская женщина является в нём одной из песчинок, которые закружил огненный вихрь раскулачивания. В романе нет речи о том, что советская власть раскрепостила татарскую женщину, ведь судьба Зулейхи не стала легче после переселения в Сибирь, – речь идёт о том, что жизнь намного сложнее, чем она виделась Зулейхе в рамках её существования в деспотичной семье, героиня узнала, что за пределами их мира существует огромный мир, небезопасный, но торжество жизни в нём всё же происходит несмотря ни на что.
Руслан Айсин, прочитав роман, однобоко усмотрел в нём какое-то предательство. А в чём оно? Не только Зулейха, но и убийца её мужа Игнатов был не в силах противостоять напору того режима. Кто кого предал? Непонятно.
Зауре Батаева с неприкрытой иронией сравнивает Зулейху с татарской Скарлетт. Но Скарлетт и Зулейха совершенно несравнимые персонажи. Одна идёт по головам ради своей выгоды, не гнушается никакими способами для достижения своей цели, вторая просто выживает в невыносимых условиях, оставаясь при этом человеком.
Павел Басинский об алхимии литературного процесса: «Алхимия литературного процесса сложна. Впрочем, она всегда была сложна. Никто не мог предугадать в XIX веке, что “Записки охотника” барчука Ивана Тургенева, влюблённого во французскую певицу Виардо, откроют новую эру русской прозы, что с политической каторги вернётся писатель-философ мирового масштаба Фёдор Достоевский, что Лев Толстой, написавший “Войну и мир”, вдруг напишет “Крейцерову сонату”, что из глубин русской народной жизни явится Максим Горький... И как разбирались бы со всем этим современные премии, существуй они в то время, – ума не приложу!.. Я знаю другое. Читателя не обманешь. В книжный магазин силком не загонишь. Книга Яхиной вышла летом. Это самый невыгодный сезон для выпуска новых книг. Весь первый тираж разошёлся за два месяца, и потребовался дополнительный. На Яхину свалился успех, которого никто не мог предугадать. Кого сейчас может заинтересовать раскулачивание татар в 30-е годы? Представьте, что на ту же тему вышло бы документальное исследование. У него был бы широкий успех? Его прочитали бы в лучшем случае два десятка историков-специалистов. Вот это и есть алхимия литературного процесса. И если в прошлом году большой успех “Обители” Захара Прилепина (роман о Соловках конца 20-х годов) ещё можно было, допустим, объяснить “медийным” весом его автора, то с Яхиной и этот номер не проходит. Не было у неё до выхода книги никакого веса. Так бывает. Выходит на ринг никому не известный боец, все улыбаются, плечами пожимают, а через три минуты его прославленный соперник лежит в нокауте. В этом году в нокаут многих авторитетов положила Яхина.
У меня есть своё объяснение этому феномену. Помимо, разумеется, той очевидной вещи, что это просто очень талантливо написанный роман. Он захватывает с первых страниц, и это тот самый случай, когда его герои – Зулейха, её муж, её свекровь – благодаря какому-то непонятному сочетанию слов встают со страниц как абсолютно живые люди. Это магия художественного реализма.
Но есть и другое, далеко не очевидное всем обстоятельство. Сегодня читают женщины. Мужчины читают мало. Почему это так, объяснять долго, но это факт. Литературный успех той или иной книги и сегодня, и, вероятно, завтра будут определять женщины. Роман Яхиной только тематически роман о раскулачивании татар в 30-е годы. На самом деле это “женская проза”. Это то, над чем всё ещё принято подшучивать. Ха-ха-ха, какая там ещё “женская проза”, это, что ли, Маринина с Донцовой? Нет, дорогие, это уже не Маринина с Донцовой. Это серьёзный роман о судьбе молодой женщины в ХХ веке, у которой после страшных испытаний “открываются глаза”. У Аксиньи в “Тихом Доне” не так. У Аксиньи как открылись глаза, когда она Григория полюбила, так и закрылись с любовью к нему. Никаких других “прозрений” у Аксиньи не было.
