Мы всегда...

Елена Бырлига
Мы всегда идём не туда.

Наверное, во все времена, из поколения в поколение, многие люди, как и я приходили к такому выводу – мы идем совсем не туда, нам не нужно то, к чему мы так упорно стремились. В определенный, отрезвляющий, обнажающий душу момент жизни хочется прокричать – зачем я здесь, за что, почему?! Я на самом деле совсем не этого хотел…

Лукавство!

Я в свои 20 лет хотел одного – денег. Как их было получить тогда мальчишке из бедной семьи. Только один был способ. Женитьба. Удачный брак. И он состоялся. Теперь больше 20-ти лет спустя будучи вроде бы состоявшимся, всё равно остался мальчишкой, мальчиком на побегушках. На посылках у жены. Двадцать лет, как пёс, как слуга…служил верой и правдой. Конечно при каждом удобном случае походы на сторону, но без души, отработанные шаги и быстрый результат. Краткие свидания с такими же, как и я, при чужих деньгах, с кратковременными глотками иллюзорной свободы…Но всё равно вся жизнь – на привязи. Да, при деньгах, но на цепи.

Жену ненавижу за её непоколебимое достоинство, хладнокровие, голубую кровь, и взгляд, высокомерный взгляд хозяйки. Я был красивой игрушкой, которую она милостиво приняла, когда я рассыпался перед ней, готовый лизать ноги лишь бы... Любила ли она меня, способна ли она вообще на чувства? Нет, конечно нет. Просто её каприз – иметь красивого мужа, потому что она сама – уродина. Уродина и внешне и в душе, несмотря на броскую внешность. Ненавижу её черные тяжелые волосы, надменные, мутно-зеленые глаза, орлиный нос с вздрагивающими ноздрями как у лошади, её резкие движения, красные костлявые пальцы, бледную синеватую кожу, плоскую грудь. Она любила лишь своих собак, мопсов, которых я презираю, но с улыбкой выгуливаю, играю, кормлю и вожу по салонам, где за ними ухаживают словно они не животные, а английские лорды.

Меня же она воспитывала словно бестолкового сына, заставляла грызть гранит науки, мотала по выставкам, учила манерам, наняла музыканта для преподавания игры на фортепиано, а затем заставляла играть для её гостей. Ненавижу. Она растила меня, лепила по своему вкусу, вкладывая деньги-деньги-деньги, обучила в том числе на инженера и весь её особняк я обслуживал словно наемный рабочий, а она тем самым экономила, эксплуатируя свою красивую игрушку. Но работать на стороне, Боже упаси, никуда не выпускала из своих лап, только рядом, только дома, только обслуживая лично её потребности и выполняя исключительно её поручения и капризы. А выставки, музеи, походы в театры, классическая музыка и литература преподавались мне только для того, чтобы я хоть немного приблизился к её недостижимому потому что приобретенному по факту рождения статусу дочки из богатой семьи высокопоставленных чиновников.

И я вроде бы дорос, некуда деваться, стал породистым под стать своей вороной кобылице, со вкусом, почти не отличимым от них, от породистых особ…Вот только принесло ли мне это хоть каплю счастья? Нет. Всё впустую. Впустую потрачено столько сил, впустую пролетели годы, не подарив наслаждения жизнью. Пустая, одинокая, тоска без…Без любви. Банальщина! Но попробуйте, пользуясь успехом у противоположного пола ни разу не любить и не быть любимым…Взвоете. Я взвыл. Заболел. Слёг. И начались мои горькие размышления о том, что все мы идём не туда…

Вскоре ко мне был приглашен семейный доктор Аркадий Родионович. По счастью вполне равный мне по рождению, простой человек, также, как и я удачно женившийся и оттого получивший отличную частную практику, и возглавлявший свою (подаренную супругой) клинику, мой единственный друг.

- Ну что ты братец, затосковал, как девчонка, тебе уже милый мой за сорок перевалило, а ты в депрессии вздумал впадать…

- Я встану, Аркаша, встану, просто мочи не стало, опостылело, скучно, до самоубийства, так жить стала невыносима, хоть вой…

- Давай так сделаем, я твоей суженой напою что тебя необходимо в санаторий отправить, обычный, родной санаторий, на Черное море, она отпустит, наверняка не захочет с тобой тащиться в такую дыру. А там ты с какой-нибудь податливой закрутишь романчик, отдохнёшь душевно и снова силы появятся дальше жить. А как иначе, милый друг, только так, они нас с тобой подобрали, воспитали, вышколили, нам братец теперь не свернуть с этой дорожки, да и сам понимаешь мы же без наших, так сказать жён, никуда…у них связи, возможности, деньги…

- Романчик…да, мы никуда уже, уже поздно…Я согласен.