Я понимаю рискованность этого сравнения. Но с первых же страниц “Зулейхи” у меня было какое-то странное впечатление, что я читаю новый, непривычный вариант “Тихого Дона”. С какой-то другой оптикой, какими-то другими акцентами. О масштабах не будем говорить. Какое время, такие и масштабы. Или где-то есть новые Толстые и Шолоховы?»
Анализ романа
О чём же этот роман, получивший такие разные по эмоциональной окраске оценки? Сама автор так формулирует свои творческие задачи: «Это произведение, наверное, в первую очередь о женщине и её судьбе, о том, как из забитого существа героиня превращается в настоящего человека, обретает себя, начинает новую жизнь, в то время как, казалось бы, жизнь закончена. И вторая идея – о том, что в каждом несчастье, в каждом горе, даже самом большом, может содержаться зерно будущего счастья – эту идею я тоже хотела выразить».
Эта задача сформулирована в самом названии романа: «Зулейха открывает глаза». В нём мы явственно слышим мотивы того, что человек должен пробудиться от сна, увидеть жизнь во всём её многообразии, сложности, трагичности и великолепии. Однако это только одна сюжетная линия романа. Она проходит через сложную сеть других тем: раскулачивания, семейного насилия, предательства ради личных корыстных интересов, репрессированной интеллигенции, материнского самопожертвования, умения оставаться человеком в нечеловеческих условиях.
Можно смело сказать, что этот роман – о страшных страницах истории нашей страны и её народа, на долю которого в прошлом веке выпало немало испытаний: войны, голод, разруха, коллективизация, политические репрессии, в ходе которых были унижены и уничтожены лучшие из лучших, у которых и в мыслях не было бороться против своего народа. Сотни тысяч замученных, расстрелянных, загубленных партийцев, миллионы крестьян, оказавшихся жертвами раскулачивания, маршалы и генералы, учёные и поэты, писатели и артисты, которые на самом деле были преданы Родине. Это роман и о них. Вновь становятся актуальными те темы, которые, казалось бы, надёжно похоронены из-за избыточного и не всегда правдивого изображения в огромном потоке литературы, лишённой цензуры. Павел Басинский так пишет об этом: «Алхимия превращения трагической исторической темы в высокую художественную прозу чрезвычайно сложна. Тут мало искренности и даже знаний. Тут необходимо перевоплощаться в своих персонажей, и сделать это, конечно, гораздо легче в жанровой, массовой литературе. Тут недостаточно пересказать то, что бабушка рассказала, тут надо самой на время этой бабушкой стать, да ещё и молодой, да ещё и с сознанием того времени».
Тот период нашей истории, когда отец доносил на сына, муж на жену и наоборот, сосед на соседа... Страшное время. Сергей Довлатов в своё время задал вопрос: «Мы без конца проклинаем товарища Сталина, и, разумеется, за дело. И всё же я хочу спросить – кто написал четыре миллиона доносов? Дзержинский? Ежов? Абакумов с Ягодой? Ничего подобного. Их написали простые советские люди». Каждый был сам за себя, легко перешагивал через жизнь другого, разрушая человеческие судьбы. В романе «Зулейха открывает глаза» такими являются бывший заключённый Горелов, доносивший на своих, Зиновий Цыган, построивший свой карьерный взлёт на преступной деятельности. А ещё Груня и её сожитель Степан, которые ради дополнительной площади в коммунальной квартире написали донос на профессора Казанского университета Вольфа Карловича Лейбе, так и не понявшего в момент ареста, какую подлость по отношению к нему осуществили те, кого он считал близкими людьми.