Аркаша действительно напел моей супруге, Ольге Дмитриевне всё так, как мы сговорились и меня отпустили, одного, в обычный санаторий на берег Черного море на целый месяц, небывалая роскошь для меня – одиночество вдали от ненавистной обыденности.

На прощание жена сказала:

- Владимир, я так не люблю разлуку, ты уж побереги себя, подлечись и тут же возвращайся, ума не прилажу почему Аркадий настоял на таком банальном курорте, и таком примитивном лечении, но я поддалась на его уговоры, оплату я внесла, наличные тебе в принципе не нужны будут, но всё же я открыла тебе карту, чеки будут поступать в бухгалтерию, для отчетности, а оттого я буду спокойна.

Далее она пустилась в рассуждения о необходимости строгого делопроизводства, совсем измучив меня долгими монологами, пока я наконец не был освобожден из ее цепких пальцев сигналом такси.

***

Были ли у меня иллюзии по поводу отдыха? Нет конечно, я понимал, что побуду на свободе, это безусловно плюс, но я был уверен, что ничего сверхнеобычного или хотя бы нового не случится. На романчик я был готов. В санаториях, всегда полно желающих на непродолжительные адюльтеры. Прибыв я размеренно распланировал свои дни, прогулки по набережной, вечерние походы в ближайшее кафе, отдыхающих было немного, потому что сезон был давно завершен, но всё же я приглядел ту, с которой готов был провести ночи и скоротать вечера.

Конечно замужняя. Так безопаснее, не будет соблазна пойти за ней, да и она не привяжется. Конечно красивая. Конечно не такая, как жена. Полная противоположность: лёгкое облако пышных золотисто-каштановых волос, небесно-голубые глаза под тенью густых ресниц, пухлый ротик, мягкий овал лица с румяными щёчками, плавная мягкая округлая фигура, к ней хотелось прикасаться…

Присев к ней за столик в кафе поздно вечером, я представился, она в ответ удивленно взглянула на меня и почти прошептала:

- Катерина.

- Вы отдыхаете в одиночестве?

- Да. Муж не смог, у него работа, поэтому я одна…

Она смутилась, розовый румянец залил её лицо, в глазах сверкнули слезинки. Боже, она же не молодая, к чему так смущаться…Игра. Ну да ладно можно и поиграть, немного, лишь бы не наскучило.

- Прогуляемся?

- О нет, уже поздно, мне пора в номер, я устала…И она легко и быстро поднявшись, упорхнула, словно мотылёк растворилась в полумраке прощальной вспышки заката. Странно. К чему так бежать. Может у нее это впервые…

Я заснул с мыслями о ней. Рассмотрев внимательнее увидел, что глаза не голубые, а серо-голубые, с черной окантовкой, очень выразительные, доверчивые, но любопытные. Добрые лучики морщинок в уголках глаз, носик милый, изящный, губы полнокровные, как будто она их прикусывала, мягкая шейка, не длинная, но притягательная своей мягкостью, а кожа как казалось имела янтарно-медовый оттенок. Медовый это точно, она и ароматом манила именно медовым, сладким…Сладкая женщина.

Наутро я нашел её в столовой санатория, из разговора я узнал где её номер, мы оказались в некой близости, нас разделял этаж, но мой балкон был точно над её.

Мы позавтракали вместе и отправились на прогулку, она уже была не так боязлива, щебетала словно пташка, свободно, но настороженно, боясь, чтобы не перейти границы, я уже понимал, у нее точно это будет впервые. Она еще не изменяла мужа, потому что о чем бы не начинался разговор заканчивался он словами о её муже – Сергее Ивановиче. Он был гораздо старше, детей они не нажили, но она его боготворила.

- О, поверьте, мой супруг - легендарная личность. Его очень любят и уважают в университете, учеников у него очень много, его одолевают после лекций и семинаров, у него ни одной свободной минуты, всё пишет и пишет. Гений. А я – серая мышка рядом с ним, я способна лишь преподнести кофе, накормить, блюсти чистоту и порядок в доме, он это ценит. Я ловлю каждое его слово…оно так редко ко мне обращено…он часто не ночует дома, всё дела…

Я понял, что несмотря на любовь к мужу, она одинока – это и будет началом.

- Катя, ты одинока, как и я, я знаю, что это означает – одиночество. Это тоска, нестерпимая мутно-зеленая тоска, это холод, зябкость в самую жару, и ничего не радует. Ты забыта мужем, тебе не хватает ласки и тепла, как и мне, так давай торопиться, не стоит упускать время, и отправимся к тебе или ко мне.