Важной является сюжетная линия, связанная с развитием взаимоотношений Зулейхи и Ивана Игнатова. Иван Игнатов – командир «красноордынцев», как называет Зулейха всех тех, кто приехал в Юлбаш для раскулачивания местных жителей, в том числе и её мужа Муртазы. Игнатов – убийца её мужа Муртазы, но и он же спаситель Зулейхи из ледяной воды Ангары, он помогает с оформлением метрики Юзуфу, сыну Зулейхи, чтобы он мог тайно уехать из сибирского посёлка Семрук в Ленинград для осуществления своей мечты. Он так же предан властью, как и его подопечные, но, несмотря на все перипетии жизни, продолжает оставаться человеком. Игнатов не раз ловит себя на мысли, что жалеет Зулейху. Вычёркивая из списка умерших по дороге арестованных, он «видит не буквы, а лица». Он всё чаще мысленно судит себя. Спасённая жизнь Зулейхи кажется ему прощением за смерть тех, кого он запер на барже и не смог открыть замок, чтобы освободить их, когда баржа пошла на дно. Там, в Сибири, он стал чувствовать ответственность за оставшихся в живых 29 переселенцев, среди которых русские и татары, чуваши и мордвины, марийка, хохол, грузинка, немец Лейбе. Многие из них понимали состояние души Игнатова, помогали ему, а однажды спасли от смерти. И для Зулейхи он со временем стал «хорошим человеком».
Судьба Игнатова – свидетельство того, что всё в жизни зависит только от самого человека. В одних и тех же условиях и жизненных перипетиях одни теряют свой человеческий облик, а другие остаются людьми.
Интересны судьбы и представителей интеллигенции, которые не теряют себя и здесь, в глухой тайге. Профессор Лейбе выполняет свой врачебный долг – лечит людей, возвращает их к жизни, не сетуя на трудности. Художник Иконников в свободное от агитационной росписи клуба время продолжает писать «на оказавшихся в его распоряжении холстах какие-то свои картины». Обладая профессиональной и даже фотографической памятью, он рисовал Париж, Москву, Петербург, всё то, что ему было дорого и близко. К рисованию приобщил он и сына Зулейхи Юзуфа. А Изабелла обучает мальчика французскому языку. Рыбак Лука, оставивший Юзуфу лодку, однорукий Авдей – они очень разные, эти переселенцы. И простые работяги и крестьяне, и творческая и научная интеллигенция сумели выжить, не сломались и смогли остаться людьми.
Судьбы всех этих героев тесно связаны с судьбой главной героини, Зулейхи. Кто же она, наша героиня? Почему её жизнь вызывает наш читательский интерес? На мой взгляд, в судьбе Зулейхи запечатлены судьбы многих советских женщин того периода. Ей было всего лишь пятнадцать лет, когда её выдали замуж за 45-летнего Муртазу, в браке с которым она так и не испытала ни женского, ни материнского счастья. Муж её не любил, бил, унижал. За пятнадцать лет совместной жизни она привыкла к мысли, что её место на сундуке, что она не имеет права перечить мужу, что должна выполнять все прихоти своей свекрови Упырихи, как называла её про себя Зулейха. Свекровь оскорбляла её так, как не оскорблял её даже Муртаза. «Гнилому корню гнить, а здоровому – жить», – так говорила Упыриха, упрекая сноху в том, что та рожала только девочек. Было их четыре: Шамсия, Фируза, Халида, Сабида. Все они умерли, в чём свекровь винила опять же Зулейху. А сама Зулейха, полуголодная, украдкой от мужа брала из дома что-нибудь из съестного, чтобы задобрить духов кладбища. «Угодить духу – дело непростое. Знать надо, какой дух что любит. Живущая в сенях бичура, к примеру, – неприхотлива. Выставишь ей пару немытых тарелок с остатками каши или супа – она слижет ночью, и довольна. Банная бичура – покапризнее, ей орехи или семечки подавай. Дух хлева любит мучное, дух ворот – толчёную яичную скорлупу. А вот дух околицы – сладкое. Так мама учила». Духа кладбища она молила, чтобы «присмотрел за могилами дочек, укрыл их снегом потеплее, отогнал злых духов».
В тридцать лет она выглядела худой, угловатой, «мокрой курицей», как называл её муж. Со смертью убитого мужа именно на долю Зулейхи как жены кулака приходятся тяжкие испытания. Она не оправдывается, за неё никто не заступается, хотя все в селе знают, как она жила. Покидая Юлбаш, Зулейха ещё не знает, какие страдания ждут её впереди. Но именно с этого момента начинается её путь к новой жизни. Не случайно село называется Юлбаш: в переводе на русский язык название означает «начало дороги». Это будет путь от забитой крестьянки до свободной женщины. Образ дороги проходит через всё произведение. Это путь и в прямом смысле: передвижение на лошадях, на поезде, на барже, – и в переносном: внутренний путь возрождения самой Зулейхи. Однако везде её сопровождает смерть: смерть дочерей, мужа, попутчиков.