Она застыла. Молча внимательно смотрела прямо в глаза и наконец произнесла:

- Я так не могу. Я не умею. И я не хочу. В этом не будет тепла. В этом будет только боль. Одиночество не уходит от…от постельных сцен.

- Поверь, от этого становится легче.

- Расскажи.

- О чем?

- О том, как это, крутить романы. Это как бальзам на душу?

- Ну не бальзам, это позволяет забыть, что ты одинок.

- Это слишком непродолжительно. Забытьё…Понимаешь, я люблю мужа и мне не хочется других мужчин. Пусть я часто одинока. Но. Поверь не всякая одинокая женщина стремится в чужие объятия. Это глупо. Понимаешь…Я всегда восхищалась Сергеем. Он был моей первой любовью, как понимаешь, я была его студенткой. Самой глупенькой ученицей, я не в силах постичь того огромного объема знаний, которым он обладает. Его мозг для меня величайшая драгоценность. О, был бы ты на его лекциях, и ты бы влюбился, иначе не бывает, его все боготворят. И я счастлива просто находиться рядом. Неужели твоя жена не уникальна, неужели ты не любишь её…как же жить без любви, без уважения, без…

- Мы живем без страсти, я для нее игрушка, слуга, сынок, она тоже старше меня, как и твой муж, у нас ничего общего, я лишь слуга, красивый слуга…

- Не может быть. Ты не разобрался. Всё же, вы прожили годы вместе, вы должны любить друг друга, или хотя бы уважать, быть друзьями…

- Без страсти, без любви?

- Дружба между мужем и женой тоже должна быть. И это прекрасная основа любого брака. Я стараюсь быть хорошим другом мужу, и страсть…её у нас тоже нет, но это не мешает любить. Совсем не мешает.

- Катя, ты задумываешься хоть иногда где твой такой уважаемый супруг пропадает ночами, неужели ты веришь, что это работа, а не другие женщины. Неужели ты на столько слепа! Посмотри на себя, ты еще красива, но это ненадолго, ты наверняка пользовалась бы успехом у мужчин, а живешь словно прислуга, наготове услужить, горничная…как и я – лакей!

Она влепила мне пощёчину и убежала. Вечер был напрочь испорчен. По дороге в свой номер я заметил целующуюся пару у соседней двери, затем послышались смех, музыка и характерные звуки за стенкой. Меня переполнял гнев. И зачем мне попалась наивная дура. Возвела в боги старого ублюдка, который наверняка до сих пор развлекается с молоденькими студентками, готовыми немного потерпеть ради диплома.

Позвонила жена, последовала пустая беседа ни о чем, я не мог скрыть своего раздражения и ссылаясь на головную боль закончил глупый рассказ о мопсах, погоде и прочих неинтересных мне вещах. Ночь конечно же была лишена сна и покоя, начался нескончаемый разговор с самим собой. Я укорял себя за необдуманность, зачем было нападать на нее, нужно было на жалость к ней нажимать, а потом рассказать сказки о вечной пламенной любви, и она бы сдалась, любой женщине нужны мужские крепкие объятия...просто впервые…тут нужен повод, атмосфера, нежные слова и алкоголь.

Я вышел на балкон покурить, опустив взгляд внизу увидел её головку, она положила голову на сложенную на перилах балкона руку, видно сидя в кресле и смотрела казалось куда-то в сторону моря. Тоже думает обо мне. Наверняка! Но тут я услышал всхлипывание, она плакала, тихо, жалобно, по-детски…мне стало по-настоящему совестно. Вдруг ей впервые от меня пришлось услышать такие, казалось бы, обыденные вещи, как наверняка многочисленные измены мужа, и укоры за её глупую преданность придуманному кумиру…

***

Я не встречал её пару дней. Забеспокоился, узнал у администратора не заболела ли. Оказалось, да, приболела, не выходила, принимала завтраки и обеды у себя, и даже на ужин не спускалась, при этом было получено письмо от мужа. Подумать только письмо! Староверы ей богу, есть же телефон, зачем письма писать?! Но мне это было на руку, я вызвался отнести письмо и посетить больную.

Соблазн был велик, и я зашел в свой номер, отпарил конверт над струей горячей воды и передо мной явилось исписанное мелким, скупым почерком чужое письмо. Он писал, что не сможет к ней приехать, так как его попросили сопроводить комиссию, провести семинар и прочее, прочее, сообщал также, что его работа были одобрена и он получил признание, что и отметят они с коллегами в ближайший выходной день, советовал и ей не скучать. Ни слова нежности, ни слова о том, что скучает, скорее хвальба собой. Самодовольный нарцисс! Это письмо и есть повод.