Везло ли ей, Зулейхе? Да! Скорее всего, везло за те мучения, которые выпали на её долю раньше. В чём же оно, это везение: отправили в путь немногим ранее, как разразилась эпидемия тифа, выжила в вагоне, «битком набитом человеческими жизнями», не утонула вместе с другими в Ангаре, познала, что такое любовь. Главное: судьба подарила ей сына, в рождение которого она не верила. Точнее, она не верила, что ребёнок будет жить. С его появлением пришло первое ощущение счастья. Да, ныл от голода желудок, но душа пела, а «сердце билось одним именем: Юзуф». Повезло и в том, что на её новом жизненном пути встретился профессор Лейбе, принявший у неё роды прямо в дороге, а затем не раз спасавший от смерти больного Юзуфа. Рядом с ней были те, кто видел в ней женщину и подругу, кто помог ей стать сильной, способной постоять и за себя, и за своего сына.
Зулейха стала настоящей матерью. Она ходила на охоту наравне с мужчинами, снабжая артель мясом, разносила лесорубам обеды, драила в вечернее время больничные палаты, стирала бинты, но никогда при этом не забывала о сыне, точнее сказать, она делала всё ради него, своего Юзуфа, ставшего смыслом её жизни. Как настоящая мать она готова была отказаться от личного счастья с Иваном Игнатовым, когда узнала, что сын её заблудился в тайге. Ей не страшны были ни волки, ни медведи. Чувствуя вину перед сыном, она четыре дня стояла на коленях у его постели, когда он находился в бреду.
Менялись и взгляды Зулейхи на нормы жизни. Она меньше стала молиться, но не потому, что перестала верить в Аллаха, а потому, что больше стала понимать, что её спасение в ней самой. Теперь ей «казалось глупым тратить драгоценные минуты жизни на воспоминания об умерших». Теперь она уже не боялась Упырихи, которая приходила к ней во сне и, оскорбляя, как и раньше, предвещала беду.
Нелегко было Зулейхе принять решение отпустить сына. Провожая его, «Зулейха вглядывается, напрягает острое охотничье зрение. В лодке стоит и отчаянно машет ей руками мальчик – тёмные волосы растрёпаны, уши вразлёт, загорелые ручки тонкие, хрупкие, голые коленки в тёмных ссадинах: семилетний Юзуф уезжает от неё, уплывает, прощается. Она вскрикивает, вскидывает руки, распахивает ладони – сынок! И машет, машет в ответ обеими руками – так сильно, широко, яростно, что вот-вот взлетит. Лодка удаляется, уменьшается – а глаза её видят мальчика всё лучше, яснее, отчётливее. Она машет до тех пор, пока его бледное лицо не исчезает за огромным холмом. И ещё много после, долго машет. Зулейха побредёт, не замечая времени и дороги, стараясь не дышать, чтобы не множить боль».
«Зулейха открывает глаза». В названии произведения скрыт весь смысл романа: Зулейха, забитая, тёмная, необразованная, униженная и оскорблённая женщина, стала сильной и свободной. Как сложится её судьба? Как сложится судьба сына? Вопрос остаётся открытым.
Сама Гузель Яхина говорит, что продолжения романа не будет: «Признаюсь, изначально я хотела продлить историю дальше – сделать ещё одну главу уже про современность, где 85-летний Юзуф возвратился бы в Семрук, в места своего детства. Из этой главы мы узнали бы историю жизни Юзуфа – как он добрался до Ленинграда, стал художником, затем эмигрировал во Францию. Свою мать, Зулейху, он так больше ни разу и не увидел. Но потом я всё-таки решила не включать эту главу в финальный текст романа – она смотрелась неорганично».
Поскольку личная история Зулейхи сопряжена с трагедиями большой истории эпохи коллективизации, раскулачивания, депортации врагов народа в Сибирь, отражёнными во многих произведениях русских писателей, критики соотносят роман Яхиной с такими произведениями, как роман З. Прилепина «Обитель», роман М. Шолохова «Тихий Дон», и многими другими. Межтекстовые связи, имеющие в своей основе повтор, могут рассматриваться как маркеры добавочного смысла, художественной выразительности осмысления классического опыта.
Роман попадает в череду ассоциаций с произведениями самых значительных писателей XX века. Первая глава первой части романа имеет название «Один день», которое не может не вызвать ассоциацию с «Одним днём Ивана Денисовича» А. Солженицына. Сжатие времени – это особенный художественный приём, который способен рассказать многое о герое за короткий промежуток времени. Своеобразная метка времени, места и действия. Один день Ивана Денисовича вмещает всю лагерную жизнь героя. У Зулейхи это отражение её пятнадцатилетней жизни. Аллюзивное заглавие вводит читателя в роман, где затем раскрывается детальное описание жизни Зулейхи под неусыпным оком Упырихи. Ещё одно заглавие – «Чёрный шатёр» – по своей конструкции и почти дословно повторяет название известного романа Л. Улицкой «Зелёный шатёр».
Тема робинзонады и жанровые признаки робинзонады в романе Г. Яхиной «Зулейха открывает глаза» отсылают к замечательному роману-идиллии А. П. Чудакова «Ложится мгла на старые ступени». В центре романа Чудакова семья, заброшенная судьбою в городок ссыльных поселенцев на границе Сибири и Северного Казахстана – Чебачинск. Там вынуждены жить и выживать те, кто по каким-то меркам не вписался в число положительных для России людей. Третья часть романа Г. Яхиной, называющаяся «Жить», и глава «Натуральное хозяйство ХХ века» из романа А. П. Чудакова особенно тесно коррелируют друг с другом. И в том и в другом случае робинзонада переселенцев излагается в подробностях и с обстоятельностью, идущей от Д. Дефо. Отсюда, как и в истории Робинзона Крузо, – детализированный перечень предметов и занятий, ставших «инструментами выживания»: «Спички. Соль. Снасти... Пилы. Ножи. Котлы»; древние, не из ХХ века, способы производства необходимых для поддержания жизни вещей и веществ; первобытные способы добычи еды – охота, рыбалка, земледельческий труд. Но если главным пафосом романа Д. Дефо был гимн труду и цивилизации, то в робинзонаде ХХ века – «самостоянье» человека.
Между тем в кромешном аду лагеря есть место любви и творчеству. Один из героев романа Г. Яхиной, ссыльный художник Илья Петрович Иконников, получает задание оформить агитационно-пропагандистскими артефактами семрукский клуб. Выполняя приказ и социальный заказ, он между тем работает и пишет, как свободный художник. Расписывая потолок клуба, он подчиняется полёту своей фантазии и движению души, запечатлевая в живописных образах людей, его окружающих. Тех, с которыми выжил в нечеловеческих условиях и выстроил посёлок Семрук. В главе «Четыре ангела» передаётся сюжет росписи потолка клуба: «А там – небесный свод: прозрачная синева, по которой легко, перьями, плывут облака. Четыре человека вырастают из четырёх углов потолка, напряжённо тянут руки вверх, словно стараясь дотянуться до чего-то в центре... Златовласый врач в крахмально-белом халате, атлетический воин с винтовкой за спиной, агроном со связкой пшеницы и землемером на плече, мать с младенцем на руках – они молоды и сильны; лица – открыты, смелы и чрезвычайно напряжены, в них одно стремление – дотянуться до цели. До какой? В центре потолка – пустота» [14, с. 421–422].