Я принял душ, переоделся, надушился, и в предвкушении, потирая руки, направился в номер к той, что стала мне желанной, очень желанной, это даже немного будоражило, у меня как я заметил тряслись пальцы…я поспешил к Кате. Постучав к ней и не услышав ответа, я толкнул дверь, она оказалась незапертой. Я быстрым шагом проследовал в спальню и смело распахнул дверь (словно я её супруг, меня пугало её безмолвие, и я уже по-настоящему скучал по её глазам, по её голосу, по её сладкому аромату).

Она с закрытыми глазами, свернувшись, укрытая легким покрывалом, лежала в постели. Я тихо подошел к кровати и тронул её за плечо.

- Катя, это я, тут письмо, я думаю это важно, может твой муж приезжает…

Она тут же распахнула глаза и уставилась испуганно на меня.

- Вы…это ты. Я не закрыла дверь…голова кругом, не сплю ночами…давай скорее письмо, я прочту, он наверняка приезжает, я его так просила, мы еще никогда не были вместе, вдвоём, наедине…Она разорвала конверт, судорожно развернула письмо и её взгляд забегал-запрыгал по строчкам. Чем ниже опускались ресницы, тем более глаза наполнялись слезами. Она закусила по привычку нижнюю губу, до крови, ей было больно, по-настоящему больно, лоб прорезали морщины, она скомкала письмо и отбросила от себя.

Впервые я увидел гнев, промелькнувший в её теперь темно-серых глазах. Я присел на кровать, начал шептать-твердить, о том, что она заслуживает лучшего, она рождена для любви и я люблю её и я хочу только её, я целовал её руки, она их отнимала, но я вновь и вновь хватал её пальцы, обнимал её, прижимал, покрывал поцелуями мягкую гладкую медовую кожу шеи, впился в её губы, схватил, не выпускал, она слабо сопротивлялась, плакала, но наконец целовала в ответ. Сдалась.

После сладкой схватки, растянувшись, всё еще сжимая в своих объятиях мою сладкую женщину, я почувствовал блаженную негу во всем теле, и в голове, было так хорошо, беззаботно, словно прошли не минуты, а годы с той, кто впервые стал так мне необходим…Временное, но всё же это лучшее лекарство от тоски. Мы лежали в абсолютной тишине, пока рассвет полностью не поглотил нашу комнату, осветив все предметы мебели, и озарив наши обнаженные тела. Она быстро натянула по горло простыню, которая полностью высвободилась из оков кровати.

Я встал, начал одеваться, собираясь уйти, чтобы затем спуститься к завтраку.

- Катя, встретимся внизу, вставай, теперь уж тебе не до хандры…

- Ты меня презираешь?

- Почему?

- Думаешь я такая же как все, падшая…Да, наверное, это так. Стыдно то как. Стыдно! Я не хотела, даже не…

- Перестань. Это было здорово, у нас масса времени впереди, проведем вместе, а не в одиночестве.

Я посмотрел на нее напоследок, уходя. Она сидела неподвижно, устремив почти прозрачно-серые глаза в пол, действительно похоже на стыд…Странно. Ну ничего, просто впервые, хотя далеко не молода. Зачем хранить верность тому, кому не нужна…загадка.

Она спустилась к завтраку, присела за мой столик, всё также не подымая ресниц. Мне стало её жаль, по-настоящему, она была похожа на совсем юную особу, которая лишилась девственности. Я увлёк её рассказами о заграничных курортах где бывал неоднократно, она с интересом слушала, в ответ говорила, что её супруг облетел весь земной шар, но её с собой никогда не брал, его сопровождали всегда студенты, студентки, коллеги…

Она откровенно поведала о своей жизни, ничего не скрывая, как казалось впервые выговариваясь. Слушая её, я понял, что жизнь её была серой, ничем не примечательной, поначалу муж испытывал к ней влечение и интерес, но сделав вывод насколько ординарная личность его супруга – утратил к ней интерес. Он был очень самолюбив, а многочисленные поклонники и поклонницы его ума, таланта, всё больше и больше отдаляли его от супруги, которую он воспринимал теперь только как прислужницу. С ними жила его очень престарелая мать Зинаида Аристарховна, которая изводила Катю придирками, она нападала на неё ежедневно, принижая перед мужем, и муж посмеивался над Катей, как над неумелой хозяйкой, неумной собеседницей, чем очень её ранил. Катю он уже стыдился, прятал и даже при его гостях она лишь подавала напитки, приносила блюда и держалась в тени, примирившись с ролью преданного наблюдателя за бурной жизнью обожествляемого супруга. Своих же родителей и родственников Катя не могла пригласить, это ей запретила Зинаида Аристарховна, чтобы те не осрамили их дом, как известный всем культурный центр их городка.