Иконников заполнит пустоту красным пятном – знаменем – и убедительно растолкует малообразованному начальству аллегорический смысл картины в советском ключе. Однако её подлинный, не плакатно-пафосный смысл откроется через видение ребёнка, не замутнённое штампами. Читателю «лелеющая душу гуманность» творения Иконникова и «говорящий» смысл его фамилии открываются через напрашивающиеся аналогии этого эпизода с новеллой «Пан Аполек» из книги И. Бабеля «Конармия». Странный бродячий художник Пан Аполек, тоже работая по заказу, создаёт своё, ни на что не похожее, «еретическое» творение, собственную мифологию, в которой люди заняли место святых. Он свободно и естественно соединяет земное и небесное, дух и плоть, красоту и безобразие. Пан Аполек переносит на иконы земную жизнь, превращая простых грешников в святых, вознося их, «трижды впадавших в грех ослушания, тайных винокуров, безжалостных заимодавцев, делателей фальшивых весов и продавцов невинности собственных дочерей».
Немалый интерес для исследования межтекстовых связей произведения представляет образ профессора Лейбе – хирурга, светила медицины, интеллигента, у которого революция отняла дом, профессию, душевное здоровье, свободу. Фантастический гротеск, к которому прибегает Г. Яхина, создавая образ безумного доктора, заключённого в некое яйцо («Вольф Карлович жил в яйце»), вызывает ассоциации с повестями М. А. Булгакова «Собачье сердце» и «Роковые яйца». Вместе с тем образ «профессора в яйце» отсылает к «Диогену в бочке», акцентируя значение сознательной отключённости, отгороженности от той новой жизни, которую построили те, «кто был никем». Также близким булгаковскому оказывается художественное воплощение мотива больной совести Игнатова: подобно Хлудову, он видит мучительные «странные молчаливые сны», в которых «убитые стали приходить по ночам и смотреть на него».
Трудно сказать, намеренно или подсознательно Гузель Яхина проецировала своё повествование на вышеназванные тексты, но круг порождаемых её произведением отсылок является, на наш взгляд, одним из показателей художественности, содержательности и глубины её текста. В таком кругу «женский роман» приобретает черты качественного и даже, по словам Л. Улицкой, «мощного» произведения, освежающего память о великолепных текстах.
Список литературы
1. WIELKIE TEMATY KULTURY W LITERATURACH SLOWIANSKICH 11 Zmysly 2. Wroclaw 2015. Wydawnictwo Uniwersytetu Wroclawskiego. Р. 64–72.
2. Бабель И. Э. Конармия : рассказы, пьесы. СПб. : Кристалл : Респекс, 1998.
3. Басинский П. Время женщин. Алхимия литературного процесса сложна. URL: https://godliteratury.ru/public-post/vremya-zhenshhin (дата обращения: 08.08.2022).
4. Беляков С. Советская сказка на фоне ГУЛАГа // Урал. 2015. № 8.
5. Звягина М., Максимова Н. Чувственное восприятие слова в романе-идиллии Александра Чудакова «Ложится мгла на старые ступени» // Славика Вратиславская. 2015. Т. 161. С. 65–72.
6. Иванова Н. В сторону воображаемого non-fiction (Современный роман в поисках жанра) // Знамя. 2016. № 1.
7. Иванова Н. «Самодонос интеллигенции» и время кавычек // Знамя. 2011. № 7. С. 168–178.
8. Липовецкий М. ЗаНос. Продолжение полемики вокруг «НОСа» – 2015: Марк Липовецкий отвечает Константину Богомолову. URL: http://www.colta.ru/articles/literature/10136 (дата обращения: 10.08.2022).
9. Литературные итоги 2015 года. Часть I. URL: (дата обращения: 12.08.2022).
10. Максимова Н. В. Москва в романе Л. Улицкой «Зелёный шатёр» // Гуманитарные исследования. 2012. № 2 (42). С. 229–234.
11. Тендряков В. Ф. Охота : повести, рассказы / сост. Н. Г. Асмоловой-Тендряковой. М. : Правда, 1991. 448 с.
12. Улицкая Л. Зелёный шатёр : роман. М. : Эксмо, 2011.
13. Чудаков А. П. Ложится мгла на старые ступени : роман-идиллия. М. : Время, 2012. 640 с.
14. Яхина Г. Ш. Зулейха открывает глаза : роман / предисл. Л. Улицкой. М. : АСТ : Редакция Елены Шубиной, 2015. 508 с.