- Так почему не ушла? Почему не бросила его?

- Люблю…любила. Я восхищалась им. Знаешь, я не замечала. Честно не замечала. Я как бы жила, смотря на себя со стороны, как будто это не я…только сейчас ко мне вернулось ощущение, что соединилась и душа, и тело и что я ждала именно тебя… Только вот здесь, с тобой, я увидела, что шла за ним как слепая…

- Мы всегда идём не туда.

- Что?

- Понимаешь, я думаю все люди всегда идут не туда…Даже твой супруг. Он идёт к славе, к почитанию, к восхвалению. Да, сейчас вьются молоденькие студентки, но это закончится, и он осознает, что по-настоящему никому не нужен, мать умрет, ты разлюбишь, да уже разлюбила, и вся эта чепуха – слава, почет в пыль рассыплется, и будет близиться смерть и он поймет, что всю жизнь шел не туда…И ты поймешь, да уже поняла, что слепо следовать за кумиром – это тоже идти совсем не туда. И я вот понял, что шел за деньгами и пришел совсем не туда…а главное теперь точно не смогу вернуться обратно. А ты сможешь?

- А куда мне…ты возьмешь меня с собой?

- Куда? У меня нет денег! Она же всё понимает, поэтому ни копейки, иначе бы давно сбежал.

- Тогда куда же мне, куда…

В раздумьях мы отправились на прогулку. На ней было скромное розовое платье, полностью скрывающее от шеи до пят. Вообще я заметил, что она очень скромна, даже целомудренна несмотря на возраст и прочее, она всегда прикрывала грудь, носила длинные наряды, не пользовалась косметикой и духами. И при этом так манила к себе стойким медовым ароматом… Сидя на скамье я прижимал её к себе и погружал лицо в её пушистое облако волос, вдыхая сладкий запах. Голова кружилась, сердце учащенно билось, я хотел эту сладкую женщину.

Две недели нашего отпуска пролетели, как один час. Мы спали очень мало, стараясь как можно больше времени бодрствовать, и говорили-говорили. Я рассказал ей как казалось всю свою жизнь: счастливое детство в деревне у бабушки, ранний уход родителей и бедность, описал как мне было стыдно в школе, как я заболел идеей о богатстве. И как добился своего. Я рассказал, как соблазнял и соблазнялся. Она не укоряла, слушала внимательно, не перебивая, гладила меня по щеке, по волосам. Нежные прикосновения её пальцев к моей коже отзывались мурашками, казалось это не пальцы, а перышки…перышки крыльев ангела. Мне чудилось, что облака наполняют комнату, когда мы говорим, всё становилось иным вокруг. Я впервые полюбил. Я осознал это к самому концу отпуска, за день до отъезда.

Конечно, я не вправе был просить её остаться, да и что я мог предложить, я мучился, но не хотел мучить её. И вот мы стояли друг против друга на вокзале. Мой поезд отъезжал раньше её на целых пять часов, но она решительно сказала, что проводит меня и останется на перроне, не в силах возвратиться туда, где мы были счастливы, а теперь там уже не будет меня.

Она смотрела на меня небесно-серыми глазами, полными слёз, молча, она не могла говорить, и я увидел в её глазах всё, что она не могла произнести: «Останься! Возьми меня с собой! Я люблю тебя! Давай сбежим!»…

Мои глаза увлажнились, нестерпимо хотелось плакать, я мысленно отвечал ей: «И я тебя люблю. Но. Куда нам податься? Я не вправе тебя обрекать на трудности, на бродяжничество…мне некуда тебя привести…я трус!»

Мы взялись за руки и направились в привокзальное кафе. Оставалось пол часа. На столике я увидел развернутую, забытую кем-то газету. Бросилось в глаза объявление – работа, на маяке Финского залива! Я судорожно вцепился в газету, читал подробности: опыт не требовался, обучение, питание предоставлялось. Требовалась семейная пара с ПОСТОЯННЫМ проживанием!

- Ты любишь море, ты не побоялась бы жить вдали от всей цивилизации – никаких развлечений, ни магазинов, ни музеев, ни…?

- Да! Да! Я…я с тобой… куда угодно!

- Мне кажется я нашёл, я нашел куда идти, куда мы пойдем вместе…


Иллюстрация автора.